Из жизни алконавта

 Пролог
Наступило последнее воскресенье июня – праздник «День молодёжи». На левом берегу реки, на широком ровном поле разместились палатки и машины с товарами, гремела музыка, а чуть подальше играли в футбол на кубок района. Витька Карев, тринадцатилетний пацан в чистых шароварах и рубашке с короткими рукавами, в тюбетейке, из под которой выглядывал выгоревший чубчик, вышел от бабушки, у которой жил на каникулах. На улице солнечно. Паренёк задумался, какой дорогой идти на праздник. Взрослые солидные люди и ребячья мелкота шла по мосту, а молодёжь предпочитала переходить вброд. Подумав, Витька повернул к речке. На душе у него было праздничное настроение, в кармане деньги: полтинник дала бабушка, а рубль он сохранил, когда приехал в гости. Так что на лимонад и мороженное ему хватало с излишком. Когда он спустился к берегу, навстречу ему попались два парня призывного возраста. Это был его младший дядька Женька и его закадычный друг Ванька по прозвищу Блин, получивший его за любимую присказку. Друзья были уже под хмельком. Подросток поздоровался.
 – Витька, блин, деньги есть? – спросил Ванька,– Рубль не хватает, добавляй, вместе выпьем
Кареву стало лестно, что взрослые парни обращаются к нему и берут в компанию.
– Есть,– Витя вытащил из кармана рубашки рубль и отдал Блину.
 – Я сейчас,– сказал Ванька и пошёл к броду. Родственники зашли в кусты, где на газете была разложена немудрёная закуска: зелёный лук, сало, редиска, хлеб.
- Матери не говори,– предупредил племянника дядька.
 – Я, чо больной,– буркнул мальчишка ,– К бабушке гости должны в обед подойти.
За разговорами время пролетело незаметно. Раздвигая кусты, появился гонец, достал из кармана бутылку « Перцовой». Блин распечатал посудину, налил полстакана и протянул Кареву:
 – Давай начинай.
Витька с трудом выпил горькую жидкость, она стала у него в горле, но Женька сунул ему хлеб, пластик сала и луку: 
- Закусывай, племяш.
Пацан с трудом протолкнул комок, спиртное провалилось в живот, зажгло в желудке. Зашумело в голове. Дальнейшее он помнил смутно, кажется, ещё раз выпил. Карев пришёл в себя, когда понял, что куда-то тащат. Он открыл глаза, держа его под мышками, в кусты волокли парнишку дружки Генка и Мишка. Генка, увидев открытые глаза, сказал:
– Иди в тень. Мы тебя только в кусты затащим, ты опять на солнце ползёшь спать. Напечёт голову – плохо будет.
Витя сел, потом, опираясь на друзей, встал, его зашатало.
 – Как ты?– спросил Мишка.
 – Плохо, голова чугунная.
– Пошли на речку,– предложил Мишка,– Искупаешься, пацаны в костре картошку пекут, перекусишь.
 При словах о еде Витьку затошнило, он кинулся в кусты, где его вырвало. Он помылся возле берега.
– С кем напился?– поинтересовался Генка.
– С Женькой и Блином.
– Нашёл компанию,– заметил Генка.
– Они меня сами позвали.
– Деньги пропил?
– Ага.
– Блин всегда зовёт тех, кто с деньгами,– тоном эксперта сказал Мишка, – Идём на речку?
– Пошли.
  Это был первый опыт винопития Виктором Каревым.               
               
   Общежитие
Серое зимнее утро над городом постепенно светлело. Время подходило к девяти часам и из здания студенческого общежития, торопясь на занятия, выходили задержавшиеся жильцы. В коридорах было пусто. На пятом этаже в одну из комнат негромко стучали два парня:
- Виталя, открывай, - требовательно говорил один из них. Проскрежетал ключ в замке и гости вошли в комнату. Парень, стоявший в семейных трусах, снова замкнул дверь и рухнул на койку, которая стояла у двери, параллельно окну. Из пяти кроватей, находившихся в комнате, две были свободны. Ребята на занятых койках заворочались, посмотрели на гостей, когда те подошли к столу и сели на стулья. Один из них, коренастый, закуривая, спросил:
– Как здоровье?
