Лошадиная фигура

       В школу надо идти - они меня обрили наголо. Голова болеть начинала - золотуха была, на голове были болячки. И у Зинки - у неё немного было. А у меня больше. Где мазали - выстригали волосы. Волосы - где маленько есть, где совсем до гола, до мяса выстрижено. Да ещё болячка. Хоть ребёнок, а всё равно чувствует, что все захохочут.
       Учительница-то сама была такая, до войны окончила, успела - семь классов школы, окончила, и их на трёхмесячные курсы. Многие девчонки эти курсы кончили, а эта хамка была, здоровая, Никулина: "Сними платок!" Я не снимаю. Она давай его сдёргивать, сдирать с меня: "Давай платок!"
       И мама тоже! Отправили и не сказали ничего. Сказали бы, что пусть она в платочке, у ней голова болит. А никому ничего не надо было.  А эта шары вылупила, что не подчиняется дитё! Конечно, если бы меня привели родители, рассказали: нехватка какого-то витамина, по-культурному - диатез. Мы ж голодные были - сорок третий год - с чего было сытыми-то быть? Мы чё тогда знали? Восьмилетний ребёнок - мне в мае исполнилось восемь - тогда в школу ходили не шести лет. Дикий, полудикий - первый раз.
       Мама, конечно, тут виноваты, а то с осени меня не отпустили, первого-то сентября: "Не в чем". А потом учительница пришла: "Как это, школьный возраст, а не в школе? Пусть завтра же идёт в школу!"
       Ну меня и отправили. Я помню, что Манька в школу пошла, и меня с ней одну отправили. И я с ней пошла.
       Вот уж не помню: содрала она платок, нет? Наверное, содрала. Посмотрела, а представь себе, какая травма для ребёнка, осердилась я на неё. Потом она меня спрашивает - я не отвечаю. Вот так и учили первые классы.
       Может быть, если бы она меня не взъерошила на всю жизнь, может быть, и всё было бы по-другому. У меня такая память была, я до школы уже все стихотворения детские знала, какие выучить задавали. Мария учила, и я выучила с ней.
       Зинаида Матвеевна - по-моему, отчество. Из-за неё, из-за стервы.
       Жизнь - это сплошная ошибка - и при том неисправимая!