Изможденные веки открылись в кромешной темноте. Спутанные, влажные от крови волосы, прилипли к лицу, но его это не слишком беспокоило. Он, наконец пробудился ото сна и почувствовал, что шанс близок. На этот раз или, может, на следующий, но у него обязательно получится. Атрофированные мышцы пришли в движение. Это было не обязательно и причиняло нестерпимую боль, но он, все же, нашел в себе силы и, преодолевая бурю страдания, довольно улыбнулся.
***
Вечерний лес стоял непроницаемой стеной, загораживая своими титаническими контурами, казалось, само пространство и время. Не было слышно ни пения птиц, ни проезжающих машин, ни голосов отдыхающих на свежем воздухе граждан. Да и, собственно, откуда этим звукам взяться посреди заснеженных дебрей? Мир, казалось, застыл вместе с частичками воды, образовавшими глубокий наст и все, что было когда-то частью обозримой реальности, теперь не имело никакого значения в этой стерильной пустоте зимы. Небо затянула равномерная непроглядная дымка, рассеивающая солнечный свет и делающая невозможным ориентирование на местности дедовскими способами. Лишь крупные снежинки, начавшие плавно опускаться с небес пару часов назад, придавали хоть какой-то условной динамики и жизни этой, словно бы совершенно статичной, картинке. Правда жизнью это назвать было сложно. Скорее похоже было на наспех сделанный анимированный рабочий стол, который так любят устанавливать себе умиленные домохозяйки в канун декабрьских праздников.
Вдруг всю эту мертвую идиллию нарушил звук. Сначала еле слышно, а, затем, гораздо громче и отчетливее захрустели ветки и иголки, осыпающиеся с замороженных елей. Спустя несколько мгновений к этому шуму, который можно было вполне принять за признаки присутствия животного, присоединился хруст снежного покрова под тяжелыми шагами и, уже окончательно выдавая разумную особь, послышался негромкий, но крайне затейливый поток трехэтажной брани. Из недр густой растительности на гладкую поляну вывалилась туша, закутанная в тряпки и брезент. Существо шумно выдохнуло клубы горячего пара, отряхнулось и медленно стало озираться. В какой-то момент взгляд внимательных голубых глаз остановился на отдаленных кронах сосен и изучающе ввинтился в пространство за ними. На фоне стремительно тускнеющего горизонта в воздух поднималось что-то подозрительно напоминающее курящийся дымок.
- Так, **я, надежда зажглась. - процитировало существо легендарный блокбастер и, подобрав свой набитый скарбом баул, побрело в сторону очага тепла, разгребая густые снежные навалы и стараясь не потерять направление.
***
Похожее то ли на чудом дожившего до наших дней кроманьонца, то ли на глубоко законспирированного партизана или банального йетти существо звали, на самом деле, Петром Григорьевичем и было оно не жутким лесным монстром, а, всего лишь, самонадеянным охотником из Новозарьевска, у которого последняя вылазка в лоно природы выдалась не самой успешной. Петр Григорьевич занимал видную должность управляющего одного крупного городского торгового центра и целыми днями катался по деловым встречам на своем новеньком кроссовере с шильдиком в виде обрезанного значка хиппи, распределял нешуточные финансовые потоки организации, выдавал сговорчивым клиентам за хороший откат документы на аренду престижного помещения для очередного бутика с дорогущими тряпками, выгуливал молоденькую любовницу и иногда клялся в любви стремительно теряющей товарный вид супруге. В общем, Петр Григорьевич жил по заветам известного рекламного ролика и брал от жизни все. А, иногда, даже больше. Несколько лет назад Петр Григорьевич начал интересоваться дорогими коллекционными кинжалами, а, затем, плавно подсел на импортные ружья и винтовки. Благо, связей у мужчины хватало и удовлетворить свою новообретенную страсть он смог в самые сжатые сроки. РОХу он получил феерически быстро и уже совсем скоро припарковал свой автомобиль у солидного оружейного магазина в центре да отправился покупать первый ствол, который прибыл из за океана специально по его заказу. Друзья наперебой советовали марки, модели и типы ружей, но, Петр Григорьевич, по натуре своей, был человек непреклонный и самоуверенный, поэтому дробовик выбрал сам. Впрочем, на самом деле, у управляющего была еще одна страсть - компьютерные игры. Он помнил, как весело было гонять нубов по недрам Де Даста с “Бенелли” наперевес и, теперь, душа жаждала только одного - легендарной модели M4 Super 90. Причем, именно в варианте, поставлявшемся в штаты под индексом M1014. Конечно, хотелось побродить по лесу с ламповым Диглом или, на худой конец, закемпить лесного зверя с Авика, но Петр Григорьевич был реалистом и понимал, что, на данный момент, рассчитывать можно было на двенадцатый калибр максимум. Собственно, шести (семи, если считать тот, что в казеннике) зарядный полуавтомат сам по себе был следствием высокого положения в обществе, ведь нынче, благодаря стараниям законодателей, обыватель вынужден был сперва, как деды, отходить пару лет с переломкой и, уже потом, начинать облизываться на турецкую помпу и полноценный нарезняк. Получить в личное пользование короткоствол Петр Григорьевич, конечно, мог бы, если бы напряг кого надо, но соваться с ним куда-то было рискованно даже для него, ибо таких друзей, которые помогут отмазаться в случае, если примут с пекалем на кармане менты, у мужчины пока не завелось. Хотя, еще не вечер.
***
Петр Григорьевич пересек наконец поляну и подумал, что тут он, впрочем, ошибся. Уже, как раз, вечерело. Причем, устрашающе быстро. Дорогое ружье и снаряжение, конечно, добавляли солидности и важности в собственных глазах, но, увы, заменить навыки и опыт они не могли, поэтому требовалось экстренно найти убежище на ночь, ибо остаться после заката в холодном лесу - перспектива так себе.
***
Правду говорят, что мужчины, это лишь постаревшие мальчишки. Когда Петр Григорьевич принес домой коробку с заветным огнестрелом, он, первым делом, открыл ее и достал оттуда чудо итальянских мастеров с таким выражением на лице, будто берет в руки долгожданного первенца. Сорокалетний дядечка, не долго думая, затолкал в подствольный магазин несколько снэпкэпов, передернул затвор и принялся штурмовать комнаты, представляя, что зачищает помещение от врагов. Когда управляющий ворвался на кухню, прижав к плечу телескопический приклад, хлопотавшая там в этот момент, благоверная охнула, выронила блюдо с цезарем и стала вопить на супруга, в красках объясняя, что думает о его обновке, и куда ее стоило бы засунуть стволом вперед, предусмотрительно спилив перед этим мушку.
На следующий день Петр Григорьевич был как на иголках. Он всячески старался завершить дела пораньше, ведь на заднем сидении его мерса ждал, любовно уложенный в дорогой черный кофр, шотган и пара коробок хороших патронов с картечью, добытых через знакомого все в той же Америке.
Когда встречи завершились, а все договора были подписаны, управляющий, даже не попрощавшись с аппетитной секретаршей, которую он, собственно, и гулял долгими вечерами, пронесся по торговому центру, завел автомобиль и рванул к загородному стрелковому клубу, где уже была оплачена галерея на три часа и расставлены гонги да мишени.
Стрелять Петру Григорьевичу понравилось. Это оказалось совсем не сложно. Тяжелый дробовик почти не брыкался, а попадать крупным пятном осыпи было не сложнее, чем в заветной контре. Первые двести патронов он расстрелял почти не делая пауз, от чего оружие заметно нагрелось и стало подклинивать. Впрочем, для человека при деньгах нерешаемых проблем нет, поэтому, уже на следующий вечер знакомый мастер привел его гладкоствол в идеальное состояние, почистил, смазал и подготовил к очередным ударным пострелушкам.
Охота на бумажки быстро наскучила и начальник решил, что пора поехать на настоящее сафари. Он накупил модной снаряги и долго разглядывал себя в зеркало, любуясь тактикульным луком и делая брутальные фоточки для инсты.
Увы, охотником мужчина оказался довольно посредственным. Несколько раз он ездил с мужиками в тайгу, но там понтами было удивлять некого, ибо вокруг только деревья да комары, а обеспеченные спутники несли с собой волыны и покруче, и попрактичнее. Вдобавок, тяжелый штурмовой дробовик, предназначенный для скоротечного боя с небронированным противником в городской черте и тесных помещениях американских притонов, оказался крайне неудобен для охоты по перу на сибирских просторах, а говорить о том, чтобы снять с него какое-нибудь парнокопытное вообще не приходилось - подобраться к лосю или косуле ближе чем на двести метров у Петра Григорьевича не получалось, а, с расстояния дальше полусотни шагов, из здоровенного животного получалось только сделать позорного подранка под дружное порицание опытных кентов. Зато для субботнего убийства пивных банок и геноцида пластиковых пятилитровок пушка подходила превосходно. Брызги разлетались красочно, бухало громко и выглядело солидно. В общем, с тех пор, под охотой Петр Григорьевич стал подразумевать исключительно выезд с компанией за город километров на пятьдесят, шашлыки, распитие спиртного, нетрезвый разнос арбузов и порчу древесной коры. В это раз, впрочем, в голове Петра что-то переклинило и он решил, что называется, проверить пределы своей выносливости и смекалки, а заодно и пробудить древние охотничьи инстинкты предков. Поэтому мужчина загрузил тачку всем, на его взгляд, необходимым, одел лучшие шмотки, зарядил навигатор и отправился в область, с твердым намерением вернуться домой победителем с тушей оленя или, на худой конец, кролика на плече.
***
Охотник с трудом продирался сквозь мерзлые ветки и заросли, утопая по пояс в глубоких сугробах, периодически останавливаясь и принюхиваясь. К счастью, листвы, которая могла бы скрыть от его глаз темнеющее небо, не было, так что направление выдерживать оказалось не сложно. Через пару сотен шагов мужчина запыхался и решил сделать привал. Он устало скинул баул на припорошенные остатки ствола поваленного дерева и уселся рядом. Мужчина размотал скрывающий лицо шарф, достал из торбы термос и жадно припал к остаткам остывшего чая.
- Ну его на*ер. Выберусь из этой перди, больше в лес ни ногой. Угораздило же, *ля. - пробубнил путник, растирая взмокшую шею.
Петр Григорьевич уже порядком устал. Это еще не была та усталость, от которой валишься с ног, но чувствовалось, что эта стадия совсем не далеко. Сидеть было приятно и удобно. Даже лютый мороз больше не беспокоил. Хотелось просто прилечь и поспать полчасика. Потом он, уже взбодрившись, добредет до уютной хижины, из трубы которой клубился дымок, напросится на ночлег, а утром вызовет кого-нибудь из друзей на снегоходе. Нужно только самую малость вздремнуть и все встанет на свои места.
Мужчина прилег на бок и устроился головой на влажном от снега бауле. Глаза уже начали закрываться. Где-то в глубинах подсознания Петра Григорьевича сиреной выл здравый смысл, вопящий, что спать нельзя и, если он сейчас вырубится, то уже никогда не откроет глаза. Однако, измотанный организм был не готов слушать резонные аргументы. Его силы подходили к концу и самообман подвел управляющего к тонкой границе, разделяющей жизнь и смерть. Старуха с косой начала было ухмыляться, приветствуя нового клиента в царстве мертвых, как вдруг безмолвный лес огласил странный звук.
Петр Григорьевич подпрыгнул, как ужаленный и огляделся. Надежда на чудесное спасение перемешалась с предчувствием чего-то нехорошего. Понять источник шума и его происхождение было невозможно. То ли кто-то хрустнул веткой, то ли что-то бухнулось в снег. Сумерки уже окончательно окутали лес и теперь, некогда красивый зимний пейзаж выглядел по-настоящему жутко. Со всех сторон лишь стояли темные силуэты голых деревьев и бесконечное белое море, простирающееся под ногами. Петр Григорьевич вскинул баул и, не обращая внимания на продрогшие пальцы, крепко ухватил дробовик и включил подствольный фонарь.
- Кто здесь? Ану выходите! Я вооружен и готов стрелять, *ля! Помогите или лучше не играйте со мной! - выкрикнул мужчина осипшим голосом. Эхо прокатилось по вековым зарослям, многократно отражаясь от крон. Мужчина нервно поводил диодным лучом, изготовившись для стрельбы - вероятность наткнутся тут на волков или еще какую голодную живность была минимальной, но совсем сбрасывать такую потенциальную угрозу со счетов, конечно, нельзя. Свет выхватил из темноты еле заметную тропинку, возле которой стояли какие-то снежные фигурки, похожие на неказистых снеговичков. Петр немного расслабился - видать место, все-таки, не совсем глухое. Похоже совсем рядом деревня или, на худой конец, охотничий домик. Мужчина понемногу пошел по извилистой дорожке, не выпуская, впрочем, ружья из окоченевших пальцев.