– Плохо, Вовка,– откликнулся Карев, лежащий рядом с ним в кровати,– Отметили праздник, смешали пиво с водкой, теперь башка гудит, а во рту, словно конница Будённого стояла. Вчера студенты-армейцы учившиеся в одной группе, отметили день Советской армии, сходили в ресторан, а потом, в общежитии, рассосались по девичьим комнатам.
 – Я думал. Витёк, ты у Тоньки,– заметил Вовка.
– Под утро пришёл. У вас всё в порядке?
 Гости были городскими жителями и находится в общежитии после одиннадцати часов вечера им запрещалось.
– Всё в норме.
– Ты где был?
– У Любы с рудника Любовь, оправдывает название своей малой родины.
Второй гость – высокий парень в очках и галстуке, но с помятым лицом перебил товарища:
– Вставайте, опохмелиться надо, на занятия всё равно не идём.
 - Две пары, последняя физкультура, тем более суббота,– флегматично ответил кучерявый Валера,– Отработаем, а на опохмелку сейчас не займём – все на занятиях.
Вовка махнул рукой:
- Шура вчера в кабаке рассчитывался, взял с собой бутылку водки и у него рублей пять осталось.
– Так,– прищурил глаз Витя,– На Бабушкиной в магазине «Вермут» завез ли в противотанковых бутылках ( 0,8 литра) по два рубля и сорок копеек. Ребята, встаём, выгребаем Шурке мелочь по карманам, магазин открывается в десять. Карманы студенты вывернули, отдали деньги очкарику и пошли умываться. Когда они вернулись, Шура уже успел подсчитать ресурсы:
 – Хватит на три бутылки и две банки « Кильки». Кто пойдёт?
 – Ты банкуешь, тебе идти, - сказал Виталя.
– Один не пойду,– уперся очкарик,– Тем более, там сейчас толпа.
– Тянем жребий,– предложил Валера. Он взял из коробка четыре спички, одну обломил и по очереди дал вытащить из своей ладони. Короткая попалась Кареву.
– Что такое не везёт и как с этим бороться?– буркнул парень, разглядывая спичку.
 - Садимся за стол,– предложил Вовка. Студенты пододвинулись к столу, выпили водки, закусили хлебом, закурили.
 « Мы не скорбим от поражений
И не ликуем от побед,
Источник наших настроений:
 Дадут нам водку или нет…»,-продекламировал Витя
– Кто написал?– поинтересовался Шура.
- В записках Пуришкевича нашёл, в библиотеке краеведческого музея раскопал, когда курсовую писал.
– Без десяти десять,– сказал Вовка, взглянув на часы,– Шагать пора в магазин.
Витя  надел меховую куртку, унты:
– Пошли, Шура, хоть свежим воздухом подышим.
– Дверь аккуратно прикройте,– посоветовал Виталька,– закрываться не будем, в субботу вряд ли кто нагрянет.
Друзья поздоровались с вахтёром и вышли на улицу, где было холодно. В небо поднимался дым от институтской кочегарки. Карев вдохнул воздух и проговорил:
– Хорошо, морозно. Сколько время?
– Без пяти десять.
– Как раз подойдем.
– Ждать придётся, продавцы вовремя не открывают.
 Студенты перешли дорогу и пошагали к продуктовому магазину.
– Где ночевал, Шура?
– У «графини».
– Как результат?
– По поговорке: я лез такой загадочный, а слез такой задумчивый.
– Смотри,– толкнул товарища Шура,– На той стороне проректор по воспитательной работе и с ним секретарь институтского комитета комсомола.
Витя взглянул налево, где увидел пожилого мужчину в драповом пальто и полную девушку лет двадцати пяти. Его сосед съёжился и пытался стать незаметным за спиной друга.
