Вечеря

         
Юродивым во Христе Иисусе посвящается!


                Вечеря… Благовидный батюшка мирно сидел в трапезной и неспешно вкушал постную, но с молитвой и любовью приготовленную пищу. В его голове уже вертелась отходная на сон грядущий – славление и благодарение Господа за прожитый день… но, как говорится, на ту беду дурак зашёл.
                Завидев дурака святы братья и сестры испуганно переглянулись и неистово закрестились во имя Отца и Сына и Святого Духа.
– Да… – грешной бранью подумалось батюшке, – беда не приходит одна… и беда вдвойне беда, если приходит с дураком, а дурак – с вопросами…

                Мы познакомились с батюшкой в эпоху развитого социализма, когда «союз нерушимый республик свободных» уже дышал на ладан. О его святости и чудесотворениях есть что рассказать, но… благодарные воспоминания об этом удивительном человеке, который щедро делился со мной поучениями о праведной жизни и наставлениями духовного свойства, пусть останутся в мире, которого уже нет. Ну, а вместо памятования…

– По жизни надо идти с миром в сердце, с осознанием своего достоинства, благородства и честности ума, преисполненным благими намерениями и несокрушимой верой, чтобы не только верить, но и верой отзываться на божественную благость, силу и премудрость, наконец, через личное сопричастие ко Христу Иисусу – Господу Богу нашему!
– Ты кто такой, чтобы читать мне проповеди и говорить о смыслах жизни?
– Я – смиренный воин войска Христова!
– Поп, значит?
– Ну, кому поп, а кому и…
– Да ладно, не грузись, – не конец света!
                Обида грешной тенью пробежалась по благодушному лицу батюшки: «Кто позволил этому… Да как он посмел…»
– Где же твой меч, «воин»?
– Крест – мой меч, крест и молитва!
– Святое всегда возвышенно, – многозначительно произнёс дурак, внимательно посмотрел на батюшку и, усмехнувшись, съязвил, – а ты, поп, вероятно, святее святых!
                Благообразие лица и сановитая внешность батюшки не вызывали сомнения в его святости, но… с молитвы так не пучит…
– Чем же ты так наваристо живёшь? – с издёвкой в голосе вопросил дурак.
                Батюшка едва не поперхнулся: «Живу, дурак, стяжанием Духа Святого… во спасение душ человеческих!»
– Великое благодеяние! – заметил дурак, вызывающе приподнял подбородок и с насмешливой укоризной полюбопытствовал: «Поп, а разве ты, сотворённый по образу и подобию божьему, уже не сподоблен по рождению частицей Духа Святого?»

                Смею предположить, что благодать Святого Духа открывается в человеке после долговременного борения, когда душа его, испытуемая всякими скорбями и искушениями, обретает Божье Сочувствие.

                Батюшка пристально глядел на дурака и безмолвствовал, его одолевали безумные мысли, среди которых отчаянно билась одна, вполне здравая: «Дать бы ему… кадилом в лоб, да со всего размаху!»
– Господи, именем Христа Иисуса и Силою Духа Святого огради нас от дурака незваного! – многострадально заголосили братья и сестры.
– Не обинуясь воспевают! – в блаженном помыслии отметил батюшка и невольно протянул руки к небесам: «Господи, да будет имя Твоё благословленно… во веки вечные!»
– Поп, – дурак хитро прищурился, – а зачем тебе, смиренному воину войска Христова, меч, если Сила Божия в немощи свершается?
                Разумеется, дураку было известно назначение меча духовного, который есть Слово Божие, и то, что Слово Божие живо и действенно… и острее всякого меча обоюдоострого.
– Вот пристал окаянный! Ну, какого… – возмущённый батюшка чуть не употребил скабрезную лексику.
– Да не тужься, поп, я понять хочу!
– Что же ты хочешь понять? – насторожился батюшка.
– Ну вот, к примеру… – дурак притворно замялся, – я хочу понять… что такое вера, не просветлённая разумом?
                Несомненно, батюшка уловил двусмысленность вопроса и, чтобы не игнорировать его явно, благодушно осведомился: «Ну, а сам-то ты какой веры, чадо неразумное?»
– Православной… Ну, той, что от пращуров моих «дремучих»…
– Так ты… язычник многобожный!?
– Не-е-ет… я сын отца своего, а отец мой учил говорить к Богу единому в своей сути и многоликому в своих проявлениях!

                Святы братья и сестры предчувствуя, что у дурака суесловия хватит аж до османской пасхи, укрепились в долготерпении Благим и Животворящим Духом… и приготовились к нелёгким испытаниям.

– Вразумись, дурак, Благодатью Божьей, и если ты ещё не…
                Дурак прервал нравоучение батюшки и покаянно произнёс: «Да, поп, я ещё не оглашен евангельской проповедью спасения… и пока что не принял на себя чудесотворений и благодатей иудео-христианства…»
                «Это умственно несостоятельное глумословие пришло не только с вопросами, но и с явным умыслом! – со всей очевидностью уверился батюшка. – Ну, что тебе нужно, дурак?»
– Поп, мне нужен Бог, а не учение о Боге!
– Если твой ум ищет Бога, а сердце не находит Его, обратись к Господу нашему – Христу Иисусу, прими Духа Святого и живи Благодатью Его!
                Батюшка настойчиво навязывал дураку мысль о том, что нет иной благодати, чем Дух Святой, и нет иного Бога, кроме Господа и сына его Иисуса; уверял всем своим существом: «Ну, это же любому дураку ясно!»
                Однако дурак рассуждал иначе: «Дурак дураку рознь! Иному дураку действительно всё ясно как божьим днём, а мне же свет не мил, если я в чём-то сомневаюсь, если чего-то не могу понять!»
                Надо сказать, что дурак действительно стремился разобраться в сути вещей, взглянуть на мир и на себя по-иному, то есть увидеть, как оно есть на самом деле. Ему всегда казалось, что за пределами его ума находится другой ум, который намного умнее… и другая жизнь, которая намного праведнее.
– Непременно приму Духа Святого, – заверил дурак, – и Господа Бога твоего приму в сердце своё, и жить буду, наверное, как у Христа за пазухой, но прежде, поп, развей сомнения мои, а есть ли Бог на самом деле?
– Дал же Бог к вечере алую зарю! – в сердцах воскликнул батюшка. – Бог есть!
– Поп, а вот…
– Не перебивай, кондак покаянный тебе в ухо! Бог есть, и я верую в Бога, и ты, исчадие адово, верь в Него! – батюшка указал пальцем в небо, – и не смей сомневаться в Нём!
                Дурак недоверчиво взглянул на указующий перст, а затем, в каком-то покорном благонадеянии, направил свой взгляд в высь небесную, чтобы самолично увидеть Того, Кого никто никогда не видел, но… спустя мгновение огорчённо вздохнул и посетовал: «Ни черта не видно!», на что батюшка только и смог вымолвить: «Вот болван!»
– Поп, ну нет там никакого Господа Бога! – заерепенился дурак.
– Да угомонись же ты! Христос смотрит на нас!
– Откуда смотрит? – в недоумении вопросил дурак и оглянулся по сторонам.
– С небес, разрази тебя гром!
                Батюшка неожиданно умолк… Он весьма сожалел о том, что его мирское сознание бесцеремонно вторгается в духовное пространство и своей необузданностью порочит глубинные смыслы. Ясно осознавал, что здравомыслие, пытающихся постичь мир, всегда приводило к требованию ничего не принимать на веру, считать истинным лишь то, что доказано разумными доводами, основанными на конкретных фактах. И, безусловно, его не нужно было убеждать в том, что вся полнота радости только в Божьем присутствии, а тем более в том, что вера в Бога и общение с Богом – диалектическая пара, со всей очевидностью взаимно исключающая друг друга.
– Поп, а ты и в самом деле веришь в Бога?
– Воистину верую! – резко ответил батюшка.
– Ну, а Бог верит тебе? – съязвил дурак, – и если Бог есть, разве не богохульство говорить: «Я верую в Бога!»
                Батюшка разинул рот, его неподвижный взгляд выражал полное смятение и крайнюю беспомощность: «Не дури меня, дурота убогая, – вдруг воспалился он праведным негодованием, – а то… как приложу крестом по лбу! – но тут же спохватился и покаянно произнёс, – Господи, умири помысел мой!»
– Ладно-ладно, поп, не хватайся за святое, – с укором в голосе промолвил дурак, – а в какого Бога ты веруешь, если…
                Не дослушав злоехидного вопрошания, батюшка хмуро ответил: «Верую, дурак, во Единого и Всеблагого Господа Бога!» – и трижды осенился во славу Отца и Сына и Святого Духа.
– Блажен кто верует!

