Верой и правдой

ПОВЕСТЬ





«…Честь всех деяний человеческих должна быть первым подвигом и живым образом всех достоинств, заслуг и добродетелей…»

Пётр Александрович Румянцев,
русский полководец, генерал-фельдмаршал.
























Пролог

Заканчивалось предпоследнее десятилетие ХХ века — сложное, лихое, с войнами и межнациональными конфликтами, террористическими актами и мятежными настроениями людей внутри многих государств.
Начальник военного гарнизона – командир танкового полка полковник Сергей Григорьевич Присяжнюк, считавшийся «щитом и мечом для своих подчинённых», в связи с участившимися случаями нарушений дисциплины решил провести собрание офицеров гарнизона с незамысловатой повесткой дня: «Дисциплина – залог высокой боевой готовности воинских частей». Зная, что молодые офицеры, прибывшие из училищ, а также после окончания военных кафедр высших учебных заведений – весьма образованные люди, понимал, что одним напором и запугиванием их не проймёшь. К подготовке собрания отнёсся изобретательно. Перечитал массу литературы, рекомендованной политструктурами, однако нужных слов, таких, чтобы пронять душу молодого грамотея и заронить в неё зёрна уважения к дисциплине, порядку и почтению к военной форме, так и не нашёл. И тут вспомнил, что во время обучения в академии у своего товарища – ассирийца Артура Иванова, у которого было полное собрание сочинений И. В. Сталина, брал труды вождя. Вот где были слова, способные убедить любого!
Во второй половине дня Присяжнюк заглянул в гарнизонную библиотеку и удивился тому, как она опрятно обустроена: книги на стеллажах выстроены, как солдаты в строю, переложены цветными закладками. На некоторых полках из красивых самодельных кашпо свисали вьющиеся растения, ниспадавшие зелёным водопадом. Читальный зал небольшой по размерам, но аккуратно прибранный. Радовали глаз цветущие разноцветные фиалки на подоконниках.
Полковник от неожиданности остановился: «Оказывается, в нашем захолустном гарнизоне есть очаги настоящей культуры». Его размышления прервал приятный голосок:
– Здравствуйте, Сергей Григорьевич! Проходите, пожалуйста. Обижаете вы нас! За полгода пребывания в гарнизоне первый раз посетили.
К нему вышла красивая шатенка и, увидев замешательство полковника, улыбнулась.
– Проходите же!
Присяжнюк долго не мог найти слов, чтобы ответить этой пригожей женщине. Затем нашёлся:
– Добрый день! Вы правы, простите. Работа закружила. У вас здесь уютно и выбор литературы приличный.
– Да, я горжусь этим. По почте выписываю новые интересные книги. Кроме того, с помощью школьников собираю макулатуру и потом меняю на уникальные издания. Могу вам похвастаться: наши молодые офицеры приходят за книгами, а те, что в одном экземпляре, читают в читальном зале; многие книги передаются из рук в руки. Кстати, ваша супруга тоже пользуется моей библиотекой.
Присяжнюк удивился: Светлана и книги? А ему казалось, что в последнее время она только бразильскими сериалами увлекается. Заведующая библиотекой, словно отгадав, о чём думает полковник, объяснила:
– «Унесённые ветром» Маргарет Митчелл вчера взяла.
– Да?! – вырвалось у полковника. – Спасибо.
А в голове пронеслось: «Унесённые ветром» – это что, о нас с супругой? И кто такая эта Митчелл? Да Бог с ней, с этой Маргарет! А ведь Света у меня на высоте – первая нашла лучший в гарнизоне источник культуры!».
– Так что будем читать товарищ полковник?
– Мне бы Сталина.
– Кого?!
Присяжнюк понял, что сказал что-то не то, но повторил:
– Мне бы сочинения Сталина.
Заведующая замялась; произведений Сталина в свободном доступе не имелось: в своё время они были изъяты из фондов библиотек и уничтожены. Но затем рассудила, что начальник гарнизона – человек образованный и, если так сказал, то они действительно ему необходимы. Вслух же ответила:
– Меня зовут Ольга, по отцу Владимировна. Понимаете, Сергей Григорьевич, в библиотеке таких книг в наличии мы не имеем. Однако если они крайне нужны, то я могу предложить из своих запасников. Мой отец служил в НКВД, от него осталась библиотечка, там есть и полное собрание сочинений Сталина. Только они находятся у меня на квартире.
– Извините.
– Нет-нет, что вы! Если они необходимы, то я завтра же через свою помощницу передам их вам.
– Спасибо, очень буду благодарен.


ГЛАВА ПЕРВАЯ

Прошло пять лет…
Присяжнюк сидел в просторном кабинете здания штаба, которое возвели за время его командования полком. Расслабившись, он резко откинулся на спинку кресла. Словно обидевшись, кресло издало жалостливый звук, настолько неприятный и громкий, что даже гудение «повелителя погоды в доме» – кондиционера – не смогло его заглушить. Разговаривая сам с собой, полковник с грустью произнёс: «Эх, Серёжа! Сколько раз тебе говорил: займись физкультурой! Брюшко растёт. Так нет! Из кабинета – в служебный автомобиль и… А ведь был молодым. – Присяжнюк задумался. – Да и сейчас не старик, что это я разбрюзжался?»
Подойдя к шкафу, полковник открыл дверцу с зеркалом, посмотрел: на него глядел седеющий, чуть выше среднего роста, плотного телосложения, с серо-голубыми глазами и пышной, слегка кучерявой шевелюрой военный. «Стареем, брат, – подумалось ему, – стареем». Верно однажды подметила супруга: «Заниматься нужно собой, Серёженька». А ведь она права!
Он сделал несколько приседаний, принял положение «упор лёжа» и отжался десять раз. Попробовал отжаться на одной руке, как раньше мог, однако под тяжестью собственного тела распластался на полу. Поднялся, отряхнулся.
Немного постояв, решил продолжить испытания: «Ну-ка, полковник, согнёмся в поясе и пальчиками рук достанем пол». Согнуться-то согнулся, а вот от кончиков пальцев до пола... Попробовал, но животик мешал, к тому же ноги в коленках прогнулись и раздвинулись в стороны. После такой неудачи резюмировал: «Да Серёжа, был ты рысаком, а стал немощным стариком. Ну, негоже так, брат! Стыдно же перед молодёжью».
Жена у Присяжнюка, несмотря на годы, всё ещё оставалась красавицей. Удивительные голубые глаза и сердечный характер – далеко не все достоинства, за которые он когда-то её полюбил. Правда, в последнее время на её устах всё реже появлялась улыбка, чаще – грусть. Это его раздражало, но он оправдывал её настроение частой сменой военных гарнизонов, друзей, соседей, неустроенностью быта, да и дочь со своим суженым доставляли хлопот, потом ещё болячки его и её…
Сергей Григорьевич поднял телефонную трубку и долго держал возле уха, о чём-то размышляя, затем начал накручивать диск. В трубке послышались длинные гудки, следом что-то щёлкнуло, и раздражённый голос ответил:
– Слушаю.
– Светик, это я, моя лапа. Ужин готов?
– Пока нет. Колбаса закончилась, молока – полпакета.
– Милая, картошечки отвари, из свиной вырезки отбивные поджарь. Огурцы, капусточка, помидоры свеженькие есть – салатик смастери, маслицем заправь, только нерафинированным. Кипяточек поставь, чаёк организуем. В крайнем случае, вареники с творожком сваргань, как в молодости делала.
– Придёшь домой, решим.
В трубке раздались короткие гудки.
Присяжнюк положил трубку и снова откинулся на спинку кресла. Долго сидел молча. Что творилось у него в голове – о том было известно лишь Всевышнему. Потом поднялся и стал вышагивать по кабинету. Под столом заметил обрывки бумаги, пыль, да и ножки стола грязные: «Уборщице завтра сделаю замечание».

ГЛАВА ВТОРАЯ

Полковник остановился у окна, долго смотрел на тускло освещённую территорию спортивного городка, ряд выстроившихся шеренгой тополей и неожиданно для себя заметил среди них одинокую берёзку.
– Смотри-ка, устроилась, красавица, и как я тебя раньше не заметил?!
Берёзка ветвями переплелась с тополями, и только белый с еле заметными чёрными чёрточками белый ствол ярко выделялся на фоне тёмно-серых деревьев, да игриво свисающие ветки-косички выдавали красавицу.
«Да, Сергей Григорьевич, плохо ты изучил территорию своего гарнизона: возле собственного штаба берёзка, а ты…» – полковник плюхнулся в кресло, которое снова жалобно заскрипело. В голове, как в калейдоскопе, пронеслось: «Берёзка. Галя, Галочка. Как ты, моя первая любовь?».
Ему вспомнилось, как провожал своего Галчонка в школу и домой, неся её портфель, как кружился с ней во время занятий в школьном танцевальном кружке. Как пьянил запах душицы, исходивший от её смолистых волос, ожидал прикосновений её рук, током отдававшихся в его юном сердце. А какие у неё были красивые тёмно-коричневые, немного с косинкой глаза! Посмотришь в них – и пропал! А брови – чёрные, дугой, густые и длинные ресницы... 
Он любил наблюдать, когда она в ситцевом цветастом платьице с огромным белым бантом в тугой косе шла по улице. Платье словно играло с ветерком, и Сергею казалось, что она не идёт, а плывёт по воздуху.
Он ощущал взаимность, и от этого на душе становилось так хорошо! Галина улыбалась при встречах, с упоением рассказывала разные истории, а он, идя рядом, слушал с открытым ртом. Вечерами фантазировал о будущей совместной жизни со своим Галчонком.
Они росли, взрослели. Менялись и отношения. Бывало, бродили по селу до утра, а дома получали нагоняй от родителей. Их не страшил нудный осенний дождь и лёгкий морозец под утро. Галинка радовалась быстро проносящимся рваным, седым, тяжёлым облакам:
– Смотри, Серёженька, словно белогривые игривые лошадки, а эти, эти – словно уставшие тяжеловозы. Гляди, Серёж, белогривые обгоняют тяжеловозов. Так и в жизни: одни живут, трудясь и радуясь жизни, другие по жизни плетутся, словно волокут тяжёлый воз.
– Белогривые выше плывут, они легче, потому и летят.
– Серёженька, у тебя и доли фантазии нет! Да, они легче. Это не потому, что им легко, а потому что они в жизни проще, хотя… Вот ты, например, весь такой основательный, целеустремлённый, сказать – зануда, так нет, ты... Ты – как те нижние тяжёлые облака, ты тяжеловоз. А я – как белогривые… – она задумалась.
Зимой они вместе ходили на лыжах в соседний лес, катались с горки, радовались жизни, и казалось, им больше никто не нужен. 
– Серёжа! Смотри, как красивы берёзы! – Галина прислонилась к одной из них. – Словно невесты! А продольные чёрные чёрточки на белой коре – словно кто-то, шутя, нарисовал, а может, это Бог так выделил красавиц? Гляди, две берёзки склонились друг к дружке, словно подружки…
Галя задумалась. Ведь у неё из-за дружбы с Серёжей нет настоящей подруги. Дружила с Аней Прасоловой, но та однажды категорично заявила: «Я или Серёжа!»
– Галь, слышишь, как дятел выбивает дробь… Кушает, наверное.
– Серёж, у тебя ни капельки выдумки – ку-ша-ет. Он барабанит как школьный барабан, и только для нас. Прислушайся!
– И вправду! – восклицал он, соглашаясь с любым её капризом.
– Серёженька, ты езжай, прокатись с нашей горки, а я немного постою, потом подъеду.
Сергей замечал, что берёзы всегда нравились Галине. Когда они оказывались в лесу, она прижималась к одной из белоствольных красавиц и о чём-то подолгу шепталась с ней.
А когда приходила весна, он приносил букетики самых первых цветов любимому Галчонку, подснежники – такие синие, нежные и красивые. Но Галя почему-то любила крупноголовые, ворсистые тёмно-синие «колокола» – цветы со странным и немного загадочным названием «сон-трава». Потом наступало время душистого ландыша, разноцветных фиалок и колокольчиков…
И до чего же вкусен был берёзовый сок, который они добывали и с наслаждением пили из одной металлической кружки! Наверное, он был так сладок, потому что к кружке губами прикасалась Галя.
Однажды в школе во время встречи Нового года, кружась с ней в танце, как бы случайно прикоснулся к её губам. Какими они были сладкими, куда там берёзовому соку! Галина вздрогнула, оба покраснели, и словно испугавшись, что кто-то разгадает их чувства, смотрели только вниз или на кого-то из друзей.
После бала провожал её домой. Галя молчала, да и он чувствовал себя неловко, стыдясь своего поступка. Дорога к её дому, раньше казавшаяся очень короткой, в этот раз словно растянулась. Сергей обратил внимание, что Галя на этот раз – без своих пуховых варежек и замёрзшие руки прячет то в карманы, то трёт одну о другую. Он долго не решался предложить согреть её руки в своих, но в какое-то мгновение, когда Галина в очередной раз хотела согреть руки, он взял их в свои, словно боясь, что она их уберёт, начал отогревать тёплым дыханием, потом приложил к щекам, а она и не сопротивлялась.
В момент расставания Галя его поцеловала. Как он был тогда счастлив! Домой не шёл, а летел, опьянённый её поцелуем. А ночью она пришла к нему во сне…


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Однажды в местном клубе Сергей посмотрел кинофильм «Танкисты». Это был настоящий гимн легендарным танкам БТ-7, мчащимся в клубах пыли по равнине, прыгающим через овраги, с ходу преодолевающим неглубокие водные преграды, разящим противника огнём из пушки и пулемётов. В тот момент у него зародилась тайная любовь к этим грозным и восхитительным машинам. 
Зайдя в школьную библиотеку, обратился к библиотекарю:
– Вероника Степановна, а о танкистах или танках книги есть?
– К сожалению, нет. А почему ты спрашиваешь?
– Да… – замялся юноша.
– Если о танках хочешь узнать, так сходи к Ивану Спиридоновичу Чеботарёву, преподавателю математики, он командиром легендарной тридцатьчетвёрки на фронте был.
– Спасибо! – повеселел юноша.
Встречу с преподавателем он всё откладывал, но однажды в коридоре школы его окликнул Иван Спиридонович:
– Присяжнюк!
Сергей вздрогнул, остановился и развернулся в сторону педагога. Чеботарёв подошёл ближе, положил руку на его плечо и по-свойски сказал:
– Серёжа, после занятий приходи в учительскую, потолкуем о танках.
– Спасибо, Иван Спиридонович. Я обязательно зайду.
В тот же день после занятий, переминаясь с ноги на ногу, он стоял у двери учительской, не решаясь постучаться. Неожиданно дверь открылась:
– Заходи, Серёжа. Все ушли, я задержался, ожидая тебя. Проходи.
Их диалог, а вернее, монолог учителя затянулся до вечера. Чеботарёв любил танки, прекрасно знал их боевые характеристики, историю создания; мало того, войну он начал на танке БТ-7, горел, после госпиталя освоил танк Т-34 и на нём дошёл до Берлина. Затем был переезд по железной дороге в Китай, а там, на танке, преодолев Большой Хинган, громил уже японских милитаристов. Иван Спиридонович самозабвенно, с большим уважением и любовью рассказывал о танках, изредка заглядывая в глаза собеседника, слушающего, затаив дыхание, с приоткрытым ртом. Когда в кабинете стало темнеть, педагог спохватился:
– Что-то мы с тобой, Серёжа, заговорились. Наверное, твои родители волнуются, куда пропал сын, да и уроки необходимо подготовить к завтрашнему дню. Будет свободное время, заходи, поговорим о танках, а на сегодня достаточно. До свидания. – И, как равный равному, пожал руку Присяжнюку.
Вскоре прославленный танкист и учащийся подружились. Их можно было часто видеть вместе, о чём-то беседующими. Однажды Галина, надув недовольно губки, обратилась к Сергею:
– Серёж, ты в конце обучения в школе так полюбил математику, что с Чеботарём встречаешься чаще, чем со мной.
– Понимаешь, он танкист. Да и не Чеботарь он, а настоящий танкист, командир «тридцатьчетвёрки» …
– Я знаю, Серёжа, что он танкист, – прервала его Галя.
– Понимаешь… Я... я хочу стать танкистом, – выпалил юноша.
Накануне окончания школы Сергей уже знал, куда направит свои стопы, – в танковое военное училище. Получив аттестат о среднем образовании с отличием, обратился в военный комиссариат и заявил о своём желании. Выслушав его, работник военкомата предложил ехать сдавать вступительные экзамены в Челябинское военное танковое командное училище. И Сергей их сдал. Его зачислили на первый курс, и он с головой погрузился в науку, да так основательно, что на время даже потерял связь со своей возлюбленной. В свободное время, которого теперь было очень мало, мечтал о встрече со своей любимой, но написать письмо так и не решился.
И не заметил, как быстро бежит время. Вскоре подошла сессия. Курсанты старших курсов объясняли, что первой сессией закладываешь фундамент для дальнейшего обучения: закончишь отлично – так и пройдёшь до выпуска, угодишь в троечники – не выкарабкаешься. И он проводил дни и ночи за учебниками. Результат не заставил себя ждать: одна оценка – «хорошо», остальные – «отлично».
Особое удовольствие ему доставляло вождение танка, когда он сливался с грозной боевой машиной в единое целое, а она беспрекословно ему повиновалась. Сергей не чувствовал напряжения во время управления бронированным монстром, как другие, в это время ощущал себя одновременно Тулпаром и Зевсом-громовержцем, несущимся по небу на колеснице.
Не так просто давались отличные и хорошие оценки курсанту. Сказывалась усталость, порой во время ходьбы раскачивало из стороны в сторону, а вечером, упав на кровать, сразу засыпал. Он стойко переносил тяготы и лишения с одной только мыслью: отлично закончить семестр и поскорее вернуться домой, к своей Галочке. Ведь ей надо рассказать, как любит её, как тосковал по ней. А ещё поведать, какие грозные и красивые приручённые им танки.
Вот и последний зачёт позади, впереди – родное село, родители и Галчонок. От празднования окончания семестра в кафешке вместе с сокурсниками отказался, чтобы успеть в тот же день на поезд…


ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Сергей глянул на часы: четверть одиннадцатого, до отправки поезда пятнадцать минут, нужно торопиться.
Прихватив чемоданчик с личными вещами, он не шёл, а летел на железнодорожный вокзал. Вот и поезд. На перроне пусто, только проводница сиротливо ходит вдоль вагона и, чтобы согреться, хлопает себя руками по бокам. Она словно поджидала бегущего по платформе пассажира.
Раскрасневшийся от бега и мороза, с чёрными курсантскими, обрамлёнными по периметру золотистой полосой погонами, юноша на ходу протянул ей билет и запрыгнул на ступеньку вагона. Хозяйка «дома на колёсах» недовольно покачала головой, пробурчала: «Вечно они опаздывают», – и, войдя в тамбур, выставила наружу свёрнутые флажки. Поезд дёрнулся, она тут же убрала флажки и ловко закрыла дверь. «Ваше купе – третье», – подала билет курсанту.
Вагон, в котором предстояло ехать на малую родину, был плацкартным. Место, указанное в билете, находилось на правой нижней полке. Сергей остановился в проходе и осмотрелся. На указанном в билете месте сидели грузный розовощёкий мужчина и старушка. Он вежливо поздоровался и обратился:
¬ – Добрый день! Простите, разрешите мне занять своё место.
 Мужчина, кряхтя, поднялся и пересел на противоположную сторону, а старушка жалостливо взмолилась:
– Внучок, курсантик! Моё место на верхней полке. Я старая, мне забираться туда трудно. Давай поменяемся?
– Хорошо, бабуся, хорошо, – успокоил её курсант.
Забравшись на предложенное место, он быстро переоделся в спортивный костюм, на складывающиеся плечики аккуратно закрепил курсантское обмундирование и повесил на боковой ручке вагона. Удобно растянулся на полке. Поезд, постукивая колёсами о стыки рельс, нёс его к любимой. В купе гомонили пассажиры. Бабуля развернула свёрток и выложила на столик колбасу домашнего приготовления, кусок окорока. Запах защекотал ноздри курсанта. 
– Спускайся, курсантик, отведай, чего Бог послал, – обратилась к нему бабушка.
– Спасибо, я покушал в училище.
– Я тебе, внучок, того, что в училище подают к столу, не предлагаю, у меня домашнее. Спускайся.
Голодного курсанта долго упрашивать не пришлось, в следующее мгновение он сидел рядом с добросердечной бабулей.
Толстяк, сидевший напротив, наблюдая, как курсант аппетитно поглощает угощение, несколько раз облизнулся и полез в свой саквояж. Словно факир, извлёк из него бутылку красного вина, важно откупорил и медленно налил себе в стакан, после чего вопросительно посмотрел на курсанта.
Сергей отрицательно покрутил головой.
Толстяк, выпив, крякнул от удовольствия и сказал:
– Ну, как хочешь.
А бабуля, подавая очередной кусочек колбасы или окорока, рассказывала о своей жизни. Но уставший, не выспавшийся из-за подготовки к зачёту, курсант слушал её рассеяно. Тряхнул головой и вежливо поблагодарил:
– Огромное спасибо вам! Такой вкуснятины я не ел полгода, а может, и никогда.
– Тебя как звать, внучок?
– Серёжей.
– Ты куда, Серёжа, едешь?
– До Воронежа, а затем с пересадкой в Белгород.
– Ну, тогда отдыхай, я в Москву, ещё наговоримся. Отдыхай.
Сергей проворно взобрался на своё место. Глянул в окно. В вечерней дымке, словно соревнуясь с поездом, мелькали километровые столбы. Улёгся удобнее. Воспоминания ушедшего детства и отрочества легко унесли его в то счастливое время, время первой и, как казалось тогда, вечной любви. Когда утих гомон в купе, с нижней полки раздался густой храп толстого соседа, бесцеремонно прервавший его сладкие воспоминания.
Присяжнюк медленно, чтобы никого не побеспокоить, спустился на пол и вышел в тамбур. Долго всматривался в мутное окно, но так ничего и не увидел. Надышавшись прокуренным воздухом тамбура, вернулся. Сосед всё так же громко, с присвистом, храпел. Сергей легонько толкнул его рукой в плечо. Тот что-то недовольно буркнул, повернулся на бок и затих.
Курсант в свете дежурного фонаря купе долго рассматривал свернувшуюся в калачик короткостриженую, убелённую сединами, с тонкими чёрными бровями вразлёт бабушку-попутчицу. Вспомнил свою любимую бабулю Фросю, которая воспитывала его до школьного возраста, такую же добрую, заботливую. Вот только брови у неё были, пожалуй, шире, да волосы совсем седые. Припомнил, как своим озорством доставлял ей в детстве хлопот. Когда он «набедокурит», как говорила бабуля, тогда она хмурила свои серебристые, словно крылья чайки брови, делала вид, что очень осерчала, и прикрикивала: «Ну, сорванец, вот поймаю тебя и выпорю!». Однако через мгновение бабушка улыбалась и нежно продолжала: «Сергунчик, пошли варенички с творожком и сметанкой кушать, не то остынут».
Он не любил, когда его называли Сергунчиком-попрыгунчиком, но бабуля как-то по-особенному произносила эти слова – ласково, нежно. А сделанные бабушкой домашние, запечённые в русской печи колбасы со свиным мясом, чесночком и тёртой лаврушкой были такими вкусными!.. Сергей ощутил, как рот наполнился слюной, сглотнув ее, прикрыл глаза, восстанавливая в памяти время, прожитое у бабушки.
«Моя любимая бабуля, Царствие Небесное тебе, я тебя буду помнить вечно», – прошептал курсант и осторожно, чтобы не разбудить старушку-попутчицу, поднялся на верхнюю полку. Лёг на спину, и ему представилось: вот он, курсант ЧВТКУ, ладный, надушенный одеколоном, уверенно идёт по улице мимо дома своей возлюбленной. Она обязательно должна его заметить, ведь она его ждёт, а вечером...
Но судьба оказалась к нему незаслуженно безжалостной. Прибыв домой в свой первый короткий отпуск, Сергей узнал, что потерял свою первую любовь навсегда. Ко времени приезда Галина, его Галчонок, готовилась к свадьбе, только с другим парнем.
Всё стало немило курсанту. И чего он только не делал, чтобы отвлечься от грустных мыслей! Колол заготовленные осенью отцом сосновые пни, рубил дрова, ходил на лыжах в лес и там пропадал целыми днями, обнимая белокорые берёзки, к которым прикасалась его любовь, восстанавливая в памяти моменты встреч с Галиной, разрывая сердце на части. А вскоре он уже снова был в Челябинском училище. Свободного времени стало меньше, тосковать особенно было некогда – лекции, семинары, зачёты, экзамены, соревнования…
Друзья-курсанты ходили в увольнение, встречались с девушками, а потом рассказывали небылицы о своих похождениях. Ему всё это было чуждо и гадко, он был обижен на весь мир.
Пройдёт время, и однажды, во время встречи одноклассников через пятнадцать лет после окончания школы, он встретится со своей первой любовью. За разговорами не заметили, как подоспела утренняя зорька. Вот тогда он и узнал, как долго она ждала от него весточки…


ГЛАВА ПЯТАЯ

Присяжнюк запустил руки в свои густые волосы, опёрся на стол локтями и долго сидел молча, уставившись немигающим взглядом в висящий портрет министра обороны. Можно было подумать, что он решил пожаловаться ему на свою судьбу, но вдруг полковник встрепенулся, словно очнулся ото сна, привычным движением поднял телефонную трубку и набрал номер. Через несколько секунд услышал голос Светланы:
– Слушаю вас.
– Светик, это снова я.
– Серёж, ужин готов, приезжай. Прости, что нагрубила тебе. Тут наша дочь мои нервы на прочность испытывала. Вот я и сорвалась. Ты не волнуйся, ничего сэрьёзного. Приедешь, расскажу.
– Уже лечу.
– Жду тебя, милый. Люблю. Целую.
Присяжнюк положил трубку и снова откинулся на спинку кресла. По лицу скользнула улыбка: любят и ждут. Его просто распирало от радости, хотелось петь, хотя певец из него был никудышный. Да и танцор сомнительный. И всё же полковник схватил кресло двумя руками и закружился с ним в вальсе. Затем поставил на место и, что есть силы, закричал: «Есть ещё порох в пороховницах!». Щёлкнул клавишей селекторного устройства и после ответа дежурного: «Слушаю вас, товарищ полковник», отдал распоряжение:
– Передайте водителю, пусть готовит машину. Я выхожу.
– Есть.
Полковник ещё несколько раз присел, при этом сам над собой пошутил: «Обязательно, Серёженька, нужно заниматься физкультурой, а то облик военного можешь потерять». И добавил: «Прожил ты жизнь, полковник, а выйдешь на пенсию, и нечего будет вспомнить с ребятами за шахматным столиком под коньячок! Другие будут рассказывать небылицы о своих любовных похождениях, хотя…». И снова Присяжнюк зашагал по кабинету, о чём-то размышляя.
От раздумий его оторвал звук селекторного устройства. Нажав на клавишу, отозвался:
– Слушаю.
– Товарищ полковник, автомобиль готов! Водитель в машине.
– Спасибо.
Присяжнюк пошёл к выходу, по пути обдумывая, что могло произойти с их дочерью. Открыв дверь ГАЗ-31, молча уселся на заднем сидении. Водитель понял, что шеф чем-то расстроен. Обычно он шутил, а в этот раз был погружён в свои мысли. Не получив распоряжения начальника, куда следовать, спросил:
– Товарищ полковник, домой?
– Что? – переспросил Присяжнюк.
– Домой?
– Да.
– Есть!
Машина резво рванула с места. Присяжнюка втиснуло в сидение, но он этого даже не почувствовал. Уже выходя из автомашины, спросил:
– Лёша, ты поужинал?
– Конечно, Сергей Григорьевич! Я и с собой прихватил ломоть хлеба с маслом и два кусочка сахара.
– Молодец. Хотя и бытует такое мнение, что приказы легче выполнять натощак, однако есть и другое суждение: сытый воин – боеспособный воин. Сейчас машину в гараж, по возвращении в казарму позвонишь – и отдыхать!
Водитель заметил, что настроение шефа улучшилось. Полковник медленно, как всегда, когда находился в добром расположении духа, открыл дверку, а выйдя из автомобиля, аккуратно её прикрыл и направился в подъезд.
Лифт со скрипом поднялся на третий этаж. Не успел нажать на кнопку звонка, как дверь открылась. Жена – красивая блондинка в лёгком цветастом халатике – с нежностью в голосе сказала:
– Заждались мы тебя, хозяин.
Сергей обнял любимую:
– Знаешь, я так проголодался, что целого кабана съел бы сейчас.
– А как ты догадался, что я жарила свининку, а?
– Мне запах на площадке подсказал.
Приняв душ и переодевшись, зашёл на кухню. За прекрасно сервированным столом с улыбкой поджидала любимая.
За ужином Светлана поведала о проблеме, возникшей в семейной жизни их дочери.
– Пришлось ей сегодня рассказывать о том, как лучше строить отношения с мужем. Рассказывала, рассказывала, а она мне в ответ: «Да, тебе легко, у тебя спутник жизни – настоящий мужчина, а у меня?». И как расплакалась! Мне так жалко её стало. Но…  Ведь она сама выбирала. Помнишь, как нас донимала? Он такой-такой, он совсем как наш папа! В общем, разобрались, она успокоилась. Уходя, пообещала пересмотреть своё отношение к мужу и не устраивать больше истерик.
Ужин подошёл к концу. Присяжнюк поцеловал жену и пошёл отдыхать. Растянувшись на свеженькой, пахнущей какими-то цветами простыне, он вспомнил войсковую мудрость о том, что надёжный тыл – залог успеха в бою. Засыпая, подумал: «У меня тыл надёжен».


