Проза. ру. 300 страниц книги о прожитом

Несколько более двух лет назад, в конце июня 2021 года, после достаточно долгих раздумий я все же вошел в пространство портала proza.ru и создал свою страницу http://proza.ru/avtor/bdbd80. Moe двухгодичное пребывание в этом пространстве отражено в серии текстов [1].
От принятия этого решения меня сдерживали многие обстоятельства, и главными – были следующие. Первое, я не считал и не считаю себя писателем, прозаиком. Второе: я не понимал, что я буду размещать на своей proza-ической странице? Однако, в какой-то мере я допускал, что нечто относимое к прозе было в моем авторском багаже.


Прежде всего, немалое число биографий, традиционно относимых к этому разделу литературы. Далее, на стыке социологии и очерковой литературы был написан ряд материалов об американском городке Foster City, в котором я живу уже четверть века и который порождает многие мои представления об Америке и американцах. В 2019 году эти очерки составили онлайновую книгу «Foster City – это и есть моя Америка», а годом позже они вошли в книгу «Я живу в двуедином пространстве». Был и третий момент – два-три десятка эссе об интересных  людях, которых я встречал, и о мало известных событиях, участником которых я был.
К тому же я начал ощущать то, что можно назвать «давлением памяти»; укажу четыре временных пласта  воспоминаний. Послевоенное время – школьные годы, завершившиеся в 1959 году. 60-е – начало 80-х – это время студенчества и затянувшегося процесса поиска профессиональной идентичности. Вторая половина 80-х – первые годы 90-х – работа в социологии при постоянном заглядывании за забор профессии. Май 1994 года – начало жизни в Америке и новый этап поиска себя.


Каждый слой прожитого не только пронизан особой социокультурной атмосферой времени, но характерен спецификой моего непосредственного общения. Однако новое никогда не заставляло меня пересматривать накопленный профессиональный и коммуникативный опыт. Здесь важно сказать, что я прошел сложный и достаточно редкий путь профессиональной миграции: математика-биометрика-психология-социология-история социологии, что, естественно, увеличивало сферу моих профессиональных и человеческих контактов.
Первые годы в Америке в силу многих обстоятельств были в высшей степени драматичными и сопровождались полным и, казалось, безвозвратным выходом из профессионального сообщества. Но через некоторое время именно друзья-коллеги помогли мне вернуться в профессию и, что трудно представить, многократно увеличить и разнообразить пространство общения. Как одно из следствий – высокая активность в исследованиях и публикации результатов.


Я надеялся, что переход в proza.ru станет некоей компенсацией ухода из области академических публикаций. Болезнь глаз уже несколько лет заметно осложняла чтение книг и работу над объемными текстами. И хотя в 2020 году я закончил многолетнюю эмпирическую часть моего историко-социологического проекта – интервьюирование российских социологов - и предполагал анализировать собранный материал, было понятно, что многое из задумывавшегося теперь неосуществимо. Надо было искать новые подходы к изучению и описанию этого океана биографической информации на двух уровнях: макро и микро. Первый уровень включает в себя изучение движения, изменчивости российского послевоенного социологического сообщества в целом, а также его отдельных структур, срезов, групп, например, социологических поколений и региональных школ, тогда как задачи второго уровня концентрируются на анализе биографий отдельных социологов.
Но два глобальных по своей значимости обстоятельства: пандемия COVID-19 и то, что поначалу именовалось ограниченной военной операцией России в Украине, включая введенные США и многими европейскими государствами санкции, резко изменили динамику и направленность развития нашего профессионального сообщества, что особенно заметно в группах социологов молодого и среднего возраста. Названные обстоятельства, очевидно, не могли быть учтены мною в 2007-2008 годах, когда продумывалась презумпция изменчивости социологических когорт, и позже, при разработке принципов поколенческо-функционального анализа.


