Трава у дома

Эта история началась с самовольной отлучки, попросту говоря, с армейской самоволки. Жарким июльским вечером 1984 года, во время вечерней перевязки помеченных "амурскими розами" бойцов, ко мне в процедурную зашёл земляк и хороший друг Алмаз.
-Не желаешь сходить на концерт «Землян»?- спросил он так, будто мы находились не на службе в воинской части Минспецдальстроя, а в какой-нибудь кустанайской общаге.
-Ещё как желаю, - ответил я, мотая бинт на бедре очередного страдальца – да толку от моего желания никакого. Билетов точно нет, да и в самоход уйти проблематично.
«Земляне» были для нас культовой группой. Их песни год назад мы слушали в палаточном лагере у сопки Ореховой в любую погоду до и после отбоя.  А виниловый диск заездили на «вертушке» до  «талова».
«И снится нам не рокот космодрома» - гремело в казарме. И действительно, виделась нам тогда в неспокойных снах только трава у дома и сам дом.
А тут группа играет в Хабаровске! Поневоле потянет сходить в самоволку.
- Серёга, билеты всегда можно взять с рук, башли для этого есть, а в самоход идти не впервой, даже если повяжут, «Землян» посмотрим, рискнём.
В логике Алмазу отказать было нельзя. Недаром он служил в штабе, а там других не держали.
В следующее воскресенье во время послеобеденного сон-часа мы покинули часть и отправились к ближайшей остановке трамвая через «поле чудес». Чудеса заключались в том, что вошли мы на поле солдатами, а вышли на остановку, пройдя три километра, гражданскими лицами. Теперь мы мало отличались от заполнивших трамвай студентов медицинского института, разве что немодными тогда короткими причёсками.  Свёрнутая воинская  форма мирно покоилась в «курке» под одним  из многочисленных кустов  «поля чудес», в ожидании нашего возвращения. Ехать пришлось долго. Концерт должен был состояться на стадионе, где тренировались чемпионы Союза по хоккею с мячом хоккеисты хабаровского СКА. Он располагался на берегу Амура сразу за корпусами гарнизонного госпиталя. Стадион был закрытым и вмещал 15 тысяч зрителей.
Толпы народа уже бродили у входа в здание и мы почти сразу купили за пятёрку билеты у фарцы. Неожиданная удача с билетами взбодрила нас. В ожидании начала концерта мы решили попить газировки из автомата. Я чуть было не выронил недопитый стакан, услышав над ухом до боли знакомый голос, обращавшийся явно не ко мне.
-Катя, прекрати баловаться. Отправлю тебя домой! – говорил не терпящим возражения голосом комбат Артем Иванович неведомой нам Кате. Не поворачиваясь, мы с Алмазом медленно прошли в глубь аллеи, подальше от подполковника.
-Хорошо, что не у него спросили  лишнего билетика, - Алмаз был не обделён чувством юмора.
Шансов остаться незамеченными и неузнанными было много. Публика заполнила стадион до отказа. Кроме мест на трибунах на лёд поставили ряды брезентовых  кресел, увеличив таким образом количество посадочных мест. Правда, сидение почти на льду ощущалось,  но чувство холода прошло уже после первых  песен.
«Земляне», как и ожидалось, были просты и приветливы. Одеты в обыкновенные футболки, поношенные джинсы и кроссовки. Музыка в зале была потрясающей. Народ напевал  вместе с певцами любимые песни. Атмосфера праздника овладела всеми зрителями.
Казалось, даже лёд под нашими шезлонгами начал теплеть, то ли от повышения температуры в зале, или  же от тепла человеческих сердец .
Время пролетело словно миг. После исполнения заключительной песни, народ кинулся к выходам, где продавались цветные фото кумиров.  Мы тоже приобрели.
Вечерело. В парке постояли у  открытой танцплощадки. Живой оркестр играл вальс «На сопках Маньчжурии». Медленно кружились немолодые пары… Слева подошёл патруль и  прапорщик, смешно шевеля усами,  поучительно сказал двум солдатам:
- Слушайте настоящую музыку, где вы такую в своей Белоруссии услышите…
В часть мы явились после отбоя, полные впечатлений и воспоминаний.
Мы возвращались в суровую реальность  казармы через открытую форточку в первой роте. В темноте я нечаянно наступил на что-то мягкое, оказавшееся рукой «черпака» Амосова, который нецензурно выругался.  Вечер перестал быть томным.
