Иди и больше не греши

 К десятилетию кончины отца Павла Адельгейма.

10 лет назад, когда отец Павел погиб, и спустя год на первую годовщину что-то я писала, но сейчас поняла, что нужно заново. Это как идти вверх по эскалатору, везущему вниз: кто быстрее. Время стирает случайные черты, многие подробности, которые тогда ясно помнились, но при этом расставляет по местам оставшееся в памяти. Попробую, попытка не пытка.

Восьмое марта.

Тридцать лет назад я дважды побывала у отца Павла в гостях, прежде чем приехать жить и работать. Приглашение было неожиданным, за несколько лет после крещения-воцерковления  привыкла к реакции "Господь поможет". Жизнь тогда не у меня одной, у большинства сломалась и трудной была, "всем не поможешь". Так что рассказывала я ему о своей жизни просто так, пожаловаться.

- Приезжайте вместе с дочкой, мне нужна воспитательница в приют, там будете жить, дочка будет в школе регентов учиться, и у Вас там будут часы, вместе будете ездить.

Диспозиция была мне понятна, и в Матфеевском храме с приютом в Писковичах, и в Мироносицах в храме и школе до того побывала, расстояния представляла. Поэтому дочку с собой для начала не взяла, оставила на маму в Сыктывкаре.

Приехала в Псков на масленице, прямо на 8-е марта. Отец Павел расстроился, что одна. Он тогда очень хотел маленькую девочку в дом, внучку. Сходу стал рассказывать про разных девочек, которых он брал из детдома к себе на смотрины, но матушке по разным причинам они не нравились, и вот никак.

Вечером мы с ним вдвоём пошли в театр. Наверное, всё-таки поехали, хоть там и недалеко, но я запомнила именно это ощущение: каково с ним рядом ходить. С непривычки страшновато было, весенний гололёд, но и без него ни до ни после ходить под руку с человеком на протезе мне не приходилось. Хотя отец Павел вёл себя как ни в чём не бывало, это была моя проблема, что я ни на секунду не забывала об  отрезанной ноге.

В театре он рассказал мне притчу о красавице и епископах. Одни епископы её осудили, а самый мудрый посмотрел и сказал:

- Если бы мы так заботились о своей душе, как она о своём теле.

Кажется, в ответ на моё замечание, что красивая актриса, но ни актрису, ни о чём был спектакль, не помню.

Матушка уехала.

Матушка Вера вскоре после моего приезда уехала в санаторий, так что в Писковичи отец Павел меня не повёз пока, оставил у себя в доме на Красногорской. Тёща его, бабушка Настя, и Маша, старшая дочка, наверное, справились бы  с хозяйством и без меня, но вчетвером веселее, чем втроём.

Не помню, чтобы много трудилась по хозяйству, тем более, что начался Великий пост, и все в доме, кроме детей в гостях, строго его соблюдали, но хорошо помню, что жила в гостиной среди книг, много читала и постоянно обсуждала с отцом Павлом эти и другие книги.  Бабушка Настя с Машей слушали наши разговоры без раздражения, но участия в них не принимали, и с книжкой я их не видела. Сейчас жалею, что не предлагала им вслух что-то почитать, но не воротишь, да и пост - время строгое.

Мироносицы.

Великий канон отец Павел читал в Мироносицах, и я  впервые в жизни  так рыдала. Откуда начну плакати окаяннаго моего жития деяний? Кое ли положу начало, Христе, нынешнему рыданию? За год до этого погиб мой единственный брат Сергей, разбился на чужом мотоцикле, не справился с управлением. Устал, наверное. После лётного он распределился в Усть-Кут, жил там в общаге и мотался на своём вертолёте по разным медвежьим углам.

Друг встретил его после рейса, там проблема была добраться из аэропорта в город, и уступил руль, друг этот остался жив, просто выбросило с заднего сиденья, а Серёже раздавило ногу, ампутация не помогла, потерял много крови плюс внутренние травмы, умер в Иркутской областной больнице.

Я его увидела уже только в морге с отрезанной ногой, пришла туда крест на него надеть. Сейчас не пошла бы, а тогда по неофитству вообще прямо там собиралась возле него Псалтирь читать. Но там было жутко холодно и много голых трупов, увидела, что с него сняли крест, надела на него свой и выбралась наружу.

Родители, слава Богу, увидели его уже только в гробу в лётной форме. Отпели мы его в Иркутске с мамой заочно, тело нам долго не отдавали из судмедэкспертизы, как только отдали, мы улетели с ним в Сыктывкар. Отец в храм не пошёл и сказал, что если я домой или на похороны позову попа, он меня вместе с братом закопает.