Значит надо было фокусироваться на вызовах микроанализа, т.е. сосредоточиться на изучении жизненных историй социологов. К началу 2020-х я пришел со значительным опытом рассмотрения биографий российских и американских социологов, полстеров и копирайтеров, и мне показалось целесообразным несколько сменить оптику рассмотрения деятельности социологов, трактовать их не только как профессионалов, но и как людей науки и, более широко, представителей творческого труда. Для накопления подобного опыта следовало попытаться выйти из области социологии и обратиться к анализу биографий людей других профессий; задача - непростая, однако риск представлялся оправданным. Так у меня появились рассказы, эссе об ученых (математики, астроном, психиатр, историк науки) и представителях искусства и культуры (художники, литераторы, композитор).
В определенной мере импульсом к освоению такого  расширенного подхода к биографическому анализу стало изучение жизни моего коллеги и друга Валерия Голофаст, который до того, как начал заниматься социологией, отдал годы поэзии и изучению языков на филологическом факультете ЛГУ. Я впервые написал о нем в 2007 году, писал и позже. Именно он «подтолкнул» меня сначала к многолетнему чтению антологии советской андеграундной поэзии «У голубой лагуны», а затем – изучению биографии ее автора, поэта и литературоведа Константина Кузьминского, написавшего массу биографических эссе о поэтах, которых в СССР не публиковали. Фактически, он сделал много больше, дал свое описание мира поэтической богемы 60-х.


Прошло время, и я начал проецировать биографический метод на себя, такой переход представляется естественным с точки зрения методологии анализа жизненных траекторий. Одновременно в произошедшем «повинен» еще один мой коллега и друг – Андрей Алексеев, социолог, журналист и методолог «мягких» методов социологии. Созданная им «драматическая социология» - это пример эффективного синтеза исследования производственных конфликтов и ауторефлексии исследователя (А. Алексеева), вовлеченного в эти конфликты (иногда им же и порожденные). Продолжением этих поисков стало многолетнее и многообразное изучение Алексеевым себя, включающее историко-биографический анализ собственной «родословной по крови и духу».
Одним из важнейших итогов его наблюдений и размышлений стало утверждение: «Собственная жизнь может быть полем включенного наблюдения», которое я называю правилом, или принципом Алексеева. Трудно не согласиться с этой максимой, но многократно труднее применить ее к описанию собственной жизни. 200 лет назад, в ноябре 1825 года А.С. Пушкин замечал в письме П.А. Вяземскому: «Писать свои M;moires заманчиво и приятно. Никого так не любишь, никого так не знаешь, как самого себя. Предмет неистощимый. Но трудно. Не лгать — можно; быть искренним — невозможность физическая. Перо иногда остановится, как с разбега перед пропастью — на том, что посторонний прочел бы равнодушно». Как точно: действительно, лгать не хочется, но болезненным оказывается даже приближение к искренности. Постоянно думаешь, сделать ли еще шаг или остановиться. Или немного свернуть. 


Начиная с 2005 года я несколько раз рассказывал в интервью моим коллегам и в собственных автобиографических текстах о прожитом, описывая все в хронологической последовательности. Но уже несколько лет я отчетливо замечаю, что такое гладкое, однообразное, линейно-упорядоченное представление человеком своего жизненного пути принципиально урезает его возможности рассказа о себе и обедняет понимание его социализации и деятельности. Дело в том, ежемоментно жизнь человека развивается (движется) по траектории в многомерном пространстве прожитого и текущего времени, тогда как хронологическая упорядоченность жизненных событий осуществляется лишь по одной из координат. 
Я в полной мере  осознаю, что сосредоточенность на задачах микроанализа и практика исследования биографий в рамках историко-социологических штудий или в более широких границах, порождают множество методологических задач. Однако я не могу, да и не испытываю желания, искать их академическую формулировку, хотелось бы – повторю, ведь я осваиваю новое для себя proza-ическое пространство – всюду идти от опыта.


Начав 27 июня 2021 года размещать в моем аккаунте рассказы о Foster City, я уже 4 июля задумал формировать новый сборник рассказов, в котором предполагал обсуждать разные темы написания биографий.
Начал с замечания о том, что биографический жанр литературы – очень давний, весьма многоликий и синтетический, он  расположен на бесконечном континууме от художественного до документального, и в каждом жизнеописании в разных пропорциях соединено и то, и другое. В биографии присутствуют главный герой, его время и его окружение и непременно автор повествования. Рассказ о человеке, о личности не может быть объективным, даже если он базируется на надежной фактологической основе.
Ежедневно автоматически обновляемая статистика показала, что текст, размещенный на proza.ru 4 августа 2023 года, оказался трехсотым.  Среди них – как написанные в прошедшие два десятилетия, так и написанное специально для этого портала. Я не думал, что так скоро в новом для себя формате появится такое количество материалов и что он будут регулярно просматриваться. Сейчас суммарное число прочтений – без малого 21000.


