Калейдоскоп. Гуд бай, Америка! Этюд 28

  В Америке всё ни как у людей. Перед выходом на улицу спрашиваешь:

- Как там сегодня погода?

А тебе отвечают:

          - О! Сегодня шестьдесят!

          - Ого! - с умным видом подхватываешь ты.

А сам думаешь: "Шестьдесят по Фаренгейту. А сколько это в наших: - то ли дубак, то ли жара?"

          На заправках топливо - в галлонах. В магазине продукты на вес - в фунтах. Говорят, что у них лампочки вкручивают против часовой стрелки. Впрочем, я этого не проверял. Но то, что резьба у них "намотана" по-другому это факт. Унитазы не смывают, а всасывают. Окна в квартирах поднимаются вверх, а не распахиваются вовнутрь. Про время на часах тебе никогда не скажут "четырнадцать", а только "два". В квартире и на улице ходят всегда в одной и той же обуви.

          Когда Вера была "свежеиспечённой" юной эмигранткой, она работала помощницей специалиста по продажам в крупной фирме по оптовой торговле текстилем. Тогда она была очень миниатюрной и ужасно миловидной. Хотя, точнее будет сказать - прекрасно миловидной.

          Хозяин фирмы однажды сильно отругал её за какую-то оплошность, и она расплакалась горько и безутешно как ребёнок. А ведь ей было уже за двадцать. Это так умилило её босса, что он пожалел её и сказал:

          - Верочка, ты так похожа на маленькую девочку, что кажется будто тебе сейчас нужен плюшевый мишка и соска!

          Сказать, что Вера Эйзерович всегда была остра на язык, значит сказать маленькую толику правды. Язык у неё был не просто как бритва. Для того чтобы отбрить кого-то, ему зачастую не требовалась помощь ума. Он обладал собственным чувством юмора. Вот и сейчас она ответила начальнику:

          - Да, я бы не отказалась сейчас от мишки в шесть футов и от соски в восемь дюймов.

         Весь офис хохотал над этой фразой до конца рабочего дня. А я, когда мне рассказали эту историю, думал примерно с минуту прежде, чем рассмеяться. Такой уж у меня с Америкой когнитивный диссонанс.

         Ещё одна особенность американцев это то, что они всегда мило улыбаются незнакомым людям и с удовольствием начинают общение безо всякого повода. Например, если вы едете в лифте и ваше совместное времяпровождение с попутчиком ограничено каким-нибудь десятком секунд, незнакомец у вас непременно спросит: "Привет, как дела?". Даже понимая, что ничего более подробного, чем "О! Прекрасно! А как у вас?" - он от вас услышать не успеет, он всё равно задает этот вопрос. Если же вы стоите на остановке и у вас в запасе есть несколько минут, то может произойти и более длинный, но столь же доброжелательный диалог. Такая видимая теплота подкупает, но всё же обманывать она не должна. Она фальшива насквозь. Проистекает она из чувства самосохранения. И двести, и сто лет назад в Америке каждый мог убить каждого просто так - на всякий случай. "Дай-ка я его убью. А то вдруг он меня прикончит первым. Вот и выработалась привычка с первого мгновения чётко обозначить: "Я не сделаю тебе ничего плохого. И ты не убивай меня, пожалуйста."

          Так когда-то в средние века зародился обычай здороваться рукопожатием. Встречному человеку протягивали открытую пустую ладонь показывая, что ты не прячешь в руке кинжал или нож, чтобы напасть. А он должен был ответить тебе тем же. Взаимное прощупывание ладоней, видимо, было необходимо для дополнительной проверки. Позднее этот обычай распространился повсеместно. Привычка американцев спрашивать у первого встречного - «Как дела?» с обязательным ответом - «Прекрасно!» тоже разошлась по миру вместе с распространением английского языка. Когда в любой стране в отеле или в ресторане мне задают по-английски этот вопрос, я, по русской привычке никогда не хвастаться и не жаловаться отвечаю: «Нот бэд». Что означает приблизительно «Не так уж и плохо». По смыслу это скорее «хорошо», но собеседник приходит в полное замешательство. А всё потому, что мышцы на его лице уже заранее начали расплываться в слащавую улыбку, изображающую «естественную» радость за Вас. А теперь они не знают, что им дальше делать – и продолжать расширять улыбку дальше глупо и бросать её на середине непривычно.