- Почему он погиб, а ты  жива? - незадолго до гибели Серёжа прилетал в Сыктывкар уже крестившись, мы вдвоём причастились на Пасху, и отцу это изначально не нравилось, что я "как всегда рулю" (Серёжа был на три года младше и с детства всё за мной повторял). Ну а после его гибели он прямо меня в ней обвинил. Отчасти был прав, но лучше бы не говорил так. Когда я узнала, что брат разбился и ногу потерял, то молилась только о том, чтобы он меньше страдал. Не знаю, как он выдержал эти несколько суток.

Поэтому у отца Павла я сразу же об этом спросила. Он сказал, что боль у каждого своя, словами не передашь, вот матушка говорит, что он ей больно уколы делает. А тогда в зоне через несколько дней после ампутации он уже сидел за швейной машинкой. Точно помню, что за швейной.

В общем, когда он на своём протезе на Великом каноне делал безконечные земные поклоны - я рыдала, но, конечно, придушенно, стыдно было перед бабушками. Про гибель брата расписала здесь только для того, чтобы объяснить: понимала, что такое отрезанная нога. Потом мы ехали домой пить чай, и отец Павел вздыхал, что старость не радость, по молодости в  Лавре он, как и вся братия, в первые дни поста ничего не ел. Теперь (тогда) ему было 55, и чай дома мы пили с голым хлебом, безо всяких постных разносолов.

Школа на кладбище.

Хорошо, что можно было в школе регентов подкрепиться, там пообширнее было меню. Отец Павел выгребал церковную кружку и тут же нёс эти деньги в школу. Там занимались два класса, шестой и начальный, второй, кажется.

Церковные предметы отец Павел вёл сам, но и мне доставалось немножко церковнославянского. А так моё место пока было в библиотеке школы ( в храме была своя библиотека).

К первому же уроку отец Павел предложил мне стихотворно Псалмы переводить для детей, и я как под гипнозом  тут же написала переложение третьего псалма:

Зачем умножились, Господь,
Меня стыдящие в напастях
И повторяющие вновь,
Что нет спасения от страсти?

Ведь Ты, Господь, Заступник мой
И не даёшь потупить взора.
Меня услышал Ты, когда
Воззвал к тебе в Святую гору.

Уснул и спал, но я восстал
Не устрашившись умноженья
Моих врагов, когда предстал
Пред Господом в их окруженьи.

Врагов Ты всех моих сразил
И сокрушил их силу разом.
Господь мой, Боже мой, спаси
И от страстей мой бедный разум.

Дабы прославил я Тебя
И пел в своей земной юдоли:
Благословенны меж людьми
Подвластные Господней воле.

15.03.94, первая седмица Великого поста, Мироносицы.

Не помню реакцию детей и отца Павла, то есть они восприняли мои стихи как должное, в порядке вещей, они же не знали, что стихов на библейские мотивы никогда ни до ни после я не писала и не собиралась, и поэт из меня  никакой. Выполнила задание - молодец.

Педагог из меня был так себе, дети мне понравились, чудесные дети, но я им завидовала и хотела бы на их месте оказаться: учиться у отца  Павла в школе регентов, а не преподавать у него и в аспирантуре учиться, тогда я ещё её не бросила и во всякую свободную минуту готовилась к экзамену по специальности, начитывала тексты и монографии.

А в рабочее время  водила детей в бассейн, филармонию и в библиотеку на встречу с поэтом Валентином Берестовым ( вот это настоящий поэт! О чём поют воробышки в последний день зимы? Мы выжили, мы дожили, мы живы, живы мы!) и постоянно им завидовала, это вот и был мой уровень: в бассейне плавать, классику в филармонии слушать и детские стишки, и чтобы кто-то обо мне  заботился, а не наоборот.

Сразу напишу, что много после в качестве социального педагога-психолога немало повидала инфантильных родителей, которые в дети мне годились, и понимала, что не только они, но и их родители, мои ровесники - недолюбленные дети, которых сдали младенцами в ясли, и орали они там часами и годами:

- Мама, мама, - а мамы и след простыл. И всё бы ничего, но когда травма на травму - не выдерживает психика у тех, у кого никакого золотого запаса из детства нет.

Что же до самого отца Павла, детдомовского сироты расстрелянного отца и посаженной матери, "врагов народа", то ему повезло с общиной прп. Севастиана в Караганде и с монахами в Киево-Печерской Лавре. Сразу после войны, как ни странно, больше было  шансов найти и духовных наставников, и просто людей старой закалки. По моим ощущениям это уже при Брежневе, в моём детстве, от них и следа не осталось.