Выше я говорил о сомнениях относительно наличия материала для размещении на своем аккунте, 300 текстов за два года убеждают меня в том, что я не испытывал дефицита тем, более того, сейчас перед входом в сложившееся семантическое пространство образовалась «очередь» желающих пройти туда. Каждый рассказ – в среднем их объем 15000 знаков – дает тему другому, изложение каждого воспоминания содержит импульс к появлению новых воспоминаний, оживляет в памяти еще одного человека. Бывает, я ощущаю внутреннее неудобство перед теми, кого знал очень давно или не очень, а сейчас – мысленно вижу и слышу их, но кого никак не упомянул. Есть и объективные причины того, что о некоторых еще не сказал, - невозможность или значительные трудности в отыскании информации об этих людях. Жил бы в России, шире было бы использование в стране электронной почты, выше бы была культура реакции архивов и различных инстанций на запросы исследователей, было бы много легче. Хотя я нередко получаю подарки от интернета, выкапываю нужные мне сведения о людях, неожиданно обнаруживаю их фотографии, но всего этого мало.
Уже немного написано о семье, об улице и доме, где рос, о друзьях, приятелях детства и ранней юности, скудность информации о родителях и стремление понять их вылилось в написание воспоминаний об их друзьях (скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты). Представлены студенческие годы, рассказано о хождении между математикой и психологией-социологией, есть десятки текстов о друзьях-коллегах из социологического сообщества. Оттачиваются навыки мысленного общения с теми, о ком писал и продолжаю писать с особой радостью, пытаясь понять прожитое-сделанное ими.


Часто неожиданные воспоминания и автобиографические сюжеты – это спонтанные реакции, возникшие при просмотре разных видео на youtube.  Таковы многие рассказа, объединенные в сборнике «У каждого из нас на свете есть места». К примеру, «Я взрослел под песню Александра Галича», рассказ о пионерском лагере в первые послевоенные годы – это моментальный внутренний ответ на исполненную Сергеем Никитиным песню Галича «Протрубили трубачи тревогу». Беседа Владимира Познера с Александром Ширвиндтом, давшая название рассказу «Александр Ширвиндт всколыхнул мою память», позволила мне предположить я встретил в ней давнего друга моего отца. Недавно я смотрел беседу украинского журналиста Дмитрия Гордона с поэтом Наумом Коржавиным и неожиданно вспомнил, что шесть десятилетий назад со стихами Коржавина меня познакомила в будущем монахиня, а тогда молодая учительница литературы в университетской математической школы-интернате, в создании которой я участвовал и в которой потом два-три года работал с несколькими другими студентами-математиками. Рассказ еще не написан, но постараюсь его оформить. Другой природы толчок памяти – неожиданно полученная из Финляндии фотография – на которой я в группе студентов математико-механического факультета ЛГУ, выезжавших на казахстанскую целину. Так появился рассказ «Встреча с собою через 60 лет», в котором я попытался рассказать о жизненном опыте, накопленном мною к 20 годам.


Очень дорог мне триптих текстов о тихой ленинградской улице и старом петербургском доме, где я провел детство, юность и раннюю молодость: «Ленинград, ул. Красной Конницы, дом 12», «У каждого из нас на свете есть места...» и «Улица моего детства. Три магазина. Память и Google». Только теперь я понимаю, какой энергией и каким мироощущением зарядило меня это место. К триптиху примыкают рассказы: «Я помню вас, дядя Миша», «В друге Валерия Грубина я опознал Сергея Довлатова» и другие, но среди них выделю «Не состоявшиеся танцы у Обводного канала». Это вечерняя прогулка с моим лучшим школьным другом Толей по «мистической» части города – набережной Обводного канала состоялась в мае 1959 года. Связь с моим другом давно пропала, и рассказ заканчивается так: «Толя, я  верю, что в опоре на помощь твоих коллег я найду тебя... подожди еще немного». Действительно, по цепочке не знакомых мне людей я вскоре нашел Толю в Иркутске, куда он, увлекшись идеями Вернадского и Рериха,  много лет назад отправился искать Новую Мангазею. Мой иркутский коллега откликнулся на мою просьбу и дозвонился до Анатолия, к сожалению (и удивлению) он не только не помнил об этом блуждании по территории Лавры и берегу Обводного канала, но забыл и меня. Успокаивает одно, судя по моим поискам, он вообще отгородился от людей.