***
Конечно, плутать по богом забытым чащобам и выживать словно Рэмбо Петр Григорьевич не планировал. Он проехал по проселочной дороге примерно с полкилометра и припарковал верный мерс под кроной высокой сосны. Дабы не смущать случайного лесника или охотнадзор, мужчина подумал и заехал немного поглубже в заросли, благо немецкий тяговитый кроссовок это вполне позволял. На волне своего позерства на тему оффроада и активного отдыха на природе, Петр Григорьевич установил на машину лебедку, слегка лифтанул подвеску, поставил здоровенную агрессивную резину и заменил пластиковое недоразумение на нормальные кастомные бампера с солидным кенгурятником. По краю лобовухи провел шноркель, а под торпедо поместил серьезную си-би радиостанцию, чтобы трепаться с дальнобоями по пути к месту отдыха. В общем, теперь авто было готово, как говорится и в пир, и в мир, и в сибирский мухосранск на пострелушки. Пользоваться всем этим изобилием пока толком не приходилось (мужчина, разве что, пару раз развлекался с рацией, но был сразу послан водителями фур куда подальше), однако, при необходимости, выбраться из легкой областной дриси он бы, пожалуй, смог самостоятельно. Во всяком случае, выехать из снега или преодолеть небольшой брод, точно. Мужчина предусмотрительно вбил место парковки в навороченный гарминовский навигатор, вытащил из багажника “Б 2 2”, как он любовно называл свой дробовик, вызывая одобрительные улыбки у знакомых поклонников сетевых шутеров, повесил на спину модный тактический рюкзак-однодневку с закрепленным карематом и палаткой. Петр Григорьевич закрыл машину, убедился, что с дороги ее особо не заметно и, втягивая носом свежий зимний воздух, отправился покорять неизведанные дали.
Далеко от автомобиля он отходить не собирался - мало ли чего. Культурная программа заключалась в том, чтобы протопать по лесу километра три-четыре, разжечь костерок, поставить палатку, приготовить сытный обед и насладиться тишиной и покоем. Разумеется, неотъемлемой частью приключения была добыча трофеев, но, идти по следу и идентифицировать места дислокации зверья управляющий умел слабо, поэтому надеялся на удачу и большой запас патронов. Если повезет, получится бахнуть хотя бы белку. Добыча, конечно, так себе, но хвост можно будет превратить в украшение для связки ключей или зеркала заднего вида и хвастаться перед подчиненными хорошо проведенными выходными. Телефон и часы Петр оставил в бардачке своего мерина, чтобы ничто не отвлекало от единения с природой, а из еды взял не комбо из “Бургер Кинга”, а пару упаковок хорошей тушенки, термос с чаем и несколько шоколадок про запас. Навигатор он убрал на самое дно рюкзака, чтобы не было соблазна читерить и намеревался полагаться на свое чутье, а навороченной приблудой воспользоваться только в крайнем случае. Погода была превосходная, а, даже если бы она испортилась, всегда можно было вернуться к машине и уехать домой, где ждал теплый камин и уютное одеяло.
Петр Григорьевич шарился по лесу часа три, когда, наконец, понял, что никакой дичи на горизонте не видно, а в животе уже откровенно урчит от голода. Мужчина приглядел уютную опушку, соорудил небольшой костерок, с горем пополам разжег мороженные ветки, которые собрал неподалеку, разогрел на огне свое нехитрое лакомство и уселся на чехол с палаткой, прихлебывая горячий отвар. Передохнув, он решил, что пора расставлять укрытие. Ночевать в такой мороз было боязно, но покимарить под тентом, завернувшись в мягкий спальник, определенно стоит. Потом он соберет манатки, выпустит пару десятков патронов по окрестным кустам и сугробам, да отправится в обратный путь, довольный хорошо проведенным временем и закрытием почти всех гештальтов. Управляющий принялся было доставать палатку и отстегивать туристический коврик, как вдруг заметил кое-что резко подпортившее безмятежное настроение - кусок рюкзачного днища болтался на честном слове и через образовавшееся отверстие виднелся весь набитый в сумку скарб.
Сначала Петр Григорьевич просто расстроился. Денег на новый у него, конечно, хватало с избытком, но достать эту модель получилось с трудом, поэтому ждать придется долго. Не понятно, как вообще он умудрился порвать прочную ткань, рассчитанную на реально жесткую эксплуатацию, но факт есть факт - рюкзак на выброс. Впрочем, порча любимой вещи оказалась далеко не самой большой неприятностью и, когда мужчина пошарил в сумке и не нашел там самого главного, накатил настоящий страх, а на спине, несмотря на крепкий лесной морозец, выступил холодный пот. Его надежный, но, увы, единственный инструмент для ориентирования на местности пропал. Мужчина принялся судорожно рыться в снегу, пытаясь выкопать заветный навигатор, но все было тщетно. Он резко изменил план и решил двигать к машине прямо сейчас, бросив палатку и тлеющий костерок, но выяснилась еще одна досадная случайность - густой снегопад, начавшийся полчаса назад, медленно, но верно заметал следы, делая их совершенно неразличимыми.
Паника пришла не сразу. Сначала Петр Григорьевич, уверенный в собственных силах, решил, что сможет отыскать дорогу назад и без помощи заморских гаджетов. Он наспех залатал пробоину, сгреб свои вещи и двинулся в путь. Однако, когда двадцать минут спустя, лес стал только гуще, начали закрадываться сомнения. Еще через четверть часа стало холодать сильнее, а в животе снова заурчало от голода. Петр Григорьевич, находящийся в шаге от истерики, все же взял себя в руки, жадно хряпнул из припасенной фляги с коньяком и, вытащив охотничий нож, не долго думая, распустил палатку на крупные лоскуты. Управляющий обмотался получившимся утеплением и стало немного легче. Однако, как не утепляйся, главной проблемы это не решало - в какой стороне машина? Впрочем, найти автомобиль мужчина уже не надеялся. Он решил просто идти в одну сторону, в надежде добрести до какого-нибудь людского поселения или дороги. Так он и плутал по дебрям, медленно замерзая, пока не вывалился на опушку и не заметил луч, хотя скорее клубы, уходящей в небо надежды.
***
Волков или голодного шатуна так и не появилось. Руки окончательно замерзли и охотник, плюнув на безопасность, поставил полуавтомат на предохранитель и оставил болтаться на ремне. Он примотал к голове запасной фонарь, плотнее закутался в палаточные лоскуты, обмотался спальником и ускорил шаг - дым стал совсем отчетливым.
Наконец мысли о страшной и бесславной смерти в снегах отступили, ведь непроглядная стена деревьев начала редеть, а где-то на границе дальности фонаря показались характерные очертания заборов и двускатных крыш.
***
Сначала Петр Григорьевич принял постройки за остатки какой-то старой деревеньки или поселка. Таких мест в области можно было найти не мало. Когда развалился союз, куча небольших поселений стали постепенно приходить в упадок и хереть. За четверть века многие из них окончательно деградировали и остались умирать в пустоте под открытым небом. Впрочем, при ближайшем рассмотрении, оказалось, что заброшенностью здесь и не пахнет. Аккуратные контуры жилых построек выглядели не новыми, конечно, но вполне обитаемыми. Тем не менее, людей не было видно и, дойдя до ворот на главную улицу, мужчина понял почему.
- СНТ Милое. Хм, дачи значит. Тоесть я замерзал в километре от садового товарищества? - нервно усмехнулся Петр Григорьевич.
Комплекс жилых домиков, струящийся вдоль длинной улицы, действительно оказался банальными дачами. Отсутствие представителей человеческой расы выглядело, конечно, весьма зловеще, но, на самом деле, объяснялось более чем прозаично - дороги и тропинки покрывал глубокий слой снега, доходящий местами до двух метров, поэтому доехать сюда на шашлычки до наступления оттепели было невозможно чисто физически. Пожалуй, тут сел бы на брюхо и прокачанный кроссовер управляющего.
Петр Григорьевич покричал в пустоту, в надежде, что кто-нибудь услышит его мольбы о помощи, но ответа не было. Пока мужчина искал ворота и преодолевал белое море, небо окончательно почернело и на улице уже стояла кромешная тьма. Вместе с ночью пришел и убийственный мороз, поэтому времени и сил, чтобы искать впотьмах источник уютного дымка, уже не оставалось. Нужно было срочно найти укрытие и согреться.
***
Зима или лето, но в любом подобном месте просто обязан быть какой-нибудь сторож или смотритель. Обычно такие товарищи живут где-нибудь возле въезда на территорию, чтобы иметь возможность встретить собственников и выдворить всякий сброд да воришек (если у последних, конечно, хватило ума соваться через главные ворота). Все дома, впрочем, были на одно лицо - небольшие, заваленные снегом чуть не по самую крышу. Окна нигде не горели и распознать сторожку можно было, разве что, наугад. Играть в лотерею уже было некогда. Ног Петр Григорьевич почти не чувствовал, а это не очень хороший признак. Он продрался к близжайшей двери дачного коттеджа, постучал. Разумеется, никакого ответа не последовало. Вдруг мужчине почудилось какое-то движение слева. Он испуганно оглянулся и устало рассмеялся - всего лишь очередной снежный столбик вроде тех, которые были в лесу. Странные у местных, конечно, взгляды на изобразительное искусство, но, впрочем, сейчас не до этого. Петр Григорьевич попробовал толкнуть дверь плечом, затем - ногой. Никакого эффекта. Ослабевшее тело ясно давало понять, что пытаться выломать преграду бессмысленно, поэтому, воровато осмотревшись, управляющий снял с плеча дробовик, прислонил толстый вороненый ствол к замку и, зажмурившись, нажал на спусковой крючок.
В тишине ночного поселка грохот двенадцатого калибра прозвучал просто оглушительно. Дверь, по-прежнему, не открывалась, но стала немного податливее. Мужчина подождал секунду, чтобы звон в ушах стал чуточку слабее и выстрелил вновь. На этот раз он широко разинул рот, чтобы снизить воздействие на уши (видел такое в каком-то американском боевике про войну). Разницы организм не почувствовал, зато замку, наконец, хватило. Примерзшая дверь хрустнула и поддалась под весом вваливающегося в прихожую мужчины.
***
Хотелось вырубиться прямо так, но Петр Григорьевич нашел в себе силы встать. Он закрыл входную дверь, через которую начал задувать ледяной ветер, привалил ее стоящим неподалеку комодом и прошел в глубину дома. В коттедже не оказалось, конечно, ни одной души. Электричество не работало, так что обогреватель, обнаруженный под обеденным столом, был совершенно бесполезен. Зато нашлась добротная дровяная печь, выложенная из кирпича. Хозяева дома явно были не дураки и руки у них росли оттуда, откуда нужно. Несмотря на многодневный снегопад, труба внутри была девственно чистой, так что Петр Григорьевич, не веря своему счастью, закинул в топку несколько полешек, запас которых хранился рядом, подсунул скомканную газетку и чиркнул спичкой. Крохотный огонек медленно занялся и стал неуверенно поедать, принесенную ему в жертву, древесину. Немного погодя пламя разгорелось и мужчина нетерпеливо поднес руки поближе, растирая ладони. Он поглядел на скромную кучку полешек и, опасаясь, что до утра их может не хватить, без лишней скромности прошел в соседнюю комнату, где принялся разламывать хозяйскую мебель. Он быстро разделался с тремя обеденными стульями и решил, что пока вандализма достаточно. Петр Григорьевич набил печку, затворил дверцу и решил немного утеплить помещение - маленький летний домик был явно не приспособлен для зимовок. Тонкие стены и жиденькие окна спокойно пропускали уличный холод, так что, как не грей печь, толку не будет. Петр Григорьевич собрал постельное белье, стянул с кровати одеяло и снял свои обмотки. Он наспех завесил этим все проходы в помещении с печужкой, дабы создать эрзац термос. В углу он положил свой коврик, накрыл его спальником и, не раздеваясь, залез в теплый кокон. Ружье далеко убирать не стал. Мужчина опустошил патронник, пополнил магазин и положил дробовик рядом - мало ли что. Оставлять оружие взведенным побоялся. Все-таки, настрадался он за этот день знатно, так что вполне допускал, что во сне случайно нажмет на спуск и может пораниться. Петр Григорьевич полежал, прислушиваясь к мерному треску огня в топке. Когда первая партия дров прогорела, он подполз к дверце, не вылазия из спальника, и добавил еще топлива, после чего улегся поудобнее и постарался уснуть.