          Я убеждался в этой фальшивости много раз. Особенно ярко, когда в 1997 году, путешествуя по Калифорнии, остановился в пригороде Лос-Анжелеса. Оттуда, на взятой на прокат Тойоте, совершал вояжи на север, юг и восток. Я быстро привык, что карта автодорог там обманчива: смотришь на карту - на "шахматке" продольно-поперечных линий улиц и авеню тебе проехать надо всего лишь от одной улицы до ближайшей. Но это если верить карте. Каково же бывает твоё удивление, когда оказывается, что этот кратчайший отрезок содержит на своём пути тридцать светофоров! Пространства там столь огромны, что на карты попадает только маленькая толика улиц. Иначе сами карты получились бы безмерно большими. Вот так я обманулся, решив "сгонять" в Сан-Франциско, выехав утром в рубашке и шортах и прихватив с собой только новенькую видеокамеру Сони и сто долларов. Наивно и глупо. Особенно, когда ты осознаёшь себя серьёзным и опытным человеком, а поступаешь как ребёнок. Но, так бывало, я думаю, с каждым из нас. Я надеялся, что через час я буду в пункте назначения. И только через четыре часа весьма быстрой езды по хайвэю в Долине смерти я решил спросить на заправке далеко ли до города Золотых ворот. Я узнал, что не проделал и половины пути. Но поворачивать назад уже смысла не было.

         Солнце клонилось к закату, когда я въехал в город. С трудом отыскав место для парковки, я не обратил внимания на знак. Сбило с толку меня то, что все места в этом промежутке улицы были заняты, а значит стоять здесь можно. Да и стоять-то я собирался не более часа. Погуляв по городу, я возвращался к своей машине на такси. По дороге я подумал, что бак пустой и неплохо бы заранее присмотреть заправку. Но заправок нигде не было. Я спросил у таксиста, где ближайшая заправка и он ответил, что во всём городе их нет и быть не может. Что при такой астрономической цене на землю здесь рентабельно строить только небоскрёбы. А ближайшая заправка только в милях двадцати от города. Вот и место, где должна стоять Тойота. Но её нет. Сейчас у меня появилась возможность осмотреться и внимательно изучить знак. Он гласил, что стоять в этом месте по субботам можно с семи часов утра до семи часов пополудни. И действительно, других машин тоже уже не было. Служащий в магазине напротив подтвердил, что ровно полчаса назад эвакуировали с этого места несколько авто. Он нашёл в каком-то справочнике адрес, по которому можно забрать автомобиль и дал его мне.

         Когда я прибыл на место, я увидел образец антикоррупционного подхода к построению бизнеса. Тротуар, ведущий в здание, где расположилась фирма-эвакуаторщик, был разрисован жёлтыми квадратами размером метр на метр. Каждый квадрат находился на расстоянии двух метров от соседних. На каждом было написано: "Стоять здесь!" Стоять можно было только по одному человеку на квадрате. И больше нигде стоять было нельзя. Внутри всё было ещё интереснее, но это я узнал уже позже. Все квадраты были заняты, и чтобы на них попасть надо было отстоять очередь. Она представляла из себя небольшую весёлую толпу. Все эти люди были миллионерами. Других жителей в центральной части Сан-Франциско и быть не могло. Цена "выкупа" в сто пятьдесят долларов была смешной для них, а сама процедура была привычной рутиной. Проблема моя была в том, что у меня не было этой суммы. Все документы, кредитные карты и деньги остались в моём номере в отеле. За тысячу с лишним километров. Ситуация близка к безвыходной. Впору сесть на ступеньку и плакать как инженер Щукин в известном фильме. Он сидел на лестничной площадке голый и весь в мыле. Я чувствовал себя примерно так же.