Уже более полувека я занимаюсь изучением различных проблем, тем, вопросов, относящихся к социологии и смежным отраслям науки. Естественно, что значительная, возможно, подавляющая часть героев моих биографических очерков – советские / российские социологи, имена которых сегодня известны всем, кто работает в социологии и кто только входит в круг соответствующей тематики. Мне повезло: в общении с ними – ленинградцами и москвичами – я начинал осваивать теорию, методы и этику социологической науки, а затем многие годы работал с ними. Полтора десятка портретов составляют сборник моих выступлений о российских социологах на «Радио Свобода». Столько же текстов –о Б.М. Фирсове, сотрудничество и дружбы с которым начались в первые 70-е и продолжается сейчас; несколько лет назад я начал писать книгу о нем, но не могу (и не смогу) завершить ее. Есть сборник статей, эссе об А.Н. Алексееве – дружба с которым мне очень дорога и творчество которого мне сейчас очень близко. Кроме того, в серии «микробиографий» есть рассказы о Г.С. Батыгине, В.Б. Голофасте, Б.А. Грушине, Т.И. Заславской, И.С. Коне, Ю.А. Леваде,  В.А. Ядове и ряде других социологах. Одно ясно, эта тематика историко-биографического анализа будет оставаться одной из ведущих.


Еще два «именных» сборника:  «Кабинет биографического анализа им. Б. Г. Кузнецова» и «Б. Г. Кузнецов - историк, философ и социолог науки» имеют особое значение. В них 60 текстов, рассказывающих об одном из ведущих советских историков науки, работы которого об Эйнштейне, Галилее, Ньютоне, Спинозе и других классиках естествознания во многом определили методологию и дух моих биографических и историко-социологических поисков. Важно и то, что перечитывая его книги, я слышу его голос и вижу его глаза, он – двоюродный брат моей мамы, и все наши беседы проходили у него дома. Мои беседы с ним начались в ранние 60-е и мысленно продолжаются и сейчас. Нобелевский лауреат Илья Пригожин говорил, что он постоянно оказывался в плену обаяния Кузнецова, которое обладало мощным каталитическим действием. Конечно же, и я не избежал этого плена.


Все или почти все из 300 текстов рассказывают о событиях, которые я наблюдал, в которых участвовал, о людях, с которыми я вел реальные и/или мысленные беседы, таким образом, в совокупности это страницы некоей автобиографической книги, план и содержание которой я заранее не продумывал, да и сейчас не могу точно сказать, какой она будет, точнее, могла бы быть. Сюжеты вдруг всплывают, обрастают подробностями и часто я записываю их. Сделанное определяет несколько следующих шагов... а там и будет видно, куда идти дальше. Ведь мое повествование о прожитом (автобиография) принципиально хронологически не упорядочено.  Другими словами, образуется нелинейная автобиография [2].
Один из начальных «кустов», или сборников моих материалов на портале proza.ru озаглавлен: «Память помогает, удивляет и пленит нас». Это след изначального понимания мною того, что стремление рассказать о встречавшихся мне людях и разных обстоятельствах жизни во многом обусловлено особенностями моей памяти. Такова специфика задач, которые я ставлю перед собою. Память иногда радует, бывает – мучает, нередко удивляет. Вдруг всплывает в памяти то, что, казалось, навсегда забыто и о чем, естественно, не было намерения писать. В таких ситуациях хочется остановиться и проверить себя. Неужели такое возможно? Как это так? Почему никогда не вспоминал и почему вдруг давно забытое высвободилось?
Память пленит, поскольку невозможно освободиться от того, что вспомнил, освежил, оживил. Хочется продолжить воспоминания, развить их, добавить что-то к ним. И в целом, прошлое, прошедшее через этапы воспоминания, превращается в настоящее, которое теперь будет всегда со мною, хотя я не знаю, что это означает.
Когда-то, начиная свои историко-социологические исследования я ввел понятие «толстого настоящего», по-видимому то, что я сейчас делаю, можно назвать конструированием моего толстого настоящего.


1.Опыт моет работы в портале proza.ru отражен в текстах: «Проза. Ру - 1000 читателей» http://proza.ru/2021/09/05/1672; «Проза. Ру - 3000 читателей» http://proza.ru/2021/12/04/1606; «Проза. ру 15000. И все же это автоэтнография» http://proza.ru/2023/02/24/1864; «2 года на proza. ru. 300 текстов. 20000 прочтений» http://proza.ru/2023/07/15/1553.

2.«Нелинейный биографический анализ» http://proza.ru/2022/01/10/248; «Нелинейная биография. Больше вопросов, чем ответов» http://proza.ru/2022/05/27/1536; «О маме. Опыт нелинейного биографического анализа» http://proza.ru/2022/08/09/1427.