                «Блажен кто верует!» – слова отзывались в сознании дурака долгим блуждающим эхом, утешали, вселяли восторг и пленяли воображение благоговейной надеждой.
– Поп, а ты блажен?

                Батюшка сидел неподвижно, скрестив руки на груди. На его небритом лице отразилось что-то неясное… не то избыток христианской добродетели, не то безнадёжное уныние. Он явно ощущал, как всякая хула и осмеяние наполняет дух скорбью и, в то же время, осознавал, что дух святости требует терпения, великодушия и кротости… по благословлению божьему.
– Вот ты, поп, усердно божишься, что веруешь во Единого и Всеблагого, а в Библии сказано: «Да умножатся скорби у тех, которые идут к Богу чужому!» – Так кто же Бог, кроме Господа Бога твоего?
                Святы братья и сестры, дабы не охулиться инопомыслием, обратились к Господу Богу: «Не дай нам, грешным, усомниться в истинном!»
– Бог Един и Всеблаг!
– Согласен, поп, Бог – Всеблаг, но как же Он един, если сказал твой иудео-христианский Господь Бог: «Как один из Нас…», и ещё сказал твой Бог: «Сотворим человека по образу Нашему, и по подобию Нашему…»
– Что сказал Отец Небесный, то и сотворил! – батюшка взглянул на дурака и спешно перекрестился: «Господи, помилуй!»
– Ну, а если сотворил Господь Бог человека по образу и подобию Своему, – не унимался дурак, – чего-кого же Он сотворил, если твой Бог есть дух? – И, недожавшись ответа, уверенно резюмировал: «Рождённое от плоти есть плоть, а рождённое от Духа есть дух!»
                Тень сомнения мелькнула в глазах батюшки: «Да… если Бог есть дух, а человек есть плоть, что же тогда получается из “Нашего образа и подобия”?»
                Чего греха таить… батюшка иногда впадал в сомнение, и это его очень беспокоило, ведь сомнение – враг веры! И разум враг веры, который в своей ограниченности не может объять духовные глубины.
– Господи, за какие же грехи мне такое испытание?
– Поп, – не унимался дурак, – вот ты божишься, что веруешь без сомнения, а я… сомневаюсь в твоей вере…
– Твои сомнения порождены непониманием!
– Да понимаю я… Путь к Богу освещён лучами веры… и исстелен сомнением… вера начинается с сомнения…
– Ну, так… – осторожно согласился батюшка.
– И кончается сомнением… – продолжил дурак, –  и, сомневаясь, моя вера всё больше и больше укрепляется в том… и когда я всецело доверяюсь своему сомнению… моё сомнение превращается в уверенность.
– Видит Бог, для дурака сомнение уже половина мудрости!
– Ну, что там видит твой Бог я не знаю, – зафилософствовал дурак, – но каждый дурак сам себе мудрец, а мудрец и в половине видит целое, и…
– Тьфу ты! – батюшка с досады ударил ладонью о стол. – Кто куда, а дурак – по кругу! Ты не мудрец! – раздражённо пояснил он, – ты всего лишь дурак!
– Несомненно, поп, я – дурак! Только я уверен…
– Уверен он… – батюшка прервал умствование дурака. – Уверяйся в глупости своей, если не уверен в существовании Господа Бога нашего!
                Дурак самодовольно ухмыльнулся и с явным, весьма оскорбительным, намёком произнёс: «Одни дураки почему-то уверены, что Господь Бог есть, другие почему-то уверены, что Его нет… Мы, дураки, всегда в чём-нибудь уверены!»

                Батюшка слушал дурака и горестно кивал головой, вероятно, в этот момент он хотел сказать что-то очень важное, увещевательное, и даже в резких выражениях, но… лишь глубоко вздыхал и тихо молил Господа – Бога своего.
                Признаться, и сам дурак чувствовал, что в словах батюшки таилось что-то очень важное, сокровенное, чего он никак не мог понять.
– В чём же сущность религиозного учения?
                Дурак мысленно повторял батюшкины вразумления, старался разгадать их тайный смысл, но… всё было тщетно – полчища глупых мыслей одолевали его… грехоблудили сознание так, что умная, непорочная мысль доходила не сразу.
– Возможно ли такое, при здравом уме и самообладании, принять нечто туманное – двусмысленное, и жить с этим, благодушно, всецело отдаваясь на волю мудрого и милосердного провидения?
                Дурака всё больше и больше одолевал плен неясных дум и сомнений: «Если противоположности взаимообратимы, – рассуждал он, – то они, переменившись, суть те, а те, вновь переменившись, суть эти?»
                Мысли побежали кругом! Чёрт их что ли гонит?
– Поп, когда одна и та же мысль не тождественна самой себе, как будут отождествляться разные мысли?
– Чего-чего!?