Просто пытаюсь понять, почему такое жалкое впечатление даже сейчас, в старости, от моего поколения в сравнении с предыдущим, поколением отца Павла. Провал какой-то. Советское детство в яслях с двух месяцев плюс крушение СССР около наших 30 - и  вот вам результат...

Всё это я к тому, что отлично понимала матушку Веру насчёт девочек.

Девочки.

Но отец Павел в её отсутствие не терял времени и брал домой детдомовских девочек. Сам варил им  сосиски в пост, возил на весенних каникулах в Питер и купал. Последнее всплыло, видимо, в их рассказах по возвращении в детдом, и получился скандал, сказали, что больше не дадут ему детей.

Отец Павел переживал и говорил, что чистому всё чисто.

А по-моему  ему ещё повезло, впоследствии чего только не плели  вот такие девочки, сбежав из церковных приютов, сегодня одно, завтра другое, реально посадили их воспитателей-опекунов.

Но "повезло" не то слово, отца Павла  хранили его чистота и безкорыстие, а завихрения вокруг него, как я быстро поняла, были всегда.

Одну девочку мы просто на улице у вокзала подобрали и вернули родителям за десятки километров, я хоть и ездила к ним вместе с найденной девочкой и отцом Павлом, но не присутствовала на приёме-передаче и не знаю, из-за чего она от них сбежала, только что отец Павел подобрал и вернул.

Санта-Барбара и Мерзейшая мощь.

На кухне был телевизор, и по вечерам мы иногда смотрели безконечную "Санта-Барбару", мыльную оперу на семейную тему. Не помню ни одного персонажа или  сюжетного поворота, только реакцию отца Павла:

 - Ничего не наладится, пока они не перестанут друг другу лгать.

Был ли там, в Санта-Барбаре, счастливый конец, не вем, но хуже то, что  сплошная Санта-Барбара за окнами уж который год.

Книги о.Павел предлагал мне  самые разные: и проповеди прошлого века, и богословие. По своей аспирантской программе я читала русскую  классику и монографии по ней. У Клайва Льюиса до того читала "Хроники Нарнии". И когда стала читать  его "Космическую трилогию", не то сама увидела на полке, не то о.    Павел  предложил,  то сразу поняла, что вот это точно моё, особенно "Мерзейшая мощь": небольшая группа единомышленников в частном доме профессора-филолога Рэнсома, противостоящая всей мерзейшей мощи  ГНИИЛИ и побеждающая эту мерзейшую мощь, -  это  самая чудесная, волшебная, утешительная сказка изо всех возможных, не хуже  "Властелина колец".

Точно роднила отца Павла с Толкиеном и Льюисом вера  в человека, в "простого человека", в то, что "каждая душа по своей природе  христианка". Сам он, готовясь  к проповедям и для души читал у себя  в кабинете что-то посерьёзнее сказок, но при этом говорил с амвона просто и понятно, проповедуя Христа распятого, для иудеев соблазн и для эллинов безумие, для самих же призванных, иудеев и эллинов, Божию силу и Божию премудрость.

Господи, помилуй! Столько всего ещё хотела написать, но хотя бы о названии пару строк. На первой годовщине прямо спросила меня тоже знавшая отца Павла подруга, чувствую я теперь его помощь или нет. Я задумалась. Тогда был очень тяжёлый момент, сравнимый только со смертью брата, и спасалась я только покаянной молитвой, другая подруга посоветовала:

- Достойное по делам мои приемлю, помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем!

Дважды в жизни  я остро чувствовала, что стою на самом краю отчаяния и только каким-то чудом не свалилась в эту пропасть. В первый раз, после гибели брата, отец Павел точно помог мне   удержаться, а сейчас его уже нет в живых, так что же мне помогает? И вспомнила, как после соборования в  Матфеевской церкви в Писковичах, на котором о.Павел поручил мне Апостол читать, кроме меня было некому, соборовались ещё только две-три старушки, он , глядя прямо мне в глаза, строго и чётко сказал: - Иди и больше не греши.

- Да, чувствую его помощь, - ответила я. Когда кажется, что сейчас раздавят тебя обстоятельства твоей жизни, сотрут в порошок, вспоминаешь Евангелие, что нам оставлено покаяние, что жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит - и начинает пробиваться надежда, как зеленый росток через асфальт. Когда хотя бы раз   в жизни видел и знал человека Божия, праведника - его пример, его образ и есть семя, что на разной почве по-разному взойдёт, на твердокаменных сердцах хотя бы вот так - ростком надежды. Не более, но и не менее.