– Елена, секретарь, меня знает,– объяснил он своё поведение,– Я всё же комсорг группы.
– Хоть бы не в общагу,– озвучил свои мысли Карев,– Влипнут наши
– Не должны, суббота.
Ребята подошли к магазину, возле которого толпилась кучка бедолаг, желающих опохмелиться. Среди них выделялась колоритная фигура мужика в телогрейке, тапочках и трико. Скорее всего, он был жителем ближайшей пятиэтажки. Полупьяный мужчина приплясывал у двери и бормотал один и тот же куплет из устного народного творчества:
…Телега может изломаться;
Жених невесте изменить,
Но чтобы водку бросить пить –
Не может быть, не может быть…»
Магазин открыли с опозданием, потом парни постояли в очереди, взяли вина и закуски и пошли назад в общежитие.
– Стой,– схватил товарища за руку Шура ,– Начальство назад идёт.
К главному корпусу института повернули три фигуры людей. Те же и комендант общежития с ними,– узнал Витя. Когда они вошли в комнату, их встретила тишина. Их друзья сидели у стола и, что-то писали на тетрадных листочках.
– Что за урок русского языка, вы же историки,– поинтересовался Шура.
- Влипли …,– выругался Вовка,– на проректора нарвались.
Виталя заулыбался:
– Сидим, вдруг слышим, дверь к соседям открылась, и мужской голос сказал «Здесь спят»; потом к нам распахнули «А тут пьют». У нас на столе бутылка, стаканы. Проректор кричит – выселю, с ним комендант и цаца с комсомола. Я ему сказал, что ко мне сестра приехала, привезла продукты и бутылку водки, сейчас ушла в больницу. Мы с ребятами водку выпили. Он мне приказал продукты показать. Хорошо, что вчера мне со знакомым проводником отправили. Продукты я показал, вроде начальство успокоилось. Нам велели объяснительные написать и в понедельник коменданту отдать, он тоже тут был, а этой, с комсомола, проректор сказал, что с политехнических вузов выходят космонавты, а у нас алконавты, будто в политехе мало пьют.
– Что пишите? – спросил Витя.
– Примерно одно и то же, – сказал Вовка и с выражением прочитал, – По дороге в институт я зашёл к одногруппникам, так как мы вместе идём на занятия. В комнате сидела девушка – сестра Виталия, которая привезла ему продукты и бутылку водки. Водку мы выпили: Виталя, Валера и я.
- Выговор обеспечен, но с общаги не выселят, потому что водку не вы принесли,– подвёл итог Шура.
– Закрывайте дверь ребята,– сказал Карев,– Начальники ушли, мы сами видели, выпьем спокойно и тихо.
 Портфель, в котором брякнули бутылки, пододвинули к столу, нарезали хлеба, открыли консервы, налили вино в стаканы.
– Чтоб всё хорошо закончилось,– пожелал Вовка,– За удачу.
…Вечерело. Ребята из 507 комнаты и их гости ходили по знакомым и занимали деньги. Они решили посидеть в кафе, а там, на нос, надо было иметь пятёрку, чтобы на двоих приходилась бутылка водки и горячее. В комнате на кроватях и стульях сидело семь человек, когда вошёл Валера. Прямо на полу в центре комнаты были набросаны деньги, занятые у сердобольных студенток. Валера бросил в кучку рубли и сообщил:
– Ножи идёт, к нам, конечно, заглянет, мораль за утро прочитать. Ножи была фамилия коменданта.
– Сигареты тушим,– попросил Виталя,– Вообще мы убрались, трезвые, зацепиться не за что.
– Деньги,– спохватился Иван, ещё один из постояльцев комнаты. Он взял веник и по быстрому стал сметать в совок рубли, тройки, пятёрки и десятку, однако не успел. Дверь открылась, и в комнату зашёл комендант, который хотел сказать пару «ласковых слов» жильцам и остолбенел у порога, глядя на Ивана.