ГЛАВА ШЕСТАЯ

Утром, наскоро съев бутерброд с ломтём своей любимой докторской и опрокинув в себя пол-литровую чашку крепкого кофе, Присяжнюк поспешил к выходу. Открыл дверь подъезда и окунулся в утреннюю свежесть с нежным запахом роз, цветущих в палисаднике. Душа пела. Он вскинул вверх руки:
– Здравствуй, солнце золотое! Здравствуй, утро доброе!
На улице бушевало лето: яркость красок слепила глаза, ароматы цветов витали в воздухе. Утро, всего 6:30 на часах, а солнце тысячами лучиков-иголок пробивается сквозь густую листву тополей. Весело чирикают птицы, где-то выбивает дробь дятел. Сергей рукой дотянулся до тополиного листика, нежно, чтобы не повредить, погладил его, подумал: «Ты всё ещё сентиментален, полковник, но расслабляться рано – впереди трудный день».
По утрам Присяжнюк не вызывал служебный автомобиль. Он считал за счастье пройтись по просыпающемуся военному городку, ощутить утреннюю свежесть, помечтать, улыбнуться, здороваясь с прохожим.
Он вспомнил, как грыз гранит науки в аудиториях милого сердцу ЧВТКУ. Первый семестр оказался трудным, но именно он давал старт на дальнейшее обучение. Поэтому он легко усваивал материал и вскоре был в числе лучших учеников курса. Правда, со спортом поначалу не ладилось, однако упорным трудом и в этом догнал своих друзей. Сначала догнал, а затем и обошёл многих, стал защищать спортивную честь учебного взвода, потом всего курса. И всё было бы хорошо, только мысль о потере Галины не давала покоя. Когда ребята уходили в увольнение, он шёл в библиотеку или спортивный городок.
Его друг Василий был из категории городских интеллигентов, которые любят военную форму, чтут распорядок, ведут себя уважительно со старшими. Он был не «ботаником», а настоящим военным. Его походы в увольнение всегда сопровождались посещением кино- и драмтеатров, музеев и парков, где на открытых площадках давали бесплатные концерты заезжие вокально-инструментальные коллективы. Когда Василий возвращался в общежитие, всегда рассказывал об увиденном своему товарищу.
Однажды Сергей поддался на уговоры друга, решил пойти с ним в увольнение. Это был его первый самостоятельный выход в город. До этого их водили строем и только на экскурсии, запланированные учебной программой. Первая была в цеха огромного завода, выпускающего грозные танки и гусеничные трактора.
Гигантские сталеплавильные печи и маленькие люди, шастающие по цеху, тысячи мелких брызг жидкого бело-жёлтого металла, выливающегося из огромного ковша в подготовленные формы, огромные станки, прокатывающие сталь, – всё это не могло не впечатлить сельского юношу. Но больше всего запомнился цех сборки танков. Летящие по воздуху многотонные башни с длинными пушками напоминали сказочных слонов, а люди, больше походили на муравьёв.
Сергей радовался тому, что скоро станет танкистом – настоящим хозяином и повелителем этих бронированных монстров.
А ещё водили в авиационное училище военных штурманов, где он увидел чудо того времени – реактивный истребитель МиГ-21. Самолёт походил на длинную трубу с непропорционально маленькими крылышками по бокам. Сергей удивился, как же такая «труба» может летать? Его мнение поменялось после просмотра учебного кинофильма. Более того, теперь он разделял гордость создателей этого красавца и понимал, почему МиГ-21 был настоящей грозой для сухопутных войск и летательных аппаратов противника.
Были экскурсии в другие памятные места, важные, как говорили – для формирования социалистического мировоззрения и любви к родному Отечеству.
Однажды привезли к проходной педагогического института и объявили, что по «обмену шефских связей» их пригласили на праздник. Что тут началось! Ребята радовались, что попали как бы в рассадник красоты. Девчата переговаривались и бросали взгляды то на одного, то на другого курсанта. И лишь на Сергея этот поход впечатления не произвёл. Он сторонился девушек, хотя там были очень красивые блондинки и брюнетки, шатенки и русые, худощавые и толстушки, высокие и миниатюрные, в шикарных бальных платьях и скромно одетые. За весь вечер он станцевал только с одной очень красивой брюнеткой, и то она была подругой Софии – подружки Василия.
И вот первое самостоятельное увольнение для Сергея. Друзья наметили план: посетить зоопарк, заглянуть в парк культуры «Комсомольский», прокатиться на колесе обозрения, которое было видно с любой точки территории их учебного заведения. Когда подошли к входу в зоопарк, навстречу вышли две девушки, в которых он узнал тех самых девчат из пединститута. Подруга Василия улыбнулась:
– А ты, Вася, у меня молодец! Слово держишь!
Василий и Сергей, здороваясь, по очереди поцеловали протянутые руки девушек. Темноглазая брюнетка чуть задержала руку Сэргея в своей и певучим голоском представилась:
– Лера. А я вас знаю! Вы – Сергей. Нам Василий рассказывал о вас много хорошего.
Присяжнюк покраснел и невпопад ответил:
– Приятно с вами познакомиться. Сергей.
– А я – Лера, – в тон ему повторила девушка, и все дружно рассмеялись.
В тот день они так и не попали в зоопарк. Просто бродили по улицам города, который тогда показался Сергею очень большим и необычайно красивым. Василий с Софией отстали, и они с Лерой остались на какое-то время вдвоём.
Сергей узнал, что она – коренная жительница Челябинска, её родители жили и работали здесь же. Отец, бывший фронтовик, был инженером конструкторского бюро, трудился на предприятии, где изготавливали танки, а мама – педагог – дни напролёт пропадала в местной школе. Проживают в частном доме. Лера с неподдельным восторгом рассказывала о достопримечательностях города и его жителях.
Неожиданно их окликнул Василий:
– Ребята, пора по домам!
Проводили девушек до общежития, отправились в училище. На обратном пути Василий поведал:
– Классная девушка Лера! Знаешь, она ведь влюбилась в тебя с того памятного вечера, с первого танца, можно сказать – взгляда! А ты, бука, за вечер не проронил ни единого словечка. Она хорошая. Софочка мне все уши прожужжала: пригласи Серёжу, пригласи Серёжу – подруга с тоски пропадает!
– Спасибо, друг.
– Серёж, ты в курсе? Они обе еврейки.
– Ну и что? Они люди в первую очередь. А мне Лера понравилась! У меня такое ощущение, что я к ней сердцем прикипел.
– Попался, дружок! С первой встречи влип!
– Не влип, а прилип!
– Так хотя бы спасибо сказал. Или будешь и дальше зверьком на меня смотреть?
– Огромное спасибо, мой бесценный друг! Кажется, что с этой встречей для меня снова открылся смысл жизни.
Дальше они шли молча, каждый думал о своём. Сергей думал о Лере…
Дни учёбы тянулись, а встречи казались ему такими краткими. Он с Лерой мог целыми вечерами просиживать в парке на скамейке за разговорами. Она знала очень много стихов и самозабвенно читала их. Любили они также посидеть и помечтать у фонтанов на Кировке. Частенько ездили на озеро Смолино – живописное местечко, отлично подходящее для романтического настроя, которое испытывали оба. 
Однажды Лера попросила там постоять, пока она отлучится на минутку. Это заинтриговало. Она отошла на небольшое расстояние и вдруг начала что-то шептать. Как ни напрягал Сергей слух, услышал только слова: «Яхве, я люблю Сэрёжу, помоги», но что было сказано до и после, он так и не смог разобрать. Спустя какое-то время решил узнать, что означает слово «Яхве» и как-то в разговоре с ней употребил его. Лера удивлённо спросила:
– Серёженька, откуда ты знаешь имя нашего Бога?
Он даже опешил от неожиданного ответа и машинально проговорил:
– Это так называется ваш Бог?
В ответ услышал:
– Так говорится в Библии.
Лера замолчала и больше к этому не возвращались. Но покоя Сергею эта тема не давала. С вопросом о еврейском Боге Присяжнюк обратился к преподавателю философии Гольдману Эдуарду Самуиловичу. Тот долго смотрел на него, затем ответил:
– Если это вам так важно, то я объясню.
И слово своё сдержал. Пригласив Сергея в преподавательскую, Гольдман раскрыл небольшую толстую книжицу, начал читать и демонстрировать некоторые слова, как они выглядят написанными на иврите, попутно разъясняя, что они значат. Это звучало немного таинственно:
– Когда Моисей спросил у Него, какое Божье имя Он может назвать народу, Бог сначала сказал: «Ehyeh asher ehyeh» («Я ЕСМЬ, КТО Я ЕСМЬ»), а затем сократил до «Ehyeh» («Я ЕСМЬ») – по-еврейски «Яхве», ставшее Его именем.
Сергей понял, к кому обращалась возлюбленная, но за какой помощью – так и не разобрался.
Однажды Лера поведала легенду, почему в городе и окрест так много озёр. Из рассказа следовало, что, пролетая над миром и осматривая свои необъятные владения, Бог случайно разбил зеркало, осколки которого упали на прекрасный город, где жили добытчики самоцветов. Город тот находился в Уральских горах, на правом берегу реки Миасс, и основан был в 1736 году как русская крепость в урочище Челяба.
В краеведческом музее Сергей узнал, что эта крепость являлась одним из звеньев укреплённой линии, сооружённой для безопасности Оренбурга. Название города происходит от тюркского имени Челеби («царевич», «образованный»). С 1743 года Челябинск считался центром Исетской провинции. В 1774 году крепость заняли отряды Емельяна Пугачёва. В годы Великой Отечественной войны в Челябинск эвакуировали около 60 промышленных предприятий, в том числе из Москвы и Ленинграда. Город стал одним из крупнейших в СССР производителей бронетанковой техники – его иногда называли Танкоградом.
Время шло. Их встречи продолжались. Когда в репертуаре драматического театра имени С. М. Цвиллинга появлялись новые спектакли, Лера приобретала билеты, и они в числе первых приходили на премьеры. С замиранием сердца смотрели постановки чеховского «Вишнёвого сада» и «Чайки», пушкинского «Каменного гостя», восхищались «Коварством и любовью» Шиллера.
Ему было хорошо и интересно с Лерой. Он, простой сельский юноша, через неё познавал мир, культуру, историю.
Однажды его любимая, опустив взгляд, произнесла:
– Серёжа, мои родители очень хотят познакомиться с тобой. В следующее воскресение приглашают тебя к нам домой, конечно, если ты не против.
Затем боязливо заглянула в его глаза, опасаясь, что откажется.
Сергей действительно боялся встречи с её родителями: они – состоявшиеся люди, имевшие профессии и большой жизненный опыт, а он только курсант военного училища.
– Хорошо, я согласен.
Готовился к встрече основательно. Купил и пришил на парадную форму новые погоны, а они к тому времени стали сэржантскими (как-никак его назначили командиром учебного отделения!). Долго утюжил брюки, натирая их изнутри хозяйственным мылом и пропаривая через влажную ситцевую тряпицу, пока не добился идеальных стрелок (у военных говорят так: чтобы, пролетая мимо, комар о стрелки на брюках обрезал свой хоботок). Тщательно подготовил китель. Начистил до блеска латунные пуговицы. Прикрепил на левой стороне кителя комсомольский значок. На правой – знак «Воин - спортсмен I степени» красного цвета и зелёный знак «II спортивный разряд». Выгладил рубашку и галстук. До блеска начистил ботинки.
Василий, наблюдая за другом, съязвил:
– Э-э, брат, так ты уже свататься идёшь?
Сергей отмолчался.
Пришло воскресенье. С утра он не мог найти себе места и предложил другу:
– Василёк, давай на пару в гости пойдём?
Друг развёл руки в стороны:
– Извините, нас не приглашали.
…Переступив порог проходной, Сергей неожиданно встретился с Лерой. Она была очень бледная. Заподозрив неладное, спросил:
– Что случилось, Лерочка?
– Папа... – зарыдала девушка. – Папа узнал, что ты русский, к тому же военный. Он запретил мне с тобой встречаться!
Она подошла, обняла его:
– Я так люблю тебя, Серёженька!
Взявшись за руки, пошли в Комсомольский парк, на «свою» скамейку в тиши огромных лип. Там Лера дала волю эмоциям. Она плакала и сквозь слёзы говорила о любви к нему, а он её утешал. Затем прильнула своими пухленькими губками к его обветренным и, испугавшись этого порыва страсти, отпрянула. Вслед за тем снова начала его целовать, причитая: «Как я буду жить без тебя? Я умру, умру…». Сергей, как мог, утешал возлюбленную, клялся ей в вечной любви, обнимал, целовал.
Расстались они поздно вечером у калитки её небольшого аккуратного домика. Она припала к нему всем телом и целовала, целовала, а он ей отвечал. Он и не догадывался тогда, что это последняя встреча…
Вечером Сергей пришёл в казарму, ничего не говоря другу, лёг на койку и отвернулся лицом к стенке.
...Лера бросила учёбу в институте. Сергей переживал, приходил к дому, где жили родители, однако вызвать её не удавалось. Из рассказа Софии узнал, что родители отправили дочь к своим дальним родственникам, а куда – она не знает. София при встречах рассказывала, как его любила Лера, при этом даже не понимала, какую тоску поселяет в его сердце своими рассказами.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Полковник шевельнулся на сидении и выпрямился. Водитель заметил это движение:
– Неудобно сидеть, Сергей Григорьевич? Может, я переднее сидение подвину вперёд?
– Спасибо, Лёш.
– Понял, – ответил водитель и снова посмотрел в зеркало заднего вида, обратив внимание на то, что полковник, откинувшись на спинку сидения, прикрыл веки и о чём-то задумался.
Только когда прибыли в учебный центр, он встрепенулся:
– Алексей, машину поставь под навес и отдыхай, только покушать не забывай!
День был знойным и прошёл в хлопотах. Временами напряжение доходило до точки кипения. Один раз Присяжнюк даже сорвался, обругав подчинённых. Правда, было за что…
Контрольные стрельбы из танкового вооружения подходили к концу. Он решил проверить себя: «есть ли порох в пороховницах». В очередном заезде принял участие сам. С поступлением команды «к бою!» сделал попытку запрыгнуть на танк и быстро пролезть в командирский люк, а следом – на место наводчика орудия, как делал это в молодые годы, но резво не получилось. Пока занимал рабочее место, весь вспотел. Однако собрался, привычными движениями включил тумблера управления комплексом вооружения. Доложил о готовности. Танк настолько резко тронулся с места, что голова Присяжнюка отстранилась от окуляра прицела и откинулась в противоположную сторону, а затем полетела вперёд. От сильного удара головой о прицел полковника спас танковый шлемофон.
Держа руки на пульте, занял необходимое положение, поймал в прицел цель – макет фронтально движущегося танка. Выбрал боеприпас для поражения и нажал на кнопку механизма заряжания. Уверенно надавил на кнопку дальномера. В окулярах прицела высветилась дальность, загорелась лампочка готовности орудия к стрельбе. Мелькнула мысль, что поправки на температуру воздуха и ветер автоматически внесены, можно стрелять. Большим пальцем правой руки нажал на кнопку спуска пушки. Танк дёрнулся. Временно потерял мишень из вида, но буквально тут же она предстала в панораме прицела. Привычные действия – и снова приятное вздрагивание танка. Третий выстрел. «Молодчага, Серёга, – подумалось ему, – навыков не растерял. Теперь сосредоточься и спокойно поражай пулемётные цели».
После окончания стрельбы и осмотра мишеней, подводя итоги заезда, руководитель стрельб объявил:
– Второй экипаж. Наводчик орудия – полковник Присяжнюк. Первая цель поражена дважды. Пулемётные цели поражены. Оценка – отлично.
Можно было порадоваться, но он с сожалением рассудил: «Порох в пороховницах есть, а вот физкультурой и животиком, товарищ полковник, необходимо заняться! Негоже позориться перед подчинёнными, негоже».
Учебная точка по стрельбе из пистолета Макарова была на удалении около трёхсот метров от танковой директрисы. Командир полка решил проконтролировать ход занятий, а заодно и сам пострелять. Практиковался последний раз около года назад. Тогда из тридцати возможных очков он выбил двадцать восемь.
Солнце, склонившись к западу, всё также желтым слепящим кругом палило сверху. Казалось, что нагретый воздух колеблется, словно зыбь на море.
Присяжнюк снял полевую фуражку, платком вытер пот на лбу и внутреннем околыше фуражки, расстегнул верхнюю пуговицу кителя. «Снять бы ещё ремень, да и китель, но что подумают подчинённые, они ведь находятся в тех же условиях», – поразмыслил полковник.
По ходу движения наблюдал, как офицеры, получив пистолеты с тремя патронами в магазине, следовали к огневому рубежу. Короткие, хлёсткие выстрелы нарушали тишину. Очередная группа офицеров стояла в ожидании команды на стрельбу.
Заметив полковника, руководитель занятий на учебной точке громко отдал команду: «Смирно!» и строевым шагом направился к Присяжнюку. Вначале полковник хотел его остановить, но решил не расслаблять личный состав во время боевых стрельб. Выслушав рапорт, дал команду «Вольно!» и спросил:
– Сколько офицеров завершили выполнение упражнения контрольных стрельб? Какие результаты?
– Товарищ полковник, около девяноста процентов офицеров полка закончили стрельбу. Результаты разные. С теми, кто выполнил упражнение на оценку неудовлетворительно, в соответствии с вашим приказом мы проводили повторные стрельбы, добиваясь положительных результатов. На данный момент стреляющие выполнили упражнение. Нарушений мер безопасности во время стрельб не было.
– Хорошо, продолжайте занятия. Не обращайте на меня внимания.
– Есть! – козырнул майор, развернулся и строевым шагом направился на место руководителя занятий. Не доходя несколько шагов, отдал приказ: – Очередная смена, на исходный рубеж, шагом марш!
Три офицера с оружием направились к рубежу открытия огня. Рядом находился командир полка, поэтому каждый из них хотел продемонстрировать своё усердие. Подойдя к обозначенному рубежу, остановились. Руководитель отдал очередную команду:
– Зарядить!
Обучаемые умело вставили обоймы в пистолеты, передёрнули затворные рамы, дослав патроны в патронники, и по очереди доложили:
– Первый к стрельбе готов! Второй готов! Третий готов!
Руководитель скомандовал:
– Огонь!
Офицеры начали стрельбу. Два пистолета стреляли, третий молчал. Неожиданно третий офицер опустил пистолет, сделав попытку перезарядить оружие. Однако затворная рама не двигалась. Стреляющий повторно поднял пистолет, прицелился и нажал на спусковой крючок. Выстрела не последовало.
Руководитель занятий был в недоумении: ни одной осечки раньше, а пришёл шеф – и на тебе! Хотел было помочь стрелку советом, но тот вдруг опустил пистолет до пояса, развернулся и, держа палец на спусковом крючке, пошёл на руководителя. Приблизившись вплотную и направив пистолет майору в грудь, растерянно произнёс:
– Не стреляет, товарищ майор. Наверное, пистолет неисправный, – офицер непроизвольно надавил им в грудь руководителя.
Словно сдувшаяся кукла, майор сделал непонятные движения телом и руками медленно опустился на землю. Все оцепенели.
Присяжнюк понял, что может случиться беда: заряженное боевыми патронами оружие находилось в руках бывшего студента, призванного в армию на два года. Не раздумывая долго, полковник пошёл на растерявшегося стрелка.
– Сынок, опусти пистолет. Опусти его стволом вниз.
– Хо-ро-шо, – ответил дрожащим голосом лейтенант. Он явно нервничал и не мог справиться со своими эмоциями.
Присяжнюк увидел, как пистолет теперь смотрит на него.
– Ничего, сынок. Спокойно, всё нормально, – непрерывно повторял, приближаясь к нему, Присяжнюк. – Давай его мне. Вот так. Видишь, всё нормально, – выдохнул полковник, извлекая из трясущейся непослушной руки двухгодичника наставленный на него пистолет.
– Помогите майору! – то ли сказал, то ли крикнул Присяжнюк. Попытался установить пистолет на предохранитель, но ощутил, что это уже сделано. Мгновенно подумал: «Когда он сумел его поставить? Ведь только что дослал патрон в патронник». И тут же успокоил себя: «Слава Богу, что так. Наверное, со страху пальцем перевёл флажок предохранителя вверх».
Вскоре майор был на ногах, а молодой лейтенант сидел в стороне и плакал как ребёнок. Полковник подошёл к нему и, положив руку на плечо, успокаивающе произнёс:
– Ничего, сынок. Всё нормально.
Отошёл в сторону, вытер носовым платком выступившую испарину, улыбнулся:
– В очередной раз офицерская фортуна была на твоей стороне, Присяжнюк. Спасибо ей!
Подошёл заместитель по воспитательной работе, наблюдавший происходившее со стороны.
– Фартовый вы, Сергей Григорьевич, удача в этот раз оказалась на вашей стороне! К тому же и отчаянный. Я бы идти на заряженный пистолет в руках двухгодичника не отважился.
– Поэтому то вы мой заместитель, – пошутил Присяжнюк. – Но ведь и мне было страшно.
Стрельбы закончились. Полковник, садясь в служебный автомобиль, распорядился:
– Всё, Лёша, домой! Смыть пыль, пот и неприятности. Вперёд!
Автомобиль, как застоявшийся рысак, рванул с места...
– Серёжа, ты что, не видишь, что в квартире порядок? День и ночь ползаю, убираю, а у тебя никакого уважения к моему труду! Нельзя было отряхнуться от пыли на улице? Ужин на кухне... – встретила его жена с порога.
«Эх, Света, а ведь когда я брал тебя замуж, ты была кроткой и ласковой», – подумал Сергей Григорьевич, снимая с себя пыльное обмундирование.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

