Вперёд, на Запад! Глава 35

Глава 35
Проделки мима, прорицания и иконопочитание

626 год, Херсонес, берега нынешней Карантинной бухты, где ныне находится заповедник Херсонес Таврический, и памятник «Сыновьям России, воевавшим в Гражданскую войну».


Звук прибоя достигал внутренних комнат трактира. Едва начало светать, раздались громкие крики чаек, с воды доносились крики рыбаков, прислуга трактира забегала по обоим этажам.
- Вчера наш карлик знатно поводил за нос трактирщика, - засмеялся Валамир, - но что он придумает сегодня? Ведь Вардан поведёт нас в церковь, и там будет сразу видно, кто главный в нашем посольстве!
Из маленькой каморки вышли Меланья и Аспасия. Брунгильда, кстати, спала в обществе мужчин, ничуть не страдая от этого.
- А вот и не угадал! - Брунгильда толкнула Валамира кулаком в плечо, - Трибониан обязательно выкрутится! Но сейчас, нам бы по стакану лёгкого вина, пока Вардан не проснулся.
Путешественники стали понемногу спускаться в главный зал, и занимать места за столами. Готы уже заказали на всех лепёшек и лёгкого вина, тряхнув собственной мошной.
Вардан спустился, опираясь на скрипучие перила лестницы, оглядел собравшихся.
Были все, исключая Трибониана.
- Приводите себя в порядок, и поспешим в церковь! - объявил Прокопий, уловив знак глазами Вардана. И где наш Трибониан?

Трибониан нашелся во дворе. Вардан на миг остолбенел, глядя, как карлик, одетый в рваное рубище, без головного убора, с распущенными по плечам волосами, с вьющейся бородкой, и доброй улыбкой раздаёт нищим малую лепту мелким серебром.
Вардан сделал недовольный жест, и к карлику бросился Сандалф:
- Господин, пора в церковь.
Трибониан улыбнулся нищим улыбкой святого, и отдал последние монеты в ладони двух отвратительно пахнущих стариков:
- Пора, в путь дорогу!

Процессия выглядела так: впереди шёл Вардан в сопровождении Прокопия, за ними шли Гундемир с Теодорихом. В церковь вандалы шли без оружия, но в шлемах и кольчугах.
За братьями вандалами шествовала Брунгильда, за ней готы Валамир и Сандалф, в чистых рубахах, но с наручами и поножами. За горами влачил ноги в рваных сандалиях Трибониан. Замыкали шествие Меланья, Аспасия, а между ними гордо двигалась Заряна с младенцем Никитой на руках.

Народ рано начал обращать на процессию внимание, и многие подбегали за благословением к Трибониану, и отчего-то к Заряне. Заряна смущалась, Аспасия удивлялась, а Трибониан щедро раздавал благословения, осенял крёстным знамением матерей с малолетними детишками.

Им даже несколько раз крикнули "Оссана", и "Блажен грядущий во имя господне"!

Они успели к началу воскресной проповеди, и прихожане успели наглядеться и на свирепых воинов, и на прекрасных девиц, и на деву-воительницу, а также на необычайно набожного карлика. Вардана народ в целом, игнорировал, а с Прокопием вышла неприятность - кто-то пустил шепоток, что он весьма похож на Понтия Пилата.
По окончанию проповеди путешественники подошли к причастию, Вардан и Прокопий удалились на исповедь.
Остальные члены посольства вышли из храма на широкий двор с большим инжировым деревом возле колодца.

Трибониан подошёл к дереву, и присел на каменную скамеечку в тени. Справа от него встала Меланья, а слева - громила Теодорих.

Вдруг от толпы прихожан выскочила женщина в черных одеждах, с платком на волосах, тронутых сединой. Она подскочила к Трибониану, и упала на колени, обвив его ноги руками:
- Господин, помоги, мне уже не на кого надеяться! Я несчастная вдова!
Трибониан встал, стал гладить вдову по голове, шептал что-то успокаивающее.

Меланья подхватила дощечки и стилос:
- Всё записывать?
- Нет, только имена и состав преступления, - откликнулся Трибониан.

За почтенной вдовой мгновенно выстроилась очередь.

Люди падали на колени, ревели, Трибониан утешал, Меланья записывала, а Теодорих своими огромными ручищами вкладывал в руки страдальцев серебряную монету.

Но вот из храма вышли Вардан, Прокопий, и настоятель.