                В сумерках сознания путались мысли…
– Поп, как быть, если вера в разуме, а разум не приемлет веру?
– Между верой и разумом сложная связь… с одной стороны разум ведёт к вере, а вера просвещает разум, с другой – во многой мудрости много печали… и кто умножает познания, умножает скорбь… Веруй, дурак, чтобы… не знать!
– Не знать? Поп, ну это же полный абсурд!
– Верую, ибо абсурдно…

                «Не будь дураком! – будто сквозь сон донёсся уверенный и не терпящий возражений голос. – Рассуждай и вникай в саму суть Божественных обетований. Помни, слепая вера и религиозные поучения, доведённые до абсурда, являются врагами Божественной истины! Подменив Истину ложью, они подорвали животворную и спасительную силу Православного учения!»
– Верь, дурак, в Господа Бога нашего! Верь, даже если это абсурдно и лишено всякого смысла! Верь слепо, и не рассуждай!

                «Слепая вера всегда в союзе с невежеством, – рассуждал дурак, – она игнорирует знание, отрицает суть вещей и является причиной многих нелепостей… и даже страданий…  Он был абсолютно уверен в том, что те, которые знают суть и причину вещей, не станут ни слепо верить, ни напрочь отрицать. – Братья и сестры, во что же вы верите, отрицая всё, кроме Господа – Бога вашего, которого и видеть не видели, и слышать не слышали?»
                Несомненно, и батюшке было известно, что слепая вера – темнота, она опутывает разум и заползает в душу, если держать её нараспашку.
– Господи, доколе невежды будут любить невежество? 
– Поп, а говорят, что иудео-христианская Церковь высоко ценит невежество, как первопричину стадолюбия и предпосылку веры.
                Батюшка оглянулся и гневно погрозил пальцем: «Не лезь, дурак, в дела церковные!»
– Да разве это моё дело обличать дела церковные? – виновато возразил дурак, немного помолчал и с ехидцей добавил: «Я верю, что сама церковь есть обличие вещей невидимых!»

                Пустословие раздражало батюшку, прибывая в каком-то отрешённом благонадеянии, он тихо заметил: «Каждому человеку дана вера, и каждому будет дано по вере его!»
– Боже мой, дай веры тому, кому не хватает ума! – внезапно взмолился дурак и как-то по-особенному взглянул на батюшку.
– Господи! – просящим гласом взмолились святы братья и сестры, – как жить и не верить ушам своим, как жить и не верить очам своим, кого слушать и кому верить, и кто поверит слышанному от нас?

                Вечерело… Ночные призраки надвигались грозной толпой… Дурак испуганно замер… его сознание одолевали настырные и многочисленные мысли, одни убеждали вполне разумными доводами, другие – досаждали откровенным озлоблением…
– Пустословное говорение, как и безрассудное молчание, есть грех! – тихо молвила благочестивая мысль.
– Всякому дураку, который подвергает святыни злой издёвке и несправедливому осмеянию, – истошно вопила злорадная мысль, – будет возмездие!
– Верь, дурак, великое воздаяние предстоит тому, в ком страх достиг разума! – раскатисто и басовито рокотало с небес.
                Дурак немного смутился, будто нечистые мысли и сонные видения явились пред ним в бесстыдном виде. «Чего только не услышишь в вечерних сумерках! – пробормотал он, ухмыльнулся и многозначительно изрёк, – Всё от Бога… и мысли, и вера… и неверие!» – И вдруг… внезапное сомнение заставило дурака призадуматься…
–  Откуда приходят в голову глупые мысли, если всё от Бога, а Бог есть неиссякаемый источник совершенной мудрости?
– От лукавого все глупости, в посрамление наше!
– Глупые мысли чаще вылезают из моего невежества, как лысые черти из протухшего болота, – уверенно рассудил дурак, – а вот умные мысли, откуда приходят, и куда исчезают?
– Умные мысли избегают дурную голову!
                Ещё большее сомнение овладело дураком…
– Не согласен, поп! Не верю!

                Конечно, дураку хотелось бы верить всем и вся, верить на слово – не рассуждая, безоглядно. Да, ему хотелось бы верить (или, по крайней мере, – поверить) в иудео-христианского Господа Бога, но он действительно не понимал, как это «истинной верой предаться Господу Богу» без возможности лицезреть Его. «Если вера от слышания, – рассуждал он, – а слышание – от Слова Божия, где-же сам Господь Бог, несущий Слово Своё? Почему никто и никогда не видел Его? И даже евреи не видели никакого “Господа Бога”, который, якобы, говорил им что-то на горе Хорив из среды огня».
– Не марай, дурак, языком своим священное предание! – возмутился батюшка. – Праведный Моисей видел Бога! И говорил Бог к евреям: «Я Господь! Являлся Я Аврааму, Исааку и Иакову с именем Бог Всемогущий, а с именем Моим – Господь-Иегова не открылся им!»
– Поп, а чего это Господь-Иегова не открылся им? И почему между Господом и евреями стоял Моисей и пересказывал каждое слово Бога своего, ведь не глухие же они? Или собравшихся евреев вдруг поразил синдром Блейлера?
– Чего-чего!? Какой ещё такой синдром?
– Ну, это когда психопатологические проявления протекают с преобладанием галлюцинаторных и зрительных расстройств, – пояснил дурак, немного помялся и шёпотом добавил: «Говорят, что у некоторых больных развивается повышенная религиозность, так как они считают, что соприкоснулись с Богом и божественным».
– Э-э-э! Вон куда хватил! – батюшка с негодованием посмотрел на дурака. – Переложил с больной головы на здоровую! Размудрствовался, мракобес дефективный! Прежде чем мудрствовать, позаботься иметь Бога в разуме!
– Господи, – заголосили братья и сестры, – не возгнушайся грешнаго моления нашего, яви великую милость и уврачуй нас благодатью Своей!
– Поп, – дурак как ни в чём не бывало продолжил свои вопрошания, – а можно ли говорить о вере в Бога, если даже тебя посещают сомнения?
                Батюшка ответил не сразу: «Не сомневайся, дурак, я верую в Господа Бога нашего – Христа Иисуса!»
– Ну да, как говорится, верую и да поможет Бог моему неверию!
– Да уймись же ты, наконец! Угомон тебя возьми! – не выдержал батюшка и отчаянно взмолился Небесному Спасителю: «Господи, даруй мне истинного терпения!»
                Дурак потянулся, почесал затылок и виновато пробормотал: «Не серчай на меня, поп, – не со зла говорю… – после чего лениво зевнул, прошёлся взглядом по “нерукотворному образу Христа Иисуса”, “Пресвятой Богородице” и остановился на иконе “Евфросин Палестинский”, ещё раз зевнул и констатировал, – да, трапеза ещё не закончилась, а поп уже сыт по горло!»

                Зевота как бесова туча накрыла скучающий приход, добралась и до батюшки. Едва сдерживая заразный позыв, тот украдкой закрестил рот и тихо посетовал: «Нету сладу с дураком, ну ни в чём!»
– Поп, вот ты называешь меня сомневающимся, – дурак немного помолчал, усмехнулся, – а я, на самом деле, – продолжил он, – вдумчивый, верю лишь в то, в действительности чего не могу сомневаться. Вот и Михей, пророк израильский, говорит: «Каждый во имя своего Бога ходит!», и я не такой дурак, чтобы называть Богом того, кто не Бог мне!
– Заладил одно и то же, – гневно воспалился батюшка, – вот да вот! Тоже мне, дурак вдумчивый! Бог ему не тот, ещё и Михея приплёл… Да шёл бы ты к чёрту!
                Упомянув чёрта, батюшка неистово укрепился троеперстным знамением, и, сетуя на свою горячность и неосторожность в священном богогласии, осудился от слов своих: «Буди мне грешному!»