Несмотря на переживания и стресс, глаза буквально слипались, так что долго ворочаться не пришлось. Уютное тепло стало настоящим чудом в этом промерзшем мире. Петр Григорьевич, охотник-любитель, по своей же глупости и самонадеянности попавший в такую, на самом деле, смертельно опасную передрягу, начал плавно проваливаться в царство Морфея. В какой-то момент ему почудился странный звук откуда-то с улицы. Звук был очень похож на тот не то удар, не то хруст, который он слышал раньше на поляне. За шумом последовал стук по стеклу и что-то похожее на невнятное бормотание. Управляющий хотел было подтянуть дробовик и выяснить его источник, но сознание уже оконательно отдалилось от реальности и Петр Григорьевич, все еще волнуясь по поводу мутных дел, творящихся в СНТ, умиротворенно и негромко захрапел.
***
Странные, неправильные фигуры появились из ниоткуда. Существа сливались со снежным покровом и были больше похожи на замерзшие гейзеры, каким-то образом передвигающиеся самостоятельно. Силуэты бродили по поселку и прислушивались. В какой-то момент они почуяли изменения в привычном ритме жизни. Снеговики, или что-то очень похожее на них, обступили один из домиков и стали прижиматься к стенам, пробовать войти. Дверь оказалась не заперта, но открыть ее не получалось - что-то мешало с той стороны. Непреодолимая сила тянула их к тому, кто скрывался в недрах лачуги. Кто он? Они не знали. Зачем он им нужен? Сложно сказать. Пожалуй, незнакомец должен услышать приветствие и встретить своих соседей лицом к лицу.
***
Петр Григорьевич лениво зевнул и проснулся. Догоревшие угли в печи едва тлели, но комната все еще была довольно теплой. В сравнении с температурой на улице, конечно. Из еды у мужчины осталось лишь несколько батончиков и утолить с их помощью лютый голод было невозможно. К счастью, в одном из шкафчиков обнаружилась пара банок говяжьей тушенки, которые хозяева или оставили про запас, или банально забыли увезти, когда опечатывали дом на зиму. Мужчина вскрыл обе и разогрел на остывающей плите. Такой неожиданный и сытный завтрак придал сил и Петр, проглотив последний кусок жирного мяса, стал думать, что делать дальше. План был таков: найти сторожа, если он тут есть, выяснить, откуда вчера шел дым, выпросить или отобрать силой телефон, выяснить, в каком направлении трасса и убираться из этой задницы как можно скорее. Потом нужно будет вернуться за машиной и похвастаться своими приключениями перед друзьями, но пока необходимо выбраться. Судя по всему, согрелся он вчера вовремя, так как обморожения не случилось. Пальцы на руках и ногах немного покраснели, но двигались бодро и на отмирающие были не похожи. Петр Григорьевич решил оставить пока свой скарб в домике и, лишь прихватив верное ружье, пустился на поиски.
Дом сторожа отыскался быстро и мужчина даже удивился, как он его пропустил вчера - характерную избушку возле ворот сложно было не заметить. Впрочем, радость была преждевременной, так как не было никаких следов, указывающих на то, что внутри кто-то живет. Двор покрывал толстый слой снега, одно окно было выбито и в располагающуюся за ним комнату уже тоже успело прилично намести.
- Ау, есть кто? Помощь нужна, народ. Заплачу и отблагодарю! - крикнул Петр и подошел поближе.
Ему никто не ответил и тогда мужчина заглянул в разбитое окно, подсвечивая фонариком.
- Але, гараж. Помощь, говорю, нужна. Ты там живой, нет? - начал управляющий и осекся. На стенах и потолке виднелись темные брызги, очень похожие на кровь. У перевернутой табуретки валялась заметенная снегом двустволка. Вряд ли человек, из которого вытекло столько, мог далеко уйти, однако тела нигде видно не было. Первым порывом Петра Григорьевича было войти в дом и тщательно его обследовать, но он отбросил эту идею. Какой смысл? Даже полному идиоту было бы очевидно, что внутри произошло что-то очень плохое. Убийство? Самоубийство? Да какая разница? Главное, что шариться по месту преступления не стоит, ведь рано или поздно сюда прибудет какой-нибудь наряд и начнет расследование. Не стоит делать из себя подозреваемого. Петр опустил дробовик, отошел от двери и смачно плюнул в снег. Первая часть его грандиозного плана по спасению с треском провалилась.
Мужчина развернулся и собрался идти обратно в свою берлогу, чтобы еще раз все тщательно обдумать, как вдруг увидел в дальнем конце общества еле заметный столбик дыма.
***
Увязая в снегу по пояс, Петр Григорьевич с трудом протискивался по заваленной улочке. Ближе к заборам наст был немного плотнее и порой по нему получалось идти не проваливаясь. Повсюду мужчина замечал столбики и фигурки, подобные тем, что он видел накануне. Они стояли во дворах, посреди дороги и на крышах. Самым удивительным было то, что вокруг не было видно никаких следов, так что понять, кто, как и зачем их тут вылепил было решительно невозможно. Если вчера он подумал, что это развлекалась местная детвора, то сейчас уверенность в подобном сошла на нет. В первую очередь, потому что тут, похоже, нет никакой детворы. Собственно, он вообще пока не видел ни одной живой души. Только остатки сторожа на стене и эти жуткие снежные скульптуры.
Управляющий преодолел очередной белый бархан и, наконец, увидел цель своего путешествия. Улица заканчивалась небольшой калиткой, за которой, видимо, летом располагалась тропинка, ведущая в густой сосновый лес. Дым валил из трубы самого последнего дома, впрочем, домом его можно было назвать весьма условно. Неказистое, просевшее на один бок, одноэтажное строение занимало скромный угол на небольшом участке, огороженном сеткой-рабицей. Снега тут было значительно меньше, как и загадочных скульптур на нем. В мутном окошке подрагивал тусклый свет, а из щели приоткрытой входной двери на мужчину кто-то внимательно смотрел. Петр Григорьевич, изрядно впечатленный бойней в доме сторожа и всеми предыдущими напастями, немного поудобнее сместил ремень с ружьем, готовый в любую секунду схватить оружие и открыть огонь.
- Эмм, это, здрасьте. Вы мне не поможете, а? - обратился мужчина к наблюдающему.
Ответа не последовало. Вместо этого худая рука отворила дверь пошире и скрылась внутри дома. Выбора у мужчины не было, поэтому он решил согласиться на приглашение и побрел во двор. Когда Петр Григорьевич пересек линию забора, он удивленно выдохнул. Это было похоже на чувство, возникающее во время взлета на самолете. Сперва у тебя закладывает уши и кажется, что голова вот вот лопнет, но вдруг все нормализуется и организм приходит в норму. На пустынной улице дачного поселка, казалось, вообще не было никаких звуков, но стоило войти во двор этой неприметной лачуги, как звуки появились вновь. Где-то лениво мяукал кот, трещали дрова в печи и закипал пузатый чайник. Петр Григорьевич прошел к входной двери и нерешительно юркнул в загадочное помещение.
- Привет, хозяева. - повторил мужчина.
- Заходи, милок, коль пришел. Ты чаго тут забыл то вообще? - раздалось старушечье шамканье из соседней комнаты.
- Да я это, охотился и…заблудился я, в общем, бабуль. У тебя мобилка есть?
- Морилка? Зойчем тебе он сдалась то сейчас?
- Мобилка, говорю. Вызвать кого-нибудь. - усмехнулся Петр дремучей сельской старушке, стягивая с ног мембранные ботинки.
- Ты кого это вызывать собрался, окаянный? Тебе этих мало что ли? - проворчала старушенция.
- Всмысле? Кого? - не понял Петр. Мужчина уже снял верхнюю одежду и, перевесив дробовик на плечо свитера, вышел из сеней.
- Ты, милок, че слепой, али контуженный? Мамка головой в детстве не стукала, а? Когда сюда брел не видел разве изваяний? - снисходительно проговорила старушка.
- Ты, бабуль, про снеговичков что ли? - хохотнул Петр.
- Х*рли ты смеешся, дурень? Снеговичков, говоришь? Повезло тебе, что снеговички до тебя добраться не успели. Там бы уже не смешно было. - посерьезнев перебила старушка.
Петр Григорьевич решил, что бабуля, похоже, окончательно тронулась на старости лет и, на почве возрастной деменции, у нее развилась устойчивая фобия снежных скульптур. Он бегло осмотрел помещение и разочарованно поджал губы. Впринципе, основным мотиватором, ведущим мужчину по этой бренной земле, было стремление всеми силами продлить и улучшить собственную жизнь. Именно поэтому он никогда не гнушался, что называется, идти по головам и совершать не очень красивые поступки ради собственной выгоды. Готов ли он был на крайние меры, когда заходил в дом? Само собой. Разве жизнь этой убогой бабки стоит его собственной? Конечно, нет. Если бы у старушенции имелся телефон и она отказалась бы его отдать добровольно, Петр пригрозил бы ей ружьем. А, если бы и это не помогло, просто вывел на улицу и застрелил. Потом прикопал бы где-нибудь в лесных сугробах, а голодные звери доделали дело и летом никто бы ничего не нашел. Однако, никакой электроники сложнее неработающей китайской гирлянды, висящей на одном из окон, в доме, похоже не водилось.
- Слушай, бабуль, тут вообще телефон есть где-нибудь?
- У сторожа нашего Терентия был. Масенький такой. Смешной.
- Да походу нету сторожа у вас больше. Я к нему заходил полчаса назад. Там как на бойне, честное слово.
- Знаю. Видать, снеговички совсем доконали. - хихикнула бабулька.
- Да что ты заладила со своими снеговичками? Ну налепил кто-то стремных штуковин. Че с того? - не выдержал Петр.
- Налепил? Никто их не лепил, милок. Они сами приходят, как холода начинаются. - задумчиво ответила старушка.
- Так ладно, скажи хоть на пальцах, трасса тут далеко, а? Я поймаю машину, доберусь до города и вызову тебе помощь. - пропустил слова старушки мимо ушей мужчина. Само собой, никого он вызывать не собирался. Выберется из этого богом забытого места и выбросит старую каргу из головы.
- Звать тебя как, сынок? - спросила старуха.
- Петр Григорьевич.
- А меня Марфой кличут. Ты, Петруша, конечно мне не веришь. Думаешь, сказками тебя бабка пичкает. Ну, что ж, поди да сам убедись. Тракт проезжий есть, конечно. Но, ты до него не доберешься. Эти не выпустят.
- Ну, если кто-то захочет встать на пути, у меня есть прекрасный аргумент. - Петр самодовольно похлопал по висящему на плече “Бенелли”.
- Толку тут от твоей пукалки. Разве что Кормчего отыщешь. Вот с ним то ружьишко может и пригодиться. А супротив снега. Это как море ситом черпать.
***
Спустя некоторое время мужчина, наконец, отделался от спятившей старухи и потопал к выходу из общества. Он все-таки смог выведать примерное направление. Марфа порывалась накормить его, сомнительного вида, пирожками, но Петр отказался. Несмотря на деланный скепсис насчет услышанного, зерно сомнения в сознании охотника старушка все же посеяла, ведь невооруженным взглядом было заметно, что происходит в СНТ что-то странное. Конечно, паранормальная составляющая, это просто плод деревенского воображения. Может где-то поблизости ошивается банда каких-нибудь бомжей, решивших переждать зиму в отдаленном укромном месте или, возможно, группа сбежавших уголовников гасится тут от правоохранительных органов. А историю со снеговиками они придумали чтобы заморочить голову немногочисленным местным. Ведь не может быть такого, чтобы странные изваяния, заполнившие уже, казалось, все наблюдаемое пространство, оказались свидетельством деятельности чего-то мистического. Это априори исключено в век высоких технологий, электродвигателей и социальных сетей. Впрочем, когда ты оказываешься в месте, подобном этому и из даров цивилизации у тебя только незамысловатое, на самом деле, огнестрельное оружие и добротная одежда, вера в непоколебимость рационального и безоговорочную безопасность начинает терпеть серьезные испытания на прочность. В голову лезут разные мысли, о которых ты бы никогда и не подумал, сидя в теплой городской квартире.