– Ты что делаешь?– с искренним недоумением спросил он студента.
– Мусор убираю,– сообщил Иван не переставая мести.
– Да,– промолвил Ножи,– Правильно Семён Дмитриевич сказал, где то космонавты учатся, а вы – алконавты.
Выходя в коридор, комендант добавил:
– В понедельник жду объяснительные, кого увижу сегодня пьяным, пойдёт на студсовет.
Так ребят с 507 комнаты с лёгкой руки коменданта стали звать алконавтами.               
               
 У шаманки.
 Дорога вышла на землю Могойтуского района и под колёсами автомобиля, после рытвин и ухабов, оказалось шоссе, покрытое новым асфальтом. Благодаря усилиям Кобзона, певца и депутата, Агинский округ выделялся из Забайкальского края большим развитием инфраструктуры и благосостоянием жителей. Водитель машины прибавил скорость. « Волга» шла в деревню, которую русские, заменив две буквы, звали Загуляй, но отдельные личности ездили туда к бабушке-бурятке, чтобы закодироваться от алкогольной зависимости. Пассажиры автомобиля не были исключением. Под контролем жены муж направлялся к шаманке, так как сарафанное радио приписывало ей способность перекрыть глотку многопьющим гражданам на определённое количество лет, а адрес бабушки передавался от клиента к клиенту. Витя поглядывал из окошка на проплывающие степные просторы. Он уже кодировался раз гипнозом, не помогло, и сейчас его жена везла к представителю народной нетрадиционной медицины. В последний раз Карев сорвался надолго и прогулял недели три, которые вылетели из памяти, остались лишь смутные воспоминания и долги. Хорошо, что он был в отпуске. Жена пригрозила разводом, Виктор с трудом вышел из запоя, отходил от него с полмесяца и теперь сидел в машине с твёрдым намерением перекрыть себе крантик на ближайшие годы: здоровье стало подводить, вырисовывалась мрачная перспектива спиться и остаться никому не нужным. Надо было доработать хотя бы до стажевой пенсии. К счастью, на работе у него всё было хорошо: он имел высшую категорию, получил президентский грат, его уважали коллеги. « Волга» свернула с трассы, заехала в чистую деревушку и, поплутав по переулкам, остановилась возле ухоженного дома с огородом, где зеленела картофельная ботва.
– Всё, тёзка, приехали,– сказал шофёр.
– Подожди меня, я сейчас всё узнаю,– жена вылезла из автомобиля и вошла во двор. Через несколько минут она махнула рукой из калитки и крикнула:
 - Витя, иди и коробку захвати.
Муж забрал коробку с продуктами, заказанными шаманкой, и прошёл в дом. В доме его встретила старая бурятка в зелёном женском халате, опоясанная тонким ремешком, за который воткнут узкий нож в ножнах. Карев поздоровался, положил продукты, куда сказали, и снова взглянул на хозяйку. За свою жизнь ему приходилось служить, учиться, быть в гостях и общаться с бурятами. Его взгляд сразу отметил различие одежды бабки с национальным костюмом, который он раньше видел. Выше пояса у шаманки, выделяясь на зелёном фоне, был прикреплён блестящий прямоугольник из начищенной меди, вверху переходящий в полуокружность, как бы прикрытой геометрической фигурой. Витя это изображение соотнёс с символом восходящего солнца, распространённого у восточных народов. Его посадили на стул возле стола, на котором расположились статуэтка неизвестного ему бога и свечки в старинном бронзовом подсвечнике с чашечкой внизу. Супруга под руководством хозяйки выгружала на отдельный поднос продукты. После хлопот шаманка и жена также сели за стол – бабушка напротив гостей. Старая бурятка взяла в руки буддистские чётки, стала перебирать их, задавая супруге вопросы и с интересом выслушивая ответы. Прислушиваясь к диалогу женщин, Виктор оглядел просторную комнату, отмечая некоторые особенности. Кругом веяло спокойствием, хотя он не видел каких-либо молитвенных принадлежностей или ящичков с лекарствами и мешочков с травами. Он помнил, что в ламаизме женщины не обучались практике тибетской медицины. После жены хозяйка перешла к нему. Перебирая чётки, она определила его болезни, сделала некоторые прогнозы на будущее, попыталась найти причины его поведения в прошлом. Карев ответил на вопросы бурятки, подтвердил, что сам хочет закодироваться, спросил о боге, статуэтка которого стояла на столе. Шаманка ответила:
– Подарок из Индии привёз один из вылечившихся.