                Сумерки неспешно переходили в ночь.
– Бог един! – дружным хором заголосили братья и сестры.
                Дураку показалось, что тенора грешат фальцетом: «Бог един и многолик! – уточнил он. – В небесах обетованных – Творец, а здесь, на “этой грешной земле”, – черта между “должно” и “можно”».
                При слове «черта» не в меру упитанная плоть батюшки невольно встрепенулась… и пухлые пальцы затеребили наперсный крест.
– Бог абсолютен! – что есть мочи голосили братья и сестры.
– Бог абсолютен… и абсолютность Бога не определима! – уверил батюшка.
– Да… Бог выше всяких определений, непостижим и недоступен… – с искренним огорчением резюмировал дурак.
– Бог есть тайна…
                Святы братья и сестры, крестясь и зевая, открыли божественное писание и… тут же закрыли источник знаний и вдохновения, предаваясь размышлениям о тайне всех тайн – собственной глупости.

                За окном пронеслись тревожные чёрные тени…
– Что это!?
– Это твои мысли, дурак!

                Мысли изводили дурака… свои укреплялись в предубеждении, чужие – метались между божьим устроением и мирским укладом…
– Поп, зачем ходить в церковь, если Бог в душе?
– Церковь нам… как Мать!
– Мать моя добра, сердечна… и по дураку исполнена печали…

                Ночь становилась темнее, сновидения ярче. Батюшка хмурился, вздыхал, крестился, взирал на святые образа в покорном благочестии, творил охранительную молитву и, уповая на силу божьего вразумления, отгонял от себя всякую нечестивую мысль… и даже ту, что от дурака не может исходить ничего хорошего.
– Дурак, вот ты противишься умом своим принять Господа Бога нашего, а что такое Бог, по твоему собственному разумению?
– По моему разумению… Бог – это реальное и идеальное, обусловленное друг другом и имеющее началом и границей друг друга, которые то удаляются по мере развития, то вновь сходятся в некоторой идеально удалённой точке.
– Чего-чего!?
– Да ничего! То божественная квинтэссенция идеальности, завершение и конечная точка абстракции, противопоставляемой реальной конкретности бытия.
– Чего-чего!?
– Поп, знай своего Бога и не трудись понять дурака! А если сказать по правде, я не знаю что такое «Бог», но я точно знаю, что Он не может быть то, о чём ты говоришь.
– Да чтоб тебе просвира поперёк горла встала! Прости меня, Господи! – взмолился батюшка и троекратно обмахнулся крестным знамением. – Вот оно… преуспеяние дурномыслия и просвещённого мракобесия!

                Истины свет или свет науки? Разум нуждается в истине… а что такое истина, какая она… по замыслу божьему? Пытливые мысли метались в поисках основания для утверждения иудео-христианской истины, но… как на грех… такового не находили.
– Верь, дурак! Христос есть истина!
– Истина не может базироваться на вере, потому что сама вера есть предмет постижения и анализа!
– Верь, дурак, и не согрешай сомнением!
– Да верю я, верю… лишь в то, что понимаю, – будто оправдываясь пояснил дурак, – и подвергаю сомнению любые утверждения, чтобы убедиться в их истинности.
– Проникай в глубины божии, – послышался чей-то голос, – ибо нет ничего закрытого в этом мире!
– Кто здесь? – дурак растерянно оглянулся по сторонам.
                Тишина… странное ощущение, дураку показалось, что тишина пропитана каким-то густым и мрачным духом… Гнетущая тишина…

                Время шло… Дурак искоса поглядывал на батюшку, который крестным знамением отмахивался от назойливых демонов скудоумия… «Дивные дела творятся в ночи… – подумал дурак, – у кладбищенских оград заунывно воет ветер, среди деревьев блуждают тревожные тени, а из тьмы небосвода стремительно падают звёзды… и бледные ангелы в скорбном молчании восходят к вратам небесной обители…»
– Боже мой! – дурак вдруг осознал, что поток неугомонных мыслей уносит его в отдалённое и весьма мрачное будущее.
– Поп, разве я не достоин лучшего, чем гнетущее и беспросветное будущее?
– Всё в Боге, и всё самое лучшее – от Господа Бога нашего! – устало ответил батюшка.
– И всё самое худшее от Господа Бога вашего? – вопросил дурак.
                Батюшка открыл рот, чтобы возразить, но… в ответ лишь покачал головой…
– Эй, дурак! – вновь раздался невидимый голос, в котором уже слышалось явное раздражение, – от Бога ничего плохого не исходит, ибо Бог праведен и дела Его совершенны!
– Кто здесь?
– Это я, дурак, – не равный, но подобный Ему!

                Ночь – беспредельное пространство свободы, где мысли становятся громче, а разговоры искреннее…
– Я существую в единстве с Богом… Я пребываю в Боге… и Бог пребывает во мне! Я подобен Богу, Бог подобен мне!
                Батюшка закрыл глаза, вероятно, для того, чтобы внутренним взором созерцать совершенство и величие богочеловеческой сути…
– Поп!
                От неожиданности батюшка вздрогнул: «Да чтоб тебя Святая Троица вразумила!»
– Ну вот, воспрянул, будто Святой Дух вселился в него!
                Потягиваясь и зевая, дурак взглянул на икону «Тайная вечеря», почесал затылок и укоризненно произнёс: «Поп, не твори Бога по своему образу и подобию, и не вкладывай в Бога не только лучшее в своём образе, но и худшее, – как говорится, позволь вещам проявляться в их подлинном существовании».
– Различай, дурак, подлинность себя и подлинность Божьего существования, и не путай одно с другим!

                Темна ночь – холодна и неприветлива, как душа отпетого безбожника… сонные видения поднимаются из тьмы живыми образами, злобно таращат глаза… и мысли бредут несметной толпой.
– Боже мой! – испуганно воскликнул дурак и уставился на батюшку.
                Батюшку охватил приступ мрачной меланхолии и беспокойства: «Да, дурак дураку рознь, есть дурак набитый, есть дурак – каких мало, а этот… » – не найдя нужного прилагательного батюшка умолк и впал в раздумье.
– Чего тут думать, поп, я – дурак конкретный, живущий в осознанно-понятийном представлении об экзистенциальном в бытие самости и божественности мироздания!
                Батюшка нервно закрестился: «Господи, спаси и помилуй!»