Легкая неуверенность постепенно сменялась зачатками страха, но Петр Григорьевич твердо решил идти к трассе. По прямой, как уверяла Марфа, до нее было не больше пяти километров, что, впрочем, весьма солидное расстояние, если приходится преодолевать его на своих двоих, увязая в снегу и постоянно опасливо озираясь. Когда мужчина вышел за ворота, он плюнул на все приличия, снял с плеча свой полуавтомат и дослал патрон. Он некоторое время пробирался сквозь начавшуюся пургу в указанном направлении и, в какой-то момент, радостно воскликнул, увидев на дереве припорошенную табличку. Надпись гласила, что трасса действительно есть, а маленькая стрелочка указывала точный маршрут. Петр Григорьевич, окрыленный новыми обстоятельствами, прибавил шагу. Дорога пошла через густо заросший деревьями участок и снежный покров стал немного тоньше. Теперь почти получалось шагать с нормальной скоростью. Управляющий уже грезил, что сейчас доедет домой и хорошенько отоспится, как вдруг на пути показалось нечто чужеродное.
***
Сперва Петру почудилось, что с верхушки сосны свалился ком снега и плюхнулся в сугроб в паре десятков метров впереди. Мужчина остановился в недоумении и приоткрыл рот. Через несколько секунд, прямо на его глазах, из белоснежного покрова взметнулся сноп снежинок и появился некий обтекаемый конус, отдаленно напоминающий что-то гуманоидоподобное. Петр Григорьевич вообще не понял, что сейчас произошло. Разыгрывающаяся перед его глазами сцена была бесконечно далека от его привычной жизни, так что он просто продолжал смешно таращиться на заполняющие дорогу скульптуры, совершенно забыв про оружие. Люди, в большинстве своем, живут в плену иллюзий. Нам всем кажется, что газовый баллончик в кармане сам по себе является панацеей от неприятностей просто по факту своего существования. Мы думаем, что, в случае опасности, обязательно воспользуемся имеющимся средством самообороны или, на худой конец, дадим деру и убежим от проблем. Ирония судьбы в том, что многовековая эволюция отобрала у человека те животные инстинкты, которые когда-то помогали выживать во враждебном мире. Современный обыватель, при появлении угрозы, не бросится на нее в приступе боевого ража и не заработает стремительно ногами, дабы скрыться как можно дальше и быстрее. Нет, он просто встанет как вкопанный, откроет нелепо рот и будет удивленно наблюдать, как надвигается неизбежность. Чтобы развить в себе навыки, необходимые в подобных ситуациях, нужно или постоянно в этих самых ситуациях оказываться и регулярно получать люлей, дабы, подобно собаке Павлова, выработать условный рефлекс, или целенаправленно отрабатывать моторику и оттачивать до автоматизма мышечную память. В общем, Петр Григорьевич, будучи, по-сути, простым городским белоручкой, оказался совершенно не готов к свалившимся на его голову обстоятельствам. Дробовик у него был, но, с таким же успехом, мужчина мог встретить непонятные сущности голышом.
Управляющий только промямлил что-то невнятное и отступил немного назад, когда снежные изваяния дернулись и плавно начали движение в его сторону.
***
Мужчину спас лед. Шагая в обратном направлении он поскользнулся на особо затвердевшем участке сугроба и повалился на спину. Снег застлал глаза, попал в рот и мгновенно привел человека в чувства. За шиворот, несмотря на плотно намотанный шарф, набились холодные хлопья и страх сменился концентрацией. Петр Григорьевич будто очнулся от дремы. Он явственно увидел, что на него двигается какая-то непостижимая нечисть и понял две вещи: во-первых, вряд ли эта непонятная хренотень сулит что-то хорошее, а, во-вторых, что пора, пожалуй, последовать древней французской традиции и перейти к победоносному отступлению. Один из псевдоснеговиков уже подобрался непозволительно близко и теперь его отделяла от управляющего всего пара несчастных метров. Выяснять, что нужно непрошенному гостю, Петр Григорьевич не собирался. Он вскинул полуавтомат, поймал силуэт в зрачок диоптра и, не без доли детского азарта, нажал на спусковой крючок.
Укрытая сенью деревьев дорога огласилась громогласным грохотом ружейного выстрела. Верхнюю часть передвигающегося сугроба снесло начисто и картина, представшая взору, повергла охотника уже в настоящий шок. Из промороженных недр существа полетели куски обледенелой плоти и, веером бурых брызг, хлынул фонтан, каким то образом до сих пор не свернувшейся и не замерзшей, крови. Снеговик откинулся на ту часть своего тела, которую можно было, наверное, назвать спиной и погрузился обратно в глубокий сугроб. Мужчина коротко посмотрел за спину и, убедившись, что кольцо пока не сомкнулось, стал увереннее пятиться, продолжая огонь. Наступающие не пытались ускориться или предпринять что-то иное. Они просто медленно приближались, получали свою порцию дроби и оседали в облаке кровавого тумана. Затвор “Бенелли” лязгнул, ознаменовав исчерпание боезапаса. Петр Григорьевич, наработанным на тренировках движением, извлек из патронташа на прикладе четыре красноватых цилиндра, загнал их попарно в подствольный магазин и произвел еще серию прицельных выстрелов.
Незнакомцев заметно поубавилось, но охотник так и не решался выпустить их из виду. Он разорвал дистанцию, перезарядил дробовик, но стрелять снова не стал - решил поберечь патроны. Все-таки, он готовился к походу выходного дня, а не к обороне от неведомых инфернальных тварей. Когда за спиной показалась, наконец, табличка с названием дачного общества, управляющий развернулся и так быстро, как позволяли глубокие завалы, понесся по, наверняка очень уютной в теплое время года, дороге.
***
Петр Григорьевич остановился у калитки Марфы и еще раз огляделся. Силуэты по-прежнему виднелись повсюду, но, почему-то, приближаться не спешили и держались на некотором расстоянии плотным кольцом. Мужчина недоверчиво вскинул дробовик, готовясь отражать очередное нападение, но, судя по всему, сейчас ему ничего не угрожало.
- Х*рли вам от меня надо, суки, а? - крикнул охотник, обращаясь к изваяниям. Существа не удостоили его возглас ответом и продолжили безмолвно занимать пространство. На некоторых стелах были заметны провалы, из которых таращились крохотные глаза, пугающе пристально сверлящие управляющего.
- М*дачье, бля. У меня на всех вас патронов хватит! - выругался Петр Григорьевич в приступе отчаяния. Он, разумеется, понимал, что, на самом деле, патронов осталось совсем чуть чуть.
Ситуация, в которой оказался незадачливый охотник, была для него, мягко говоря, в новинку. В целом, он был готов к появлению волков и даже полагал, что верный полуавтомат поможет уговорить лесных песиков поискать другую добычу. Чего уж там, даже голодный шатун не стал бы экзотикой - в области бывает и не такое. Однако, к тому, что поселок оккупирован потусторонними тварями с совсем уж неочевидными намерениями, подготовиться было нельзя. Уверенности в том, что выстрелы помогли не было. Во-первых, даже до конца осознать, с чем столкнулся, мужчина не смог и, соответственно, говорить о том, что это можно убить тоже не приходилось. Ну, а во-вторых, все мироощущение Петра Григорьевича последние полчаса уверенно трещало по швам и голову наполнили многочисленные вопросы, на которые не было ответов. Собственно, поэтому он инстинктивно и решил ретироваться к бабке. Конечно, рассчитывать на то, что она сможет удовлетворить любопытство и объяснит, что делать дальше, не приходилось, но, как говориться, на безрыбье и столетняя старуха сойдет за справочник.
***
- Че тут у вас за п*здоферсен происходит, бабуль? - с ходу начал Петр, ворвавшись в натопленное помещение.
Марфа, словно не слыша возмущений гостя, продолжила помешивать длинной деревянной ложкой какое-то мутное варево, томящееся на плите. Сгорбившаяся над кастрюлей женщина что-то приговаривала себе под нос в пол голоса.
- Кормчий был мужик простой и вступил он на постой. Стал кормильцем в тот же час. Для меня, но не для вас…
- Але, гараж? Марфа? Ты меня слышишь вообще? - недовольный игнором мужчина не разуваясь прошел в комнату.
- …Натоплю и будем греться. Пока бьется наше сердце. Кров согреет человек и продлит страданий век…
- Баб Марф? Ты там как? Пирожков переела чтоли? - Петр неуверенно подошел ближе и слегка коснулся старушечьего плеча под облезлым пуховым платком.
Старуха вдруг встрепенулась и резко вынырнула из своего транса. От неожиданности мужчина отпрыгнул в сторону, немного устыдившись своей пугливости.
- О, Петруша! Познакомился, гляжу, с подснежниками?
- Слыш, бабуль, че это за фортели? Если это приколы какие-то, то не смешные.
- Ты, что корабль, али скотина домашняя? Зачем тебе прикол, милок?
- Ладно, не важно. Слушай, ты мне не поверишь, конечно, но я сейчас на такую хрень наткнулся… - начал Петр.
- Подснежники, я и говорю. Чему тут не верить то? Каждую зиму по поселку шастают. Сторожа, вон, сгубили.
- Погоди, дак ты вкурсе чтоли про этих выродков лесных?
- Милок, ну тебя мамка точно на голову уронила, а. Сколько баба Марфа талдычила, что не доберешься до дороги? Радуйся, что вообще убег. Помогло ружьишко то? - хихикнула женщина какой-то, одной ей понятной, шутке.
- Несколько я положил. Похоже, наглухо.
- Не переживай так, они через часок-другой оклемаются и снова придут.
- Стой, а как ты тут вообще столько протянула, раз там такая нечисть шарится на улице?
- Они, милок, морозец любят, да покрепче. А у меня тут тепло и сытно. Вот и не лезут. Не по зубам им с жаром то бодаться.
- Бред.
- Ну, бред, не бред, но, как видишь, я пока разговариваю. - обиделась старушка.
- Ладно, пофигу. Делать то что? Нам тут до весны куковать что ли?
- Может и до весны. Этого уж я не знаю. Ты пирожков не надумал покушать?
- Знаешь, а пропади оно все пропадом. Давай сюда свои пирожки. - сдался Петр. Голод, страх и ощущение безысходности окончательно пересилили осторожность и недоверие.
***
Выпечка у бабы Марфы оказалась весьма достойная. Жареные пирожки с мясом проскакивали со свистом и, наевшись, мужчина довольно откинулся на спинку стула. У него, само собой, возник резонный вопрос, откуда старушка берет провизию в такой глуши. Грешным делом Петр даже заподозрил, что она, быть может, подворовывает в запертых на зиму соседских домах, но правда оказалась куда проще - в подвале был оборудован небольшой погреб, где и хранилась нехитрая снедь, припасенная на зиму.
Немного успокоившись и согревшись возле уютно потрескивающей печи, Петр Григорьевич достал фляжку и сделал жадный глоток крепкого напитка.
- И все-таки, баб Марф, че это за черти такие? Ну, я понял, что ты их Подснежниками называешь, но… Всмысле, не каждый день такую срань увидишь. Откуда они? Че им надо?
- Хех, сказки любишь, значит, милок. Ну, куковать нам тут с тобой еще долго. Можно и побеседовать, чего бы и нет. Глядишь, придумаем чего. - ответила старушка.
Баба Марфа сходила в, скрытую за рваной занавеской, кладовку и вернулась со стеклянной литрушкой мутного самогона. Петр уже достаточно настрадался за последние дни, поэтому кочевряжиться не стал и согласно подставил стакан под тягучую струю горилки.
***
Ненадежное зимнее солнце задержалось в зените и лениво поплыло по небосводу в сторону горизонта, медленно но верно окрашивая серое небо в огненные оттенки заката. Изваяния стояли неподвижно и сурово таращились на расположенный на отшибе домик с вьющимся из печной трубы дымком. В окне избушки зажегся тусклый свет и через маленькое, покрытое изморозью, окошко можно было, при желании, разглядеть две фигуры, сидящие у огня и что-то неспешно обсуждающие. В одном из сидящих сразу угадывался мужчина, одетый как заправский выживальщик, а второй походил на рослую, но очень скрюченную годами старушку, закутанную в видавшую виды шаль.
***
Баба Марфа, неожиданно лихо для, казалось бы, хрупкой старушки, махнула полстакана самогона и пустилась в пространное повествование.