По итогам проверки боевой подготовки за год полк Присяжнюка был признан лучшим в объединении. Призы, ценные подарки, грамоты – всё для подчинённых, ведь они своим ратным трудом достигли таких результатов. Но и сам товарищ полковник был награждён ценным подарком: в торжественной обстановке ему вручили часы – «Командирские».
Зашёл в квартиру и доложил жене:
– Светик, мы лучшие в соединении.
– Я очень рада за тебя, Серёж, поздравляю. – Прижалась к нему и нежно поцеловала в щеку.
– Представляешь, и мне достался подарок, вот – извлёк из папки красную коробочку, – часы «Командирские».
– Ура! Давай, раздевайся, мой руки – и за стол, я как чувствовала, что ты в очередной раз будешь победителем, приготовила твои любимые вареники с солоноватым творогом.
– Спасибо, милая!
Сергей, не раздеваясь, пошёл в зал. Аккуратно открыл ящичек в стенке, собираясь положить «ценный подарок», но задержался и стал перебирать содержимое – словно листать историю своей праведной службы. От кого только не было подарков за долгую службу Отечеству! Часы «Полёт» в золочёном корпусе – от Министра обороны СССР. Две пары «Командирских» – от командующего военным округом. Вот ещё три, да сегодняшние четвёртые – от командующего объединением. Целая пачка грамот.
«Можно все стены в рабочем кабинете обклеить – вместо обоев, – с грустью подумал полковник. – Ладно. Когда-нибудь пригодятся. А кому? Сына нет. Дочери? Нет. Зятю? Так у того только «зелёненькие» в голове. А может, время такое наступило, время товарно-денежных отношений? Может, не они виновны в этом, что разрешали всё: «Нам было трудно, пусть детям будет легче», вот и получили. Наверное, ты состарился, полковник, время твоё уходит, вот и брюзжишь. Пусть будет так, но внука нет пока. Да и будет ли при сегодняшнем-то потребительском отношении молодёжи к жизни? «Мы ещё папа, не нагулялись. Наше время придёт... Па, мне нужны деньги. Мы с Ваней решили купить телек-плазму, я видела такой в квартире командира артиллерийского полка, а не такой допотопный, как у нас. Па, он всего – ничего стоит – двадцать шесть тысяч рэ»... А когда это время детей заводить-то придёт? И придёт ли вообще? Чёртовы потребители! Обоим за тридцать. Противно!».
Сергей Григорьевич хотел прикрыть ящичек, но остановился. Вот коробочки от орденов – ровно три. Всё на месте. Лежат и другие его боевые награды, а это совсем не то же самое, что вручённые ко дню рождения или к очередному юбилею. Афганистан – память особая. Он прикрыл ящичек и задумался. Затем подошёл к бару, взял фужер, налил коньяка из начатой бутылки и аккуратно поставил элитное спиртное на место.
Его взгляд остановился на старой фотографии, где стояли в обнимку два улыбающихся капитана в афганке: командир танкового батальона Сергей Присяжнюк и его друг Анатолий, командир мотострелкового батальона.
Полковник поднялся, постоял молча, что-то вспоминая и прошептал: «Прости, Толя, что я жив, а ты нет. Пусть земля тебе будет пухом, а память – вечной». Отхлебнул коньяка, снова сел в кресло и предался тяжёлым воспоминаниям: «Чёртов Ургун! Да и командир полка хорош! Серость – это мягко сказано! Так бездарно командовать! Сидел до этого в штабе, выходы на «боевые» без него были благополучные. Нет же! Подвигов ему захотелось, орденов. Так пусть же совесть тебе будет бессрочным судьёй! Вечная память ребятам, сложившим свои молодые головы!». Допив остатки коньяка, поставил фужер на место.
Зайдя в зал, Светлана обратила внимание на погрустневшего мужа, а увидев фото двух капитанов, поняла: Серёжа опять ушёл в тяжёлые воспоминания своей молодости.
– Серёженька, вареники стынут, пошли милый.
После ужина принял ванную и присел в кресло. Чтобы отвлечься от тяжёлых воспоминаний, включил телевизор. Тот долго молчал, затем разразился сладострастной проповедью депутата А. Собчака на первом Съезде народных депутатов СССР.
В начале работы съезда Сергей Григорьевич заслушивался выступлениями демократов, однако проанализировав их, понял, что слишком много демагогии льётся с экрана телевизора, в обществе – полный раздрай, а никакая не демократия. И чем глубже подвергал анализу, тем отчётливее понимал, что под грамотно спланированным «заокеанским» руководством идёт целенаправленное разрушение огромного и всё ещё могучего социалистического государства. Горько ухмыльнулся: «Погодите! Придёт время, и вы, опричники на чужом коне и с чужой метлой, с таким остервенением уничтожающие всё позитивное в нашей стране, встанете со свечкой в храме, прощения просить за свои деяния! Бог милостив, однако похвалы за дела свои не ждите!».
Полковник переключил телевизор на другую программу, там шёл очередной боевик. От досады выключил «ящик» и бросил пульт управления на диван, откинулся в кресле и скоро уснул. Что ему снилось? Об этом никто не знал, но только во сне он дёргался, отдавал какие-то невнятные команды и кричал…
В комнату вошла жена. Долго смотрела на воюющего во сне мужа, затем в сэрдцах сказала: «Опять пил коньяк и пошёл в атаку. Сколько уж говорила, убери ты эту афганскую фотографию. Так нет! Пусть стоит, это моя молодость».
Достав из комода плед, чтобы не разбудить, аккуратно укрыла мужа. Про себя отметила: «Любит он шастать по дому с голым торсом. Правда, если не считать выпирающий животик, мужик-то ладен. Плечи – косая сажень, ручища такой силы, что лом в состоянии согнуть. Эх, как же я в молодости любила раскачиваться на его руках, держась за шею! Как время летит! Мой Серенький подряхлел, да и я уже не Дюймовочка». Уходя, прикрыла за собой дверь. «Не дай Бог, кто из соседей узнает, что он до сих пор ходит в атаки. Стукнет, кому надо, – уволят сразу», – подумалось ей.
На кухне устало опустилась на стул. Долго смотрела в окно, не в силах успокоиться. Сколько ночей проведено без сна и сколько сказано слов-заклинаний, когда он ночью периодически вот так же ходит в атаки, что-то выкрикивая, крутясь в постели, иногда вскакивая, затем ложится и затихает. Сколько слёз пролито, известно только ей. Бывало, простыню к матрацу приходилось пришивать, однако к утру, скомканная, она снова валялась на полу. И опять пришивала. Временами, уединяясь в уголке возле иконы Иисуса, подаренной родителями в день свадьбы с Сергеем, плача молилась и просила у Бога мира в душе мужа. Вспомнила, как после возвращения из командировки в Афганистан Сергей ежегодно в день смерти своего друга Анатолия стал совершать поминальный ритуал.
В такие дни он возвращался со службы раньше обычного, брал эту самую фотографию и уединялся на кухне. Там ставил на стол две рюмки с водкой. Одну из них накрывал краюхой хлеба. С другой в руке вставал и долго о чём-то думал, наверное, вспоминал последние часы жизни своего друга. Но он этим не делился, а спрашивать Светлана не решалась. В такой период Сергей бывал особенно неразговорчивым и даже раздражительным. Он выпивал содержимое рюмки, ещё немного постояв, садился и долго молчал, иногда выключив свет в комнате. Светлана полагала, что он плачет...
Однажды попыталась отвлечь от этой традиции: накануне предложила пойти в гости к друзьям. Однако Сергей, глянув в глаза жены, твёрдо ответил:
– Ты прости меня, Света. Я не могу. Прости.
Она наблюдала за его страданиями со стороны.


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Неизменно за знойным летом приходит дождливая осень, а за ней – морозная зима. Стоял конец ноября. Свинцовые тучи низко плыли по небу, казалось, что они вот-вот поглотят верхушки тополей. Деревья давно сбросили листву, которую ветер-гулёна гонял по земле. Только ели бриллиантовой зеленью дерзко смотрели в небо. Осень в том году была противной, по утрам промозглой, ночами температура опускалась до двух градусов мороза.
К очередному осенне-зимнему сезону техника гарнизона была подготовлена, начала работу новая котельная, приведены в порядок жилищный и казарменный фонды городка. Отремонтированы заборы и дороги, произведена обваловка мест хранения боеприпасов. Успешно окончены учебно-методические сборы с командным составом отдельных частей и подразделений. Завершено комплектование частей и подразделений прибывшим пополнением, и они приведены к военной присяге. Через два дня начинался новый учебный год. Последним из объектов для проверки готовности традиционно оставался учебный центр.
Полковник, завершив обследование готовности объектов учебно-материальной базы его любимого детища, учебного центра, остался доволен. Гарнизон готов к зиме и началу нового учебного года. Уезжая из центра, где ему пришлось пройти пешком порядка пяти километров не только по асфальтированным дорожкам, но и по буеракам, хотел только одного – в гарнизонную баню, смыть полигонную пыль и накопившуюся за месяц усталость. А с первого декабря – в бой…
Удобно усевшись в автомобиле, Присяжнюк обратился к водителю:
– Алексей, ты не гони. Устал что-то я, хлопотным оказался этот месяц. Давай тихонько домой. Как у нас говорят? Дальше едем всё медленнее и медленнее, не сбавляя скорости? Уяснил?
– Так точно! – весело откликнулся водитель.
Проехав немного, сэржант спросил:
– Сергей Григорьевич, вы не забыли, что заказали на сегодня гарнизонную баню? Может, сразу в баньку отвезу?
– Нет, дружок, сначала домой, а потом в баню.
Присяжнюк откинулся на заднем сидении, хотел было поспать, но неожиданно нахлынули воспоминания. Он, командир танкового батальона, получил задачу от командира полка, «огнём и гусеницами» сравнять с землёй кишлак, где находились мятежники.
Да, война есть война. Много безумия, но тогда произошёл дикий, не поддающийся здравому смыслу случай. Совместно с афганскими правительственными войсками полк сопровождал колонну автомашин, гружённых боеприпасами, запасными частями для боевой и вспомогательной техники, а также материальными запасами и продовольствием для афганской пограничной бригады, дислоцированной в кишлаке Ургун.
Маршрут проходил через горный массив, сплошь изрезанный ущельями. В районе кишлака Султанчи, со стороны населённого пункта, колонна была встречена огнём мятежников.
Кишлак был заблаговременно подготовлен к обороне, и пройти мимо него, не выбив противника, невозможно. Какое количество врагов находилось там – известно было разве что самому Аллаху.
Командир полка, «элитный пасынок», подполковник Смирнов, не терпевший ничьих советов и возражений, впервые вышел на боевое задание. Услышав стрельбу со стороны кишлака, приказал без разведки и огневой подготовки с ходу атаковать противника мотострелковым батальоном.
Батальон массой огня сбил противника с близлежащих сопок и начал преследование в направлении кишлака. Однако, выйдя на его окраину, был атакован мятежниками с фронта и флангов.
Мотострелки были встречены кинжальным  огнём из стрелкового оружия, гранатомётов и миномётов. Казалось, что стреляют стены заборов, домов и горы. Четыре боевые машины пехоты пылали. Ещё три подорвались на минах и стояли, устрашающе чадя.
Друг Присяжнюка, комбат Анатолий Пилюгин доложил о положении дел и запросил артиллерийской поддержки. Вместо этого командир принял бездарное решение: «У тебя, комбат, миномёты есть, вот и стреляй…». Подполковник был из тех, кто мог безапелляционно заявить подчинённому: «До смерти доживёт каждый, это я вам обещаю!».
Присяжнюк, наблюдая за ходом боя, понимал, что его друг находился в том положении, при котором, даже используя собственную миномётную батарею, изменить ничего невозможно. Батальон дрался почти в окружении. Противник был везде: впереди, справа, слева и даже среди них. Спастись можно было только массированным огнём артиллерии и атакой танкистов.
Сергей подошёл вплотную к бронированному командному пункту командира и негромко, чтобы окружающие не услышали их разговор, сквозь зубы процедил:
– Там погибает батальон! Там люди гумирают! Вы это понимаете?
– Нечего мне указывать, что делать! – вспылил командир.
– Ты за это ответишь, – пронзил его взглядом комбат.
– Танкист! Приказываю этот кишлак огнём и гусеницами сравнять с землёй.
– Там же наши мотострелки!
– Ты, капитан, много разговариваешь. Получил приказ – выполняй!
– Может, огнём артиллерии и танков подавить огневые точки противника, а следом я гусеницами пройдусь при поддержке мотострелков?
– Я лучше знаю, что делать! – брызгая слюной, закричал раздражённый подполковник. – Выполнять!
Присяжнюк развернулся и побежал к своему танку, а вслед ему неслась ругань подполковника: «Беги-беги! Торопись помочь своему неудачливому другу».
В голове Сергея, словно молоток работал: «Сам погибай, а товарища выручай... Сам погибай, а товарища выручай...». Запрыгнул на броню танка, громко крикнул:
– Иду, Толя! Мы им покажем кузькину мать!
Вошёл в связь с подчинёнными и своим другом, после чего отдал приказ на атаку.
Бой был страшным. Противника выбили из кишлака, его остатки ретировались в горы. Однако то была пиррова победа. В ходе боя потеряли 29 человек убитыми, 47 были ранены, три танка и девять боевых машин пехоты выведены из строя. Тяжёлое ранение получил командир мотострелкового батальона Пилюгин, он скончался во время вывода остатков своего батальона.
Сам Присяжнюк, чтобы не поразить из танковых пушек своих мотострелков, управлял боем, наполовину высунувшись из башни танка. Получил сквозное ранение в левое плечо. Ему повезло, что пуля не задела кость и внутренние органы. Мощной танковой атакой мятежники были разгромлены, благодаря чему удалось спасти остатки мотострелкового батальона.
В том бою фортуна улыбнулась Присяжнюку дважды: остался жив в настоящей мясорубке и получил высококвалифицированную медицинскую помощь. Рану обрабатывал великолепный специалист, начальник медицинского пункта части майор Кошелев. Врач пошутил:
– Будешь жить, капитан, до следующего боя. Ты, Серж, фартовый! Однако со смертью больше в прятки не играй. Почему тебя во второй раз под защитой брони достают пули? Башня твоего танка дырявая, что ли? Тогда броник надевай…
Присяжнюк слушал доктора, терпел его возню в ране, а мысли были заняты другим: «Зачем нужно было атаковать? Ведь была ствольная и реактивная артиллерия! В крайнем случае, миномётами, танками с места можно было действовать! Так нет: «Я вам, товарищ капитан, приказываю атаковать». Эх, Толя, а какие планы были на жизнь!».
– Ну, нет! Я этой сволочи всё равно отомщу, – вырвалось у капитана.
– Что, больно? Зато жив будешь! Терпи, – не понял ворчания Присяжнюка доктор.
Завершив работу, Кошелев вынес вердикт:
– Необходимо в госпиталь, танкист.
– Спасибо, доктор. Я живучий, я выживу! Мне нужно остаться, я должен рассчитаться за друга. Спрашиваешь, почему пулевые ранения? Понимаешь, брат, в этом нестандартном бою нельзя было управлять из-под брони. Чтобы победить, не потерять людей, не поразить свою пехоту, мне необходимо было видеть поле боя и управлять. Понимаешь, доктор, управлять!
Что этим хотел объяснить танкист, доктор так и не понял.
После боя и обработки раны, утаившись от людских глаз, он долго сидел молча. Вспоминал своего товарища, их совместные боевые выходы, как однажды Анатолий вытащил его, полуживого, из горящего танка. Присяжнюк плакал, проклинал никому не нужную войну и командира за его бездарность. Спустя какое-то время к Сергею подошёл подполковник Смирнов и как бы между прочим произнёс:
– Ты, капитан, если хочешь, то можешь лететь в Кабул в военный госпиталь. Всё равно вызываем вертолёт для отправки трупов.
Кулаки Присяжнюка непроизвольно сжались. Кровь ударила в лицо, лоб покрылся потом. Сделал шаг в направлении подполковника. Тот, угадав его намерение, сделал несколько шагов назад. Присяжнюку хотелось броситься на этого лощеного отпрыска, но он сдержался, молча, с презрением, смотря в его пустые глаза, потом плюнул в его сторону, развернулся и молча ушёл.
Через день он навсегда простился с другом, пообещав отомстить командиру за его смерть. Однако обещание выполнить не удалось. Смирнова после той «лихой» атаки срочно отозвали в Кабул. Он улетел на вертолёте вместе с телами погибших в том бою, говорили, что в Москву. Дальнейшая судьба спесивого отпрыска была неизвестна…
Присяжнюк шевельнулся, сбрасывая груз тяжёлых воспоминаний и неприятные ощущения в плече. Это заметил водитель:
– Что-то не так Сергей Григорьевич?
– Всё нормально. Рули!
Заехав домой и доложив Светлане, куда отправляется, захватил с собой всё необходимое, загодя приготовленное супругой, и вернулся в машину:
– К бане.
В бане ждали два заместителя, его опора и друзья: начальник штаба полка Володя Пономарёв и заместитель по вооружению Валера Гришковец, бывший его заместитель по вооружению во времена командования батальоном в Афганистане.
Попарившись и поплавав в небольшом бассейне, за рюмкой коньяка подвели итоги подготовительного периода и обговорили планы работы на ближайшее время. За разговорами время пролетело как одно мгновение.
По пути домой Присяжнюк разоткровенничался с водителем:
– Леша, какое блаженство – настоящая русская баня! Попарился – и словно сто пудов с себя сбросил! Красота! А ты любишь париться?
– Я, товарищ полковник, ни разу не парился, я же городской. Для нас лучшая баня – это ванна, с тёплой водой и пахучим шампунем.
– И в городскую не ходил никогда?
– Никак нет. А зачем? В ванне лёг и нежишься. А в баню впервые попал в армии. Нас здесь водят один раз в неделю, по средам. Регулярно, товарищ полковник. Правда, там парной нет, да и тазик – вместо ванны.
– Ты, Лёша, неправ. В ванне и голова, и туловище, и потные ноги. Какой от этого прок? Уволишься в запас, обязательно сходи в нормальную баню – с парком, душем и бассейном. Обязательно. А если сподобишься построить свой дом, так непременно предусмотри там баньку. После парной и контрастного душа человеком становишься. Душа поёт, летать охота. В общем, молодеешь душой и телом.
– Обязательно построю, Сергей Григорьевич. Вы так о ней хорошо рассказываете, а почему сами не построили?
– Вот выйду на пенсию, уеду подальше от городской суеты и таких вот гарнизонов, где мы с тобой служим, срублю дом и рядом поставлю баньку. Посажу сад, пруд в огороде оборудую, – мечтал полковник. – Посажу плакучую иву и под ней установлю длинную широкую скамейку, чтобы, слушая нежный шелест-разговор листиков, вспоминать о былом и отдохнуть за всю свою хлопотную военную жизнь.
– Вы сможете, – улыбнулся водитель. – Только вот на это денег много нужно.
Оба замолчали. Действительно, где взять честному служаке деньги на роскошь? «Но баньку всё равно построю. На неё-то наскребу», – решил для себя Присяжнюк.
– Стой, приехали, – скомандовал он. – Что, Алексей, размечтался, как баньку будешь строить? Давай сейчас в автопарк. Поставь машину, придёшь в казарму – отзвонись. До свидания!
– До свидания, Сергей Григорьевич. Завтра к штабу или дому?
– К штабу.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Переступив порог квартиры, он услышал родной голос:
– Серёж, кушать – на столе.
Есть совсем не хотелось, но раз жена пригласила, значит, она хлопотала на кухне, готовя ужин. Труд любимой супруги он уважал, потому и возражать не стал, пообещал всё съесть.
После ужина улёгся на диван в зале и включил «ящик». Посмотрел новости на канале «Россия», переключил на НТВ, где шёл телефильм о войне в Афганистане. Смотрел и думал: «Эх, ребята! С Голливуда пример берёте, что ли? Больше крови, изуродованных тел и «ремблята». Зачем? На войне всё проще. Проще и пронзительнее». Сделал звук тише, перевернулся на спину и уставился взглядом в потолок. Память снова вернула его в курсантские годы…
Какое же это было счастливое время, когда он учился в военном училище! Хотя тогда казалось по-другому: надоели занятия, семинары, экзамены, быстрее бы в войска, а уж там…
Три года обучения в ЧВТКУ пролетели незаметно. Он ходил в увольнения, посещал кинотеатры и танцплощадки, бывал на каникулах в родной Васильевке, общался с девушками, однако сердце оставалось холодным и безразличным к прекрасному полу.
На войсковую стажировку Присяжнюка определили при командире взвода в батальоне учебных танков с дальним прицелом оставить расторопного и умного курсанта после окончания училища на постоянное место службы. Однако он от таких благ отказался. Большая группа курсантов четвёртого курса направлялась на стажировку в части объединения, дислоцированного в городе Семипалатинске, на территории Казахстана. С ними убывал и его друг Василий. Присяжнюк попросил командира учебной роты, чтобы и его направили на стажировку вместе с этой группой.
Семипалатинск Сергею понравился. Это был огромный (никак не меньше Челябинска) город, разделённый рекой Иртыш на две почти равные части. Постройки нового и старого города чем-то напоминали Челябинск, где он провёл последние три года. Кроме того, в Семске, как его называли местные жители, было много зелени и большие обустроенные песчаные пляжи тянулись вдоль Иртыша. Отличался город только населявшими его людьми. Здесь было непривычно много казахов. Они встречались и раньше, в том же Челябинске, но среди русских, украинцев, белорусов и немцев они как-то терялись. А тут были повсюду.
Сергей стажировался с Василием в роте сокращённого состава. Солдат срочной военной службы было всего двадцать шесть человек. Двое из трёх командиров взводов в роте двухгодичники – офицеры, призванные на два года службы. И они, вчерашние студенты, для которых отдых – игра в карты дни и ночи напролёт – являлось несомненным преимуществом такой жизни, обрадовались прибытию курсантов. Да и прибывших стажировка нисколько не тяготила, они хотели получить максимум практических навыков в командовании взводами – это было им предоставлено.
Субботы до обеда были заняты. Во второй половине дня стажеры, после обеда, шли валяться на песке у Иртыша. Сергей с Василием, в отличие от других, посещали кинотеатры и театр, а вечерами ходили в парк культуры и отдыха на танцы.
Присяжнюк всегда интересовался историей края, города, где находился. В Семипалатинске, о возникновении которого рассказывал интереснейшую притчу их сельский учитель, Сергей решил побывать в краеведческом музее и достоверно узнать историю возникновения города на Иртыше. Василий согласился составить компанию, хотя коллеги-курсанты над ними подсмеивались.
Сергей хорошо помнил рассказ школьного учителя об истории возникновения города. Когда-то атаман войска донского Ермак Тимофеевич ушёл с ватагой казаков «покорять земли на восток». В походе дружина несколько раз дралась с татарами и джунгарами. Достигнув Иртыша, Ермак с войском переправился на левый берег и разбил там семь палаток для проживания, тем самым закрепив земли за Россией. Вот потому, по мнению учителя, город и получил своё название Семипалатинск.
Будучи в науках и учении человеком дотошным, Присяжнюк в музе сразу направился к стенду об истории появления города. Так он узнал, что согласно записям и грамотам, оставшимся с тех времён, название города происходит от семи буддийских храмов, существовавших когда-то на восточном берегу Иртыша, неподалёку от джунгарского городища Доржинкит. В ходе казахско-джунгарских войн храмы, упоминаемые как «каменные мечети» или «семь палат», были разрушены. В 1718 году по указу Петра I «О защите восточных земель и строительстве прииртышских укреплений» в районе каменных мечетей была построена Семипалатинская крепость – прародительница города Семипалатинска.
Однако Сергею было этого мало. Он обратился к экскурсоводу с вопросом о причастности Ермака Тимофеевича к наименованию города. Получив подтверждение, что бытует и такая версия, успокоился.
В музее узнали, где расположены старая и новая крепости и как до них добраться. Очередное воскресенье посвятили изучению крепостей. Оказалось, что на месте старой крепости остался лишь небольшой глинобитный кишлак, а от новой – только Ямышевские крепостные ворота и рядом старые пушки той эпохи…
Однажды во время отдыха на берегу Иртыша они с Василием наблюдали как два рослых парня подошли к двум отдыхающим девушкам и начали бесцеремонно приставать, перемежая свои настойчивые требования крепкими нецензурными выражениями. Девушки, одна из которых была европейской внешности, а другая больше смахивала на казашку, просили оставить их в покое, однако это только раззадорило хулиганов. Один из них поймал казашку за руку выше локтя и с силой потянул к себе. Она попыталась вырваться, даже расплакалась от бессилия, но парень не отпускал.
– Вась, смотри, что творят сво…
– Серёж, успокойся! И те, и другие – местные, можем схлопотать.
– Как хочешь, – и направился к хулиганам.
– Ребята, оставьте в покое девушек.
Парень отпустил девушку и сделал резкий шаг к Сергею. В следующее мгновенье мощный кулак, нацеленный в лицо курсанта, развеял сомнения, что спор можно решить без драки. Присяжнюк, увернувшись, перехватил у запястья руку нападавшего и умелым движением, хорошо заученным на занятиях по физкультуре в училище, опрокинул его на песок. Его дружок принял угрожающую позу. Сергей, не двигаясь с места, изготовился к бою, произнёс:
– Ребята, места на пляже для всех хватит. Идите себе, отдыхайте!
Тот, что лежал на песке, поднялся, отряхнулся и шипящим голосом произнёс: «Ладно. Мы ещё встретимся. Пошли».
Девушки наперебой принялись благодарить своих спасителей. Так ребята познакомились со студентками местного педагогического института. Девушка казахской внешности нежным голосом представилась:
– Алмагуль, – и протянула Сергею руку.
Сергей, приняв по курсантской привычке строевую стойку, отрапортовал:
– Курсант Присяжнюк, – и добавил, краснея: – Сергей.
– Спасибо вам, Серёжа, вы наш спаситель, – улыбнулась Алмагуль, не отпуская руки курсанта.
Сергей рассмотрел, как красивы её узкие грустные карие глаза, и эта грусть отчасти передалась ему. Ему не хотелось отпускать руку, да она и не торопилась убирать свою маленькую ладонь с его широкой. Он вдруг ощутил, как учащённо забилось его сердце. Контакт, неожиданно установившийся между ними, был нарушен Василием:
– Василий, курсант.
Сергею пришлось разжать руку. Девушка представилась:
– Алмагуль. Вы знаете, ваш друг – очень храбрый человек!
Присяжнюк покраснел, а девушка продолжила:
– Эти городские кривляки очень высокого мнения о себе, а другие ребята боятся дать им отпор. Спасибо вам, Серёжа. Они сегодня опозорились, теперь на пляже будет спокойнее. Но прошу вас быть вечерами внимательнее: они – местные короли хулиганского мира.
Сергей, разглядывая девушку, заметил, насколько она красива: грациозная фигура, длинные чёрные, как смоль волосы, точёный носик, красивые тонкие брови вразлёт. Она напоминала нежную восточную фею, о которой он читал как-то в книге.
Расстались поздно вечером. С пляжа ушли гулять по улицам, вместе было весело и интересно. Однако всё хорошее быстро кончается. Алмагуль, посмотрев на маленькие часики, вполголоса произнесла:
– Ох, и влетит сегодня от родителей, что поздно приду домой!
И все поняли, что уже давно пора по домам, особенно курсантам, но сказать об этом они стеснялись. Поэтому, проводив Алму до калитки её дома и до ворот общежития вторую девушку, Екатерину, бегом бросились к проходной воинской части. Как они ни спешили, но успели договориться с девчонками о встрече на том же месте, где произошло знакомство.
С того дня свидания со студентками стали частыми. С ними было легко и весело. Присяжнюк заметил, что эта лёгкость ускользает с каждой встречей. Ему всё больше нравилась девушка с певучим голоском. Не хотелось расставаться с ней вечерами, он начал тяготиться занятиями, торопил время каждой новой встречи. Как-то Василий спросил с улыбкой: «Что брат, запал на восточную кралю?». Он тогда промолчал, но чувствовал, что в остывшем сердце снова затлел огонёк любви и надежды.
Отец Алмы был казахом из младшего джуза, а мама – уроженкой Воронежской области. Папа работал педагогом, с мамой Алмагуль познакомился в Семипалатинске, куда она приехала после окончания Воронежского медицинского института. Сыграли свадьбу, а вскоре родилась дочурка. Родилась весной, когда цвели яблони. По традиции казахов и с маминого согласия отец назвал её Алмагуль, что в переводе на русский означает «яблоневый цветок».
И был первый поцелуй с Алмагуль, слова любви и преданности. Но всё хорошее так быстро заканчивается! Истёк и срок стажировки.
Расставание их было трудным – клятвы, слёзы, объятия. Поезд стремительно уносил Ромео от рыдающей Джульетты.
Они долго переписывались. Алмагуль писала письма, полные нежности и любви. Он исправно на них отвечал. Её слова согревали остывшее сердце Сергея, но каждый новый день отдалял её.
Планка, на которую замахнулся сельский паренёк, – получить красный диплом и золотую медаль по выпуску – не оставляла места на чувства. Он начал реже писать, а затем и вовсе перестал. Тогда он и не думал, какую травму нанёс девушке, только под выпуск ощутил, как одинок, как ему не хватает казашки с певучим голоском. В свободное время, когда ребята-сокурсники уходили в увольнение, он, укрывшись ото всех, перечитывал её письма, разговаривал с фотографией, но возобновить переписку так и не решился…


ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ

Вот и выпуск. Как отличник учёбы Сергей выбрал для дальнейшего прохождения службы танковый полк, дислоцированный в городке Коломыя Ивано-Франковской области, хотя ему предлагали оставаться командиром учебного взвода в училище.
Его друг Василий съязвил: «Лучше в сапогах и пыли, но в генеральских погонах, чем в ботинках и клёшем мести строевой плац училища в полковничьих». Эти слова задели Сергея. Да и кто из профессиональных военных не мечтал стать генералом?! Некоторые говорят, что становиться генерал-майором совсем необязательно, достаточно и чина майора. Но так чаще всего заявляют неудачники, которым и учёба, и служба в тягость, а он себя к таковым не относил, хотя знал, что у военных существует и другая мудрость: «У генералов и своих сынов хватает». А тогда молодой лейтенант Сергей Григорьевич Присяжнюк с красным дипломом, в шитой, подогнанной под него военной форме, убывал в Прикарпатский военный округ испытывать военную судьбу и добывать ратную славу. Вместе с ним отправлялся Василий.
К слову сказать, Василий так и не женился на Софочке из Челябинска. Уезжая к месту службы, обещал ей писать, но... Влюбился в дочь командира полка, женился и вскоре командиром танковой роты убыл в Центральную группу войск. Дальнейшую судьбу своего друга Сергей не знал. Да и хотел ли знать?
В Коломые служба у Присяжнюка пошла успешно: через полтора года назначили на должность командира танковой роты, приняли в члены КПСС, избирался делегатом комсомольских и партийных конференций объединения и военного округа. Его рота добилась отличных успехов по итогам года. Дальше – больше. Член партийного комитета полка, а ещё через два года – начальник штаба танкового батальона. Такой успех не вскружил голову сельскому парню. Сказались воспитание и природная скромность.
Однажды на танцах в городском Доме культуры познакомился со студенткой Ивано-Франковского медицинского института, красивой задорной белокурой Женей. Она как вихрь закружила вокруг себя молодого офицера. Познакомила со своими друзьями. «Завтра, Сергунчик, идём в кафе...». «Сегодня, Серёжа, идём на танцы...». «Следующую субботу и воскресенье проводим на природе…».
Посетили всей компанией пещеру Олексы Довбуша, по пути имитируя бои «славных беркутов» (воинов-мстителей) с отрядами регулярных войск панской Польши. Во время похода совершили попытку изучить место укрытия свободолюбивого предводителя, но после нескольких тщетных усилий разобрать завалы из огромных камней эту идею отмели. Один из ватаги смельчаков сильно повредил руку, две девушки поранили ноги, и на обратном пути больше трёх километров их пришлось нести по узким проходам между камнями на плечах по очереди. Тогда по-настоящему ощутили, что такое гуцульская вольница...
Все эти мероприятия сопровождались шумом и гамом, креплёное и сухое вино лилось рекой. Тогда впервые познал женщину…
Присяжнюк был сангвиником. Её шумные компании утомляли, а от отношений с Женей не получал той радости и полёта души, что испытывал ранее с Алмагуль или Лерой.
Потом Сергей на три месяца убыл в подмосковный Солнечногорск на курсы усовершенствования офицерского состава «Выстрел». Здесь подружился с Валерием Пушкевичем, как и он, жадным до всего нового и интересного. В свободное от учёбы время ездили в Москву, пропадали в парках и библиотеках, изучали коллекции музеев, смотрели новинки отечественной и зарубежной киноиндустрии. Посетили город-спутник Москвы Зеленоград (в то время – образец строительного зодчества России), дом-музей композитора П. И. Чайковского в Клину.
По окончании учёбы Сергей с солидным багажом знаний и впечатлений возвратился в свой полк. От ребят узнал, что Евгения вышла замуж за местного паренька. Сказать честно, Присяжнюку это сообщение не доставило огорчения. Он опять с головой окунулся в службу.
Через два месяца (на год досрочно) получил воинское звание капитан. Спустя полгода ушёл в запас командир батальона подполковник Стародубцев, и молодого двадцатипятилетнего капитана назначили на его должность.
Через год батальон вышел в лучшие среди равных подразделений в соединении. По итогам проведённых полковых учений Присяжнюка представили к награждению орденом Красной Звезды. Однако через какое-то время по понятным причинам вместо ордена вручили ценный подарок от имени Министра обороны – именные часы «Полёт» в золочёном корпусе.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Впервые после выпуска из училища он взял отпуск по-настоящему. Раньше проводил его исключительно на службе, а тут решил поехать на малую родину проведать родителей.
Отец и мама обрадовались приезду сына! Через несколько дней они заметили в его глазах тоску. А как помочь? Вот ведь загадка!
Однажды вечером отец предложил выпить по рюмке водки. Сергей согласился, хотя и знал, что в семье это дело не очень приветствуется. Он быстро смекнул, у отца, назрел разговор, а сказать прямо не получается, вот и придумал манёвр. После рюмки водки отец откашлялся и начал беседу:
– Скажи-ка, Серёж, давно тебя не было, долго не казался домой, а приехал – и тоску нагоняешь своим видом. Случилось что у тебя?
– Да нет, тять. Всё у меня хорошо. Только вы стариться стали быстро.
– Нет, сынок, это не мы старимся, – улыбнулся отец, – а ты редко приезжаешь, потому тебе и кажется, что мы стареем. Мы ещё сильные и бравые. – Тут он выставил грудь, постучал по ней кулаком и закашлялся.
Мама обеспокоенно взглянула на отца, но тот уже был в порядке. Смущённо добавил, словно оправдываясь:
– Мешок с пшеничкой в пятьдесят кг с одного маху закидываю за спину! Да и мама у нас ничего. Ты за нас не печалься, главное, чтобы у тебя всё было хорошо.
Мама, слушавшая разговор мужчин, решила предложить сыну «выйти в люди, чтобы развеяться»:
– Сынок, а ведь сегодня в нашем клубе – танцы. Сходи. Может, встретишь кого из своих друзей или знакомых? Кстати, я нынче видела в центре твоего закадычного дружка Витька Поскрёбышева. Он преподавателем в нашей школе работает. Тоже не женат, заядлый гуляка! Привет тебе передавал.
Сергей подумал: «А что? Пойду. Интересно, как сейчас живёт местная молодёжь? Действительно, четыре дня дома, а кроме работ по двору и огороду, разговоров с родителями ничем так и не занимался. Заодно и с другом детства встречусь!».
– Вы правы, мама, пойду, пообщаюсь с Виктором! Может, кого ещё из знакомых встречу.
Долго возился, подбирая наряд. Надел белую рубашку, галстук, напялил новенький шерстяной костюмчик, приобретённый на отпускные. Посмотрел в зеркало. Слишком уж официальный вид. Не пойдёт! Снял и аккуратно всё повесил в шкаф. Достал жёлтую кримпленовую рубашку с широким воротом, светло-синие брюки-клёш, широкий ремень с никелированной бляхой, затянул его потуже и посмотрел в зеркало. На него смотрел красавец с голубыми глазами Алена Делона и фигурой Арнольда Шварценеггера. Тряхнув непослушным курчавым чубом, наш герой направился к двери.
Мама, наблюдая за своим любимым сыном, видела, как он волнуется, собираясь, однако вмешиваться с подсказками не стала. «Он у меня взросленький уже, сам знает, что делать», – решила она и всё-таки вслед ему сделала крестное знамение, прошептав: «Боже, помоги моему сыночку».
Сергей столкнулся со своим другом на ступеньках клуба. Витька был в хорошем настроении и, как всегда, многословен.
– Серёжа, сколько лет, сколько зим! – заграбастал его в объятия Поскрёбышев. – Какими ветрами тебя занесло к нам? Поди, более четырёх лет домой не показывался! Хорош! Пошли в танцевальный зал. Там столько красоток!
– Здравствуй, Витька! А ты всё такой же неугомонный, каким был в школе.
Друзья зашли в фойе местного клуба. Из динамиков, размещённых на стенах под потолком, лилась популярная песня «Эти глаза напротив» в исполнении Валерия Ободзинского. В зале в одиночку и парами шевелилась людская масса.
Сергей удивлённо воскликнул:
– Слушай, Вить, как много у нас молодёжи!
– Да ещё какой, брат! Не зевай-ка, забрасывай сети!
Капитан остановился в нерешительности. Виктор, обращаясь к кому-то, кого видел пока только он, поднял вверх руку. Из хаотично перемещающейся толпы отделились две молодые красивые особы и направились к ним. Когда девушки приблизились, Виктор, представил его:
– Девочки, знакомьтесь! Сергей, мой друг! Бесстрашный воин и повелитель грозной техники. Одним словом, наш Сергей-громовержец! К тому же, девчата, его сердце, как и моё, – броня. Пока ещё не женат. Спортсмен, красавец, отличник!
Присяжнюк покраснел, но решил поддержать шутливый тон друга. Щёлкнув каблуками и кивнув головой, отрекомендовался:
– Сергей. А ты, Витя, как был балаболом, так им и остался! Простите его, девочки!
– Оля, – представилась, улыбаясь, шатенка.
– Галя, – неторопливо отозвалась брюнетка.
У капитана ёкнуло сердце: она была похожа на его первую любовь, совпало даже имя. Виктор, протянув руку в сторону Ольги и галантно склонив голову, произнёс:
– Мадемуазель, разрешите вас на танец.
Ольга, загадочно посмотрев на подругу, положила свою руку в руку кавалера, и они поплыли в танце.
Сергей, немного понаблюдав за танцующим товарищем и его спутницей, обращаясь к Галине, сдавленным голосом предлжил: «Разрешите», – и протянул ей руку. Она с кроткой улыбкой на лице посмотрела в глаза кавалера, приняла приглашение, и они закружились в медленном танце.
Пообщавшись с Галиной во время танца, Присяжнюк понял, что схожи были только имена, а в остальном… Увы, девушки были абсолютно разными!
Танцуя, Сергей увидел привлекательную блондинку, стеснительно стоящую с подружкой в стороне от шумной толпы. Девушка поймала на себе его взгляд, зарделась и опустила пушистые ресницы, спрятав под ними огромные глаза-озёра. Когда закончился танец, Присяжнюк, обращаясь к девушкам, пошутил:
– Простите, девочки, у нас опухли уши. Нам требуется перерыв на лечение мужских недугов.
Девушки рассмеялись, а Сергей, крепко сжав руку Виктора у запястья, поволок его к выходу, хотя никто из них не курил. Не успели они отойти на несколько шагов от двери клуба, как капитан вполголоса спросил:
– Витя, скажи, пожалуйста, кто та синеглазая девушка, которая стояла с подружкой в правом углу у входа?
– Это же Света Стороженко. Ты её знаешь! Когда мы учились в пятом классе, она последний звонок выпускникам делала.
– Погоди-ка, это та самая белокурая девчушка с огромными синими глазищами и двумя косичками в разные стороны? С голубыми бантиками?
– Ну да! Помнишь, я тогда пошутил, что она похожа на привидение с косичками, а наша классная дала мне по шее? Вот это та самая Светлана и есть! Кстати, она учительница младших классов. Недотрога! А в чёмдело-то?
Но вопрос так и повис в воздухе. Сергей уже тянул его обратно. Когда переступили порог клуба, зазвучала новая мелодия. Капитан, ничего не объясняя другу, направился к двум одиноко стоявшим девушкам. От неожиданности они смутились. Остановившись в шаге от них, Присяжнюк в полупоклоне отрекомендовался:
– Сергей.
Блондинка, краснея, произнесла:
– Я Светлана, а это моя подружка Нина.
– Очень приятно. Разрешите вас, Светлана, пригласить на танец.
Она протянула ему руку. Он ощущал, как близость к ней пьянит и немного кружит голову. А Светлана, повинуясь движениям партнёра, забывшись, кружилась в танце, лишь изредка поднимая на него бездонные глаза. Ему казалось, что он уже давно провалился в эту бездну…
Музыка прекратилась, а они продолжали вальсировать, не ощущая, что окружающие, расступившись, с интересом смотрят на влюблённую пару. Первой пришла в себя Светлана.
– Ой, а ведь мы танцуем одни!
Сергей остановился, но руки партнёрши так не отпустил. А она и не пыталась её освободить.
Что было потом? Танцы, разговоры, проводы на другой конец села до калитки дома. Всё как в тумане. И это тихое «Спасибо вам, Сэрёжа, до свидания». Какая мягкая и тёплая у неё рука, какой певучий голос!
– До свидания, Светлана! До завтра, – ответил он, не отпуская её руку.
Длилось это мгновение или дольше Сергей не знал, он перестал ощущать время. Только её тепло и её присутствие. Словно испугавшись нахлынувших чувств, отпустил руку Светланы.
Она плавно удалялась от него в глубину своего двора, а Сергей, не шевелясь, смотрел вслед, боясь упустить из виду светлое ситцевое платье. Понимал, что, уходя, она забрала его сердце с собой. И той же ночью Светлана приснилась ему. Синеглазая, с распущенными светлыми волосами, она протянула руку и нежно сказала: «Здравствуй, мой милый! Как же долго я тебя ждала!».
Следующий день казался ему бесконечным. Ничего не хотелось делать, даже аппетит пропал. Мама, глядя как мучается сын, тоже начала переживать, не заболел ли, однако расспросами донимать не стала. А когда пришёл вечер, Сергей преобразился: быстро умылся, переоделся и широким шагом направился к калитке, на ходу бросив:
– Меня ждут ребята, мам.
– Ну вот, – улыбнулась мать, – наконец-то и мой Серёжа встретил человека, который покорил его холодное сердце.
Она перекрестила сына и прошептала:
– Боже, пошли счастье моему сыну.
Отец, весь день наблюдавший тоскливое настроение своего отпрыска, спросил у жены:
– Объяснит мне кто-нибудь, что происходит? И что ты бубнишь себе под нос?
– Ты знаешь, кажется, наш Серёжа по-настоящему влюбился, – счастливо улыбнулась она.
В тот раз он не пошёл на танцы, а встретил Светлану на подходе к Дому культуры. Поздоровался и предложил прогуляться к пруду, где плавала пара грациозных белых лебедей. Она приняла предложение. Они облюбовали маленькую скамеечку под сенью плакучей ивы, и ночь напролёт фантазировали о том, что ждёт впереди. Теперь вечера, проведённые рядом с ней, казались бессовестно короткими, а дневные часы – бесконечными. С ней окружающий мир раскрывался с новой стороны. Прекрасны стали ночи в родной Васильевке, удивительным казалось небо, а цветы белой акации дурманили своим ароматом!
Её говор и запах светлых волос, пахнущие ромашкой, задорный смех и нежные руки сводили с ума. Сергей, не стесняясь своих чувств, с любовью смотрел на неё, иногда подхватывал на руки и, как ошалелый, кружился, а она прижималась к нему, такому близкому и сильному.
Однажды мама, наблюдая за сборами на очередное свидание, спросила:
– Сынок, показал бы нам свою невесту. Кто она такая, чья будет?
– Это дочь дяди Виктора Стороженко, Светлана.
– А, учительша! Сурьёзная такая, умная и с доброй душой. И знаешь, очень красивая девушка. Её в школе уважают коллеги, дети любят. Да и родители порядочные. Ты пригласил бы её к нам?
За три дня до окончания отпуска Сергея они расписались, отметив это событие небольшим застольем. Счастливый Присяжнюк с любимой супругой вернулся к месту службы.