– Тьма… бездуховная тьма… лукава и невыносима…
                Батюшку одолевали немощи, он страдальчески наморщил лоб… и его мысли резво вознеслись к туманным вершинам небесной обители, затем, окрылённые святым назиданием, бесстрашно опустились до адовых глубин… и в глазах батюшки вспыхнул благодатный огонь.
– Дурак, а что такое ад?
                Дурак медленно встал, приосанился, как архиерей перед амвоном, и уверенно произнёс: «Ад – это когда не знаешь, ради чего живёшь!»
– Ну, на всё у дурака ответ готов! – в отчаянии воскликнул батюшка. Он всё больше убеждался в том, что учёность – здравому уму награда, а вот дурак, не по уму образованный, – божье наказание!
                Святы братья и сестры, не способные словом утешить батюшку, неистово крестились, сочувственно вздыхали и молили Господа Бога.

                Батюшку изрядно притомила беседа с дураком, его одолевала дремота, не в силах сопротивляться ей, он закатил глаза под божьи своды и нараспев прочёл стих из 10-й главы Второзакония: «Господь, Бог наш, есть Бог богов и Владыка владык, Бог великий, сильный и страшный! – внезапно очнулся… – Что за жуть небесная? – и тут же повинился от слов своих, – Прости, Господи! – Но, уже было поздно, дурак щедро осыпал бедного батюшку вопросами и глупомыслием, как библейский севальщик осыпал когда-то поле своё горчичным зерном. – Поп, а насколько велик ваш Бог, и какому Богу призывает молиться Он, чтобы помиловал вас? Насколько силён ваш Бог, если не смог одолеть Иакова? Не брал даров, и никогда не призревал козлов и баранов из стада Авеля? Не искушал Авраама на всесожжение сына его единственного? Отчего же не смотрит на лица ваш страшный Бог?»
– У-у-у, исчадие адово, зазвонил во все колокола, собрал чертей на всенощную! – проворчал батюшка и перекрестился.
– Поп, ну каков же Бог на самом деле?

                Какое-то время батюшка не отвечал на расспросы дурака, он имел вид весьма испуганный и даже странный. Его мысли путались, растерянно сбивались в кучу, потом спешно разбегались и угасали в одиночестве… и на их месте появлялись другие – такие же нелепые.
– Бог таков, каков Он есть… – медленно пробормотал батюшка, в благонадеянии своём подбирая тот ответ, который бы прекратил вопросы дурака.
– Поп, а что побуждает тебя слепо верить в такого Бога, великого и страшного? Бессмысленность своего существования? А вот Фарра, отец Авраама и отец Нахора, служил иным Богам!
– Тьфу ты, дурак невежественный!
                Батюшка глубоко вздохнул, страдальчески прикрыл глаза руками… и вскоре на него вместе с дремотой сошла божья благодать, он умирился, предался блаженной неге и задумчиво произнёс: «Да… только под силу Господу Богу нашему, великому и страшному, угомонить дурака и наполнить его разумением…»

                В наступившей тишине неожиданно раздался певучий и, как показалось дураку, такой знакомый и до боли родной голос: «Не отвергай незнаемое и необъяснимое, но постарайся незнаемое познать, а необъяснимое – объяснить!»
– Знаемое, дурак, от Слова Божьего, которое по вере твоей будет дано тебе, а вера – от уверенности в Бога! А вот всякий принявший ложное учение будет следовать ему, даже вопреки здравому смыслу!
– Вера вопреки здравому смыслу… – медленно повторил дурак, – а вот моё знание…
– Твоё знание обретено невежественным атеизмом!
– Поп, моё знание обретено буквой Писания и личным опытом!
                Батюшка нахмурил брови и назидательно промолвил: «Знание, дурак, усугубляет скорбь!»
– Нет, поп, – возразил дурак и постучал себя по лбу кулаком, – знание просвещает разум!

                Как не черни, как не темни, а дураку и так было ясно, что всякое истинное знание имеет в основе верную, естественную предпосылку и приходит к выводу логическим, последовательным, связным путём, опираясь на цепь достоверных явлений, моментов и фактов.
– Дурак, если ты говоришь о научном знании, то там, где действует Бог, наука не приложима. И если твоё «научное мышление» основано на праве сомнения во всём, то вера христианская не приемлет сомнения.

                Знать и верить, отличать доказанное от недоказанного… Знающий не верит в Бога, а верующий не знает Его! Несомненно, батюшка знал почему «верит» в Бога – знал и молчал, молчал, вероятно, потому, что «истинность веры» (как и всякое измышление, противоречащее здравому уму) не требует доказательств.
– Поп, учение, основанное на вере и учение, базирующееся на знаниях, не одно и то же: иное дело – веровать в Бога, и иное – знать Бога!

                Батюшка, не переставая уповать на Господа Бога, стремился доказать правоту своего вероучения. Ему казалось, что вот-вот и он найдёт нужные слова и вразумит, наконец-то, дурака, или, по крайней мере, остановит поток его бессвязных и глумливых вопросов, но… слов не находил. Мысли в его голове сбивались и путались, растерянно блуждали в потёмках религиозного сознания, а когда выползали на свет божий, тут же отрывались от реальности и неслись чёрт знает куда.
– Мои суждения о Боге верны и, по сути, доказанные истины! – вероятно, убеждая себя, заявил батюшка. 
– Поп, но ведь под доказательством понимаются факты, с помощью которых обосновывается истинность или ложность того или иного суждения.
– Безумный и невежественный материалист!

                Справедливости ради следует признать, что внешний, – материальный мир, не заботил дурака, его беспокоил мир собственный… внутренний, духовный. Он часто задавался вопросами: «Что есть мир во мне? Кто есть я в этом мире?»
                Дурак не искал мудрости вне себя, но был абсолютно уверен в том, что суждение о чём-либо, если оно претендует на истинность, обязано строиться на соответствующем, фактическом или логическом, но достаточном основании, и напротив, – суждение, опирающееся на недостаточное основание, не может претендовать на истинность.
– Смотри, дурак, у меня есть фактические истины и факты духовной действительности! – батюшка решительно встал, поднял над головой увесистую Библию и торжествующе произнёс: «Это истины божественного разума – особые категории фактов, описанные очевидцами!»
                Священный догмат в руках грузного батюшки выглядел весьма убедительно. Дурак на всякий случай пригнул голову и осторожно произнёс: «Факт есть соответствие истине, а по сему, поп, не подменяй одного факта другим и умей отличать доказанное от недоказанного, и уж если что-то доказано, верь в это и не доказывай!»
– Вот… окаянь упрямая! – взъярился батюшка. – Послушай, факт есть…
– Поп, не подменяй факт измышлением о существовании фактов!

                Факт известный, – и это факт, что всякая недосказанность и односторонность в отношении фактов ведёт к непониманию их существа, осознанному или неосознанному их искажению.
                Дурак не имел основания утверждать обратное тому, что вера означает уверенность, но он полагал, чтобы обрести эту уверенность необходимо освободиться от иррациональной веры в идеи и обрести рациональную веру в силу своих мыслей.

