Заслуженный советский писатель и перестройка

 "После сорока писателю сказать уже нечего, но умный писатель знает, как это скрыть".
                Жорж Сименон.

          Гости, как показалось Борису Ефимовичу Залесскому, справляющему сегодня своё 60-летие, как-то слишком уж рано и охотно разошлись по домам, оставив когда-то популярного писателя в задумчивом одиночестве. Налив в рюмку остатки, счастливо недопитого "Наири", мужчина подошёл к вечернему окну. …  Юбиляр появился на свет на окраине Москвы в сложном для его Родины сентябре 1929-го. И вот жизнь практически прошла, а в стране снова творилось что-то  невообразимое. … На безапелляционно подчиняющейся наступающим сумеркам улице, толпа плохо одетых людей, выкрикивая нечто непотребное, торопливо направлялась в сторону площади 50-летия Октября. …   
      "Начитались "Огонька" от этого беспутного Витальки Коротича и бродят по Столице, жаждая,… сами не зная чего", - пронеслось в голове, когда-то идейного коммуниста, Бориса Ефимовича. Писатель, смакуя, допил чудесный дар армянского народа, и теперь рассеяно посматривал на отражённый в стекле, праздничный стол.
     "А ведь в 60-е многие называли меня комсомольским Борисом Житковым. Правда, у того знаменитого рассказчика папеньку звали Степаном, а вот мой,… до 38-го, служил офицером в НКВД". Вспомнившему о внезапно репрессированном отце Залесскому, вдруг, нестерпимо захотелось коньяку. Юбиляр подошёл к бодро сияющей лакированными боками румынской "стенке" и извлёк из бара другую бутылку с редким названием "Васпуракан". Этот темно-золотистый напиток на прозрачной воде из Катнахбюрского источника привёз из Еревана один из его давних почитателей. "Да, бывали же времена, - вслух произнёс, сражающийся с упорно не желающей  делиться своим содержимым ёмкостью, не менее настойчивый мужчина, - когда меня весьма уважали в союзе писателей. А теперь с этой "перестройкой"…". - Борис вновь вернулся к окончательно потемневшему окну и, поставив коньяк на широкий подоконник, продолжил  возиться, с отчего-то так и не пожелавшей поддаваться, пробкой. - "Нет, конечно, можно, подобно моему давнему приятелю Вальке Пикулю изящно "постебаться" над историей страны, но всё же …", - заслуженный писатель с горечью взглянул на постепенно разгорающиеся фонари и замолчал. …
       …вскоре, скромно порадовавшись победе над "армянскими укреплениями", Залесский основательно наполнил славной жидкостью, недавно привезённый из радушной Голландии шестирёберный "олд гласс". Однако ощутив, что после "Наири" экзотический "Васпуракан" несколько "отстаёт", писатель просто опрокинул остатки дорогого коньяка в свой волевой рот. Подойдя к завершению своего 60-летнего жизненного цикла, товарищ Залесский откровенно не знал, как ему теперь влиться в этот новый литературный мир. Грустные мысли впервые посетили Бориса Ефимовича, когда он прочитал весьма яркий роман некой Сью Таунсенд  «Тайный дневник Адриана Моула начатый в 13 с половиной лет». Хотя поначалу, столь длинное название, смогло вызвать у серьёзного автора лишь досадное недоумение. Чуть позже, за ним последовали такие действительно неординарные произведения, как "неореалистичный" "Остров Крым" Василия Аксёнова и чудесно-ироничный "Альтист Данилов" Владимира Орлова. Именно тогда он, ещё крепкий на вид мужчина, и ощутил себя, тем самым, основательно забытым ещё в 19-м веке Мишелем Загоскиным, память о котором чудом сохранилась лишь в паре строк "Ревизора" Гоголя.