         Но мы так легко сдаваться не привыкли. И я пошёл к ближайшему телефону автомату, чтобы позвонить «911». Они обязаны помочь! Но оказалось, нет. Мне сказали, что это частный бизнес. Вмешиваться в него никто не имеет права и у меня только один выход - заплатить. А то, что у меня нет этих денег - к ним не имеет никакого отношения. "Вот, черти!" - ругнулся я про себя и решил звонить в приёмную губернатора штата. Удивительно, но мне удалось дозвониться и даже поговорить с дежурным (ведь была суббота) секретарём губернатора. Я весьма эмоционально описал ему всю безвыходность моего положения, а также то, что и документы, и деньги лежат у меня в отеле в соседнем (всего-то в тысяче километров от меня) городе. Что я обязательно заплачу. Мне бы только добраться туда. Мне очень вежливо и бесстрастно объяснили, что эта ситуация весьма обычна и что это мой и только мой вопрос, где я раздобуду деньги. Но заплатить мне всё равно придётся.

         Потом был мой поход в полицейский участок. Он был за высокой стеной, похожей на крепостную. Попасть вовнутрь не было никакой возможности. Я мог только жалобно проскулить в домофон что-то о своей несчастной судьбе и о том, что вообще-то денег у меня «куры не клюют» и я с радостью заплатил бы и больше, лишь бы кто-нибудь помог мне до них добраться. Но меня даже слушать не стали и прогнали как вшивого из бани. К моменту моего возвращения очередь изрядно поредела. В конце её также стояли те самые весёлые и уже чуточку знакомые мне люди. И как бы ни было мне тяжело, но я решился обратиться к ним с просьбой об одолжении мне до завтра ста долларов, обрисовав при этом всю сложность моего положения. Они также весело посмеялись и каждый дал мне добрый и весьма "полезный" совет. Один сказал, что нет никаких проблем отправить деньги из Санкт-Петербурга прямо на адрес рецепции любого ближайшего к нам отеля и они непременно мне будут выданы уже через несколько минут. А то, что в России банковская система о таком даже мечтать ещё не может и что в Петербурге сейчас пять часов утра воскресенья у меня даже язык не повернулся им говорить. Была уже глубокая ночь, когда я решился на крайнюю меру. Я подошёл к служащему этой фирмы и предложил ему купить у меня новенькую камеру Сони, которую только перед поездкой приобрёл за две тысячи долларов. Да, именно столько она тогда стоила. Он согласился. Но предложил мне за неё пятьдесят баксов. Сказать, что он был чернокожий или же афроамериканец, значит выразиться слишком мягко. Это был типичнейший представитель ранее угнетаемого народа с присущей ему деловой хваткой. Мне нужно было именно сто долларов потому, что мне необходимо было ещё заправить мою машину.

         Делать нечего, - я пошёл продавать мою камеру по улицам ночного города. Не раз мне приходилось видеть и в Нью-Йорке, и в Стокгольме как чернокожие торговцы продают на улицах краденое или контрабанду. Ничего, изредка, но покупают у них. Теперь придётся попробовать и мне. Но оказалось, что я был слишком высокого мнения о себе. С наступлением темноты город перестал быть городом одних миллионеров. Он сразу преобразился в город убийц, воров и наркоторговцев. И все они были цвета калифорнийской ночи с белыми с красными прожилками белками глаз. Они были так ошарашены видом белого человека, бесстрашно шагающего между жизнью и смертью, что даже не решались меня ограбить. Наверное, они думали, что я подсадная утка полицейской спецоперации и очень быстро разбегались от меня. Поняв, что из этой моей затеи ничего не получится, я вернулся ко входу в здание офиса эвакуаторщиков и впал в глубокую и задумчивую печаль.

         Через несколько минут тот самый служащий-афроамериканец подошёл ко мне и протянул стодолларовую бумажку. А ещё через минуту я уже стоял у его окошка № 1 и он выдал мне бланк для заполнения. В окошке нельзя было сделать ничего. Даже задать вопрос. Можно было только взять бланк. Во второе окно можно было только сдать заполненную бумажку. Никаких вопросов. Передвигаться от окна к окну можно было только наступая на жёлтые квадраты и ни на что больше. В третьем окне ты получал счёт на оплату, а платил в четвёртом. В пятом окне ты получал квитанцию, по которой тебе предстояло забрать свой автомобиль, который должны были вызволить из глубокого многоэтажного паркинга под зданием. Такая вот многоходовка. Но всё очень чётко и быстро. Предстояла ещё бессонная ночь в дороге, но это был уже вопрос техники.