– Поверь мне на слово, дурак!
– Слово слову рознь!
– Ах ты… – батюшка привстал и угрожающе сжал кулаки, – нехристь поганая, я заставлю тебя верить мне на слово!
                Дурак невольно отпрянул в сторону и, не сводя глаз с внушительных кулаков, осторожно заявил: «Поп, заставь меня думать, а не верить!»
                Батюшка ясно осознавал, что глупость не достойна внимания, она даже не достойна возмущения… и если её наказывать, то пренебрежением, безразличием, а порой и добродушием: «Господи! – взмолился он, – не воспламеняй мой разум гневом!»

                Душно… В мерцающем свете лампады хмурятся лица божьих угодников… Невыносимо душно… Батюшка крепился как мог… ему не хватало воздуха, отчаяние сдавливало горло так, что праведные мысли рвались наружу изрядным потоком сквернословия, и даже злорадная мысль надрывалась истошным криком: «Господи, сил моих нет!»
                Справедливости ради следует сказать, что батюшка не был откровенной христианской терпилой, и в беседе с дураком несговорным вразумляющий пинок под зад мог бы, по его мнению, стать весьма убедительным аргументом, да и земная жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на благотерпение перед всякой глупостью.

– Поп, а Святое Писание, «богом данное», Богом ли данное?
– Господь Бог начертал сие через пророков, и твоё сомнение в том – непростительный грех!
– И моё вопрошание к тебе, а через тебя к Богу, тоже грех?

                Темнота таится… внутри каждого из нас…
– Дурак, ты боишься темноты?

                Здравая мысль искала выход! Она заплутала в лабиринте дурацких суждений, нескончаемых вопросов и невразумительных ответов.
                «Грех вошёл в мир! – с укоризной глядя на дурака воскликнул батюшка. – Непослушанием одного… сделались многие грешными!»
– Вот оно как… – дурак был обескуражен, – непослушанием одного сделались многие грешными…
– Да, оно так, прости Господи, но послушанием одного сделаются многие праведными, таков закон – наказ божий!

                Мысли дурака метались между божьим наказом и дьявольскими искушениями, его благомыслие было преисполнено благодарностью к закону, а дурномыслие склонялось к греху словоблудия.
– Закон и грех… Поп, а ведь и до закона грех был в мире!
– Да, был! – согласился батюшка.
– И грех не вменяется, когда нет закона?
– Вероятно… – неуверенно пробормотал батюшка.
– Поп, если дуракам закон не писан, то и греха на мне нет?
                У батюшки не нашлось подходящих слов, чтобы возразить дураку, его безгреховные мысли одолевала внутренняя борьба, и он в отчаянии, в то же время, с трепетной надеждой обратился к небесным силам: «Господи, возстави воинство Своё христославное супротив дурака несговорного!»

                Дурака мучили довольно странные вопросы…
– Что такое тьма?
– Тьмы не существует… Тьма – это всего лишь субъективное восприятие!
– Откуда приходит свет?
– Из темноты!
– А свет, который во мне, не есть ли тьма?
– Тьма – это отсутствие света!
– Поп, где источник мысли, если мыслить, значит, уже быть в мышлении? И, стоит ли противиться, когда неведомая сила обращает мысль к духовному свету?
                Батюшка не успевал отвечать на вопросы.
– Поп, если Иисус не Еммануил, то кто же он? О каком таком Спасителе пророчествовал Исаия? Если Давид называет Его Господом, как же Он сын ему?

                Молчание… Довольно долгое молчание…
– Ну, ответь же, поп!
– А что, Небо молчит? – съязвил батюшка.
– Ну, так за него ты говоришь!
– Жди, дурак, Спасителя… – устало пробормотал батюшка, затем посмотрел по сторонам и затаенно добавил: «Он придёт из Галилеи и, возможно, Сам ответит на твои глупые вопросы!»

                Неожиданно послышались шаги, дурак затаил дыхание, прислушался…
– Поп, что находится там, где не существует ничего?
– Там находится то, что зовётся пустотой!
– Кто приходит из пустоты и уходит в пустоту?

                Мысли терялись во мгле беспросветной ночи… Батюшка перекрестился, взял в руки Священное Писание и с какой-то особенной надеждой протянул дураку: «На, читай!»
                Дурак, испытав трепетное благоговение перед «книгой всех книг», с благодарностью принял её из рук батюшки, раскрыл, долго переворачивал ветхие страницы и, найдя нужную, вдохновенно прочитал вслух: «Слушайте, о сыны Адама! Истину говорить буду вам: лучше для вас, чтобы Я пошёл; ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам, и Он, придя, обличит мир о грехе, и о правде, и о суде: о грехе, что не веруют в Меня; о правде, что Я иду к Отцу Моему, и уже не увидите Меня; о суде же, что князь мира сего осужден. Ещё многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить. Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину: ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам. Он прославит Меня, потому что от Моего возьмёт и возвестит вам!»
– Что за чёрт, или сон плетёт из мыслей паутину?
                Лицо дурака выражало полнейшее недоумение, он прервал чтение, пристально взглянул на батюшку, затем снова склонился над Книгой, шумно перелистывая страницу за страницей.
                …наступит время Тьмы и сам бог с ними будет богом их! И люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы!
                …восстанет Сатана, чтобы бросить вызов мудрости мира сего, подвергнуть испытанию законы человека… и Бога, Его сотворившего…»

                Темнота и сумрак… Что за причуда беспросветной тьмы? Ночь ли это… или сон в ночи? Дурак дрожащими от волнения руками закрыл Священное Писание, в его голове творилось что-то невообразимое!
– Поп, а евреи читают Библию?
– Нет, они её пишут!
                Возвращая батюшке священную для каждого христианина Книгу дурак хмуро произнёс: «Тогда, сам читай!»
– Чего-чего!?
– Да ничего… – отрешённо ответил дурак и как-то странно затих.

                Мучительное раздумье овладело дураком. В потёмках невежественного сознания творилась полная сумятица… никчёмные и сумасбродные мысли глумились над ним, морочили голову. Среди всей этой бестолковщины беспомощно метались и вполне здравые, благопристойные мысли: «Как отличить одно от другого – где святая правда, а где ложь во спасение? Как примирить веру с фактами жизни… да соединить одно с другим неразделимо?»
                Дураку вдруг показалось, что с иконы «Спас Нерукотворный» на него пронзительно и строго взирает лик Христа. На мгновение дурак замер, тяжело вздохнул и, безнадёжно махнув рукой, уставился в пол… 
– Опять затих! – настороженно отметил батюшка.