Когда-то на месте СНТ “Милое” не было ничего. Постепенно Новозарьевск разрастался и протягивал свои длинные щупальца трасс и автомобильных дорог во все стороны. Конечно, в окрестностях уже тогда попадались всякие деревеньки и небольшие людские анклавы, но именно на месте “Милого” лишь рос бурьян, да иногда ночевали залетные туристы. Много позже кто-то выбрал привлекательный островок нетронутой целины для организации садового товарищества, землю поделили, поставили ворота и забор, после чего советские труженики, получившие заветный надел, принялись осваивать территорию и сколачивать простенькие летние дачи. Время шло и общество обрастало новыми владениями и участками. В какой-то момент законодательство резко изменилось и фанерные постройки стали сменяться бунгало покапитальнее. Впрочем, коттеджным поселком для богатых и знаменитых “Милое” так и не стало. И дело даже не в том, что кто-то чего-то не хотел. Просто располагалось общество так, что проехать к нему можно было только в сухую летнюю погоду, желательно, на подготовленной внедорожной машине. Да и никаких коммуникаций, по сути, в поселке не было кроме небольшой водонапорной башни, хлипкого электрического кабеля и деревянных туалетов типа сортир. Конечно, дорогу, при желании, можно было вполне сделать, а линии водоснабжения и оптоволокно провести хоть из Москвы, но желания, как раз, не наблюдалось. Все упиралось в неоднозначный правовой статус поселка и в классическую жлобоватость местных дачников, которые, конечно, всеми руками и ногами были за благоустройство, облагораживание и развитие инфраструктуры, но, желательно, за чужой счет. На общак, надо сказать, все же собрали, но денег хватило только чтобы жиденько отсыпать убитую грунтовку щебнем. На этом проект по созданию элитного загородного таунхауса завершился так и не начавшись и все вернулось на круги своя. К чему эти бюрократические подробности? Ну, конечно, для красного словца можно было бы списать такое интригующее зимнее запустение на сверхъестественное, но все куда проще - с приходом осенних дождей добраться до дач можно или на своих двоих, утопая по колено в грязи, или по, протекающей неподалеку, реке. Впрочем, с приходом холодов и выпадением мало мальски серьезных осадков, уютное СНТ превращается в зону отчуждения и, на долгое время остается предоставленным самому себе.
Баба Марфа жила здесь не от хорошей жизни, а, скорее, по привычке. Когда-то давно старушка прибыла в Сибирь, стремясь убежать от прошлого, его трудностей и вороха обрушившихся проблем. Идея жить в уютном домике рядом с лесом оказалась весьма привлекательной и так женщина стала постоянным аборигеном этих злачных мест. Специфика территории обнаружилась не сразу. У бабули, по ее собственным словам, никогда не было особых талантов, кроме одного - острой чуйки. Собственно, именно из-за своих нетривиальных способностей к эмпатии, она и была вынуждена двинуться на восток страны - в пуританском обществе атеистов и скептиков на нее смотрели откровенно косо.
Место силы. Вот какая мысль посетила Марфу по прибытии. Она пока не могла это сформулировать или осознать, но чуйка не подводила. Здесь, будто, все было ярче, дышалось легче, а цвета были насыщеннее. В общем-то, шестое чувство не подвело. За годы проживания в старой хибарке женщина не болела и не мучалась суставами. Время, конечно, брало свое, но победить его окончательно не дано никому. Можно, разве что, немного замедлить.
***
- Бабуль, история, конечно, балдежная, но я, что-то, так пока и не понял, как, скажи на милость, объяснить тех хрен знает кого, с кем я сегодня встретился и угостил дробью? Ну, хорошо, пусть будет место силы, геопатогенная зона или экстрасенсорный заповедник. Я, как-то не слышал, чтобы в Тибете или православных монастырях плодились подобные отродья. - перебил Петр.
- Экий ты неугомонный, Петруша. Сразу к делу, значит. Ладно. Все из-за Кормчего. Он… как бы тебе сказать, направляет всю эту энергию. Но, мотивы его не всегда перекликаются с нашими.
- Блин, у тебя и в стишке этот Кормчий и сейчас опять заладила. Что это вообще? Какой-то дух-покровитель областных е*еней? - Петр Григорьевич слегка поплыл от самогонки и уже откровенно потешался над суеверной старушкой.
- Ты, милок, думаешь, наверное, что баб Марфа просто дура старая, да? Сидит себе в избушке и верит в лешего, да кикимору. Вот только Кормчий настолько же реален, как и те снаружи. Скажешь, я и их выдумала? - отрезала хозяйка.
- Если бы. Они, увы, вполне материальны и многочисленны. - задумался Петр.
- То то же. Вот и Кормчий мантериален. Или как ты там сказал. И все это из-за его неугомонности и эгоизма. Он ведь тоже когда-то был человеком.
***
Со слов бабы Марфы, тот, кого она называла Кормчим, действительно фигура вполне осязаемая. Кто он, сказать было сложно. Когда-то некий путник тоже оказался в этих краях в нужный период времени и, скажем так, преисполнился. Его существование в виде простого обывателя завершилось и началось нечто другое. Новая форма бытия. Наполненная новым смыслом и откровенно кошмарная.
Как Петр не пытался выведать у старушки больше подробностей, у него ничего не вышло. Марфа или не хотела делиться, или, по просту, не знала ничего сверх того, что поведала. Из рассказа бабули выходило, что этот самый Кормчий, якобы, сидит где-то тут в окрестностях СНТ и насылает своих отродий чтобы…Впрочем, вот мотивы то, как раз, неизвестны. Ну, злоба и некая пресловутая корысть, конечно, уже многое объясняют, но слишком обще. Впрочем, Петр Григорьевич уже понемногу начал вырубаться от солидной дозы спиртного, так что принял рассказ без каких-либо вопросов.
- Ну вот сидит твой Кормчий. И что дальше? Мне, бабуль, если по честному, на него как-то пох*ру. Мне бы домой попасть, а не с древним злом сражаться. - осоловело пробубнил мужчина.
- Путь твой домой, Петруша, теперь только через него и пролегает. Договориться сможешь, чтобы отпустил, тогда и будет тебе дом. А, если не договоришься, то есть и другой вариант. Понадежнее. - старушка заговорщически кивнула на стоящий у стола дробовик.
- Я тебе че, сельский киллер, чтоли, мать?
- Хто?
- Киллер. Убийца, то есть.
- Ну, убивец, не убивец, а делать что-то надо. Глядишь, он силушки наберется и тогда стены избы от подснежников не помогут уже.
- Хм. И ты знаешь, где найти этого твоего Кормчего, значит?
- Ато ж.
- Мда. Полный бред. - проговорил Петр Григорьевич и уронил голову на сложенные руки. Глаза мужчины тяжело закрылись и он пьяно захрапел.
- Нет, Петр Григорьевич. К твоему сожалению, это никакой не бред. - задумчиво проговорила старушка, отставив стакан с пойлом. Пламя в печи снова занялось и его алые всполохи отразились заревом в усталых, но неуловимо хитрых изумрудных глазах. Марфа молча сидела, думая о чем-то своем и, в какой-то момент, стала тихо нашептывать то ли детский стишок, то ли отрывок из какой-то народной песни.
- И уйдет он за крыльцо, чтоб взглянуть врагу в лицо. Кормчий ждет и он боится. Смерть его к нему стремится. Знает он, что час пробил. Долго он лета хранил. И пришел теперь черед, скверны сковырнуть оплот. Провернется колесо и уйдет он за крыльцо…
***
Утром мужчина проснулся, на удивление, бодрым. Хоть вчера он многократно превысил свою меру, все же голова не болела, но очень хотелось пить. Каким образом бабулька умудрилась дотащить его до кровати, осталось загадкой, но Петр был ей за это благодарен. Он стянул старое пуховое одеяло, подошел к столу и жадно приложился к графину с водой. Управляющий прихватил остывший пирожок, взял ружье и вышел на крыльцо чтобы оценить обстановку.
Утро было, на удивление, погожим. Небо прояснилось, а прошедший ночью снегопад припорошил деревья новым слоем белого налета. Кольцо окружения немного отступило, но, приглядевшись внимательнее, Петр Григорьевич разглядел существ, маячивших в сотне метров вокруг.
- С*ка, ладно. Поговорим с вашим главным по душам. Че бы и нет. - злобно процедил Петр, сжимая дробовик.
- Встал уж, милок? - раздалось из дома.
- Ага. Самогонка у тебя, бубуль, что надо.
- Ну что, не передумал с Кормчим то беседовать?
- Не передумал. Где он живет покажешь?
- Покажу, милок, покажу. - ответила Марфа.
***
Идти с Петром старушка отказалась наотрез. Впрочем, особо уговаривать мужчина и не пытался - что толку от столетней карги в таком предприятии? Мужчина достал запасную пачку патронов из внутреннего кармана куртки и рассовал пластиковые цилиндрики по поясным подсумкам. Затем он пополнил патронташ на прикладе и ссыпал остатки обратно в карман.
По словам Марфы, пункт назначения находился в километре на запад возле замерзшей реки. Старушка уверяла, что искать нужно в заброшенной насосной будке, расположенной около лодочного причала. Звучало это, конечно, в высшей степени странно, но, после всего увиденного и услышанного, Петр перестал чему-либо удивляться. Врятли там обнаружится что-то эдакое, но, если повезет, получится раздобыть телефон или работающую рацию. Подснежников мужчина опасался, но не слишком сильно. Все-таки, хоть они на вид весьма жуткие, угнаться в чистом поле не смогут. Если бы могли, он бы вчера не отделался бы от противника так просто.
Когда управляющий вышел за калитку, местная фауна заметно оживилась. Изваяния пришли в движение и стали медленно приближаться со всей округи. Некоторые плыли по заснеженной центральной улице поселка, кто-то стекал с крыш. Самым неприятным было отвратительное свойство этих недоснеговиков возникать прямо из сугробов, словно дождевые черви после обильного ливня. Впрочем, мужчина старался выбирать маршрут так, чтобы идти по наиболее твердым участкам, поэтому нечисть удавалось заметить заранее и обойти, не прибегая к расходу драгоценных боеприпасов. Он всего пару раз пальнул в особо резвые стелы, но в целом продвигаться получалось без боя.
Откровенно говоря, Петр ожидал чего угодно. Что никакой будки на берегу не будет и сумасшедшая бабка просто наплела с три короба. Что у реки живут какие-нибудь затейники, которые, от нефиг делать, сконструировали несколько замысловатых радиоуправляемых бабаек и теперь развлекаются тем, что доводят одинокую пенсионерку, внушая ей страх перед неведомыми тварями. Наконец, что из воды, разрывая толстый лед, вырвется какое-нибудь невообразимое чудовище и утащит Петра Григорьевича в пучины сельской говнотечки. Однако, когда мужчина преодолел наконец заросли и непролазные сугробы, он действительно разглядел очертания каких-то конструкций и вмерзшие в реку остовы ржавых посудин.
***
Что делать дальше Петр Григорьевич не знал. Собственно, он толком не представлял даже зачем вообще сюда пришел. Та самая будка, о которой говорила Марфа, стояла в середине огромного сугроба и выглядела совершенно не впечатляюще. Если бы мужчина оказался на этом берегу в обычной ситуации, то глаз бы даже не остановился на гнилых сарайчиках. Что тут, собственно, ловить?
Управляющий хотел было повернуть обратно, но передумал. Он попробовал снег ногой и, убедившись, что не провалится, решил подойти поближе и посмотреть, куда же его послала старушка. Как такового входа у будки не было. Просто в одной из стен зияла прямоугольная дыра, кое как прикрытая листом рифленого металла. Петр включил подствольный фонарь и снес преграду парой хороших пинков. Перегородка наполовину смялась и прогнулась внутрь, но, тем не менее, до конца не отвалилась и осталась кое как висеть на примерзшем крае. Этого, впрочем, вполне хватило, чтобы протиснуться внутрь. Мужчина решил, что просто глянет, что тут и сразу вылезет обратно. Снеговые фигуры медленно приближались, но, по прикидкам, минут десять на исследование точно было. Внутри будка, впрочем, была не намного интереснее, чем снаружи. Посреди помещения возвышалась какая-то старая, уже точно не подлежащая восстановлению, приблуда, видимо и являющаяся тем самым насосом. Все поверхности были покрыты ледяной коркой и ржавчиной. Мужчина не видел даже малейших свидетельств того, что тут кто-то может обитать. Возможно летом здесь плодятся грызуны, да ночуют бродячие собаки, но не более. Он стал обходить небольшое помещение по периметру, дабы удостовериться, что бабка просто навешала ему лапши на уши. Узкий луч фонарика выхватывал какие-то рубильники и огрызки давно срезанной предприимчивыми гражданами проводки. В одном из углов на глаза попался какой-то выступ в полу и, приглядевшись, Петр понял, что это, похоже, крышка люка, не иначе. Управляющий перехватил ружье одной рукой и попробовал приподнять створку. Та напрочь отказывалась поддаваться и он пару раз саданул по ней найденным рядом обрезком трубы. Ледяная пробка, удерживающая люк, треснула и тот рывками пошел. Петр с трудом откинул крышку и глянул вниз. Глазам предстала стальная лестница метра четыре длиной и грязный земляной пол на дне. В сознание закралось сомнение, но любопытство взяло верх. Мужчина попробовал одну из перекладин ногой и, убедившись, что та еще вполне держит, полез в яму, намереваясь оценить обстановку и возвращаться, пока не нагрянули подснежники. Он сделал пару шагов по лестнице и услышал скрежет, который не сулил ничего хорошего.
