Среди многих

Искали смысла в обученьи
И развивались как-нибудь…
Всё порвалось в одно мгновение -
                Школьный наш закончен путь.

Первые деньки лета, наконец, достигшие подмёрзнувших обитателей средней полосы России, не могли не радовать. В меру тепло, в меру солнечно. Лучшие погодные условия для сдачи экзаменов сложно было придумать, даже голова как будто становилась легче, несмотря на весь неминуемый для неё стресс. Хотел бы Сеня годиков шесть назад застать столь же чудесную погоду.
 
Территория школы утопала в зелени. Розоватые бетонные стены будили ностальгические воспоминания. Внутри них, казалось, сосредоточилось всё последнее невинное и беззаботное, оставшееся на этой планете. А между тем, школу Сеня никогда не любил. Его вдохновлял учебный процесс, он неплохо учился, но школу не любил и всё тут. Не любил одноклассников, потому что мальчишки ещё были совсем без царя в голове, а девчонки все были неоправданно воображалистыми. Большинство учителей относилось к детям как к оболтусам или как к потенциальным оболтусам, и Сеня никогда не находил такое отношение милым проявлением заботы. Он и сам не знал, зачем согласился посетить встречу бывших одноклассников, наверное, ему банально стало любопытно, что изменилось спустя столько лет. Без сомнения, его одноклассники решили собраться по той же причине; любовь к школе была здесь совсем не причем.
А в сущности, что давало ему знание, кто как устроился, кто на ком женился, кто сколько зарабатывает? Что давала встреча с постаревшей Авдотьей Ивановной – с его некогда классным руководителем? Она и шесть лет назад уже не отличалась здоровьем. Сеня был немало удивлен, узнав, что «Дотя» всё ещё работает в школе и даже нянькается с очередной вверенной ей партией подопечных. Уставшая одинокая женщина. Она не видела иного смысла своего существования, кроме как возиться с чужими детьми. Было в этом что-то, что пробивало на жалость, почти что на слезу, а потому никто из его сверстников не стремился в будущем стать педагогом, разве только кто-нибудь из девочек, с девчонками он общался мало. Первая профессия, суть которой дети могли видеть, не слезая со школьной скамьи, казалась им делом рутинным и неблагодарным. Впрочем, дети в силу отсутствия широкого кругозора не догадывались, что и большинство других профессий были такими же рутинными и неблагодарными. Едва ли профессия педагога чем-то была хуже других. Сеня, в итоге, стал бухгалтером. Шёл учиться на экономиста, а стал бухгалтером. Как-то даже неловко заявлять об этом на встрече одноклассников… Бабское же дело! Неплохо оплачиваемое бабское дело…  Ну да он уже решил, что расскажет о работе «в области финансов» и примет загадочный вид. Мол, «кому какое дело». Жизнь побила всех, но все будут стараться это скрыть, в этом Сеня не сомневался. Работая бухгалтером, он чётко усвоил, что главное – это «казаться», а не «быть». Девушки выдумывали кавалеров, женщины – идеальную семейную жизнь, его братва – свою мужскую мощь, а он, Сеня, выдумывал цифры. И цифры труднее поддавались воображению, чем человеческая биография.

Успокаивая себя такими мыслями, Сеня вступил под своды крыльца своей родной школы.  Войти в школу, где некогда обучался, спустя шесть лет – это всё равно что войти в дом с привидениями: мерещилось, что вот-вот из-за угла выбежит маленькая версия тебя, в миниатюрных штанишках, с криво лежащим на спине ранцем. Верно, если зайти в школу спустя ещё лет десять, это чувство только усилится. Тот маленький Ты подходил к стенду с расписанием уроков: никак не мог запомнить, в какой кабинет и на какой урок идти дальше… И теперешний Сеня по старой привычке уставился в расписание.
Листочки расписания и сегодня висели в холле, за толстым фасадом оргстекла. С давних пор, - а Сеня ощущал так, будто пока он окончил институт, устроился на работу, даже успел жениться, миновала целая вечность, - в расписании существенных перемен не случилось. Все те же предметы. Но существенно увеличилось количество детских групп. В пору его учёбы здесь страну как раз настиг демографический спад, и руководство школы с трудом набирало пару классов детей одного возраста. В расписании теперь большее количество уроков физкультуры, чем в его время, но оно и понятно: государство загорелось идеей с детства приучать граждан к здоровому образу жизни. «В здоровом теле здоровый дух!» - кричал когда-то плакат в зале для занятий физкультурой, плакат Сеня хорошо помнил, но в этот лозунг никогда не верил. По крайней мере, его любимый учитель, учитель истории русской и зарубежной, была грузной престарелой женщиной, она едва перебирала ногами по школьному линолеуму, а между тем, сколько было в ней экспрессии, как горели её глаза, когда она рассказывала о многочисленных эпических сражениях: Мамаево побоище, Полтавская битва, Бородино... Да уж, в этой женщине дух был здоров, как ни в ком больше. Повествуя исторические события, она складывала возвышенные баллады.
 
Сеня решил перво-наперво заглянуть в кабинет к ней.  Он пришёл раньше назначенного времени, так что в его распоряжении было ещё добрых полчаса, чтобы выразить, как сильно он благодарен Марине Алексеевне за такие прекрасные уроки. Многое из ею сказанного он помнил наизусть до сих пор. И несмотря на то, что профессию свою связал с математикой, регулярно читал исторические романы, мемуары об исторических деятелях, биографии, энциклопедии… Школьную выпускную фотографию Сеня бережно хранил тоже во многом потому, что хотел во что бы то ни стало помнить лицо учителя истории, своего, можно сказать, первого в жизни наставника. Конечно, он никогда не был в неё влюблен, в её лохматые космы, шершавое, да и в целом неухоженное лицо. Она была как харизматичный политик, кричащий с трибуны громкие красивые лозунги; в этом было что-то магическое. Её кабинет (Сеня и с закрытыми глазами мог бы его найти!) находился прямо сразу за площадкой лестницы второго этажа. Сеня, ощущая себя почти мальчиком, постучал в дверь. Ответа он дожидаться не стал, сразу открыл дверь, и в глазах его запестрили многочисленные цветастые горшки с комнатными цветами на подоконнике в лучах ласкового летнего солнца.