                Святы братья и сестры о чём-то перешёптывались и враждебно поглядывали на дурака. Дурак же сидел и молчал… в какой-то призрачной надежде вглядываясь в темноту, и вдруг…
– Поп, а Бога можно обмануть?
                Батюшка вздрогнул: «Да чтоб тебя, сила ты нечистая! – нервно перекрестился и решительно заявил, – Солгать Богу можно, но обмануть Его нельзя!»
                Мысли в голове дурака неслись беззвучным потоком: «Откуда в мире столько лжи, если на всё Воля Божья? Если Бога обмануть невозможно, кто же тогда обманывается?»
                Ложь безобразна и непримирима с разумом, и самая лучшая проповедь – жить по правде, а не говорить о ней!
– Так-то оно так… но, правда не просвира, – бывает горькой…

                По стенам метались испуганные тени… Дурак вглядывался в темноту и не верил своим глазам…
– Не верю!
– Вразумись, дурак! Стезя безверия устлана пороками и гнусными деяниями! – уверял невесть откуда слышный голос.
– Пороки и гнусные деяния таятся не в безверии, а в том, кто притворяется верующим! – возразил дурак.

                В сумраке ночи творилась какая-то чертовщина. Дурак испуганно таращил глаза на потолок, где, как ему казалось, буйствовали богопротивные видения, которые… шумели, кричали, корчили рожи, кошмарили сонные и бесхитростные мысли своими невнятными бормотаниями, а потом падали в изнеможении и растягивались на полу невыносимо грязными и уродливыми тенями.

                Время шло неторопливо… мучительным ходом… Дурак по-прежнему сидел как пришибленный – неподвижно и в глубокой задумчивости, от нескончаемого потока мыслей у него кружилась голова.
– Полная околесица…

                Батюшка блаженно закрыл глаза, но… отчего-то на душе у него было неспокойно… в голову лезли тревожные мысли… он гнал их прочь, но они, черти прыткие, возвращались и возвращались…

                Щемящая боль в груди мешала заснуть…
– Что ещё ожидать от него? – забеспокоился батюшка и, укоряя себя за нетерпение, вопросил: «О чём задумался, дурак?»
– О смыслах бытия и веры… – медленно ответил дурак, немного помолчал… и едва слышно продолжил, – каждому из нас следует глубоко и всерьёз задуматься о целеполаганиях религиозной жизни… чтобы не быть, по невежеству своему, истинно заблудшим в чужих верованиях и очень упорным в своих убеждениях…
– Верь, дурак, и будешь сподоблен высокой благодати!
– Велика сила твоя, Господи! – неожиданно воскликнул дурак.
                Батюшка опешил от услышанного: «Господи, смею ли я надеяться, что Ты внял моим молитвам?» По его холёному телу пробежала ликующая дрожь. Он совсем не ожидал от дурака таких перемен.

                Дурак сидел тихо, задумчиво уставившись в одну точку. Он был настолько погружён в свои глупые мысли, что ничего не замечал вокруг, а вокруг… перешёптывались между собой святы братья и сестры, перешёптывались и согласно кивали головами.

                Тихо, томительно тихо, но нет покоя на душе… Беспорядочные мысли, как зловещие демоны, носятся одна за другой, терзают, испытывают лукавым напуском, и нет сил противостоять им.
– Не отступлю, Господи! – не открывая глаз пробормотал батюшка и закрестился, преисполненный непоколебимым уверением.

– Темна ночь… и полна размышлений, а сколько ещё таких впереди?
                Мысли в голове дурака путались… и толкались и смеялись, и бранились в громкий крик, и мирились в лад недолгий, и галдели ни о чём, и взволнованно шептались, и… внезапно умолкали в потаенном помыслии, а потом хулились безбожно одна на другую, а другая на всех разом… и вновь переплетались в причудливо-змеиный клубок, образуя беспорядочные и весьма противоречивые связи, и… восставали упрямым, самоуверенным безверием на нетленный столп иудео-христианской истины…
– Поп, где же столп и утверждение истины, если утверждением ничего нельзя утвердить, а отрицанием ничего нельзя отвергнуть?
                Батюшка схватился за голову и пронзительно застонал: «Буди мне по глупости моей да в научение!»

– Да, поп, глупомыслие и раздвоенность обусловленного ума вызывают нестерпимую душевную боль…
– Без страдания нет истинной веры!
– Только через страдание человек соединяется с Богом?

                Мысли… Дураку никак не давали покоя настырные мысли… Он силился понять то, что было неподвластно его пониманию: «В чём истинность божественного откровения и… кто доказал эту истинность?»
– Поп, что свидетельствует об истинности откровения?
– Свидетельствует, дурак, сама истинность откровения и то, что сокрытое принадлежит Господу, а открытое – нам!
– Поп, а вот откровенное безбожие, порождённое откровением истин, разве не свидетельствует об истинности откровения?
– Чего-чего!?

                Дух безбожия носился над сгорбленными спинами, едва тлеющий огонёк лампады скрывал безмолвно страдающие лики, мысли становились короче и тревожнее.
– Сон ли это или явь в ночи?
– Возможно, всё происходящее – обычный бред воспалённого сознания…

                Да, темна бывает ночь, темна и противоречива… дурака укрывает сонным пледом, умного – сводит с ума и позволяет остаться наедине со своими мыслями…
                «Определённость, ставшая предметом логического анализа, – подсказывало благоразумие, – обязательно должна мыслиться в совокупности одних и тех же однажды выделенных признаков, которые задаются при определении понятий, и не могут изменяться в рамках одного и того же рассуждения».
                «Братья и сестры! – кричала здравая мысль, – цепи умозаключений складываются в рассуждения и доказательства, в которых заключение предшествующего умозаключения становится посылкой следующего. Условием правильности богословского доказательства должна быть не только истинность исходных суждений, но и истинность каждого входящего в его состав умозаключения. Умозаключение справедливо во всех случаях, если оно справедливо в каждом отдельном случае. Но, если богословское умозаключение справедливо только в некоторых случаях, то, как же оно может быть справедливо во всех случаях? Умозаключение необходимо обосновать исходя из суждений, истинность которых уже доказана. Истинно либо суждение, либо его отрицание! Что же вы хотите обосновать, доказательства своих суждений или отрицаний?»
– Да, невозможно подтвердить то, что не соответствует действительности, нельзя также опровергнуть и то, что истинно!

                Братья и сестры, истинно всё, что не заключает в себе противоречия, и если критерий истины должен находиться где-то вовне, объединяя и разум и действительность, то откуда же вам знать о действительности, если вы не можете выйти за пределы своего собственного рассудка?

                Дураку вновь показалось, что откуда-то сверху доносится боговдохновенный голос: «Осуждайте врагов истины, обличайте лживых и умствования их, а заодно и суемудрие своё!»
                Дурак испуганно взглянул вверх: «Я не враг истины, а мои суждения…»
– Заткнись! – прозвучал всё тот же голос, – суждение есть мысль, в которой нечто утверждается о предмете действительности, которая объективно является либо истинной, либо ложной!
– Истинность суждения относительна, – дрожащим голосом возразил дурак, – ибо суждение истинно, если оно реально соответствует действительности!
– Не спорь, дурак! Молчи и вникай в духоносную суть священного Писания! И не трясись, как грешник перед причастием!
– Господи, как же мне вникнуть в духоносную суть священного Писания?
– Иди…
– Чего-чего!? Я не понял… Куда идти?