В половине двенадцатого ночи  в процедурный вошел замполит Фролов. Я поднялся с кушетки и доложился.
- Ты где был, саниструктор? Комбат тебя ещё до обеда искал,- этим вопросом он поставил меня в тупик. Не мог же я сказать  Фролу при каких обстоятельствах я виделся с комбатом после обеда.
Не ожидая моего ответа, майор продолжил:
- Он предложил твою кандидатуру на сопровождение домой комиссованого Норкузиева.  Я не против. Завтра получишь инструкции.
Фролов вышел. Он дежурил по части и должен был обойти все объекты.
Негромкий голос замполита поверг меня в лирическое  состояние. Я шагнул из процедурной  в пространство казармы и её суровая обстановка показалась мне мягкой и приветливой. Даже стоящий на тумбочке дневальный  якут Николаев, отдавший мне честь, стал на время родным и близким.
«…Под крышей дома твоего, трава у дома твоего»,- билась в моей голове мелодия из репертуара «Землян». Эхом отражалось от стен казармы: «Домой, домой, домой…!».
Ночью я почти не спал, а наутро отправился  в штаб. Комбат рассказывал офицерам о вчерашнем концерте - мы с Алмазом только переглядывались…
Инструкция предписывала мне сопроводить рядового Норкузиева в Узбекистан через весь Союз по железной дороге. Семь суток я должен был не спать, ожидая от него неадекватных действий, а в случае происшествия  вместо  солнечной среднеазиатской республики меня следовало отвезти в обратном направлении  - на берег Татарского пролива, в дисциплинарный батальон Советской Гавани.
Получив в бухгалтерии  заработанные Норкузиевым за год исправной работы каменщиком четыреста рублей, я поехал в агентство Аэрофлота на Амурском бульваре и купил билеты на самолёт Хабаровск-Ташкент, вылетавший сегодня ночью. Билет стоил сто четыре рубля с копейками.
Водитель медицинской  «буханки» Боря Раджапов лишь цокал языком и давал наставления , как вести себя в Ташкенте.
-Эх, братка, как бы Борыс  хотел оказаться на твоём месте,-  делая ударение на «о», он мечтательно закатывал к небу глаза, отвлекаясь от дорожного движения,  - ты  деньги в носки спрячь, и «котлы» в карман, в столице щипачи ещё те…
- Смотри на дорогу, мечтатель, не пройдет и года, как поедешь домой, -  ежеминутно осаживал я его .
Аэропорт всегда оживлён , а в пору летних отпусков тем более. В ожидании регистрации на рейс познакомился  с узбеком Ахметом, сопровождавшего в Анадырь груз дынь.
-Три рубля чистой прибыли с килограмма имею, - его распирало от важности , будто он один кормил фруктами всю Чукотку.
 Очередь для осмотра багажа на наш рейс  выстроилась  немалая. Заканчивалась она у весов. Здесь две симпатичные девушки и милиционер взвешивали сумки и пропускали пассажиров сквозь магнитную дугу. Просматривая   представленные мною документы, лейтенант  вдруг спросил:
- Какой-то странный вид у вашего рядового. Чем он болен?
- Состояние после перенесенной язвы желудка, в справке отмечено под номером МКБ,- врать надо было честно, иначе завернут.
Толпа сзади напирала, лейтенант  недоверчиво покачал головой, отдал документы и пропустил нас к шлюзу – накопителю.
Предстояло лететь без посадок без малого десять часов на самолете ИЛ-62.
 Парень, которого я вёз, до года службы вёл себя вполне адекватно, был уважаем в части, был на хорошем счету у офицеров. Но потом заболел и теперь летел домой. Неприятностей он не доставлял, лишь пытался во время полёта встать и ходить по салону. Стюардесса поняла , кто мы такие, и стала удивляться , почему нас посадили в самолёт. Но было поздно - никто из-за нас сажать самолёт не собирался.
Ночь летела за нами следом. Она не закончилась и в Ташкенте и стала самой длинной ночью в жизни.  В многолюдном душном аэропорту меня удивило большое  количество патрулей, вооруженных автоматами, и служебных собак, миролюбиво сидящих у ног кинологов. Тогда я не знал, что «хлопковое дело» в самом разгаре, а город Пап в Ферганской долине, куда мы направлялись, являлся центром мафии во главе с Адыловым.
