Падшая богиня

Тонкими струйками надежда теплилась в хрупкой душе. Запустив руки в густые тяжёлые волосы, от истощения и безысходности,  опускаться на колени. Вместе с телом падала и гордость. Честь. Она оставила всё, была вынуждена кидаться в ноги другим, молиться по ночам безмолвию звёзд и своду небес. Лишённая прав на собственную жизнь, цена её свободы всего лишь жалких пятьдесят рублей, именно столько стоил проезд в один конец. Как один спутник у Земли, так и у неё, лишь разгульный ветер, изредка обращавший внимания на страдания заблудшей души. Ураган, что разрушал или солнце, дающее тепло для уличных гостей ночных теней грязных притонов и переулков были не различимы. Кроме морали в дырявых карманах и отсутствия боли от привыкания у неё оставался кусок хлеба, едва хватавшего на неделю.
А был ли выбор?
Талант, пропавший среди панельных стен или деньги, исчезнувшие в бутылках. Как же резало это подоле слово. Ради которого пропадали семьи, честь, гордость, уважение, силы, любовь. Деньги. Сколько же боли оно приносило заблудшей душе. Она всё плелась, не в состоянии оценить происходящее, всё проносилось так быстро, незаметно исчезли панельные дома, пышные одеяния деревьев, за ними и бескрайные небесные просторы, а вскоре и единственный попутчик – ветер.
И вот казалось бы логичный конец ещё одной несчастной души. Ни одной пролитой слезы, лишь по новой обречены молитвы, а затем проклятия, обращённые к Богу. Никто не слышит. От отчаяния до надежды, от поданной крошки хлеба, вновь к гробовой тишине мглы души, как американские горки, но никто не увидит улыбок и веселья.
Как богиня, лишённая пристанища и отвергнутая небом, она скиталась, не только по улицам, но и в душе собственных лабиринтов. Неспособная полюбить и найти дорогу к исцелению, едва ли до тёплого укрытия с бродячими собаками и пристальным надзором крыс.
Так почему же какая-то обида ещё осталась, даже когда исчезло всё? Раньше будучи королевой Его сердца и милости, сейчас падшая богиня с невидимыми для глаз, но для души, бубенцами на ногах, у которой тень плясала у порогов домой, отбивая с протёртыми картами танец смерти с бедностью и нищетой.
Неожиданное прикосновение к грязной бледной щеки что-то вдохнуло в уже давно безжизненное тело, веки не поднимались, но почему же появилось рвение? Откуда же эти три скупые слезы на щеках? Пепел использованных сигарет и разбитых судеб, что когда-то согревал, сейчас прахом сгорал над окоченевшим телом. Но то тёплое, будто совсем родное прикосновение открыло второе дыхание, заставило приоткрыть глаза. Застыл размытый силуэт, кого же? Сына, брата, друга, мужа? Она уж не помнила, но словно благословение Господня, наконец-то кто-то дотронулся. Откуда-то появилась защищённость, свет, что же это? Шелест листьев, детский смех, людские голоса, музыка, что же это? Жизнь? Нет. Иллюзия. Резкая боль в области живота заставила бы кричать, если бы на то были силы, но за место этого тупой вдох и кричащий шёпотом выдох. И тут образ приобрёл черты, всё встало на свои места. Грязный, ободранный судьбой и наказанный за жестокость шрамом на глазу, он навис над бедной тушей, вытаскивая что-то из её брюха. Что-то холодное. Острое. И вновь темнота, пустота, холод, пустота.
Бессмысленное существования – цепочка закономерностей правил жизни, отсутствия интереса и святого.
Но отделившись от тела, разум возвращается в цикличность, а душа погружается на дно социальных слоев, закапывая здравый смысл вместе с собой, оставляя рядом пустую рюмку и краюху хлеба.