- Я же предупреждал, - вырвалось у Прокопия.
Карлик встал на колени, Аспасия набрала в колодце воды в большой таз, поставила перед скамейкой. Настоятель, Вардан и Прокопий сели.
Трибониан лично обмывал им ноги, готы меняли воду в тазу, Аспасия с ведром стояла у колодца. Они работали столь слажено, с такой сноровкой, которая достигается либо многолетней службой при дворе, либо ремеслом актеров и мимов.
- Пусть она подойдёт! - настоятель вытянул свой палец в направлении Меланьи.
Та подошла, склонилась в молчании.
- Ты поклонялась дьяволу, и за это Господь сделал твоё тело чёрным?
- Меланья упала на колени, и несколько раз перекрестилась.
- Она родилась очень далеко отсюда, в жаркой Африке, - ответил Вардан, - Её ребёнком привезли в Константинополь, она сразу получила крещение. У этой девицы талант к языкам.
Настоятель оживился:
- Проверим! - и тут же разразился фразой по-готски.
Меланья тихо, но твёрдо отвечала.
Настоятель кивнул одобрительно, и спросил что-то на языке сарматов. Меланья снова ответила.
Настоятель улыбнулся, и зашелся длинной цветастой речью на тюркском, прищелкивая языком.
Щеки Меланьи запылали, это было видно даже сквозь африканский загар.
- Вот эту фразу я не вполне понимаю, - сказала она по-гречески.

Настоятель расплылся в улыбке:
- Лет десять назад я бы взял тебя в обучение, и мы бы разучили эту фразу. Но сейчас, - он ввернул фразу на языке лангобардов, и внезапно Валамир с Сандалфом разразились громким хохотом.

- Потише, прошу, - Вардан поднял пухлую ладонь, - мы можем считать себя добрыми христианами?

Настоятель улыбнулся:
- Последняя проверка.
Он указал двумя перстами на Аспасию:
- Ты прорицала, и говорила стихами на иных языках. Я даю тебе одну минуту, чтобы ты стихами на ином языке отвергла связь с Диаволом. На колени!

Аспасия опустилась на колени, взглянула вверх, на крест собора, лёгкие облачка в голубом небе, и тоненько завыла на одной ноте.
Она сорвала голос, закашлялась, потом вдруг встала, и подошла к настоятелю на расстояние вытянутой руки. Из её горла с хрипом рвались слова, и её голос вдруг стал чужим, грубым, мужским:
- Дар поэта - ласкать и карябать,
Роковая на нем печать.
Розу белую с черною жабой
Я хотел на земле повенчать.
Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились -
Значит, ангелы жили в ней.
Вот за это веселие мути,
Отправляясь с ней в край иной,
Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной, -
Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.

Аспасия договорила, развернулась, и пошла прочь.

Настоятель встал и перекрестился:
- Спасибо, Господи, за вразумление твое!
Он обратился к Вардану с Прокопием:
- Ныне отпускаю вас с Богом!
- Ты не будешь судить её? - уточнил Вардан.
- Кто я, чтобы судить? - горько усмехнулся настоятель, подобрал с земли сухую ветку, и двинулся к кучке ремесленников, пришедших к храму с лестницами, долотами, известью в вёдрах.

- Так будем фрески замазывать? - обратился к нему бригадир артельщиков.
Настоятель вдруг с редким проворством начал орудовать ветвью, выгоняя ремесленников с церковного двора:
- Я вам как дам, замазывать! Иконоборцев развелось тут! На этой земле будет только иконопочитание! Изыди, племя сатанинское! Вон отсюда, бесы! Прочь, негодники!

Они переждали, пока артель ремесленников протиснется через калитку, и тоже пошли прочь. По пути Прокопий бросил Вардану:
- Похоже, в Херсонской епархии укрепились позиции иконопочитания.
Вардан озабочено кивнул:
- Да по всей Тавриде, и особенно в готской епархии.
(Готская епархия в восьмом веке стала оплотом иконопочитания в Крыму. Она опиралась на малые крепости в Крымских горах, где собирались люди, прячущиеся от центральной власти, достаточно смелые, чтобы противостоять кочевникам. Под защиту готской епархии в Крым устремились иконопочитатели  со всей империи в период трагических событий иконоборчества. Таким образом, на границе с Хазарией и зарождающейся Русью возник динамичный анклав пассионарных христиан.)
- И это, - Прокопий повёл глазами вокруг себя.
Вардан покачал головой:
- Кто бы мог подумать. Несколько слов, пара стихов, и вот...
Они ничего толком не произнесли, но и так было понятно: сегодня прорицание Аспасии опять изменило ход истории. Иконоборчество, чуждое христианству учение из знойной Аравии, не завоюет древнюю землю Тавриды.

Прокопий проводил взглядом артельщиков:
- Вардан, мне нужно сходить на рынок. Дашь мне Теодориха в сопровождающие?
- Иди, но до темна возвращайся!
- Конечно! - Прокопий подозвал вандала, и двинулся в сторону рынка. Остальные члены посольства поспешили за Аспасией, и скоро  вновь попали в трактир "Якорь Мидаса".