Петр не успел понять, что происходит. Нога просто вдруг провалилась вниз, оставшись без опоры. Инстинкты подвели мужчину, он соскользнул от неожиданности и полетел вслед за отломившейся перекладиной. В полете Петр Григорьевич все же попытался ухватиться за другую, но истлевший металл не выдержал богатырского веса охотника. Держащие конструкцию болты лопнули и лестница обломилась. Нижняя часть осталась бесполезно торчать на промерзшей стене, а верхняя треть, пролетев около метра, застряла в шахте и встала поперек, заблокировав путь обратно. Петр успел только выкрикнуть что-то нецензурное и всей своей немалой массой обрушился на холодный пол подземелья.
***
Петр пришел в себя от яркого света. Он поморщился от боли в ноге и открыл один глаз. Мужчина решил было, что все произошедшее было лишь дурным сном, но свет исходил не из открытого окна его поистине королевской спальни, а от закрепленного на “Бенелли” фонарика. Ружье валялось рядом, как и выпавшие из кармана патроны, обломки проклятой лестницы и куски отколовшегося льда.
- Твою мать! Бабка хренова! На кой она меня вообще сюда послала? Блин, да за каким х*ером я вообще ее слушал? Какой еще, к едрене фене, Кормчий. Х*ромчий, епт? - пробурчал Петр, поднимаясь на ноги. Спину прострелила острая боль и ушла в ногу. Перелома, похоже, слава богу не случилось, но опираться на конечность было невыносимо больно.
Мужчина огляделся и обнаружил, что стоит в длинном земляном туннеле. Из стен торчали корни, растущих где-то на поверхности, деревьев, а пол покрывали многочисленные следы.
- Так, ну ладно, посмотрим, глубока ли сельская нора. Ау, есть тут кто? У меня ружье, так что исполнять не советую. Всех положу к х*рам! - собравшись с духом выкрикнул Петр в туннель.
Словно в ответ на его слова откуда-то сверху послышалась возня. Мужчина резко поднял голову и встретился взглядом со спрыгнувшим на остатки лестницы подснежником. От падения с него сбило снежный налет и опешившему Петру предстала прогнившая рыбья голова, нанизанная на какое-то переплетение мышц, сухожилий и человеческих органов, слепленных в один плотный комок. Существо вытянуло обгрызенную песью лапу и попыталось полоснуть мужчину. Единственное, что смог сделать Петр, это дико заорать каким-то невероятным фальцетом, отпрыгнуть, вскинуть свой верный дробовик и, не целясь, выпустить в безобразное отродье сразу добрую половину магазина. Туннель огласил громоподобный грохот. Крупная картечь буквально разворотила противоестественный организм и разметала останки, показавшего истинный облик, подснежника по всей шахте. Кровь и биологические жидкости фонтаном взметнулись над люком и, под действием неотвратимой гравитации, устремились обратно, окатив Петра Григорьевича с ног до головы. Уши мужчины заложило, но рот был в полном порядке, поэтому он разразился потоком отборного мата и брезгливо отпрянул назад, пытаясь стереть зловонные внутренности с помятого лица. Словно в продолжении представления, в шахту нырнуло еще несколько уродцев, но больше стрелять Петр не решился. Было очевидно, что путь обратно отрезан. Вставшая враспор лестница мешала упырям (или как вообще назвать эти чудовищные создания) протиснуться дальше, но кто скажет, на сколько хватит запаса ее прочности?
- Сука, сука, сука! - жалобно простонал мужчина, вытряхивая из капюшона куртки ошметки то ли собаки, то ли лошади, то ли какого-то залетного туриста.
К своему собственному удивлению, Петр Григорьевич не поддался панике и не свернулся калачиком на полу, посасывая большой палец. Он уже абсолютно потерял причинно-следственную связь, не понимал сути происходящего и мотивов ублюдской бабки. В данный момент хотелось только уйти подальше и вылезти на поверхность. Потом, по возможности, все-таки вернуться к бабе Марфе, пинком отворить дверь ее гребаной избушки и, без лишних разговоров, выпустить в старушку пяток патронов, дабы выместить злобу и воздать за такую подлянку. Если не получится покинуть СНТ сейчас, Петр просто перезимует в доме старушенции, а, когда погода позволит и твари рассосутся, уберется отсюда или, на худой конец, сдастся доблестным ментам. Утопая в этих сумбурных мыслях, мужчина решил не дожидаться, пока лестница окончательно обвалится и, уперев приклад в плечо, побрел в темноту туннеля.
***
Коридор был прямой, как струна и темный словно черная душа дьявола. Земляные стены и потолок сменились грубой каменной кладкой, испещренной сколами, трещинами и, как заметил Петр, какими-то письменами на непонятном ему языке, отдаленно напоминающем скандинавские руны. Коридор оказался неожиданно длинным. Звуки природы и свежесть зимнего леса остались далеко позади. Здесь было так же холодно, но, в добавок, еще и до ужаса неуютно. Спертый морозный воздух вызвал приступ кашля и мужчина оперся о стену, прижав руку к груди. Позади послышался грохот и охотник, не оглядываясь, ускорил шаг. Смысла смотреть за спину не было - и так было ясно, что остатки лестницы не выдержали, развалились окончательно и теперь преследующим тварям ничего не мешает устремиться в погоню. Петр не имел ни малейшего представления, сколько их там, но, решил не рисковать. Он отлип от стены и продолжил свой путь в неизвестность.
Через сотню метров туннель начал сужаться. Стены плавно сходились и скоро уже пришлось буквально протискиваться сквозь узкий обледенелый проход. Его ширина, впрочем, была достаточна, чтобы не застрять, но, появись кто-то внезапно за спиной, быстро повернуться и дать отпор уже не выйдет. Петр поднял ружье над головой, чтобы иметь возможность освещать себе путь и вдруг луч фонарика выхватил из темноты какое-то препятствие. Мужчина подлез поближе и, наконец-то немного выдохнул. Он оказался в небольшом расширении. Он наткнулся на старую деревянную дверь с резной ручкой. Створку покрывал толстый слой льда. Петр Григорьевич попробовал дернуть, но разумеется, ничего не произошло. Дверь, как и, похоже, все в этом проклятом поселке, примерзла намертво. Охотник повернулся, чтобы глянуть, далеко ли твари и чуть не обмочил штаны - существа плелись по туннелю прямо к нему и делали это весьма резво. От их былой медлительности не осталось и следа. Петра Григорьевича отделяло от верной смерти всего пара сотен метров туннеля и он, не теряя времени, принялся колотить прикладом ружья по двери. Лед был слишком крепок и получилось сделать лишь пару незначительных трещин. Конечно, будь у управляющего время и инструмент, особого труда работа бы не вызвала, но увы, сейчас не было ни того, ни другого. Петр Григорьевич лихорадочно долбил непреклонную дверь, пытаясь придумать какой-то выход, но толку не было. Подснежники уже преодолели половину пути и теперь, в холодном диодном свете, были хорошо различимы их силуэты. Сказать, что это было ужасно, значит сильно преуменьшить. Облики подступающих тварей были по-настоящему тошнотворны. Кто-то все еще был похож на забавный сугроб, но вот другие. Один из супостатов был чем-то вроде лошадиной туши, спаянной с изрядно пожеванным бюстом тучной дамы. Ребра, вывернутые наизнанку, образовывали кошмарное подобие жабо, на котором сидела свернутая набок мужская голова с выпученными глазами. Рот существа был распахнут и из него, вместе с потоками крови и внутренностей, вырывались булькающие стоны и нечленораздельное бормотание. Другой уродец просто полз по полу, опираясь единственной рукой с наманикюренными пальцами и волоча ворох собачьих голов. Все это происходило в звенящей тишине, которую, время от времени, нарушали только какие-то неосмысленные возгласы, стоны из толпы, и звуки ударов приклада.
У Петра Григорьевича не было сил даже браниться. Он в панике глядела на, неотвратимо приближающуюся свору, на дверь и отчаянно пытался сделать хоть что-то. Наконец нервы не выдержали и он, развернувшись, принял стойку и выпустил несколько патронов в кадавров, наплевав на замкнутое пространство и последствия для слуха. Дульные вспышки озарили туннель, а грохот прокатился по нему пушечным залпом. Лошадиного, идущего в авангарде этой процессии, снесло картечью и повалило на пол. Испещренные рунами стены покрылись зловонными потеками и ошметками тканей. Голова, потерявшая связь с подобием тела, откатилась в сторону, но злобные глаза продолжили гневно таращиться на Петра, а рот издавал немые вопли. Идущие сзади запнулись об останки побратима, но не остановились и начали переваливаться через груду мяса и гнилых костей. Петр Григорьевич перезарядил “Бенелли” и, передернув затвор, выпустил еще один магазин. Было острое желание стрелять дальше, но стало понятно, что так делу не помочь. Мужчина, уже окончательно поддавшись страху, дико закричал и наставил ствол дробовика на закрытую дверь. Он помнил, что в доме, который спас его от лютого мороза, этот трюк сработал, значит и тут вполне может получиться. Петр Григорьевич два раза быстро нажал на спуск и ворох картечи жадно впился в крепкий лед.
Увы, охотнику ни разу не приходилось сталкиваться с рикошетом. Он, конечно, слышал, что это вещь опасная и понимал, что пулеуловители и мягкие панели в тирах ставят не приколу ради, но, по большому счету, теорию применения огнестрельного оружия он подчерпывал преимущественно из голливудских боевиков, баек приятелей да видеоигр. Да, накануне он вполне успешно вскрыл дом как заправский спецназовец, но это произошло, прямо скажем, по счастливой случайности. Свинцовые шарики на полном ходу врезались в преграду, растрескивая лед своей немалой энергией. Часть из них наглухо застряла в кристаллизовавшийся водной массе, но другая отскочила и, сменив вектор движения, полетела во все стороны, еще вполне сохранив убойную силу.
Лицо, руки и торс охотника обожгло дикой болью. В ушах стоял высокий писк от выстрелов, а голова вдруг стала ватной. Петр Григорьевич не понял, что произошло. Почему-то левая ладонь отказывалась двигаться, пальцев на ней заметно поубавилось, а один глаз будто закрыли черной занавеской. Тело стало вялым как вареная рыба и мужчина почувствовал, что сейчас отрубится. Он повалился на, потрепанную ружейным дуплетом, дверь и оперся в нее окровавленным остатком кисти. Темная кровь, подгоняемая истошно работающим сердцем, тугой струей потекла по замороженной поверхности и стала всасываться в нее, как средство для мытья посуды в свежую добротную губку. Створка захрустела и пришла в движение. В этот момент твари в туннели истошно завопили и, бросились в последний рывок, разрывая промерзшие мертвые мышцы и подламывая истлевшие кости. Петр Григорьевич рухнул в спасительный дверной проем, из последних сил перевернулся на спину, поднял дробовик уцелевшей рукой и навскидку выпалил оставшиеся в подствольном магазине патроны. Все, на что хватило сил слабеющему организму, это упереться ногой в приоткрытую дверь и, невероятным усилием захлопнуть ее вновь. Теряя сознание, мужчина услышал, как подснежники впечатались в затворенный проход и, выдохнув, отключился.
***
Петр подумал, что умер. Окружающая обстановка вызывала стойкие ассоциации с загробным миром в том виде, каким его представляли верующие. Впрочем, боль в изуродованной руке и опустевшей глазнице дала о себе знать, и надежды на то, что все уже закончилось, разбились о беспощадную реальность. За дверью по-прежнему раздавалось глухое хлюпающее копошение, но, похоже, войти подснежники не могли. Или просто пока не разобрались, как это сделать. Мужчина тяжело втянул носом гнилостный воздух и попытался подняться. Сделать это оказалось неимоверно тяжело. Под ним растеклась солидная лужа крови, а весь свитер пропитался алым соком. Охотник хотел было задрать верхнюю одежду, чтобы осмотреть раны, но грязная материя присохла и не отлипала. Он оставил эту затею, ведь и без зрительной фиксации было понятно - посекло как надо. Если в ближайшее время он не сможет получить квалифицированную помощь, то, даже если не загнется от кровопотери, заражение и некроз практически гарантированы. Сдаваться Петр Григорьевич был не намерен. В нем, наконец-то, проснулись те самые инстинкты, ради пробуждения которых и затевался поход выходного дня. Запоздало, но острое желание потоптать эту бренную землю еще некоторое время, мобилизировало внутренние ресурсы и охотник, стиснув зубы от пронизывающей тело боли, оперся на верное ружье и поднялся на ноги.