                Святая блажь усталым ангелом покинула одухотворённое лицо батюшки. Он прилагал немалые усилия, чтобы пальцы, привычные к троеперстному знамению, не слагались в грозный кулак. Ему всё чаще стало казаться, что благословенный удар в ухо может не только заменить дураку многочасовую проповедь, но и навсегда избавить его от глупости. Надо признаться, эта богопротивная мысль была батюшке весьма угодна и даже позволительна. Однако батюшка оградился от дурака крестным знамением, подозревая, что не будет выглядеть убедительней даже по мере применения силы, ибо любая угроза, как известно, уничижает угрожающего, да и путь к вере в Божье Слово вернее через размышление, а не через насилие.

                В полумраке уходящей ночи ещё слышались голоса… один визгливо кричал: «Да сгинет тьма, да будет свет!», другой – степенно и басовито призывал: «Смирись, дурак, и стань истинно верующим!»
 
                Полный разброд и сумятица… Дурак повторялся в вопросах, батюшка путался в ответах. В потёмках невежественного сознания угрюмо блуждали крамольные и хульные мысли, кроткие – робко теснились в сфере бессознательного.
– Поп…
– Молчи, дурак!

                Батюшка умаялся… мысли в голове путались, ломота в висках мешала сосредоточиться, вопросы сыпались как град с небес… он уворачивался от них как мог, прикрывался Священным Писанием, но…
– Поп, как мыслить духом? Как злое способствует благому намерением не благим?
– Верь, дурак, и не утруждай себя тем, что не может быть ни словом определено, ни умом постигнуто…

                Дурак прилагал немалые силы, чтобы понять поповские вразумления, но… его ограниченный рассудок безнадёжно впадал в состояние ярко выраженной неудовлетворённости.
– Поп, нуждается ли очевидное в доказательствах? И, справедливо ли будет пред Богом слушать тебя более, нежели самого Бога?

– Дурак, ради чего ты живёшь, в чём смысл твоей жизни?
– Смысл моей жизни в поиске ответа на этот вопрос, ради того и живу.

– Почему самые умные мысли приходят ночью?
– Ночью к дураку приходят разные мысли… глупые обретают смысл, а умные – теряют его… безвозвратно…

                Батюшка вконец устал от дурака… мысли утратили ясность, шум в голове и ноющая ломота в пояснице жутко беспокоили его, он уже встал из-за стола и хотел уйти, но…
– Поп!
– Ну чего ещё?
– А в чём христианская мудрость?
– Христианская мудрость… в стремлении к богоугодной жизни, основанной на рассуждении и соблюдении заповедей.
– Основанной на рассуждении… – задумчиво повторил дурак и вдруг… озадаченно наморщил лоб: «Поп, а почему лишь 10 заповедей из 613-ти, что для евреев?»
– Для дураков Бог богат милосердием, а не заповедями!
                Дурак улыбнулся и с надменным укором посмотрел на батюшку.
– Какой же я дурак! – батюшка прикрыл рот ладонью, поняв, что сказал лишнего. – Прости, Господи! Прости и вразуми!
                Надо честно признать, что никто не желает себе дары скудоумия и не просит Бога о том, но, тем не менее, будучи в здравом уме, каждый из нас хоть раз в жизни признавался себе: «Какой же я дурак…»

                Никогда ещё у батюшки не было так скверно на душе: «Чёртова ночь! Наслал же Господь дурака, будто заразу ходящую во мраке…»

– Нет предела человеческой глупости! – торжествовала злорадная мысль.
– Неужто беспросветна эта ночь? – ужаснулась благочестивая мысль.

– Поп, что без чего ничего никогда не бывает? – по-иезуитски хитро вопросил дурак, –  и, не дождавшись ответа, предположил, что ничего никогда не бывает без начала, а в начале было слово… и слово было – «Бог»!

                Неспокойная выдалась ночь… мысли толкались, пытались перекричать друг друга… Батюшке временами казалось, что в его голове, будто в притворе церкви, бесновалась толпа агрессивных безбожников.
 
– Поп, а вот теология…
– Да побойся же ты Бога! – заорал батюшка.
– Чего же мне бояться Того, чьё право мерить жизнь мерою смерти, если жизнь есть данность, а смерть – неизбежность?

                Батюшка привстал и, опершись обеими руками о край стола, угрожающе навис над дураком. В единодушном порыве привстала и святая паства: братья засучили рукава, сестры – нервно затеребили концы платков. Напряжение нарастало…
– Ну, чего взъерепенились, будто бесы иудейские!?

                Мысли становились всё агрессивнее и агрессивнее…
– Поп, за что Каин убил брата своего – Авеля? И… за что твой Господь Бог возлюбил Иакова, а честного и праведного Исаву возненавидел… или, божья любовь зла, полюбишь всякого… и даже хитрого Иакова?
                Батюшка отмахнулся от дурака крестным знамением и неуверенно пробормотал: «Божья любовь непротиворечива… и безгранична…»

                Над головой дурака промелькнула зловещая тень с неимоверно длинными руками и всклоченной бородой.
– Чертовщина какая-то! Взбесилась, что ли, ночь? – дурак прислушался. Тишина… лишь иногда вздрагивал затухающий огонёк лампады, будто всполох истины в просветах сознания…

                За окном уже светало… Батюшка сидел в полном бессилии и опустошении… Он так устал, что уже не было сил отбиваться от дурака крестным знамением, и Небеса не помогали, и тягость овладела его иудео-христианским сознанием: «Всю обедню испортил! Дурак!»

                Полусонные братья и сестры, встав благоговейно пред образами, совершили крестное знамение и… заголосили предрассветную: «Господи, воссияй нам день безгрешный!»
– Отходит ночь! – пробормотал дурак.

                Предрассветный сон…  уставшие мысли затихли и лицо дурака неожиданно преобразилось блаженной улыбкой, казалось, что из глубины его безгрешной души ангелоподобно подымались святые образы… от которых исходило лучезарное сияние. Наверное, так душа расстается с телом… в радости и покое…

                Где-то там, за окном, послышались голоса…
– Всякое рассуждение о Боге или о вере в Бога является высшей добродетелью, если оно исходит от беспристрастного ума и подлинного откровения! – уверял визгливый голос.
– Да, – степенно и басовито соглашался другой, – если высшая добродетель соткана из божьей благодати.

                Неожиданно голоса сменились далёким колокольным перезвоном. Батюшка и дурак в тревожной задумчивости смотрели друг на друга. Святы братья сжимали кулаки, а благочестивые сестры – нервно покусывали губы и суетливо озирались по сторонам.

                Утра час… и колокол набатом ахнул… Поп, усердно помолясь, воинственно взмахнул кадилом, святы братья и сестры спешно осенились крестным знамением и… заярились с руки на руку – били дурака нещадно.
                Дурак  с душераздирающим криком вскочил с постели и, недоуменно озираясь по сторонам, возблагодарил трисвятым гласом премудрого батюшку, ибо тот пробудил в нём веру… в невидимую, но абсолютную и могущественную реальность…