Вновь огурец в изумрудную кожу оделся...

* * *

Вновь огурец в изумрудную кожу оделся,
в шляпе-листочке – чем не цыган-конокрад?
Время лимонницы-бабочки, звонницы-детства,
время находок, и каждое стёклышко – клад.
Пух тополиный мчится-несётся куда-то
улицей пыльной, лета короткой зимой.
Доски заборные – в длинных шинелях солдаты –
честь отдают, лишь махнёшь им, бывало, рукой.

Кто в этом мире я есть? Только атом сознанья,
доза рентгена, кольнувшая клетку лучом.
Как далеки от отдельности, непониманья
мысли в то утро, у века за старым плечом!
Птичкою быть, тягачом-большегрузом не в тягость
было в то утро, а то и смычком скрипача,
что извлекал из струны скандинавскую сагу,
как поднимала топор свой рука палача.

Словно икону, я створки сознанья открою.
Жив ли тот мальчик? Жив, только в дерево врос!
Сверху покрылся мыслей светящихся роем,
снизу растаял, чтоб видели: дело – всерьёз!
Духу открылся, ведает жизни причину,
рифмы пасёт как афганских овечек стада,
и от вечерней звезды зажигает лучину
светлых прозрений, чтоб ими украсить года.