 Рассказывая о своей жизни, о детях, втягивая в разговор гостей, бабка начала обряд. Она поставила поднос с продуктами на стол, зажгла свечки, пошептала над приношением и вылила сверху на него в центр подноса горящий воск, скопившийся в чашечке светильника. Потом хозяйка посадила Витю на табурет, стоявший на углу крышки подполья, чтобы под ногами было пустое место, спросила, на сколько лет его закодировать и на бурятском языке начала творить заклинания. После этой процедуры Карева опять пригласили к столу, где жена открывала пачки чая и соли, пакет молока, чекушку водки, а шаманка шёпотом заговаривала продукты. В последнюю очередь бабка налила в стаканы молока и водки, затем попросила гостей выйти с ней на улицу, где подошла к отдельно стоящему у забора столбу, сбрызнула на четыре стороны света молоко и водку, а остатки вылила на землю. «Жертва бурханам»,– вспомнил Карев
– Теперь,– обратилась к нему бурятка,– На пять лет закодирован, если пить раньше начнёшь, духи накажут. Вечером ваше приношение я сожгу в жертву, укреплю обряд.
– Спасибо,– поблагодарили супруги.
– Чай, соль, водку заберите,– приказала шаманка. – Чай ты,– обратилась она к Виктору,– Заваривай только вечером и пей на ночь, пока все пачки не выпьешь, солью можно всё солить: от чужих помыслов охраняет; водкой натирайтесь, если что то заболит.
Забрав продукты и отдав деньги за лечение, муж и жена сели в машину, где их ждал задремавший водитель, и поехали домой. Карев вновь смотрел на разнотравье степных просторов и гадал: зря съездили или нет? Судить об обряде,  было можно после истечения определённого времени, но тягу к зелёному змию он хотел побороть давно.               
               
   Консультация
Подняли Виктора в карантине рано: к восьми часам утра. Соображал он спросонья плохо и едва вспомнил, как вечером им сказали, что их отправят на консультацию к хирургу в городскую больницу. Лежали они в палате вдвоём. Карев с глубокой рваной раной на голени, которую он получил, ударившись об стояк трубы ночью, и какой-то мужик с обмороженными ногами. Шум в карантине не прекращался сутками. Сюда привозили с «белочкой» – алкогольным психозом, кто приходил сам, часто со слуховыми галлюцинациями, и сейчас в соседней палате громко матерился мужик, по-видимому, привязанный к кровати.
– Одевайтесь,– сказала медсестра.– Вас « скорая» ждёт, повезёт в больницу.
– У меня жена всю верхнюю одежду домой унесла. Что делать?– спросил Витя.
– Одевайте, что есть, в «скорой» тепло.– раздражённо ответила представительница медперсонала.
– А назад привезут?– поинтересовался сосед по палате.
– Конечно.
Мужики оделись. Самой тёплой одеждой у Карева оказался тонкий шерстяной свитер, а у Толика, товарища по несчастью, с которым Виктор познакомился, мастерка. Карев с трудом залез в машину, опираться на ногу было больно; соседа по палате в «скорую» загрузили санитары, он едва приступал на ноги, держась за подручные предметы. На улице было темно, стоял тридцатиградусный рождественский мороз, но в автомобиле при включенной печке пассажиры чувствовали себя вполне комфортно. По безлюдным улицам быстро доехали до горбольницы, зашли в вестибюль, где подошли к регистратуре, откуда их отправили к врачам. Комната для осмотра больных была расположена на первом этаже и мужики с трудом, но добрались до неё, так как Толик, опираясь на соседа, на обмороженных ногах едва ковылял. Первым на осмотр вызвали Витю. Хирург снял бинты, отодрал коросту, почистил рану. Было очень больно, в таких случаях часто говорят: « Чуть не описался». Врач наложил повязка с мазью и сказал:
– Рана чистая, заживёт. Сейчас принесу заключение и вызову тебе «скорую» до наркологии.