Мой план доставки  комиссованного рушился словно карточный домик. Я намеревался увезти его в Ферганскую долину через Ангрен.  Но оказалось, что перевал закрыт. Пришлось ехать на такси на Самаркандский автовокзал. Предстояло преодолеть вместо двухсот километров расстояние в четыре раза длиннее.
Билетов в южном направлении не оказалось, как не оказалось и милиционеров в отделении дорожной милиции, куда я попытался обратиться за помощью. Между тем солнце окончательно вступило в свои права и началась изнурительная  жара. Присев на горячую плиту вокзального фонтана, я стал лихорадочно искать выход из положения.
Напротив, с посадочной площадки, пассажиры заполняли автобус ,следующий в Фергану. Проходящий мимо шофёр , пожилой узбек, хлопнул меня по плечу и по - русски сказал:
- Чего грустишь, сынок. Поехали!
-Билетов нет…
-Какой былэт? Заходы.
Шофёр побежал к автобусу.
Оказалось, что в Узбекистане проблем с билетами не существовало, как, впрочем, и самих билетов. К автобусной панели был прикручен ящик, куда все желающие уехать, бросали деньги.
В проходе между сиденьями можно было усесться на приготовленные доски. Таким образом, количество пассажиров увеличивалось  почти вдвое.
Переполненный «Икарус», давным - давно забывший родную Венгрию,  тронулся  в путь. Мы ехали до Коканда весь световой день. За окнами автобуса расстилались виноградники, на обочине шоссе росли яблони, склонив к раскалённому асфальту ветки с огромными плодами. На остановках  я понял, что такое восточный базар. Горы арбузов,  дынь и цветов, запах плова и шашлыка, продающие обычную воду , загорелые мальчишки… Цены , которые называли продавцы, были поистине символическими. На каждой остановке очередной продавец толкал мне в руки огромную дыню и просил за неё 15 копеек!
Мы проехали Гулистан, оказавшись на время в Таджикистане. После Ленинабада шоссе долго тянулось вдоль Кайраккумского водохранилища, призывно манящего путников своими прохладными водами. Дальше началась Ферганская долина. Я ехал по местам, в которых когда-то воевали пресногорьковские казаки. В Коканде пришлось сойти . Мы оказались в местах, которые я видел только в фильмах про басмачей – глинобитные дувалы, старинные постройки из дерева и камня.
Отведав в небольшом ресторанчике  настоящего узбекского плова, я поймал такси на Пап и попросил таксиста привезти нас в Папский военкомат.
Длинный день подходил к концу, оставалось сдать комиссованного военкому и отправиться в обратный путь. Грузный подполковник Давлятов с печальным выражением лица поведал мне о том, что  не может сегодня принять у меня рядового по причине отсутствия транспорта. Увидев моё замешательство, он сказал:
- Ты родом из Кустаная? Давай поступим так – ты сам увезёшь комиссованного в его кишлак, а я в твоем командировочном поставлю печать. Дату выбытия впишешь  сам, когда съездишь домой.
Такой вариант меня устраивал. Мало того, я сам собирался предложить его военкому, так как отклонение от маршрута в сторону дома моим начальством не санкционировалось.
Уже совсем стемнело, когда мы покинули военкомат.  Таксист, привезший нас, сиротливо сидел в серой «Волге. Газ-24»,  и чрезвычайно обрадовался поездке в Чандак.  До него было около тридцати вёрст.
Кишлак оказался селением в горах, состоящим из глинобитных землянок. В доме, куда я привёз комиссованного , пол также был из глины, а вместо стола обитатели садились , скрестив ноги, на небольшое возвышение  в центре комнаты.
Мать с криком кинулась к сыну  и принялась обнимать его . Рядовой не проявил совершенно никаких эмоций. В кишлаке нашли единственного старика, говорившего по-русски. Я объснил матери ситуацию и услышал от переводчика, что до армии с Норкузиевым уже случалось нечто подобное и мать его обязательно вылечит.
Надо было возвращаться в Ташкент.
Мы выехали на Наманганскую трассу. Водитель пожал мне руку и объяснил, что через пару часов здесь пройдёт автобус, следующий на Ташкент.
-Видел кино «Кавказская пленница»? Встанешь посреди дороги и не сходи с места, пока водила не остановится,- отечески напутствовал он меня,- и ещё, не вздумай пойти в виноградники, вмиг застрелят сторожа.