         И всё же, объективности ради, приведу ещё один пример. Он говорит и о «человечности» американцев. Просто человечность у них несколько своеобычная. Как раз в описанное мной время один мой приятель с другом и со своими девушками путешествовали по югу США. На автомобиле от восточного побережья до западного. Целые дни они проводили в пути, ночевали в мотелях, задерживались в крупных городах. Однажды в штате Техас поздним вечером они остановились на заправке попить кофе и залить в бак бензин. У одной из девушек была с собой любимая кошечка. Кошечка вышла из машины, потянула спинку и ... убежала в сторону леса. Наверное, ей очень надоело все дни проводить в салоне авто. У девушки случилась истерика. Животное искали все сотрудники заправки. Потом приехала полиция - один наряд, второй, третий. Кончилось тем, что была поднята по тревоге национальная гвардия штата, которая до утра прочёсывала окрестности пока наконец питомица не была возвращена столь любящей её хозяйке. Похоже, кошкой в штатах быть лучше, чем человеком. В некоторых случаях, разумеется.

Ещё одна показательная история приключилась с моим приятелем Заком. Он поехал на выходные из Нью-Йорка на север штата, где среди дремучих лесов первозданной индейской природы имеют обыкновение отдыхать жители его города. Машину он одолжил у своего друга по причине поломки собственного авто. Выехал рано – в четыре утра пятницы, чтобы не попасть в многочасовую пробку. Случилось так, что на середине дороги он заснул за рулём и, вылетев с дороги, врезался в дерево. От удара он потерял сознание, а машина вспыхнула. К счастью, на помощь пришли те самые добросердечные сограждане. Его вызволили из машины. Но приехал шериф и – торжество демократии! – без суда и следствия посадил его в тюрьму округа. С формулировкой: «Подозревается в умышленном уничтожении автомобиля с целью получения страховых выплат». Все бы ничего, но Зак страдал тяжелейшей формой диабета. Каждые два часа он должен был делать себе укол. А все его вещи, включая лекарства, сгорели в машине. Шериф слушать ничего не хотел – слишком много хитрецов он повидал на своем веку. Когда Заку стало плохо, он позвонил своему другу, рассказал о том, что произошло и попросил о помощи. Его друг незамедлительно выехал к нему, прихватив лекарства. Но когда он приехал с решительным намерением оправдать Зака, то тут же оказался в тюрьме с формулировкой: «По подозрению в соучастии в уничтожении автомобиля…» и далее по тексту. Из тюрьмы моего приятеля увезли в больницу уже в состоянии комы.

Не люблю произносить слова «в последний раз». Предпочитаю говорить «в крайний раз». Но в этом случае скажу именно так: в последний раз я был в штатах в сентябре 2001-го года. В том самом «911». И, надеюсь, что тот раз был действительно последним. Тогда ещё мы наивно думали, что это дружественная нам страна. Мы искренне сочувствовали им и переживали их трагедию. Я ходил вокруг гигантской груды обломков на месте башен-близнецов, в которых мне неоднократно приходилось бывать. Смотрел как дружно работают десятки экскаваторов. И как десятки скорых круглосуточно развозят найденные останки людей по импровизированным моргам-палаткам, стоящим на каждом перекрёстке по всему острову. Рабочие моют улицы покрытые толстым в несколько сантиметров слоем цементной пыли. И через три недели после происшествия ещё стоят припаркованные под таким же слоем пыли автомобили, которые никогда уже не заберёт их хозяин. Зашёл в только что открытую дверь фирменного магазина джинсов «Левайс». На полках – аккуратные стопочки брюк этой марки, тоже покрытые слоем цементной пыли. Башни почти напротив, а двери магазина закрыли не сразу. Не до того было. Как много времени прошло с тех пор. Как изменилась эта страна. Как вообще всё изменилось в мире. И как же всё по-другому было тогда. Наверняка и мы сами теперь тоже совсем другие. Почему же тогда кажется, что это было вчера и что я остался точно таким как и был?