       Но тут, во взбодрённой  элитным коньяком голове Бориса Ефимовича, бесцельно двигающего пустую гранёную посуду по гладкому подоконнику, начала нарождаться интересная мысль. "А что если попытаться совместить знаменитые разухабистые строки из "Золотого телёнка" с тем изысканно метафоричным "набоковским" предложением", - подумал писатель, решительно направляясь к своему рабочему столу. Проследовав по гладкому дубовому паркету в кабинет, он отыскал заранее выписанные, разъединённые лишь временем суток, те самые "сакральные" строки:
 --"Июньское утро ещё только начинало формироваться. Акации подрагивали, роняя на плоские камни холодную оловянную росу. Уличные птички отщёлкивали какую-то весёлую дребедень. В конце улицы, внизу за крышами домов, пылало литое, тяжёлое море. Молодые собаки, печально оглядываясь и стуча когтями, взбирались на мусорные ящики. Час дворников уже прошёл, час молочниц ещё не начинался"….
      …и…
  …"День умирал,  я уже катил по шоссе под мелким дождиком, и, как бы деятельно ни ездили два близнеца по смотровому  стеклу,  они не могли справиться с моими слезами"...
     "Вот как-то бы всё это литературное "изысканство" перемешать и размазать меж "моего" прежнего Житкова", - оптимистично отдалось в голове, казалось бы, уже почти нащупавшего дорогу к продолжению творчества, заслуженного писателя. - И побольше тропов – всех этих ярких эпитетов и замысловатых аллегорий, купающихся в славной иронии, неожиданных метафорах и задиристых гиперболах, - продолжал бодриться Борис, когда он, аки верный бумеранг, вернулся из кабинета к заскучавшей бутылке коньяка. – "Да, что-нибудь в эдаком, парадоксальном набоко-ильфопетровском стиле".
      Коньяк вновь уютно проник в пронизанное оптимизмом горло "будущего нобелевского лауреата по литературе", который быстро возвратившись за верный стол, начертал на доверчивой бумаге следующие строки, мучительно зачёркивая и исправляя разочаровавшие его эпитеты:
   "… Ксения опрометью… (нет), с поразительной для пьяненькой барышни ловкостью (скоростью), выскочила из престижного ночного клуба, отчаянно озираясь по сторонам в поисках свободного такси…". - Автор вопросительно почмокал влажными от поглощаемого коньяка губами, и продолжил: - Бесстыдный осенний ветер, особо не церемонясь, врывался под коротенькую девичью юбку цвета фуксии, словно именно сегодня озаботился отыскать под нею нечто особенное. На притихшем от капель прохладного дождя асфальте не было видно ни одной спасительной машины с призывно зажжёнными шашечками…."…
      "Так-так, а где же набоковские метафоры? – медленно пытаясь дотянуться до своего, стоявшего в неком отдалении "олд-гласса", пробормотал почти уже окрылённый автор. – Так-с, а не поплагиатствовать ли нам самую фитюлечку, а? – вполголоса произнёс Борис Ефимович, с милым лукавством взглянув в сторону, ранее разумно донесённой им из зала, бутылки "Васпуракана".  Итак - …"За рулём у появившейся ниоткуда, заляпанной свежей грязью машине, по ветровому стеклу которой споро ездили два близнеца, проглядывался довольно смазливый парень. Заворожённо смотревшая на ловко работающие дворники Ксения, отчего-то не могла справиться со своими, возможно, счастливыми, слезами"...". – Ага, вот и славненько. А завтра надо будет и то самое, из "Золотого телёнка", "как-то переиначить и куда-то присобачить"… Но… вот, всё ж таки, "Наири" лучше чем… Набоков…, чёрт, …чем этот загадочный "Васпуракан"… Однако ж, судя по столь лихому началу, весело и саркастично шутить а-ля Бендер, в этой ночной истории будет проблематичненько.
       … Ну, да ладно, завтра разберёмся. Может, что-нибудь из начертанного мною современненького и порадует эти новоявленные капризные издательства". - Пожилой писатель, спонтанно перешедший на "енькающие" суффиксы, с видимым сожалением взглянул на опустевшую бутылку, потом перевёл взгляд на свои дорогие часы и, оставив черновик на столе, поплёлся в спальню. Его юбилей закончился, а вот… бойкая, загадочная перестройка, пока ещё нет. ...