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

«Полуторка» с маленькой кухонькой, полуподвалом и большой печкой из глазурованного керамического кирпича тёмно-зелёного цвета, отапливаемая газом стала семейным гнёздышком семьи комбата.  Все удобства находились метрах в ста от дома. Правда, имелись и преимущества: квартира была на одного хозяина и располагалась рядом с воинской частью.
Как один день пролетел их первый год совместной жизни. Они купались в любви. Светлана провожала и встречала его поцелуями и улыбкой. В доме всегда прибрано и пахло ею, его любимой. Завтраки, обеды и ужины радовали сытностью и удивительным вкусом. Света умела не только готовить, но и накрывать стол. Она не хотела расставаться с ним ни на минуту, он отвечал ей тем же.
Если раньше Сергей целиком и полностью отдавался службе, то сейчас разрывался между работой и любимой. Однако это не мешало честно и добросовестно служить. Подразделение устойчиво держало планку лучшего в части. Сергея всё больше начали уважать старшие и любить подчинённые. Теперь его не тянуло в мужские компании «покурить» (так называлось времяпрепровождение, когда военные собирались посудачить о том, о сём), он был переполнен своей Светой. А когда уходил в наряд на сутки дежурным по полку, в нарушение порядка, установленного в части, жена приходила вечером и оставалась в комнате дежурного до утра, согревая его своим присутствием. Они жили одной жизнью, одним духом – духом любви.
Как-то Светлана торжественно сказала:
– Серёженька, у нас будет ребёночек.
Он подхватил её на руки, кружил по комнате и целовал, целовал…
Идиллия завершилась неожиданно. Присяжнюка пригласили в отделение кадров дивизии и спросили, как он смотрит на прохождение службы в Афганистане. О событиях, происходивших на земле Пророка, он знал. К тому же один офицер их части, ранее убывший в Афганистан, вернулся в цинковом гробу и был захоронен на городском кладбище. Энтузиазма сообщение не вызвало, но он служил Отечеству, поэтому твёрдо ответил:
– Я готов. Когда передать подразделение и убыть?
– Езжайте в полк, сообщим дополнительно, – последовал сухой ответ.
Рассказывать беременной жене о командировке «за речку» пока не стал, решил, что сообщит, когда придёт приказ. С того дня ещё нежнее стал относиться к супруге, уделять ей больше внимания, но в душе поселилась тревога. Светлана заметила это и однажды спросила:
– Серёженька, что с тобой происходит?
– Усталость, наверное. Только-только контрольную проверку закончили. Ты можешь меня поздравить с тем, что батальон подтвердил звание лучшего.
– Поздравляю, мой милый! От всего сердца! Но беспокоит меня не это… – Света замолчала, а по щеке покатилась слеза.
Сергей обнял любимую, долго целовал и говорил ласковые слова, а она, принимая ласку, безмолвно плакала. И в тот раз Присяжнюк свою тайну не открыл, надеясь: а вдруг...
Однако «вдруг» не случилось. Вскоре его пригласил к себе командир полка. Когда Присяжнюк вошёл в кабинет, то увидел там не только командира, но и заместителя по политической части. Оба сосредоточенны. Хотел было доложить, как положено, о прибытии, но командир остановил словами:
– Проходите, Сергей Григорьевич, садитесь!
Командир всегда обращался на «ты» и вдруг перешёл на «вы». Сердце ёкнуло. Приказ пришёл! Полковник достал сигарету, долго мял её, затем бросил на стол:
– Понимаешь, Сергей Григорьевич, я пытался тебя отстоять. Мне обещали, но пришёл приказ...
Немного помолчав, продолжил:
– Нельзя верить никому! Ведь просил, требовал. Сволочи... обещали ведь! И на тебе!
Командир, вскочив со своего места, принялся мерять шагами кабинет. Замполит молчал. Неожиданно остановившись, полковник почти прокричал:
– Лучшего офицера забирают! Видите ли, там им нужны именно лучшие! Аргумент нашли! Своих выкормышей не посылают, крестьянскими детьми дырки затыкают!
Присяжнюк встал и сдавленным голосом спросил:
– Кому передать батальон и когда убыть?
– Да сядь ты, Сергей! – отчаянно прокричал комполка и вдруг сник. – Извини, сынок. Ничего не могу сделать, понимаешь? Ни-че-го! У тебя жена в положении. Я знаю! Не по-человечески это, но никакие мои аргументы не принимаются во внимание.
– Товарищ полковник, жену отправлю в деревню к своим родителям – Сергей смолк. Спазм сдавил горло. Придя в себя, продолжил: – Дайте мне трое суток, чтобы жену отвезти.
Командир молчал. Замполит поднял голову.
– Не по-человечески так делать! Жена рожать собирается, а мужа в такую командировку отправляют! Но мы, Сергей Григорьевич, ничего изменить не можем. Я разговаривал с начальником политотдела дивизии. Он ответил, что это наши проблемы, решать их должны на месте. Не могли…
Командир его оборвал:
– Хватит тут демагогию разводить! В общем, так. День-два – на передачу батальона, три – на поездку домой и обратно. Жду тебя через пять суток. Если необходима будет помощь, обращайся! Извини, сынок, что так случилось. Батальон передай своему начальнику штаба. Счастливо! Жду.
Домой шёл как на казнь. Как сообщить супруге о том, что он бросает её в такой ответственный момент и уезжает на войну? Как её оставить в таком положении? Кто ей поможет во время родов? А после? Переступив порог квартиры, Присяжнюк, не поднимая глаз на встречающую супругу, сказал:
– Милая, нам нужно поговорить.
– Что случилось, Серёженька?
– Пойдём, сядем на диван.
Он обнял жену за плечи, и они молча прошли в комнату. Прижал её к себе:
– Понимаешь, милая, меня посылают в командировку.
У неё вырвался крик:
– В Афганистан! Нет, не отпущу тебя! – запричитала она без остановки. – Не отдам тебя никому! Не отпущу! Давай уедем! Давай сбежим!
– Милая, ты не думай о плохом, всё будет хорошо. Я тебя отвезу к моим родителям. Они тебя очень любят и будут во всём помогать. А когда родится ребёночек, ты мне сообщишь. Меня отпустят. Я приеду, я обязательно приеду. Слышишь, милая?
Она вдруг обмякла и спросила:
– Когда, Серёженька?
И уткнулась в его грудь, рыдая…
Сопроводив супругу в Васильевку и передав родителям, Присяжнюк вернулся в часть. В голове пустота, в сердце и душе творилось невообразимое. Ему не страшно было отправляться на войну, но оставлять в предродовом состоянии супругу... Хоть вой от бессилия!
Вскоре предстал перед командиром:
– Я готов. Спасибо, товарищ полковник, за поддержку. Буду вас помнить. Вы мне заменяли отца. Многому у вас научился. Вы были настоящим командиром и воспитателем. Спасибо вам, Пётр Степанович, и до свидания...
Полковник сгрёб его своими огромными ручищами, прижал к себе, сказал:
– Всё будет хорошо, сынок, я знаю. Ещё раз прости, что не смог тебя защитить. Я тебя буду ждать. Возвращайся. И пиши, сынок. Обязательно пиши! Пусть тебя бережёт наша офицерская фортуна. Удачи тебе, капитан!


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Полк, куда прибыл командир танкового батальона капитан Присяжнюк, располагался в самом центре маршрутов проводки караванов с оружием и боеприпасами из Пакистана в центральные афганские провинции и дальше, на север. Приняв батальон, он сразу окунулся в боевую жизнь части.
Второй день после вступления в должность начался с неприятности: территорию части обстреляли мятежники из реактивных пусковых установок «земля-земля» и безоткатных орудий. Три противно воющих реактивных снаряда взорвались в расположении подразделения. Два солдата срочной службы, получили осколочные ранения. Комбат отдал распоряжение немедленно всем укрыться под бронёй танков, раненым оказать первую помощь и доставить в полковой медпункт.
Во время боевой суматохи к Присяжнюку подбежал капитан-мотострелок. Указывая на расположенную рядом сопку, крикнул:
– Танкист, вон с той сопки по нам ведут огонь!
Комбат посмотрел в указанном направлении и, заметив клубы пыли на склоне ближней сопки, скомандовал:
– Экипаж, к бою!
Танкисты в доли минуты заняли штатные места, заработал двигатель и комплекс управления танковым оружием. Мотострелок взгромоздился на башню и постучал по шлемофону Присяжнюка, а когда Сергей поднял голову, указал рукой прямо и, перекрывая работу двигателя танка, прокричал:
– Прямо! Вперёд!
Танкист, доверившись капитану, отдал команду механику-водителю:
– Механик, вперёд! Заряжающий, осколочный!
Не успел танк проехать и 50 метров, как пехотинец, изучавший в бинокль предположительное месторасположение противника, постучал по шлемофону танкиста:
– Стой! Смотри! Прямо – одинокий кустарник, левее 50, выше 5, РПУ.
– Вижу! – прокричал в ответ Сергей, протянул руки к пульту управления оружием. Наводчик орудия посторонился. Присяжнюк припал к прицелу.
– Так, кустарник. Есть! Левее. Есть! Выше. Ах, вот ты где, голубчик, устроился! Так, 1000 или 1200. Берём 1000, целимся выше цели. Огонь! – скомандовал себе танкист.
В это время в районе предполагаемого места расположения РПУ снова поднялась пыль. «Духи повторно ведут огонь, получайте же», – Присяжнюк нажал на кнопку спуска. Танк дёрнулся. Заряжающий, прослуживший в воюющей части более полугода, проворно дослал очередной осколочный снаряд в ствол, снял пушку с блокировки и крикнул: «Готов!».
Мотострелок ему радостно:
– Есть! Брат, давай ещё один!
Сергей видел, что снаряд разорвался немного выше укрытия с РПУ, однако сама установка взрывной волной была выброшена из укрытия и лежала на бруствере окопа. Неожиданно, как из-под земли, рядом с ней появились люди и начали стягивать её в укрытие.
Присяжнюк подправил точку прицеливания и нажал на кнопку спуска. В этот раз он был уверен, что РПУ уничтожил, не зря же на армейских соревнованиях, два месяца тому назад он был признан лучшим стрелком из танкового оружия, за что награждён дипломом. Не успел он рассмотреть результаты своей работы, как мотострелок закричал:
– Есть! Молодец, капитан!
Экипаж ожидал распоряжений, а Присяжнюк в смотровой прибор командирской башенки изучал результаты стрельбы. Увидев, что на месте, где недавно возились люди у РПУ, зияла огромная воронка, обрадовался. Вылез из башни и сел рядом с мотострелком.
Тот протянул руку:
– Командир 1-го мотострелкового батальона капитан Пилюгин, Анатолий.
Танкист в ответ:
– Командир танкового батальона капитан Присяжнюк, Сергей. Очень приятно. Спасибо за помощь!
– Да ты, я вижу, и сам не лаптем щи хлебаешь. Молодчина! С первого выстрела! Будем дружить.
Он крепко сжал руку Сергея. Затем отпустил и, удобно усевшись, пошутил:
– А ваши пукалки здорово громыхают! До сих пор в ушах звенит. Хвалю, знатно уложил снаряды! Теперь «духи» с этой стороны не сунутся. Поплачут по установке. Будут знать, что у них появился серьёзный противник! Ну, брат, с боевым крещением! И запомни: «духи» уважают силу. И ты теперь у них уважаемый человек, – мотострелок от души рассмеялся. – Твой предшественник в таком случае пошёл бы спрашивать разрешения командира полка.
Анатолий, помолчав немного, добавил:
– Я тебя поздравляю! Но сейчас тебе придётся выслушать нравоучения нашего комполка, как вести себя в подобной ситуации: «Необходимо укрыться и ожидать окончания обстрела, а не своевольничать». Чмо, а не командир! Но я этого не говорил. Удачи. Я пошёл.
– Счастливо, – ответил танкист.
– Кстати, приходи сегодня, если будет свободное время. Жду тебя во втором модуле к девятнадцати. Отметим знакомство!
– Спасибо. Буду, – улыбнулся Присяжнюк. Ему понравился бесстрашный комбат.
Потом были первые, вторые и третьи выходы полка на выполнение боевых заданий. Выходил и танковый батальон, иногда в полном составе, но чаще двумя ротами. Неизменно с батальоном выходил комбат, редко привлекая для этого своих подчинённых – начальника штаба и своего заместителя. За это время он подружился с Анатолием, храбрым, смелым, благородным, прекрасно подготовленным офицером. Батальон под его командованием умудрялся выполнять самые сложные боевые задачи, при этом не допуская неоправданных потерь, а это высшая оценка командиру.
Однажды Присяжнюк, беседуя с подчинёнными офицерами, на примере своего товарища рассказал, как необходимо вести себя в бою и повседневной жизни, закончив разговор словами русского генерал-фельдмаршала, графа М. С. Воронцова: «Мало, ежели офицер сам не боится, а команда его не имеет равной с ним твёрдости; у истинного офицера и подчинённые будут герои».
Приняв батальон и определившись с почтовым адресом, Сергей написал письмо супруге. В нём рассказал, как его радушно встретили, о командирах и коллегах, об отменной погоде и о том, что он с подразделением, как и прежде, занимается боевой подготовкой. Без утайки сообщил, что скоро подразделение совместно с частью будет участвовать в полевых учениях. Но главной темой письма оставалась любовь к ненаглядному Светлячку и то, как часто она приходит к нему во снах.
По возвращении с первого боевого задания написал и отправил второе письмо. И снова о любви, о том, как ждёт весточки от своей родной и ненаглядной. Успокоил, написав, что по результатам прошедших учений, в которых участвовал батальон, он лично и его подразделение поощрены командованием. Поведал о добром и душевном народе, населяющем провинцию, где дислоцируется их часть.
Через несколько дней получил ответ. С упоением читал строки о любви и преданности, о том, как она скучает и ожидает встречи. Спрашивала: «Милый, по телевизору показывали, как советские подразделения разгромили караван с оружием. Вы не выходите громить караваны? Береги себя, мой милый!».
В ответе Сергей написал, что в районе расположения их части тихо и спокойно, они не участвуют в боевых действиях, а оказывают помощь в строительстве школ, детских садов и обучают афганских солдат.


