Записки наобум. Былька 13

     В возрасте 19-и лет я мог погибнуть. Самым натуральным образом. Это не пустая фраза, написанная ради литературной интриги. Это жизненный урок, который мне преподали недвусмысленно и жёстко.

     После окончания III-го курса Московского топографического политехникума, где я учился не ради постижения топографии, а ради лейтенантских звёздочек офицера запаса (в техникуме была военная кафедра), меня отправили на летнюю производственную практику в Нижегородскую (тогда ещё Горьковскую) область. На базе экспедиции мне поручили заниматься дешифрированием. Там я чуть и не свернул себе шею.
               
                УРОЧИЩЕ

     В деревню Сурадеево мы, два студента-практиканта, приехали в начале июля. Начальник партии Николай Андреевич, главный инженер Юрий Иванович и шофёр Степаныч жили в небольшом деревянном доме на высоком берегу речки Пьяна. К ним и подселили нас с Усами – моим другом Серёгой, носившим густые роскошные усы, его фирменную гордость.

     Нас посадили проверять полевые журналы с расчётами нивелирных ходов, каждую
неделю привозимыми Николаем Андреевичем после объезда полевых бригад. Дело было несложное, но требующее аккуратности. Нужно было, пользуясь бухгалтерскими счётами, складывать столбцы четырёхзначных цифр и выдавать как результат точные показания высот на местности. Так создаётся основа топографических карт, то есть чертёж рельефа из горизонталей.

     Вечерами мы с Усами удили рыбу в Пьяне и после ужина резались в преферанс со старшими мужчинами. Набравший самую большую «гору» мыл посуду, а остальные шли спать. О деньгах никто не заикался. Это был «банк» каждого игрового круга.

     Прошло три недели. Сетями в старицах можно было наловить линей и налимов. Иногда заводилась баня по-русски. В сельмаге мы купили коробку кубинских сигар, которые курили после парилки. Под гитару голосили «Машину времени». Жизнь шла что надо! Казалось, что так всё лето и будет!

     Но не тут-то было.

     Планы нашего начальства изменились.

     - Слушай, - однажды вечером сказал мне Юрий Иванович. – Твой приятель отправится в полевую бригаду реечником. А ты останешься здесь. Ты быстро считаешь и у тебя хороший почерк. Будешь проверять и оформлять журналы. Подписываться будешь «техник-топограф» и свои имя-фамилия. Усам ничего пока не говори. Ему Николай прикажет. Понял? Ну, иди спать.

     Усы утром уехал. А я продолжал сидеть в избе и считать нивелирку. Видимо, стол и ручка с бумагой были моей судьбой.

     Однако через две недели моему начальству стукнула в голову новая идея.

     - Слушай, - подсел ко мне Юрий Иванович. – Ты знаешь, что такое дешифрирование?

     - Ещё бы. Надо обойти с фотопланом местность и отметить данные, которые потом пишутся на карту.

     - Верно. Характеристики деревенских домов, линий электропередачи, растительности, лесов, водоёмов, отдельно стоящих объектов…

     - Да знаю я! Мы это изучали.

     - Значит, завтра с утра пойдешь на наш объект.

     - Ладно. Но одному ходить на дешифровку нельзя. Незнакомая местность, опасности, звери, люди. Сами-то не боитесь меня отпускать?

     Юрий Иванович некоторое время молчал. Он понимал, что они нарушают инструкцию по технике безопасности. Но без дешифрования карту не сдашь, а других людей сейчас в партии не было.

     - Верно, одному идти нельзя. Но ты же парень с головой. Сам куда не надо не полезешь?

     - В общем, да.

     - Ну и район тут спокойный. Обычные деревни. Лес негустой. Болот и диких зверей нет. Средняя полоса. Всё тихо и обычно. Ну а дураков обходи. Думаю, справишься!

     Я пожал плечами. То есть согласился.

     И на следующее утро с фотопланом, флягой воды, с пачкой сигарет и спичками, в энцефалитке и любимой чёрной вельветовой бейсболке отправился на дешифрирование.