Помещение, в дальнем конце которого он находился, вызвало полное непонимание. Да, Петр Григорьевич ожидал чего-то подобного, когда увидел странный туннель и воочию узрел истинный облик своих преследователей, но, в глубине души, был уверен, что всему этому найдется какое-то простое и сугубо рациональное объяснение. Объяснение было, но назвать его рациональным язык не поворачивался.
Просторный круглый грот с куполообразным сводом напоминал закопанную под землю монгольскую юрту. Стены покрывали наросты и щупальца, состоящие из то ли сросшихся, то ли склеенных воедино частей живых когда-то организмов. Органы и конечности мерно пульсировали в такт монотонной вибрации, раздающейся из глубин. В переплетениях отростков и сочленений виднелись предметы из металла и пластика. Петр Григорьевич с удивлением заметил, что руки и челюсти сжимают всевозможное оружие. Где-то виднелся эфес казачей шашки, где-то торчал, знакомый всем на постсоветском пространстве, ствол ржавой мосинки. Тут были полусгнившие пистолеты, ружья и автоматы - целый арсенал, который, словно волей безумного скульптора, стал составной частью этого фантасмагорического средокрестия, украшенного останками божьих тварей. От стен, словно тропические лианы, тянулись жилы и лоснящиеся трубки, идущие к стоящему в центре стулу на котором, как приглядевшись понял охотник кто-то сидел склонив голову.
Петр Григорьевич положил дробовик на сгиб левой руки, быстро затолкал оставшиеся патроны в магазин и дернул за ручку взведения. Незнакомец на стуле едва заметно шевельнулся от хлесткого щелчка и вновь погрузился в свою безмятежную дремоту. Собравшись с духом, охотник зажег фонарь и осмотрел стены. Это был тупик. Никаких дополнительных проходов, дверей, лазов или проемов. Все, что было в жуткой комнате: створка, за которой ждали противоестественные создания, стул с антропоморфной фигурой и бесчисленные рельефы, растекшиеся по стенам. Мужчина сглотнул и медленно приблизился к фигуре.
- Эй! Ты слышишь меня? Ты, ты живой? - обратился к сидящему охотник.
Петр неспешно ковылял, подволакивая больную ногу. Наконец он обошел импровизированный трон по большому кругу и смог разглядеть лицо. На удивление, это был какой-то не примечательный мужик в истлевших камуфляжных штанах и покрытом грязью бушлате. Охотник понял, что ошибся. Жгутики и отростки не стремились оплести тело незнакомца. Он сам был их источником, корнем произрастающей здесь скверны. Неужели сказка бабки не вымысел? Неужели это и есть…
- Кормчий, да? Ты и есть Кормчий? Что тебе от меня нужно? Что тебе нужно от Марфы? Какого хрена вообще тут происходит? - мужчина находился на грани нервного срыва от увиденного и перенесенных тягот.
- Ты так ничего и не понял. Глупец. - тяжело проговорил собеседник, с трудом разлепив ссохшиеся губы. Густые спутанные волосы и борода скрывали изможденное долгими мучительными страданиями лицо.
- Что я, мать твою, должен понять, г*ндон? Это ты управляешь этими тварями? Видишь, что они со мной сделали? Тебе лучше начать говорить, или, клянусь богом, я засажу весь магазин в твою бомжиную харю! Как мне выбраться из этой гр*баной дыры? - прорычал Петр и демонстративно направил ствол на оборванца.
- Выбраться? Ха, ха, ха. Ты не сможешь выбраться. Тебя послал подлый ублюдок Атли, а значит, никто не выйдет из этой комнаты живым! Впрочем, в одном он ошибся. Во мне уже куда больше силы, чем хотелось бы этому прохвосту. - рот Кормчего искривился в гримасе дикой ярости и безумия. Один из отростков молниеносно взмыл вверх и обрушился на Петра, отбросив того в сторону. Дробовик выпал из руки, а в единственном глазу потемнело. Щупальце извивалось, стараясь схватить свою жертву и, когда Кормчий понял, что противник слишком далеко, он, сделав невероятное усилие, издал отчаянный вопль, от которого своды зала сотряс чудовищный по своей силе удар. Ошметки плоти и ржавые железяки посыпались на пол, а дверь, до этого казавшаяся неприступной, сухо хрустнула и отворилась. Дождавшиеся своего часа создания повалили из коридора и стали стремительно заполнять пространство комнаты.
- Ты возомнил себя достойным? Возомнил, что сможешь противостоять мне? Думаешь, я все еще жалкий комок тканей и органов, подобный тебе? - прошипел Кормчий, яростно взирая на охотника.
Петр понял, что это, похоже, конец. Он не видел никаких шансов на спасение, но продавать свою жизнь так дешево не позволяла гордость. Наплевав на острую боль, мужчина оттолкнулся изувеченной культей, прошмыгнул под, бьющимся в истерическом танце, щупальцем, схватил “Бенелли” и выпустил в уродцев длинный залп на весь магазин. Не успевшие еще рассредоточиться упыри упали, посеченные картечью и образовали на входе в зал небольшую пробку из кровавых туш. Атака застопорилась на несколько секунд, но мужчине этого хватило. Он зажал коленями ружье, извлек из, закрепленного на прикладе аварийного патронташа, два последних пластиковых цилиндра, и, одним движением дослав патроны, подскочил к сидящему на своем постаменте супостату.
- Знаешь, а нас*ать. Засунь душещипательную историю своей жизни себе в задницу. Мне не интересно! - злобно бросил Петр и, смачно плюнул в спутанные патлы. Кормчий, раскрыл рот, чтобы то ли произнести очередную угрозу, то ли начать молить о пощаде, но в этот момент надежный итальянский курок, почувствовав свободу, сорвался с боевого взвода и толкнул ударник вперед. Тот, в свою очередь, привычно вмял капсюль и струя горячего газа понесла порцию свинцовых шариков по толстому стволу, разгоняя ее до сверхзвуковой скорости. Испуганное и уставшее лицо существа, которое, совершенно точно было когда-то простым человеком, а теперь именовалось странным прозвищем и коротало век в этом мрачном склепе, осветило яркое зарево дульной вспышки, а затем, покрытая наростами и струпьями голова разлетелась, словно спелая дыня, неловко выроненная на твердый асфальт. Петр хотел было оставить оставшийся боеприпас для себя, но, дрожащая от адреналина и ненависти рука машинально нажала на спуск еще раз. Дробовик повторно гулко бухнул, оставив в, заваливающемся на бок, теле крупную дыру во всю грудь. Гром-палка встала на затворную задержку, ознаменовав конец своей симфонии и Петр, ожидая скорой и, наверняка мучительной участи, бросил верное ружье на пол.
***
Кадавры, еще мгновение продолжали приближаться, но, когда обезглавленная туша предводителя свалилась с насиженного места, свита просто рассыпалась. Загадочная сила, скрепляющая куски совершенно не совместимой материи, просто в миг иссякла, а ошметки мяса и костей покатились по комнате. Петр почувствовал, что все действительно закончилось. Враг повержен и теперь никто не помешает убраться отсюда. Нужно только пару минут передохнуть, прежде чем пускаться в обратный путь. Охотник, подволакивая ногу, доковылял до стула и грузно плюхнулся на деревянную сидушку. Он измученно откинулся на спинку и прикрыл на секунду глаза.
Повисла гробовая тишина. Оглушающее безмолвие нарушало лишь неровное дыхание Петра и звук капель крови, стекающих по развороченному запястью и шлепающихся на пол. В какой-то миг за спиной послышались шаркающие шаги. Охотник хотел было развернуться и поглядеть на источник шума, но не смог. Нижнюю часть туловища парализовало. Ноги и таз буквально приросли к седалищу, а спина отказывалась сгибаться. Петр, ужаснувшись очередной напасти, сделал рывок, но никакого толку не было. От натуги что-то хрустнуло в позвоночнике, мужчина взвыл от боли, но сдвинуться со стула не смог ни на миллиметр.
- Расслабься, Петруша. Все уже почти позади. - мягко проговорил старушечий голос.
- Марфа? Помоги. Я выполнил все что от меня требовалось. Этот ублюдок мертв. Мы можем, наконец, убраться отсюда. - проронил Петр. Губы пока находились в его власти.
- Ты, Петруша, парень смышленый, конечно, но такой, честно сказать, дурак. Никуда мы отсюда не денемся, родненький.
- Что? Почему? Путь свободен. Ты че, ослепла, старая?
- Хм, нет. Я то, как раз, вижу и вижу куда больше вашего брата. Кормчий скончался, но работу его кому-то делать нужно. Ты, я гляжу, уже и на стульчике освоился. - хитро хихикнула старушка за спиной.
В голове мужчины был полный хаос, но, несмотря на мозговую кашу, он смог сложить два и два.
- Дак значит этот упырь правду сказал? Ты заодно с этим Авгием? Или как там его зовут?
- Ого. Разоткровенничался, значит мой старый друг напоследок? Не Авгий, а Атли. И я с ним не в сговоре. - собеседник, наконец, вошел в зону видимости.
- Да? А что тогда? Где этот м*дак? Я и его без проблем положу!
- Перед тобой, милок. - продолжая хихикать, ответила Марфа.
- Чего? Где? Он че, невидимый?
Марфа, тем временем, разочарованная непробиваемой тупизной Петра Григорьевича, стянула с шеи платок и распрямилась. Худосочная фигура вытянулась и стала видоизменяться на глазах. Хрупкие черты лица превратились в мордатую ряху с волевым подбородком и хмурым взглядом исподлобья. Тоненькие, похожие на сухие ветви, руки налились силой, а, легенький халатик треснул по швам, от надувшихся под ним мышц. Огромный могучий детина, вылупившийся из тела древней пенсионерки, сделал многозначительный жест руками и поднял с пола обезглавленное тело бывшего хранителя. Петр смотрел на всю эту вакханалию открыв рот от удивления.
- Нет, Петруша, он вполне видимый. Просто видеть дано не всем. - промолвил гигант и проследовал к стене. Он удобнее перехватил останки Кормчего, примерился и, со всей силы, впечатал их в свободный участок жуткой кровавой лепнины. - Строго говоря, я тебя ни разу не обманывал. Просто, не говорил всей правды. Ты не верил, что в лесу опасно? Однако, это действительно так. Не верил, что есть некто, управляющий местной фауной? Это тоже оказалось правдой. Наконец, я ведь говорил тебе, что путь домой лежит через Кормчего? И вот ты здесь. В своем новом доме. Готовый, возможно, впервые в жизни, послужить великой цели. Да, согласен, возможно я не был до конца откровенен, но, не будь ты таким слепцом… Впрочем, это уже не так уж важно.
- Да ты охр*нел! Развяжи меня и я покажу тебе великую цель, сын собаки! Вы тут че все совсем е*анулись? - возмущенно воскликнул Петр, предпринимая очередную попытку подняться.
- Нет, мой дорогой. Время других вариантов прошло. Я ведь не стал тащить тебя сюда силой. Ты сам решил вернуться, когда встретился с этими - Атли брезгливо махнул рукой в сторону останков кадавров - Ты сделал свой выбор. Да, может ты этого и не осознавал, но тем не менее. Скажу даже больше. Если бы я и хотел тебя освободить, это не в моих силах. С этого стула только одна дорога. Ты сам недавно отправил на нее очередного путника. Теперь твой дом - эта комната. Твой бог - этот стул. Твое предназначение - служить маленьким, но важным звеном, соединяющим источник энергии и наш мир. Ну и, раз уж я обещал быть честным, не стану обманывать. Частичку энергии я буду брать себе. - буднично сказал гигант, оценивая новый элемент стенной мозаики.
- И с какого хрена ты решил, что я буду тебе содействовать? Не знаю, кто ты или что ты, но я лучше сдохну, чем стану потакать твоим сатанинским обрядам!