Остался я в полном одиночестве посреди Ферганской долины. Не послушал таксиста, полез через арык в виноградник , поел сладких плодов и растянулся на горячей земле. Надо мной висело светлое небо Востока, и на его раскинутом полотне  я  нашёл ковш Медведицы.
Через час я ехал в Ташкент в набитом до отказа автобусе. Несмотря на позднюю ночь никто не спал. Стоял галдёж, из которого я ничего не мог понять. Рассмотрев мои эмблемы в виде змея с рюмкой, пассажиры поняли, что я имею отношение к медицине. После чего я стал раздавать направо и налево весь свой аптечный запас – анальгин, аспирин, активированный уголь, фталазол, левомицетин… К середине пути я уже пользовался большим авторитетом , тем более, что к солдатам везде относились по-доброму.
В Бекабаде водители остановили автобус для отдыха. На берегу неширокой глинистой речки под музыку вокально-инструментального ансамбля  задорно танцевала молодёжь.  «Уч-кудук –три колодца», - хором подпевала толпа.
-Как речка называется? –  спросил я у молодого узбека, готовящего в казане плов.
- Это наша великая река Сыр-Дарья,  -  подняв вверх палец,  с гордостью ответил тот.
В аэропорту я сразу пошёл к билетной кассе. Состоялся диалог с продавцом билетов – невозмутимой девушкой, спокойной, как весь гражданский флот.
-Билеты до Кустаная проданы на три недели вперёд,- скучным голосом произнесла девушка за стеклом.
-Прошу вас , сделайте что-нибудь, я готов лететь на транспортном самолёте, хоть на мешках с газетами. Только не отказывайте, пожалуйста!
- Повторяю ещё раз, вас много, а  рейсов два,- интонация совершенно не изменилась.
Тогда я делаю следующий ход. Ложу в военный билет кроме тридцатки ещё два красных червонца, подаю этот бутерброд в окошко и говорю:
-Ну пожалуйста…
Просьба возымела действие. Вожделенный билет лёг во внутренний карман кителя.
Теперь можно было ознакомиться с достопримечательностями города. До сего времени я сталкивался с ним лишь на страницах повести «Ташкент – город хлебный».
У здания под огромными часами  я присел на скамью и разговорился с сидевшими напротив девушками. Но знакомство было прервано подошедшим патрулём.
Прапорщик сразу выделил меня из местных солдат – здесь все носили панамы, а я был в фуражке.
Мой предстоящий отпуск висел на волоске.
- Где второй?- подозрительно разглядывая мой военный билет и командировочное удостоверение, спросил прапор.
- Уже дома, товарищ прапорщик. Направляюсь в часть по месту прохождения службы,- стараясь не выдать волнения,  бодро ответил я.
- Куда направляетесь?
-В воинскую часть 32978. Хабаровск.
Последняя фраза вдруг преобразила прапорщика. Он приветливо улыбнулся и спросил:
- На Чёрной речке служишь?
-Никак нет, на Красной,- я понял, что удача не покинула меня..
-Ну, счастливо, привет Дальнему Востоку,- протянул мне документы начальник патруля.
Так его величество случай не позволил мне в ближайшие десять суток драить пол на ташкентской гауптвахте.
АНТ-24 с двумя посадками – в Чимкенте и Аркалыке – доставил меня в ночной Кустанай.  Я вышел на трап самолёта, глотая жёсткий после юга , но такой родной воздух. Я был дома и у меня впереди была целая неделя. Или всего лишь неделя…
Больше года прошло с того дня , как мы улетали отсюда на Дальний Восток. За этот год я стал другим, а город остался прежним.
Моя дорогая бабушка  в домике на улице Алтынсарина, 116, долго не могла понять, почему милиционер стучит так поздно в окно, пока я не догадался снять фуражку. Мои родные с моей любимой девушкой за несколько часов до моего появления уехали в деревню на празднование дня рождения отца.
Переночевав,  я отправился домой на петропавловском  автобусе и к обеду оказался, наконец,  в объятиях родных и близких.

Через неделю, прошедшую как один день, я летел на восток из Кустаная в Новосибирск.
Войдя через стеклянные двери в здание аэропорта Толмачево,  я попал в растревоженный  людской муравейник. С помощью локтей мне удалось добраться до касс с огромной неоновой надписью «Восток». Оставалось пройти перерегистрацию кустанайского билета и полететь в Хабаровск. Однако очередь у касс дружно посмеялась над моим простым , как пять копеек, вопросом.