     Степаныч на уазике отвёз меня на точку, и я двинулся в поход.
Фотоплан – это авиасъёмка территории площадью 16 квадратных километров. Её я и должен был обойти за два дня. А точку, где Степаныч с уазиком должен был подобрать меня сегодня в 19.00, мы с ним отметили утром на карте.

     Всё шло нормально, пока на следующий день меня не занесло в брошенную людьми безымянную деревню на берегу озера Карасино.  В то самое урочище, которое я запомнил на всю жизнь.

     Тем утром Юрий Иванович наставлял:

     - Во-первых, вот тут на карте пасека. Может быть, хозяин даст нам медку. Во-вторых, уточни у кого-н5ибудь название озера, действительно ли это Карасино? И в-третьих, проверь брошенную деревню, пустая ли. Но запомни: не заходи туда, если увидишь собачьи следы. Одичавшие псы разорвут пришельца. Ясно?

     «Да», - сказал я.

     «Тогда с Богом».

     Оставшиеся на сегодня 8 квадратных километров я обежал быстро. Пометил высоту и древесные породы леса, осмотрел дома в деревеньке у свекольного поля, поливную цистерну, похожую на фотоплане на одинокое здание, обозначил анкерные столбы и всё прочее, что необходимо.

     Но не обошлось и без обломов. Старикан-пасечник предложил отведать мёд у него в доме, и кроме этого ничего не продал. Подойдя к озеру, я увидел лодку на середине и услышал взрыв. Ребята глушили рыбу. Я стал кричать, чтобы они подплыли к берегу, но меня приняли очевидно за рыбинспектора и быстро погребли в другую сторону. А при входе в заброшенную деревню я забыл про наказ главного инженера о собачьих следах и на дорогу даже не посмотрел.

     И влип!

     Я спокойно вошёл в урочище. Там было тихо. Покосившиеся избы, латаные-перелатанные ржавые кровли, пыльная грунтовая дорога, покосившиеся дырчатые заборы. И ни души. Короче, бояться нечего.

     Пройдя метров сто, я почему-то остановился. Кажется, мне что-то почудилось.
Слева стояла бревенчатая изба с продавленным приступком и висевшей на петле прогнившей дверью. Вокруг избы росли лопухи и болиголов.

     Звенели кузнечики. Солнце садилось в лес. Широкая тень наползала на урочище.

     Возник запах вечерней сырости. И ещё чего-то неясного, тревожного. За спиной у меня явно что-то происходило.

     Я вынул руки из карманов и обернулся.

     Метрах в десяти от меня стояла стая собак и выжидала. Это были дикие дворняги, грязные и заросшие дремучим мехом, утыканным палой травой, колючками, не то щепой, не то остатками какой-то падали. Псов было семь или восемь. В собачьих глазёнках я увидел не характерную псиную подчинённость человеку, а грозный признак звериного безумия. Но ещё толком ничего не понял и чуть растерялся.

     - Чего надо, робя? – тем не менее спросил я. И тут же добавил. – Пошли вон!

     Псы в ответ страшно зарычали. Вперёд вылез здоровый кобель на огромных когтистых лапах и медленно пошёл на меня. Бурая шерсть у него на загривке встала дыбом, чёрный нос вырос, словно волосатый возбуждённый член с литой квадратной головкой.

     «Вожак!  - мелькнуло у меня в голове. И следом как откровение. - Пи/.../ец!»

     Я не испугался, но внутренне напрягся. Голова варила на полную. Я чётко оценивал ситуацию и, слава богу, не паниковал.

     Вожак стаи медленно шёл на меня и скалил клыки. Слюнявые губы у него тряслись. Но сам он молчал. Другие дворняги полукругом следовали за ним и заливались визгливым лаем.         

     «Не дать им зайти мне за спину! – сверкнуло молнией. – Чем их шугануть? Какой-нибудь дубиной или планшетом?»

     Но дубины или хотя бы палки не было, а картонный полуметровый планшет для обороны не годился.