- Нет никакого сатаны, Петруша. Во всяком случае, христианского точно. Есть только сила и последствия ее воздействия. В каком-то смысле физика оказалась куда ближе к реальному положению дел, чем религия. Забавно, правда? А что до меня. История моей длинной жизни скучна и безынтересна. Я видел многое: как рушились цивилизации, как люди, ради размытых мотивов, устраивали вещи пострашнее того, что вытерпел ты. Я понимаю твой гнев, но, увы, не чувствую по этому поводу ничего. Твоя участь отныне быть, как вы это называете? Батарейкой, да? Сейчас ты думаешь, что готов расстаться с жизнью. Твой предшественник думал так же в начале, как и остальные до него. Но все однажды меняют свое мнение. Придет время, сменишь его и ты. Когда-нибудь та дверь отворится вновь и в нее войдет другой. Он будет так же зол и невежественен. Возможно тебе удастся одолеть его и протянуть на посту еще немного, но все однажды подходит к концу. Мой тебе совет, научись ценить то, что имеешь. Так будет проще.
- Говоришь, не врешь, да? А за каким хреном ты убил сторожа? На кой ляд оборудовал этот гр*баный склеп? Зачем заманил меня сюда? И как, скажи на милость, никто до сих пор не наткнулся на тебя и эту свору мясных гомункулов?
- Я не убивал сторожа. И я, как и ты, понятия не имею, что с ним случилось. Думаю, он просто оказался не достаточно стрессоустойчив. Истинный облик тварей, знаешь ли, бывает довольно ужасен. Я ничего не оборудовал. Ты меня, очевидно, совсем не слушал. Я же говорил, что хорошо умею одну вещь - чувствовать. Это место я просто обнаружил, как идущая по следу гончая. Понятия не имею, откуда оно взялось, но разобраться в функционале оказалось не сложно. Я, как и ты, разделался с хранителем, но чутье подсказало, что это место не может без управляющего. Мне хватило воли сопротивляться и пропустить очередь. Кстати, тот, кто занял мое место на троне сейчас тоже покоится где-то на этой стене. Знаешь, сила притягательна. Она и приманила тебя. А может это была судьба, но уж точно не я. Я всего-лишь вкушаю плоды, друг! А что насчет сезонности. Ну, такова уж природа места силы. Пик интенсивности приходится именно на холодное время года. Я бы сказал, что это обусловлено какими-то специфическими процессами метафизического характера, но правда в том, что никто не знает этого наверняка. Однако, так или иначе, это обстоятельство помогает хранить мою маленькую тайну. Ты же сам видел, во что пурга превратила поселок. Мало кто отважится сюда забраться. Поздней осенью дачники покидают уютные наделы и возвращаются только когда родные газончики начинают оттаивать. К этому времени подснежники просто исчезают. Может они закапываются в землю, где похолоднее, чтобы не сгнить окончательно, а может проводят лето прямо в этом зале, ожидая и готовясь. Но, это лишь мое предположение, не более.
Процесс синхронизации уже подходил к своему логическому завершению и рот Петра стал совсем вялым. Голосовые связки почти не поддавались, но он, все же, смог исторгнуть из себя еще немного угроз.
- Знаешь, я думаю те отвратительные создания, это не твои прихвостни. Я думаю, что это воплотившаяся в материальную оболочку ненависть того бедного ублюдка, которому я снес бошку. Думаю он пытался, в первую очередь, не разделаться со мной, а добраться до тебя, ведь что бы ты не плел, только ты повинен во всем этом! Я научусь контролировать эту силу. И однажды я подниму свое войско, которое снесет твою сраную избушку и выбьет из тебя всю твою поганую душонку! Помяни мои слова, друг!
Губы Петра окончательно срослись и только единственный глаз продолжал гневно таращиться на ненавистного древнего колдуна. Или кем там Атли являлся.
- Все возможно. Я буду ждать. - угрюмо ответил гигант. Он старался скрыть истинные чувства, но Петр ощутил, что тот явно не ожидал такой проницательности от неуклюжего городского туриста.
- Да, как бы то ни было, я должен преподнести тебе свой прощальный подарок. Прими же в дар этот покров. Пусть жажда и голод твои утолены будут великим источником. Пусть будут долги твои зимы и да разделишь ты свое бытие с ближним. Славься Кормчий! - Атли опустился на колени и накинул на плечи мужчины старую шаль, которая стала плавно врастать в тело сквозь тлеющую материю камуфлированного пуховика.
Гигант подобострастно поклонился и поспешил к выходу из зала. У двери он задержался, желая, видимо, добавить что-то еще, но, поняв, что и так сболтнул слишком много, не оборачиваясь закрыл дверь и зашагал по туннелю. Этой зимой ему предстояло сделать еще немало дел, чтобы замести следы и подготовиться к приезду собственников. Некий организм, который когда-то звали Петром Григорьевичем, устало прикрыл глаз и погрузился в бурную реку, заструившуюся по его членам. Из его тела стали медленно проклевываться протуберанцы, норовящие, в самом скором времени, связаться с пришпиленной к стенам плотью, которая уже ожидала свежую и невероятно мощную энергию.
***
Старенькая пятидверная “Нива”, с проржавевшими до дыр порогами, покачиваясь на глубоких выбоинах и ухабах, минула наконец убогое подобие грунтовки и подъехала к главным воротам СНТ. Голубоватая краска, покрывавшая когда-то вполне торжественную ограду товарищества, вся потрескалась и облупилась, показав пожирающую металл коррозию. Видавший виды внедорожник зарулил на центральную улочку дачного общества и привычно притормозил у обшарпанной сторожки. Дверь драндулета со скрипом открылась и из салона вылез коренастый мужик в “Горке” накинутой поверх, пропитанной потом, тельняшки. Зима в этом году выдалась морозная, но к началу марта немного распогодилось и теперь, наконец-то, можно было послать всех к черту да рвануть на выходные в родной дачный поселок, прихватив с собой туго набитый пакет со всевозможным провиантом и горячительными напитками. На небе собирались тучи и, по-хорошему, стоило побыстрее припарковать автомобиль у себя в огороде, расконсервировать скромный домик, разогреть что-нибудь съестное и устроиться на веранде с ноутбуком, откупорив первую и, само-собой, самую вкусную баночку пивка. До ливня, очевидно, оставалось совсем не много, но пропустить, представшее перед ним, зрелище мужчина не смог. Обугленные стены сторожевого домика топорщились из почерневшего грунта словно гнилые зубы в челюсти мертвеца. Балки и перекрытия провалились внутрь небольшого жилища, наведя там солидную суету. Пепелище выглядело удручающе, а дополняло картину то обстоятельство, что огонь пожрал и стоящий рядом домик, который, насколько помнил мужчина, принадлежал какому-то пижону с дорогущим далматинцем и двумя вредными отпрысками.
- Мда. Вот хозяева обрадуются когда на шашлыки приедут. - протянул водила, доставая из кармана куртки пачку “ЛД” и прикуривая от потертой “Зиппо”.
- И не говори, милок. Кошмар, что тут творилось! - раздался голос за спиной. Мужчина повернулся, выпуская табачный дым и поприветствовал соседку белоснежной улыбкой.
- О, здаров, баб Марф! С открытием сезона, получается?
- И тебе, сынок, не хворать. На дачку приехал?
- Ага. Своих оставил дома и дай думаю отдохну от бытовухи. Че стряслось то?
- Пожар, чего ж еще. Сначала, вон, сторожка, а потом и на дом Степана перекинулось. Народ то еще особо не ездит, так что и тушить то некому было.
- Ну дела. Ты пожарных то вызывала, бабуль?
- Нее, у меня и телефона то нет, Ванюш. Пожарники то приехали, но когда уже и тушить было нечего. Постояли, затылки почесали, из шлангов своих головешки полили, да обратно воротились.
- Ну а че этот старый бдсмщик сторож? Он живой хоть?
- Может живой, а может и не живой. Менты потом еще шарились тута, но сказали, что труп не обнаружили. Думают, что он сам хату и поджег случайно, а, когда соседский дом загорелся, понял что полжизни расплачиваться придется и сбег, окаянный. Поди его теперь найди. Наверное, уже где-нибудь в Казахтане схоронился.
- Вот урод, а! Пьянь недобитая. Говорил я председателю, что этот алкаш до добра не доведет. Ну, ладно. Ты сама то как?
- Нормально, сынок, нормально. Зима не простая была, но мне не привыкать. Уж сколько я эту землю топчу то. - с легкой хитрецой ответила Марфа.
- Говорят тут, кстати, какой-то мажор в окрестностях заблудился, прикинь. В десяти километрах нашли мерин в лесу, а внутри никого. Походу, решил приключений на свою жопу поискать. Ну и, видимо, нашел. Впрочем, туда ему, буржую, и дорога, ибо нефиг. - Иван злобно ухмыльнулся, удовлетворенный торжеством справедливости. В его, пролетарском, понимании.
- Ой, ну и страсти ты, сынок, рассказываешь. Не хорошо так зла желать то.
Крепкий, еще вполне молодой, дачник и древняя хрупкая старушка молча стояли перед развалинами сгоревшего дома. Иван предвкушал долгожданный одиночный отдых вдали от, набившего оскомину, семейства, а Марфа теребила уголок свежесвязанного шерстяного платка и чвакала беззубым ртом. Мужчина, наконец, досмолил сигарету и бросил окурок во влажное грязевое месиво под ногами. Он придавил бычок подошвой высокого ботинка и, пожелав соседке доброй ночи, залез в салон “Нивы”. Автомобиль гулко заурчал, хрустнул коробкой передач и покатил по уютной дачной улочке, оставляя клубы сизого дыма. Марфа присела на, стоящий рядом, бетонный блок и хмуро уставилась в сторону, возвышающегося за оградой, вечернего леса. С неба упало несколько крупных капель и, совсем скоро, дождь начал набирать силу. С севера, словно последний отчаянный вздох этой непростой зимы, задул холодный пронизывающий ветер. Старушка не мигая смотрела в одну точку, но вряд ли случайный прохожий понял бы, что она чувствует и о чем думает сейчас. Холодный, пристальный взгляд Атли, обернутого в Марфу, словно в теплый плед, терпеливо изучал островок, еще не успевшего растаять, снега у подножия древних сосен. Зрение Марфы было неважным, но зрение Атли было безупречным. Черные зрачки, обрамленные ослепительно изумрудно радужкой, сузились, но не от яркого света, а от сильного волнения и смутных подозрений. Все прошло так, как он и планировал. Теперь Кормчий снова полностью с ним. Теперь некоторое время не придется беспокоиться о будущем и можно будет просто пожить в свое удовольствие. Так почему тогда эти сугробы вызывают такую тревогу? Почему этот вертикальный холмик, скрытый в тени векового дерева, так упорно не желает превращаться в грязную лужу? Может стоит выйти за границу поселка? В первый раз за долгие годы покинуть свое добровольное заключение?
- Нет, Петруша, никому не дано контролировать источник и самому его направлять. Ты лишь проводник, не более. Впереди длинное лето и время подснежников прошло до следующих холодов. - успокоила себя Марфа, не заметив как, от нахлынувшего страха, перешла на истинный тембр. Старушка поднялась с насиженного места, поправила платочек и, причмокивая, поковыляла в сторону своей хижины, чтобы укрыться от нагрянувшей непогоды.
Снеговик стоял и смотрел вслед ненавистному силуету. У него не было сил двигаться, да и все его естество держалось на последнем издыхании. Скоро беспредельная мощь, подпитываемая дикой злобой и обидой заточенного где-то в глубине хозяина, все же иссякла и тело существа, оставшись без подпитки извне, начало медленно, но верно аннигилировать.
- Твой долог век, но ты ослеп. Не видишь, что уж сотню лет я собираю в себе сил, чтоб тьму покинуть сих могил. Ты мудрость грезишь что обрел, но предо мной ты слаб и гол. Настанет час, придет тот день, когда покроет смерти тень тебя и всех этих червей, которых кличут за людей. Да я в плену, но я борюсь и никогда не поступлюсь. - едва слышно прокатились слова по темным закоулкам, сокрытых от ничего не подозревающих обитателей поселка, подземелий.
Тело, которое еще смутно помнило свое странное и нелепое имя из прошлой жизни, осело на резном стуле и стало погружаться в сон. Кормчий очень устал и хотел отдохнуть. Что бы не говорил его заклятый враг и угнетатель, Атли не ведомы истинные возможности этого древнего места. Он не знает, зачем его построили обитатели. Не знает, к чему они случайно прикоснулись в той тьме веков. И он, совершенно точно, даже не догадывается об истинном потенциале и мотивах, заставляющих жизнь струиться сквозь старую каменную кладку пола. Но, Кормчий выяснил это за долгие года, проведенные в заточении. Он понял и научился многому. Он чувствует, что час расплаты не за горами. Час долгожданной свободы и ужасающей славы.
Славься, Кормчий!
© Copyright: Шетько Михаил, 2023
Свидетельство о публикации №223080600996
Свидетельство о публикации №223080600996
Рецензии