-Кто крайний?
-Мы тут все первые, все сто восемь человек! – чуть ли не захохотал мне в лицо баскетбольного роста бородач.
Оказалось, что в сутки в Хабаровск  улетали четыре борта. На них подсаживали  по несколько счастливчиков из очереди. Каждый раз нужно было участвовать в перекличке, а если по какой-то причине ты не назвался, то очередь безжалостно убирала тебя из списка.
«Во джунгли», - подумалось мне.
У военных была ещё одна проблема – ежесуточно в аэропорту менялся патруль.  Меня трижды забирали бойцы и конвоировали в комендатуру на второй этаж. Первый мой визит туда состоялся через пару часов после появления в Толмачево. За столом сидел поддатый капитан с лёгкой не бритостью на утомлённом лице.
-Ты почему не брит? А… ещё и на каблуках! Немедленно убрать!
Я  ловко   выхватил штык-нож у конвойного и попытался оторвать каблук. Но дюбеля держали крепко, старшина третьей роты Радченко сделал работу со знаком качества.
Внимание капитана переключилось на конвоира.
-Как ты мог отдать личное оружие задержанному?- казалось, его удивлению нет предела.
Я пожалел молодого солдатика и отдал ему нож.
Пришлось спуститься вниз, к батарее, возле которой возились сантехники. Пассатижами  укоротил сапоги, побрился в туалете и предстал перед капитаном в обновлённом виде.
Сутки после этого инцидента патруль меня не замечал.
Заступившие в новый  наряд не слушали мой рассказ о невозможности  улететь. Они привели меня в знакомую комнату, где состоялся эффект де-жавю. За столом сидел всё тот же капитан с тем же помятым видом.
- Ты ещё здесь? – он просто возопил.- Всё же придётся тебя упечь на губу.
-Товарищ капитан, вы же знаете обстановку с полётами, я сам хочу улететь, да не могу.
-Ладно, - сменил гнев на милость капитан, - можешь идти.
И снова сутки покоя.
Спать пришлось в походных условиях. Первую ночь я провел под прилавком аптечного киоска, который оказался открытым. Оттуда меня под утро изгнал милиционер.  Люди спали вповалку прямо на бетонном полу, постелив газеты.
Болтаясь по аэропорту, я вдруг наткнулся на хабаровского знакомого Ахмета, вновь летевшего на Восток.
Он держал в руках зеленую бумажку и возмущенно говорил мне:
- Полтинник сверху даю! Нэ берут! Нет билэт!
Но через некоторое время он, пробегая мимо,  крикнул мне:
-Полетели во Владик, туда есть билэты! Нэ хочешь? Ну смотри!
Я не спешил вернуться в часть, такое полудикарское существование даже нравилось мне.
Однажды на крыльце аэропорта познакомился с ещё нестарым жителем Хабаровска. Он летел из Сочи с женой и двумя детьми.
Он предложил посетить местный ресторан. Облачившись в его одежду, я почувствовал себя гражданским человеком.  Музыкальный ансамбль лабал вариации из «Pink Floyd” . Публика веселилась и мы хорошо отметили знакомство. Я даже заказал песню : «Всё пройдёт, и печаль и радость…». В ресторан заглядывал знакомый патруль, но меня не заметили.
На третью ночь мне удалось занять шикарное место на скамье под часами. Около трёх часов ночи пробегавший мимо знакомый лейтенант толкнул меня в плечо и крикнул, что дали дополнительный борт ИЛ-18. Оказалось, что ветеран войны, Герой Советского Союза, побывал в обкоме партии и поставил всех на уши. Мы обежали аэропорт, разбудив спящих  хабаровчан из списка. Мой ресторанный знакомец оказался капитаном медицинской службы – он сделал мне справку в часть , чтобы меня не отправили на губу за трёхдневное опоздание.
 Замполит Фролов даже не спросил, почему я опоздал. Он дал мне время для отдыха и я проспал  сутки в лазарете.
И снился  мне лишь один сон – я всё время ходил босиком по мягкому зелёному спорышу  у родного дома…


На обратной стороне фото надпись: рок-группа "Земляне". Хабаровск, 22 июля 1984 года. Фото выцвело за 40 лет.