– Нас двоих привезли, надо обоим ехать.
– Тогда жди напарника, его повезли к нейрохирургу.
Карев вышел в коридор, кругом толпились люди. Минут через десять он увидел товарища по несчастью в кресле. Санитарка закатывала его в лифт.
– Куда тебя, Толик?
– На рентген.
– Я тебя буду возле регистратуры ждать.
– Ладно.
Виктор отошёл к стульям, нашёл свободное место и сел. Ждать пришлось долго, до обеда, тогда подкатили Толика. Соседу по палате помогли пересесть из кресла на стул рядом с Каревым.
– Как дела, Толян?
– Обрадовали. Врачи сказали, что ноги отойдут, только кожа слезет, ничего резать не будут.
– Тебе « скорую» не вызывали.
– Разговора не было.
– Тогда я в регистратуру.
Витя подошёл к свободному окошечку и объяснил молодой женщине ситуацию. Внезапно в разговор вмешался к пожилой доктор, который зашёл в регистратуру:
– В чём проблема? Заказывайте такси, оплачивайте и уезжайте.
– На что ехать,– взорвался Карев,– В кармане ни копейки, привезли нас на консультации к врачам из другой больницы, звоните туда, пускай забирают или здесь положите. У нас тёплой одежды нет, если шагать пешком – это верное воспаление лёгких, тем более мой напарник идти не может. Мы будем сидеть здесь.
Доктор пошёл на попятную:
– Хорошо. Раз вы из другой больницы, по направлению, мы вызовем транспортную « скорую», чтобы вас доставили на место. Мужики не ели весь день, так как их увезли до завтрака, в желудке, под ложечкой сосало. Виктор прошёлся по коридору, заглянул в пару кабинетов. В одном, где никого не было, он увидел чистую поллитровую банку и приватизировал её. Затем Карев набрал холодной воды, напился сам и принёс Толику, чтобы тот тоже заглушил водой чувство голода. Примерно раз в час он подходил к регистратуре и интересовался, когда их отправят по месту лечения. Ответ не отличался разнообразием:
– Заказ оформлен. Освободится « скорая» – за вами сразу приедут. В конце концов, озверевший от неопределённости, голода, боли в ноге Виктор пошёл на обострение отношений. Подойдя к окошку регистратуры, он заявил:
– Если в течение часа вы не отправите нас по месту назначения, я буду звонить в прокуратуру о нарушении вами прав больных.
– Звони,– с ухмылкой сказала регистраторша.
– Звонить я буду утром, сейчас уже шестой час, рабочий день закончился. Из больницы вы не имеете права нас выгнать, потому что у нас нет тёплой одежды, так же утром я напишу жалобу в министерство здравоохранения и обращусь в правозащитные организации. Жена бумажки отнесёт куда надо.
– Умный, что ли?– с угрозой в голосе спросила регистраторша.
– Да, умный.
Подошедший в это время дежурный врач сказал примирительно:
– Не ругайтесь. Запрос на « скорую» ушёл, должна подъехать.
Напугала ли сотрудников больницы угроза жалобой или подошёл срок, когда освободилась машина, но через полчаса «скорая помощь» подъехала к медучреждению. Кареву пришлось тащить напарника в автомобиль на собственном горбу. В машине было холодно и, когда их привезли в наркологический диспансер, у пассажиров зуб на зуб не попадал. У дверей больные помогли завести Толика. Приехали они в семь часов вечера, ужин уже прошёл, кухня была закрыта. Виктор спросил хлеба в соседних палатах, однако ни у кого его не было, что не удивительно, если посмотреть на порции в столовой. Потом его позвали на капельницу. Толик даже пошутил
– Ни крошки во рту весь день не было, желудок водой прочистили, шлаки вывели, сейчас физраствором с витаминами закусим и спать. Карев заснул, но за ночь просыпался трижды. Смотрел на часы, хотелось есть.               