Прокопий долго блуждал по рынку, покупая маленькие амфоры, куски ткани дрянного качества, отмерял некие порошки в аптекарских рядах. Теодорих нёс купленные товары на длинном шесте, используя его в качестве коромысла. Худшее началось, когда Прокопий накупил серы и земляного масла - от этих покупок ещё и разило, как из врат ада, благо в церкви они сегодня были.
Прокопий, казалось, был очень рад, что смог купить все нужные ингредиенты, и ссудил Теодориха парой крупных монет на покупку выпивки.
- Выпей вина, потом отнеси всё это в кузницу при трактире. Кузнецу скажи, чтоб ничего не трогал. Дашь ему медяк. Я договорюсь с трактирщиком, мне в этой кузне нужно будет пару дней поработать.
Они прошлись по винным лавкам, и не спеша, направились обратно. Прокопий вгляделся в противоположный высокий берег залива, и протер усталые глаза.
- Привиделось что? - заботливо поинтересовался Теодорих.
- Вон там, напротив, не видишь ничего необычного? - спросил Прокопий.
- Обрыв, бурьян какой-то, а что?
- Обелиск, изваяния, Вечный Огонь, - прошептал Прокопий.
- Солнце напекло, - забеспокоился добрый гигант, - холодного вина нужно, и голову водой облить!
Он посадил Прокопия у одной из лавок, бросил монетку приказчику, и через миг Прокопий был облит холодной водой, и держал в руках чашу с охлаждённым вином:
- Привидится же такое, два тёмных изваяния, обелиск, на его вершине Богиня -мать, а перед ними Вечный Огонь.
- На противоположном берегу? - участливо поинтересовался лавочник.
- Да, вон там! - указал кивком Прокопий
- Обелиск из светлого песчаника, статуя украшена золотом? - уточнил лавочник.
Прокопий кивнул уже гораздо медленнее.
- Огонь выходит из камня, и сверху надпись, шрифт похож на латинский, а буквы, как греческие?
Прокопий кивнул уже совсем с большой осторожностью.
- Минимум три полных кубка! - вынес свой вердикт лавочник, доливая вина Прокопию.

После трёх кубков Прокопию было трудновато идти по прямой, и он отослал Теодориха вперёд, а сам понемногу пошёл правильным зигзагом, объясняя себе, что это лучший курс корабля при сильном ветре.
Однако, эта стратегия не дала ему преимущества в скорости, тем более, что улица перед трактиром оказалась полной праздного народа.
То ли шла бесплатная раздача хлеба, то ли кто-то решил накормить толпу тремя рыбами, но минимум десяток пустых амфор уже катались под ногами, а в толпе раскупоривали ещё и ещё.
- Выпей, странник, во имя отцов нашего славного города! - Прокопию сунули в руки кратер с побитым краем, он успел запомнить сцену Диониса с вакханками, краснофигурное изображение, большая редкость.
На счастье, кратер выхватил жизнерадостный здоровяк с красным бородатым лицом:
- За Императора! За отца нашего! - и кратер мгновенно опустел, а бородач стал пробивать дорогу к виночерпиям.

- Что тут творится? - пробормотал Прокопий.
- Приехал незаконнорожденный сын императора нашего Ираклия, набожный молодой человек! По имени Трибониан. При нём два пса императорских - Вардан и Прокопий. Теперь прижмут они и купцов неправедных, и паразитов, и каждый гражданин получит в жёны бабу хорошую, во всём послушную! - прокричал голос справа.
- Врёшь, не каждый! - разнеслось слева, - только тем, кто регулярно ходит на исповедь, и у кого грехов по минимуму. А остальным выдадут стерву, злую, со строптивым нравом, да ещё и чернокожую!
- Ах, граждане, вот он, великий суд, спаси меня Господи от африканки злокозненной! - зарыдал кто-то справа.
- А ты бы не грешил, глядишь, и дали бы тебе деву послушную, белокожую, белокурую, с грудью высокой, сладкую, как мёд! - раздалось слева.

Прокопий застонал, и стал пробираться вперёд. Ему оттоптали ноги, он едва не лишился доспеха, но старая армейская выучка взяла своё.

Когда Прокопий пробился в трактир, гостевая зала была полна пьющего купечества. В основном, выделялись откупщики и подрядчики казённых заказов.

- Жертвую ещё десять кувшинов со своего склада! - кричал захмелевший купец с умащеной маслами кудрявой чёрной бородой, и золотой серьгой в ухе.
- Двадцать хлебов от моего имени, Савватий! - кричал другой.

Прокопий вскрикнул, привлекая внимание, к нему подскочили Гундемир с Теодорихом, занесли на второй этаж.

В главной комнате ему открылась эпическая картина: Валамир и Сандалф сдерживали толпу на входе, за грубым столом сидел мрачный Вардан, Аспасия пересчитывала золотые монеты, а Меланья вела счёт на табличках. На столе валялся с десяток упругих кошелей, и было видно, что сочли едва треть.

В центре комнаты стоял Трибониан, перед ним склонился посетитель в красивом платье, с массивной золотой цепью:
- Просто, передайте императору, что живёт в Херсонесе такой человек, Пётр, сын Иоанна!

Прокопий вышел на середину комнаты, и громко произнес:
- Господа, у меня есть для вас пренеприятное известие!