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Присяжнюк повернулся на бок. На экране телевизора мелькали ужасы войны. Выключив его, развернулся на спину и выругался:
– Чёртов телек! То выпивуха, то войнуха. Страсть, как интересно! Воспитанием через электронные СМИ занимаемся. Ну дают американцы! Обнаглели совсем. Это ж надо, по всей планете льют кровь, упорно доказывая, что только они знают, как должен быть обустроен мир. И никакой ответственности! Эти «славные рембята» бомбят и стреляют только из добрых побуждений, убивают и калечат только во имя торжества мировой демократии. Так и хочется крикнуть: «Доколе вы будете убивать и калечить безвинных людей! Остановитесь!». Но нет же! Подай ты им стопроцентное обоснование права любой нации на политическую и экономическую независимость. Что такое Гаагский суд? Место оправдания преступлений янки?
Он злился на себя, на треклятых американцев, признающих только силу и наводнивших целый мир оружием, яркими картинками многосерийных боевиков, воспевающих по локоть в крови американских рейнджеров в роли «спасителей мира». Призывая себя к спокойствию, стал рассуждать:
– Неужели не будет над ними суда? Говорят, будет Всевышний суд. А когда? Они настолько самоуверенны, что лишь сплюнут: «Мол, чепуха». Но они должны ответить! Должны! За все свои злодеяния! Ладно, Серёжа, успокойся, ты для них не указ и не судья. Лёг и отдыхай. Завтра день ничуть не легче.
Однако сон не шёл. Память упорно возвращала в Афганистан, в первый выход на боевые. Они участвовали в проводке колонны с материальными запасами для пехотной дивизии, расположенной в небольшом городке Мукур, попутно решая задачи разгрома бандформирований в провинции Газни.
На участке дороги, где по обе стороны темнели заросли карагача, прозванного Чёрным лесом, в районе кишлака Дафтани полк принял бой. Первыми были атакованы отряд обеспечения движения, где находился танковый взвод его подразделения, артиллерийский дивизион и танковый батальон. В хвосте колонны подожжены несколько наливников (автомобилей, перевозящих автомобильное и дизельное топливо). Колонна приостановила движение, а вскоре и совсем замерла на месте.
Мятежники из безоткатных орудий, гранатомётов и стрелкового оружия обрушили с двух сторон шквал огня. РекСы рвали землю, разрушали технику, убивали людей. Командир полка молчал. Присяжнюк отдал приказ: «Первая рота, противник слева. Вторая и третья – противник справа. Огнём танкового вооружения с места – уничтожить!».
Съезд с полотна дороги грозил подрывами на минах. Танки, развернув башни в направлении противника, вели огонь из пушек и пулемётов. Бой принял затяжной характер.
Один из молодых командиров взводов, не выдержав нервного напряжения, отдал команду механику-водителю атаковать противника. Тот, выполняя приказ, повёл танк на мятежников.
Присяжнюк увидел это и что есть силы крикнул:
– Двадцать первый, стой-й-й!
Но было поздно. Грозная боевая машина съехала с дорожного полотна и сразу подорвалась. Оторванные взрывом части танка Т-62 и человеческие останки разлетелись вверх и в стороны.
– Что же ты натворил, Двадцать первый? – прошептал комбат.
Он видел, как из подорвавшегося чадящего танка вылезали живые члены экипажа. Заряжающий, перевалив через броню башни, упал замертво, сражённый пулей мятежника. Командир взвода, выбираясь, был ранен. Наводчик проворно соскользнул по броне и тоже оказался под прикрытием башни.
Комбат, зная, что в горящем танке могут взорваться боеприпасов, тем не менее, отдал приказ механику-водителю:
– Коля, аккуратно пришвартуйся к горящему танку.
Когда танк подошёл вплотную к повреждённой машине, Присяжнюк перепрыгнул на корму, подхватил раненого офицера.
– Ой! – вскрикнул лейтенант, – больно.
– Терпи, лейтенант – сквозь зубы прошипел комбат. – Жив – и слава Богу.
Передавая его в открытый люк своему заряжающему, распорядился:
– Гриша, окажи помощь.
Сам, развернувшись в сторону подорвавшегося танка, крикнул наводчику орудия:
– Ефрейтор, поднимай заряжающего и с ним вместе – на мой танк!
В этот же момент Присяжнюк почувствовал обжигающую боль в ноге выше колена. Времени смотреть, что случилось, не было. Нырнув под защиту брони, сел на штатное сидение и посмотрел, по ноге текло что-то тёплое и непривычно липкое. Отдал распоряжение механику-водителю:
– Коля, спокойно назад!
Как только танк ушёл от чадящей машины, скомандовал:
– Механик, стой! Наводчик – следить за полем боя, быть в готовности вести огонь.
Запросил рапорта командиров рот. Ему доложили, что в бой ввязалась спешившаяся пехота.
Поступила долгожданная циркулярная команда:
– Внимание! Работают вертушки!
– Наконец-то! Где же вы раньше были, вертуны?! – вырвалось из уст комбата.
В условиях той войны вертолёты были надёжными помощниками, защитой и спасением: обеспечивали с воздуха огневую поддержку и помогали эвакуировать раненых.
Не успели отработать и уйти вертушки, как по противнику открыла огонь молчавшая до этого полковая артиллерия. Мятежники, неся потери, ретировались. Вскоре на дороге были слышны только единичные выстрелы, дымились поражённые машины, бродили чертыхающиеся люди.
Присяжнюк, выбираясь на броню танка, почувствовал острую боль в левой ноге. Однако нужно управлять батальоном. Для начала – оценить обстановку. Из доклада командиров рот следовало, что потеряны два танка, три человека убиты и семь ранены. Про себя отметил: «Не считая меня». Приспустил брюки, осмотрел и ощупал рану. Ранение было сквозное, пуля не задела кости. Обрадованно вздохнул. Наводчик орудия подал аптечку. Достав обезболивающее, Сергей ввёл его немного выше места ранения, быстро обработал и перевязал рану.
Начальник медицинского пункта констатировал после осмотра раны:
 – Вы, товарищ капитан, фартовый! Офицерская фортуна улыбнулась вам – ранение сквозное, кость цела. Однако смею заметить, что при таком пренебрежительном отношении к своему здоровью можете поплатиться не только ногой, но и жизнью…
Были потом и другие выходы и ещё одно ранение, уже осколочное, госпиталь, где он получил такое долгожданное известие о рождении дочери. После лечения предоставили отпуск. Сергей увидел дочь, встретился с любимой и родителями. Его счастью не было предела. Об участии в боевых действиях, ранениях и контузии никому из родных не говорил. Сочинял небылицы, как он со своими солдатами помогал мирным афганцам строить школы, прокладывать дороги. Днём и при включённом свете вечером всегда ходил в тельняшке и спортивных штанах, чтобы родные не заметили шрамов.
Однажды Светлана предложила:
– Серёж, жарко так, даже душно. Давай пойдём на пруд искупаемся?
 Он лишь отшутился:
– Светик, за семь месяцев я разучился плавать! Утону. Там же только горы и песок.
Отпуск пролетел быстро. Расставаясь, обещал писать и «не лезть в пекло».
И снова боевые выходы, повторная контузия и ордена. Досрочно присвоили воинское звание майора. Сергей писал и получал письма от своей ненаглядной, любил и был любим.


ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Через год и восемь месяцев он вернулся в Союз для сдачи вступительных экзаменов в военную академию бронетанковых войск. Поступил. Сколько радости было в душе: сбылась мечта сельского паренька! Отныне он – слушатель военной академии БТВ в Москве. Через два месяца обучения получил комнату в общежитии и перевёз семью.
Три года в академии пролетели быстро. Это было самое счастливое время в жизни офицера Присяжнюка и его семьи, несмотря на комнатку в панельном доме площадью 18 квадратных метров.
Ему, отличнику учёбы, спортсмену, кавалеру боевых наград, накануне выпуска предлагали остаться в адъюнктуре при академии, но он отказался. Присяжнюк частенько вспоминал, как один из офицеров учебной группы во время подготовки к защите дипломной работы пошутил: «Я, конечно, не генеральский сын, однако не хочу полковничьим клёшем мести брусчатку Красной площади, а согласен служить вдали, в пыли, в грязи, но стать генералом». Была и у него тайная мечта – дослужиться до генеральских лампас.
При распределении Присяжнюк получил направление в ГСВГ (группу советских войск в Германии) на должность начальника штаба танкового полка. Служба нравилась: новая техника, боевая подготовка, ухоженный военный городок со всем необходимым для семьи и детей. Магазины, переполненные разнообразным качественным и добротным товаром.
Через год службы назначили командиром танкового полка, а вскоре – начальником военного гарнизона. Забот и хлопот добавилось: кроме его части, в гарнизоне дислоцировались ещё четыре: боевая учёба, досуг, всестороннее обеспечение, поддержание дружбы с местной германской властью и т.д.
У Сергея в памяти отложились воспоминания о настоящих дружеских встречах с руководством городка, где они располагались, о безвозмездной и бескорыстной помощи немецких товарищей советским военнослужащим. Вспомнился курьёзный случай, произошедший в гарнизоне во время празднования Нового года.
В прибранной и украшенной ёлкой с яркими игрушками офицерской столовой гарнизона для офицеров и членов их семей накрыли праздничный стол, своими силами подготовили небольшой концерт, благо среди военных много талантливых людей, пригласили руководство городка. Мероприятие началось в торжественной обстановке и по русскому обычаю – проводами Старого, уходящего года. Звучали воспоминания о добрых делах военнослужащих в прошедшем году. Неожиданно один из командиров мотострелковых батальонов, пошатываясь, приподнялся и заплетающимся языком начал тост: «Ува-жа-е-мые немецко-фашистские друзья! Я, мы…» Капитана подхватили под руки, находившиеся рядом с ним офицеры и увели в соседний зал, а затем сопроводили в комендатуру.
Заместитель по политической части, который до этого бодро вёл вечер, безмолвно стеклянными глазами вытаращился на Присяжнюка.
Тот поднявшись, принёс извинения за слова, сказанные подчинённым. Немцы сделали вид, что не поняли смысла произнесённого. Мероприятие продолжилось.
Вначале сидящие за столом переговаривались вполголоса, а потом, в двенадцать часов, транслируемый по телевидению бой курантов и поздравление руководителя государства Леонида Брежнева оживили публику. Поздравления с наступившим Новым годом, концерт, танцы, и только под утро народ начал расходиться.
Прощаясь, заместитель бургомистра города, возглавлявший делегацию от местной власти, сказал:
– Вы, русские, добрые, умные, весёлые и миролюбивые. Дай Бог, чтобы мир на Земле длился бесконечно, пусть война не придёт на наши земли, а память между нашими народами останется доброй. Ваш товарищ оговорился, и только. Вы, пожалуйста, не наказывайте его.
Это происшествие в круговерти боевой учёбы и бытовых неурядиц вскоре забылось. Дружба с жителями и руководством городка продолжилась, даже укрепилась…
Спустя пять лет после службы в Германии Присяжнюка направили на равноценную должность в Уральский военный округ. В кадрах военного округа предложили должность начальника курса в родном военном училище, но он отказался. Присяжнюк не мог представить себя и сытную размеренную жизнь начальника курса, считая, что его харизма и боевой опыт необходимы в боевых частях.
После короткой беседы с заместителем командующего по боевой подготовке его направили командовать отдельным танковым полком в отдалённом воинском гарнизоне. Там росли восхитительные мачтовые сосны, температура воздуха зимой опускалась до 40 градусов мороза с пронизывающими ветрами, а летом донимали огромные комары. После благополучной Германии было холодно и неуютно, однако они со Светланой и дочерью терпеливо переносили тяготы воинской службы.
Присяжнюк и здесь не отсиживался, а служил Отечеству. За время его командования часть вошла в число лучших среди равных в округе. В благодарность, чтобы «отогрелся», через три года его направили служить на равную должность в отдалённый военный гарнизон, дислоцированный на территории Казахстана.


ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Присяжнюк поднялся с дивана, подошёл к бару и достал бутылку «долгоиграющего» коньяка. Какое-то время смотрел на полную рюмку, а затем, смакуя, выпил. От удовольствия даже крякнул и, обратился вполголоса к себе:
– Заканчивал бы ты, полковник, воевать. Пора на отдых!
Поставив всё на места, аккуратно прикрыл бар. Только решил прилечь, как из спальни позвала жена. Сергей вошёл и увидел восхитительную женщину в прозрачном пеньюаре. Какая же она красавица! Светлана, словно прочитав его мысли, обняла мужа и зашептала:
 – Ты помнишь, Серёж, как мы в Коломые жить друг без друга ни минуты не могли? А ты знаешь, что я всё так же люблю тебя, милый?
У него закружилась голова, как бывало прежде. И всё дурное ушло на задний план: и ворчание, что не остался в адъюнктуре академии, что надоели эти «чёртовы гарнизоны», что «задолбали твои морозы и метели», что «люди живут как люди, а мы в дыре прозябаем», что «у жены командира артиллерийского полка норковая шуба, а у меня мутоновая». Ушло-исчезло даже то, что завтраки забывала накрывать, а порой и ужины приходилось разогревать самому…
Да и что, по сути, он дал ей, семье? На первом месте служба – с раннего утра и до поздней ночи, полигоны, учения, война… Дочь выросла – не заметил. «Эх, Серёга, сколько ты недодал своей любимой! – застучало в висках позднее раскаяние. – Не она, брат, виновата в сложившихся отношениях, а ты сам».
И он подхватил жену на руки, такую красивую, близкую, любимую, и понёс к кровати. Целовал, ласкал…
После ванны пили чай и вспоминали о прожитом: 
– А помнишь, Серёж, как ты носил меня на руках в нашей Васильевке? А как мы с тобой ночами дежурили? Как я щеголяла в пошитом подругой и вышитом мной платье из портяночного материала, который ты получил на паёк, помнишь? А как ты приехал в отпуск из Афганистана? Мы с тобой тогда никак не могли выспаться – все ночи проводили у колыбели нашей доченьки. Ты, Серёж, не видел, как Наташенька начала ходить. Это была умора! Она как утка переваливалась с ноги на ногу. Твоя мама, смеясь над ней, говорила: «Точно, как мой Серёженька в детстве». А помнишь Москву, когда мы втроём ютились в комнатке на краю города на восемнадцати квадратных метрах? Как с малым дитём умудрялись посещать театры и кино, как гуляли в парках? Эх, Москва!..
На какое-то мгновение она задумалась, а потом с лёгким укором продолжила:
– Не захотел ты, Серёжа, остаться в столице, а можно было. Ну, да Бог с ней, с Москвой! Нам с тобой везде было хорошо. Правда, на Урале зимой было холодно, а летом комары донимали.
Немного помолчав, добавила:
– Но какие же там красивые горы, лес, река! А грибов сколько, ягоды! А рыбалка! Помнишь, как на учениях ты получил двустороннее воспаление лёгких, тебя выхаживали врачи? Я не отходила от твоей кровати, отпаивая горячим молочком с мёдом, и ты выздоровел…
Присяжнюк взял руки супруги, поцеловал их и прижал к своим щекам. Он помнил всё. Когда они приезжали на новое место, оставлял её, торопясь на службу. Лишь поздними вечерами возвращался и помогал обустраивать квартиру. Помнил, как делили краюху хлеба, как боролись с холодом в плохо отапливаемых бараках, как мылись в тазике, согрев воду на плите. С грустью констатировал про себя, что за более чем тридцатилетнюю службу они всего два раза были в Доме отдыха, да и то зимой. Вспомнил, как уезжал на учения, оставляя её с маленькой заболевшей дочерью в холодной квартире… Как врал ей в письмах с войны. Не забыл и госпитальную койку, как учился ходить после подрыва и травмы позвоночника… И Москву, и Урал… Он всё помнил и был бесконечно благодарен, что она всегда оставалась рядом с ним.
Сколько же ей пришлось перенести трудностей и неудобств! А ведь не сломалась! Знал, что его Светлана плакала ночами, прячась ото всех, молилась, иногда упрекала его, но держалась. На её руках оставалась не только дочь, но и он сам. «Сильная ты у меня, моя Светлана, – с теплотой подумал он, глядя на супругу. – А ты, Серёжа, верный служака Отечеству, «цепной пёс», кроме своей службы не замечал ведь ничего». Он поднялся, обнял её и, целуя, зашептал:
– Прости ты меня, непутёвого! Много я хлопот принёс – знаю. Прости.
– Да и ты меня прости. Я ведь сама вижу, что в последние годы превратилась в ворчливую тёщу. Наверное, это от накопившейся за жизнь усталости или от скуки в этом захолустном гарнизоне. Да и дочь со своим избранником нервишки постоянно треплют. Это не оправдание, понимаю. Прости меня, – она поцеловала его руку. – Прости, любимый.
Светлана, подняв голову, снова заговорила:
– Серёж, тебе уже пятьдесят три года. Может, напишешь рапорт, уволишься? Поедем к нам на малую родину. Время сейчас неспокойное, того и гляди разбегутся республики по национальным квартиркам. А мы купим участок земли и построим дом или в родительском остановимся. Тогда ты построишь баню, сделаешь небольшой пруд, на берегу посадишь плакучую иву, а под ней установишь скамейку. Будем с тобой, сидя под ивой, вспоминать пережитое. Разве это не счастье?
Она даже смутилась от своей смелости и затихла. Присяжнюк долго молчал, затем грустно ответил:
– Ты права. Пора в запас…
Учебное полугодие пролетело, как один день. Случались авралы на гарнизонной котельной (зима в том году была суровая), сбои в проведении плановых занятий. Но это его только подзадоривало. Он даже постройнел, на что обратила внимание жена:
– Серёж, ты что-то плохо кушаешь. Лицо потемнело, словно в Африке побывал. Скулы вон показались, а под глазами – морщинки и тёмные круги. Форма висит, как на вешалке. Пожалей себя, Серёж?
Присяжнюк в ответ лишь молча улыбался, но на душе было неспокойно. Скоро весна и расставание с армией, которой отдано более тридцати лет…
Успешно сдав контрольную весеннюю проверку по боевой подготовке, он представил рапорт по команде. Спустя месяц пришёл приказ. Присяжнюк передал дела и должность, попрощался с гарнизоном, где прослужил почти шесть лет.
Обходя жилой городок, он удивился: сколько же сделано за время его пребывания в должности начальника гарнизона. Построены четыре пятиэтажных дома для семей офицеров и прапорщиков, две добротные двухэтажные казармы, две современные солдатские столовые, баня для личного состава срочной службы, а также для офицеров, прапорщиков и членов их семей. Забор вокруг городка раньше был из ржавой колючей проволоки, а сегодня он бетонный, высотой два с половиной метра, выкрашен в белый цвет. Когда-то росли три карагача и жухлая трава, а теперь радуют глаз стройные тополя, белокорые берёзки, развесистые каштаны и липы. Красиво смотрятся кусты сирени и калины, клумбы с белоснежными нарциссами, алыми и жёлтыми тюльпанами, так любимыми Светланой. Красота!
Настоящей гордостью Присяжнюка был учебный центр. Когда он приехал, то первое, что увидел, – это единственное полуразвалившееся глинобитное строение удручающе серого цвета. Весной и осенью дороги к центру были абсолютно непроходимыми для колёсной техники. Теперь заасфальтированы, обсажены с обеих сторон стройными берёзками, канадским тополем и жилистыми карагачами. Прекрасно смотрится двухэтажное спальное помещение со столовой и баней для личного состава полигонной команды и гостей гарнизона, отличная танковая директриса и директриса для стрельбы из вооружения остальной бронетехники. Построены электроподстанция и водокачка.
Возвращаясь из учебного центра, полковник посетовал:
– Одного жаль: мечтал построить школу и больницу. Медчасть так и ютится в жилом корпусе, а школа – в городе. Обидно, что не успел. Планировал сделать водоём, развести в нём рыбу, оборудовать пляж, посадить рощу. А вдоль водоёма посадить плакучие ивы, чуть подальше – берёзовую рощицу. Не успел…
Его друг, бывший начальник штаба, принявший должность командира полка и по совместительству начальника военного гарнизона, улыбнулся:
– Любишь ты берёзы, Серж. Я давно заметил твоё особое к ним отношение.
Присяжнюк вздохнул:
– Понимаешь, вырос я у берёзовой рощи.
– Да, не успел ты реализовать все свои грандиозные задумки. Однако наследил ты здесь, Сергей Григорьевич, знатно, что и говорить! Хотел создать в этой богом забытой степи рай? Так ты его и создал!..
Дальше ехали молча. О чём думал полковник Присяжнюк, было известно только ему. Через день он простился с подчинёнными и друзьями. А спустя два дня, отправив контейнер со скарбом в Россию, и сам с супругой отправился на малую родину…


ЭПИЛОГ

Прошло десять лет…
– Здравствуйте, – обратилась к стройному седому мужчине, молодая брюнетка. – Вы не подскажете мне, как найти Сергея Григорьевича Присяжнюка?
– Я вас слушаю, – ответил он, бросив на неё быстрый взгляд. Сразу обратил внимание, как молода и красива собеседница, к тому же так похожа на далёкую и почти забытую Леру.
– Ещё раз здравствуйте! Простите за беспокойство, – смутилась она от пристального взгляда, протянула ему руку. – Я – корреспондент районной газеты. Зовут меня Спиридонова Елизавета Иосифовна, хотя можно просто – Лиза. Сергей Григорьевич, я очень много слышала о вас интересного, даже удивительного. Прошу вас уделить мне немного времени для беседы.
– Почему бы и нет, – улыбнулся он её смущению, принял в свою широкую ладонь маленькую ручку и поцеловал пальчики. – Но что я могу рассказать вам? Пенсионер Министерства обороны. Правда, и на пенсии занят. Всегда находятся неотложные дела. Просто сегодня у меня по плану банька. Виллу мы с супругой прибрали, в саду и огороде навели порядок, так что наступило время отдохнуть. Пройдёмте к нам, это недалеко.
По пути Сергей Григорьевич успел рассказать Лизе о красотах деревни Васильевки, его малой родины, о замечательных людях, населяющих её. А потом шёл молча, о чём-то думая. За это время она рассмотрела его правильные черты лица, привлекательные даже в возрасте, глаза небесного цвета и подумала, что в молодости он, наверное, не одну девушку с ума свёл. И ужаснулась своим мыслям: а ведь и ей он понравился. «Стоп, подруга! Ты на работе, а не на свидании», – одёрнула себя.
Прервав её мысли, Присяжнюк сказал:
– Если вы хотите о ком-то написать, так у нас в селе, вон на той улице, – Сергей Григорьевич указал рукой направление, – проживает участник Великой Отечественной войны Иван Спиридонович Чеботарёв. Знаете, Лиза, он оборонял Ленинград, брал Кёнигсберг. Свою войну закончил в сентябре сорок пятого года, участвуя в разгроме японских милитаристов. Службу начал рядовым солдатом, а завершил старшим сержантом, командиром танка Т-34. Кстати, он дважды награждён высшей солдатской наградой – орденами Славы второй и третьей степени. Кроме того, у него медали «За отвагу» и «За боевые заслуги», другие государственные награды. Ранения, контузия, госпитали… Всё испытал солдат во имя Победы. После войны педагогом в местной школе работал, за свой труд удостоен высшей профессиональной государственной награды – стал заслуженным учителем СССР. У него орден Трудового Красного Знамени есть. Не одно поколение жителей Васильевки выучило с ним математику и физику. Сейчас он персональный пенсионер. Правда, время на консультации учащихся всегда находит. Вот о ком обязательно надо написать, он этого достоин!
– Спасибо, Сергей Григорьевич, за информацию, – поблагодарила девушка, – я обязательно познакомлюсь с Иваном Спиридоновичем и напишу о нём, но сегодня хочу побеседовать именно с вами.
– В моей судьбе всё тривиально: школа, военное училище, служба и венец всему – пенсия.
– Скромничаете, Сергей Григорьевич, – показательно нахмурилась Лиза, – о вашей службе и заслугах молва далеко идёт. И до нас дошла, хотя официально вы проживаете в областном центре, а в Васильевке бываете наездами. Жители деревни уважают вас. Рассказывают, что благодаря вашему упорству и инициативе в деревне установили монумент с танком и стелу с фамилиями в память о земляках, погибших на фронтах Великой Отечественной войны. А ещё скверик заложили, место захоронения павших за освобождение села привели в порядок. Работает организованный вами военно-патриотический клуб «Поиск», шахматная секция при школе, да и другие заслуги вам приписывают.
Отставной полковник приостановился, глянул брюнетке в глаза, улыбнулся:
– Вот именно, что приписывают. Это сделано руками и по велению сердца жителей Васильевки, а я всего лишь участник. Вы знаете, Елизавета, по приезде на малую родину я был приятно удивлён. За малый срок Белгород из провинциального городка превратился в город-красавец: высотные белостенные дома, изумрудные скверы, парки, каскады фонтанов, великолепные учебные заведения, больницы, спортивные дворцы и площадки. Радует глаз чистота прибранных улиц. За долгую службу мне довелось побывать во многих городах на территории бывшего Советского Союза и за его пределами, однако то, что увидел здесь, меня очень обрадовало. Я горжусь, что теперь живу в Белгороде – городе Воинской славы и Первого салюта.
За разговорами незаметно подошли к небольшому аккуратному домику, утопающему в зелени. Собеседник, открывая калитку, с гордостью произнёс:
– А вот и наша со Светиком вилла. Милости прошу!
Покрытый асфальтом двор был на удивление чист и ухожен, вдоль забора во всю длину устроены клумбы с разноцветными петуньями. Небольшой домик из белого силикатного кирпича украшала зелёная шиферная крыша, картину дополняли резные наличники, выкрашенные в такой же сочно-зелёный цвет.
Хозяин пояснил:
– Это наше родовое гнездо. Здесь родились и жили четыре поколения Присяжнюков. Я – из пятого. Увы, в юности оставил дом и вернулся, когда вышел на пенсию. Когда мы со Светланой возвратились на малую родину, то временно прописались у друзей в городе, встали на льготную очередь для получения жилья, однако жить временно прибыли в родную Васильевку. Я хотел здесь осесть, но супруга мой патриотический порыв остановила убедительными словами: «Достаточно намыкались по гарнизонам. Пора подумать о добротной квартире со всеми удобствами». Я согласился. Жизнь мы действительно прожили, как в народе говорят, на чемоданах – из гарнизона в гарнизон. В квартире не всегда были элементарные удобства. Дочери досталось: сменила за время учёбы четыре школы.
Сергей Григорьевич задумался, о чём-то вспоминая.
– Да, дом моих родителей, у которого сейчас находимся, два года стоял без хозяина. Строение старое, обветшалое. А родовое гнездо Светланы занял её старший брат с детьми и внуками. Знаете, когда приехали в деревню, то ужаснулись, как много заброшенных домов. Часть строений в развалинах, дворы заросли лебедой в рост человека, даже центр деревни находился в запустении. Посмотрели мы со Светланой, побеседовали с её родственниками, местными жителями и долго не могли принять окончательного решения. Сердце разрывалось от увиденного. Мы глазам своим не верили, что в такой короткий срок до неузнаваемости изменилась наша Васильевка.
Мой друг детства Витька Поскрёбышев, работающий директором местной школы, предложил мне тогда «поднять» Васильевку. Однако с сожалением признался, что всё колхозное добро растащили. Паи нарезали, а чем обрабатывать? Молодёжь рванула в город. Мужики спились. Если есть желание, оставайся, – сказал мне Виктор. – Попытайся поднять лежащее на боку хозяйство, недавно бывшее в числе передовых. Я смотрел на своего друга, некогда активного, врождённого организатора, и понял: раз Витька впал в отчаяние, значит, дела дрянь, поэтому супруге не стал возражать. Вот привели дом и дворик в порядок, баньку построили, садик обновили.
Зная из рассказов друзей Присяжнюка о его любви к берёзкам, корреспондент спросила:
– А берёзовую рощу посадили?
Собеседник с грустинкой в голосе ответил:
– Берёзовая роща рядом, в километре от Васильевки.
Ей на минуту показалось, что он даже ссутулился. Она обратила внимание на его потухший взгляд и жалела, что задала такой вопрос. Постаралась перевести разговор на другую тему:
– Сергей Григорьевич, а я слышала, что вы стали чемпионом по шахматам среди жителей города?
– Было дело, но не города, – снова ожил собеседник. – Однажды я выиграл соревнования на первенство нашего округа по шахматам. Но потом меня захватили другие дела: дом, сад, огород. Следом – квартира-«полуфабрикат».
– Поговаривают, что с получением положенного вам жилья были проблемы?
– Да что вы! Несколько походов в администрацию, и через два с половиной года – пожалуйте, живите! Разве это сложно? Хотя бюрократия на гражданке душит человека. Сложнее было с переездом дочери и её семьёй. Вы знаете, Елизавета Иосифовна, дочь родила нам внука, в третий класс ходит, – торжествующе произнёс собеседник, – шустрый такой. В школе писали сочинение на тему: «Кем ты хочешь стать?» Так он написал: «Хочу быть офицером, как мой дедушка, Отечество защищать». Он станет, он настойчив.
Собеседница, глядя на него, подумала: да в жизни ему пришлось хлебнуть всего, даже на пенсии и то – отдых только снится; при этом отметила, с какой теплотой и гордостью в голосе говорил он о своём внуке, – любит его дед.
В этот момент скрипнула, открываясь, калитка, ведущая в огород. Показалась немолодая, но красивая белокурая женщина. Лицо сплошь покрыто мелкими морщинками, которые не портили, а только подчёркивали её красоту и то, что в жизни немало пережито. Лиза заметила также, что голубые глаза хозяйки красиво подведены, а ногти на руках и ногах накрашены.
Корреспондент подумала про себя, вот так и должна выглядеть жена полковника. Но тут же сама себя поправила: «А почему только полковника? Все женщины обязаны выглядеть ухоженными и привлекательными, тогда и мужья не будут засматриваться на чужих жён! Да и водку пить станут в меру».
Женщина вытерла руки о подол рабочего фартука и проговорила приятным певучим голоском:
– Здравствуйте, моя милая! Меня зовут Светлана Викторовна. Извините, что не могу подать руку, она у меня в земле – я тут на грядках работаю, пока мой муж с такой красавицей общается.
Корреспондент представилась, но покраснела при этих словах. Хозяйка усадьбы сразу поправилась:
– Да это я так сказала... Простите меня. Мой Серж – кремень. Мы почти сорок лет дружно, душа в душу живём. Хотя, если честно, то глаза его при встрече с красивыми девушками всегда блестят. Он же мужчина!
В беседе с супругой Присяжнюка Лиза узнала, что Сергей Григорьевич, как и прежде, ходит ночью в атаки, ежегодно поминает своего друга, погибшего в Афганистане, с помощью Интернета общается с друзьями, а долгими зимними вечерами играет на компьютере в любимые шахматы. Из разговора корреспондент поняла, что Светлана Викторовна по-настоящему любит и уважает супруга. С грустью звучала исповедь этой немолодой женщины, но грусть была светлой, без тоски:
– Мой Серёжа часто вспоминает службу и друзей, но не подумайте, что делает он это за рюмкой водки. Вы представьте, что почти сорок лет Серёжа верой и правдой отслужил Отечеству. Почти вся жизнь – гарнизоны и полигоны. Он ведь ранен и контужен был на войне. А я никогда от него не слышала жалобы на здоровье, хотя замечала, что ему бывает худо. Помочь хотела. Но он неизменно отвечал, что всё нормально. Мой Серёжа неугомонный! Он и местную власть в деревне расшевелил: центр обустроили, к участникам Великой Отечественной войны и ветеранам-афганцам, что называется, лицом развернулись. Он настоящий воин. Все Присяжнюки по мужской линии в потомстве были такими. Дед его, Егор, – участник империалистической войны, полный кавалер Георгиевского креста, отец в Великую Отечественную войну награждён двумя орденами Славы. И моему Серёже, к сожалению, в мирное время тоже пришлось воевать. Вы даже представить себе не можете, какой он.
Такие слова дорогого стоят, и каждому мужчине их хотелось бы услышать.
Лиза, возвращаясь в редакцию, несла с собой душевное тепло этой удивительной семейной пары – настоящей женщины и истинного мужчины. Ей казалось, что за несколько часов общения она постигла простые истины, которыми живут её земляки, её малая родина.