               
   Наркологический диспансер.
На лечение Виктор попал вовремя и за дело. Вместе с женой, которая тоже ушла на пенсию, они купили однокомнатную квартиру в краевом центре. Рабочий посёлок, где жила их семья, совсем захирел. Поэтому супруги решили доживать оставшиеся года поближе к благам цивилизации. Вначале декабря с армии пришёл сын, и Карев ушёл в загул. Пришёл в себя он после Нового года, перед рождеством, когда пить уже не хотелось, залился алкоголем по самые уши. Супруга ему сказала:
– Благодари покойную свекровь. Сегодня она мне приснилась и говорит, что Вите здесь плохо, я его с собой возьму, здесь спокойно. В память о ней тебе помогаю, хорошая была женщина.
Впервые Карев отходил так тяжело: в туалет ходил, держась за стенку, на постели его трясло и тянуло, компот, который ему варила жена, пил литрами, но всё вылетало в унитаз, рвало даже желчью. Витя сильно ослаб, а ночью, на третьи сутки, когда он пялил глаза в потолок, мучила бессонница, запела Алла Пугачёва. Пела она песни его молодости: «Арлекино», «Всё могут короли» и другие. « Радио не выключили»,– решил мужик и едва дотопал на кухню, чтобы выключить радиоприёмник, который оказался не присоединённым к сети. Карев пришагал назад, упал на постель, Пугачёва всё время пела. «Слуховые галлюцинации»,– подумал Виктор. Он читал, что «белочка» могла посетить человека после запоя на третьи – пятые сутки. Утром о глюках Карев сказал жене. Супруга позвонила соседке, проконсультировалась, затем вызвала такси и отвезла мужчину в наркологический диспансер. В приёмном покое Виктор сел на стул и притулился к стенке как бумажный человечек, пока жена оформляла документы. Потом он с трудом разделся, у него сняли кардиограмму, заставили дунуть в трубочку, взяли анализы и увели в палату на первом этаже, где находился больной с отмороженными ногами. У Карева была рваная рана на голени. Обоим приписали капельницы и, когда их ставили, они через несколько минут засыпали, по-видимому, в лекарства добавляли снотворное. Впоследствии Витя узнал, что на первом этаже находился карантин, куда поступали вновь прибывшие пациенты. Шум и гам иногда стоял сутками. Мужику запомнился такой случай. Привезли совершено голого буйного мужчину, привязали к кровати. Он проорал почти сутки:
– Мужики, развяжите! Дайте мне нож, всех перережу! Дайте мне топор, перерублю! Дайте мне молоток, всем по бошкам настучу!
Этот буйнопомешенный так надоел, что высказывались пожелания забить ему кляп в глотку или навернуть стулом, так как он своими криками мешает всем. На четвёртые сутки вечером, после ужина, Карева разбудили, велели взять с собой вещи и постельное бельё. Возле медсестры собралось шестеро мужчин с пакетами и бельём. Она повела их вверх на второй этаж, где находился основной контингент больных, и где проходило основное лечение. Поселили всех в одну палату. Пациенты, которых привели с карантина, лежали и лечились от двух до четырёх недель, в зависимости от возраста и особенностей организма. Мужики, заселённые в семнадцатую палату, за несколько дней перезнакомились. Они вместе ходили курить в туалет, пили густой «купеческий» чай, стояли в очереди на уколы и за таблетками, дежурили, когда подходила их очередь. Причина у всех была одна – алкоголь; только один попал в диспансер, объевшись таблеток, но повод у каждого был разный. Вечером, после отбоя, в палате велись задушевные разговоры о том, как жить дальше, кто, как и почему оказался в диспансере.