     Поэтому я просто отступал, спиной как будто видя забор из пяти невысоких штакетин. Слева – старая изба, справа – дорога к лесу, впереди – стая собак, наступающая на меня вслед за вожаком и уже кипевшая бешенством.

     Наконец я прижался задом к забору.

     Стая зашлась в лае. Вожак в полуприседе подбирался ко мне и, видимо, намечал, куда вцепиться.

     Это был миг страшного поражения или внезапного чудесного спасения. Но как?
Орать и звать на помощь? Кого и откуда? Кинуться на псов? И что? Быть загрызенным насмерть? Захлебнуться в своей крови?

     Какой же, мать вашу, выход?!

     Что делать?!! Что?!!

     Мозг словно замёрз, и я превратился в кусок льда.

     Минута текла за минутой.

     Деваться было некуда.

     И вдруг я заорал на псов в приступе ужаса и настоящего звериного бешенства. Это был не просто пятиэтажный мат. Из моей глотки вылетел какой-то зверь, принявший облик человечьего истеричного предсмертного клика. Я орал секунд двадцать, на грани чего-то такого, чего сам не знал.


     Вероятно, это было то, что называют потерей рассудка или падением в пропасть…

     То, что произошло дальше, было самым невероятным. Псы резко оборвали лай, присели на лапах, зрачки у них погасли, шерсть упала, уши вжались в черепушки и вся звериная шобла дала дёру. Причём, первым улепётывал вожак.

     Просёлок расчистился. Я увидел пустую дорогу и солнце, садившееся в лес.

     А я стоял у забора в обмороке. В голове было черно и пусто. Только кто-то гундел тихонько в ухо:

     «Они струсили. Вспомнили своё дворняжье место. Обоссались. Теперь беги отсюда, пока не поздно! Быстро! Как можешь!»

     Но я пошёл не торопясь, спокойно, уверенно, ровно. Вокруг не смотрел. Знал, что псов уже не будет.

     Выйдя из урочища, я остановился у кромки леса. Достал пачку сигарет, спички, закурил. Руки не дрожали. Сердце билось размеренно.

     Лес уже дремал. Где-то в чаще сонно стучал дятел.

     Докурив сигарету, я пошёл лесной дорогой не куда-нибудь, а к ещё не осмотренной посадке молодых ёлочек. Надо было отметить на фотоплане их высоту и количество рядов.

     Это был последний сегодняшний объект, после чего можно было выбираться на бетонку, чтобы встретиться со Степанычем в условленном месте и ехать домой ужинать.

     Начальники встретили меня с лёгким напряжением в глазах. Всё-таки они волновались, пустив меня одного на дешифрование. Ведь с молодым неопытным парнем, бродившим весь день по незнакомой территории, могло случиться что угодно. И если бы случилось, им бы не поздоровилось.

     Чувствуя, что Николай Андреевич и Юрий Иванович в напряге, я решил не капать им на мозги. Просто сказал, что всё окей и проделанная работа – сущий пустяк.

     Начальник партии расслабился и кивнул главному инженеру:

     - На днях проеду по Серёгиному маршруту, проконтролирую. Но в целом я ему  верю.  Неплохой парень.

     За ужином я рассказал о жадном пасечнике и трусливых браконьерах. О том, что в молодом ельнике было полным-полно маслят, но я поленился их собирать.

     - Да и некуда было их складывать, - сожалел я. - Не портить же кожух планшета! 

     Об урочище, где меня чуть не разорвали одичавшие псы, я не сказал ни слова.
Не было этого, и всё. Да, урочище я осмотрел, но там пустые избы, пыльные дороги, лопухи и только. На фотоплане я это и отметил.

     Ноу проблем, как говорится!

     Ещё через месяц я вернулся в Москву. К знакомому метро, любимому Твербулю, уличным толпам и ночным пустым троллейбусам, похожим на светлые, наскоро сколоченные ящики.

     И только иногда вздрагивал, услышав собачий лай или увидев метнувшуюся мимо собаку.

     И до сих пор вспоминаю о своей юношеской самоуверенности, наивности и ротозействе.
               
               
                *   *   *

                23 июля-5 августа 2023,
                Саморядово