- Марина Алексеевна…?

- Тебе чего? – настойчивый и немного ворчливый голос доносился со стороны шкафов, расположенных в конце класса, за рядами парт под цвет натурального дерева.
Парты красовались на нерушимых красных ножках; этот цвет с поразительной точностью совпадал с окрасом юбки Марины Алексеевны.

- Я это… Сеня, значит. Учился у Вас, одиннадцатый «Б».

- А, Сеня… Помню-помню, - растерянное выражение лица её выдавало, что она его не помнит совсем, - Как поживаешь?

- Спасибо, неплохо. Зарабатываю, жена, в скором времени ожидаем дочку.

Сеня порядком смутился. Повисло неловкое молчание. О чём говорить – он не имел ни малейшего представления.
Через минуту в класс ломанулась Ритка. О, её Сеня хорошо помнил даже спустя шесть лет. Самая воображалистая девчонка из всех воображалистых. Шумная до такой степени, точно работала промоутером на самой многолюдной улице. В каждой бочке затычка. По всем предметам у неё было всё «супергуд». Следом за ней мелькнули две девушки, тоже учились в одном с ним классе и за Риткой в школьные годы бегали «хвостиком».

- Марья Алексевна, здрасьте, а я как сейчас помню, что вы по субботам работаете, хотели вас застать! Вот!
Ритка широкими шагами мигом преодолела кабинет и вручила Марине Алексеевне конфеты в ярко-красной коробке, эстетично повязанной белой ленточкой.

- Рита! – просияло лицо учительницы, – сколько в тебе энергии, ничуть не изменилась! Учишься тоже на «отлично», конечно?

- Я уже закончила универ, само собой, с «отличием». И ваши уроки мне так помогли, вашими конспектами пользовалась всё студенчество!
Рита сакральным взглядом окинула класс, со стен которого величественно смотрели реформаторы и военачальники Российской Империи.
- Ой, и Сенька здесь, - только сейчас заметила его Ритка.

 Сеня, слушая их разговор, по непонятной для него причине лишь пялился на Ольку Салихову, вжавшуюся в школьную доску. Похорошела! Сатиновая блузка цвета синевы, и в этой сини можно было утонуть глазами; модные джинсы со стразами, горящими как звёзды, выгодно подчёркивали бёдра. Голову её украшала элегантная короткая стрижка. Смущённость, что была свойственна Ольке шесть лет назад, спустя годы сменилась томным желанием. Разительный диссонанс с Риткой, которая шесть лет назад походила на поп-звезду на сцене, а теперь выглядела не лучше торговки рыбой. Раздавшаяся, огрубевшая в лице.

- Помните мальчика, который прятал голову на последней парте, а в десятом классе участвовал в городской олимпиаде и стал призёром? - она помедлила и снисходительно добавила, - А ты ничего стал!
«Не могу сказать о тебе того же», - пронеслось у Сени в голове. Однако он пробормотал в ответ что-то вроде благодарности.

- Верно, такой умный мальчик... Ты уже замужем? – Марина Алексеевна припрятала коробку конфет и засеменила к учительскому столу.

Сеня продолжал пялиться на Ольку Салихову. Натурально синяя птица![1]Как переливаются топазы в её серёжках… Рассказ Ритки о том, какой успешный у неё муж, освоил профессию и делает свои первые шаги в бизнесе, а через неделю её семья улетает на отдых в Турцию, лился как из репродуктора, был лишь фоном для основного здесь происходящего.

- Мы непременно приведём и своих детей обучаться у вас! – внезапно заявила Олька с весёлым задором в глазах.

Сеню как водой окатило. Вот же безмозглая синюшная кукла! Марине Алексеевне перевалило уже за восьмой десяток, какие такие дети, которым сейчас не может быть больше трёх лет, пойдут учиться у неё! Совсем человек не умеет думать головой. Лишь бы что-то лестное сказать. Сене вдруг стало до невозможности душно и неуютно в этих стенах. Их персиковый нежный оттенок вызывал в его сердце воспоминания лишь о сковывающей и раздражающей наивности. В груди всё сжалось, дыхание перехватило.

- Мне, пожалуй, пора. Жена ждет меня к двум, а нужно еще заглянуть к Авдотье Ивановне. Спасибо, что уделили время.
Сеня был поражен собственному официозу. Он, конечно, зря так сказал: про уделённое время. Если уж врёшь, то врать нужно без такого апломба. Трио подружек в едином порыве фыркнуло ему вслед. Ритка залилась смехом:

- Как жена на привязи-то держит! Красота!

Раздражённость Сени преобразилась в тяжёлый осадок на душе. Когда спускался по ступеням лестницы, он думал лишь о том, как бы поскорее выйти на улицу. Думать забыл, что собирался навестить Авдотью; что она могла ему сказать?...
Сеня думал о Ларочке. Какую удивительную лазанью она делает, а ведь не училась нигде кулинарному делу. Жена бы никогда не стала говорить таких глупостей, как Олька. Ларочка была женщиной не по годам приземлённой и мудрой. Лара, Ларочка… Что бы он делал без неё!

Пояснения

[1]Птица счастья, пьеса Мориса Метерлинка в шести актах.