Лёха (40 лет):
– У меня «белочки» не было. Я пропил девять месяцев с перерывами на два-три дня. Сюда приехал из Иркутска утром, полчетвёртого утра, поднялся до собора и сознание потерял. Кондрат Иваныч поздоровался. Хорошо нашлись люди, вызвали «скорую». В больнице мне укол поставили, в себя пришёл, предложили подлечиться, я согласился.
Дима (35 лет):
– Я сам пришёл. На Новый год прогулял две недели, чувствую, плохо. Пришёл в наркологию, а утром, маленько опохмелился. Меня заставили в трубочку дунуть, она промилле показала. Врачи сказали, что надо заплатить тысячу, потом положат, а у меня девятьсот рублей. Как я женщину на кассе уговаривал, что жена сотню на следующий день привезёт – всё бесполезно. Пришлось мне домой снова идти за деньгами, пока не заплатил, в больницу не положили.
Андрей (28 лет):
– Меня конкретно «белочка» посетила, агрессивная такая, в каске и бронежилете. Я двенадцать колёс проглотил, как торкнуло! Показалось, что местные ребята меня убивать пришли. Я поймал два топорика, внешнюю дверь на три замка закрыл, внутреннюю, которая в комнату вела, заколотил. Кажется, будто на балконе пластиковые окна просверливают, какие то трубочки проталкивают и газ впрыскивают. Я ору: «Ладно, меня, а маму за что, у неё астма». Открываю окно, машу топором, а они под балкон прячутся. Балкон на четвёртом этаже. Потом стал звонить в милицию: «Высылайте шесть экипажей – убивают». Менты приехали – всё закрыто. Открыл, когда брата привезли. В «скорой», чудится, безликие фигуры догоняют, за ручки хватаются. Короче, привезли меня в карантин и на растяжки привязали, сутки так лежал, пока немного в себя не пришёл. Свистел на всю голову.
– Ты и сейчас посвистываешь,– заметил Лёха.
Лёва (53 года):
– Я с сестрой живу, как освободился, у неё своих четверо. Работаю дворником. После Нового года пришёл пару раз затянутым, она ментов вызвала, заорала, хотя мы с ней даже не ругались. Легавые меня сюда определили.
Серёга (46 лет):
– Я тоже сам пришёл. Двое суток не пил, когда праздник отмечать перестал, а выпить хочется. Дочери меня уговорили идти в диспансер. Сейчас отлежусь, да работу буду искать. Так-то я пенсию по инвалидности получаю, центр занятости доплачивает, но не хватает. Дочки обе учатся, старшая подрабатывает: кружок танцев ведёт.
Наркологический диспансер – учреждение закрытого типа и, поэтому в город пациенты могли выходить только с разрешения своего лечащего врача. На этаже больные убивали время играми: картами, шахматами, нардами. Народ в больнице по возрасту был разный: от двадцати до шестидесяти пяти лет. Удивило Виктора, что из восьми палат две занимали женщины так же разного возраста и разных профессий: от совладелицы магазина до технички. В конце коридора были двери, за которыми находились палаты «платников». Здесь пациенты лежали анонимно, лечение велось тут более интенсивно и за это люди платили деньги. Раз в неделю, в четверг, приходило четверо мужчин, представителей организации «Анонимные алкоголики». Они проводили собрания, куда приглашали всех желающих. Карев дважды сходил на такие мероприятия. На первом собрании он слушал выступления внимательно. Говорили выступающие правильно: о вреде алкоголя, об исковерканных судьбах людей. Не понравилось, как представляются:
– Я, Валера, алкоголик,– и хлопанье в ладоши.
Русский менталитет не предусматривает выпячивание своих недостатков. На втором собрании он уловил определённую фальшивую ноту. Здоровый мужик в очках, возглавлявший группу представителей, сказал:
– Двадцать лет я уже не пью, веду трезвый образ жизни и каждый вечер благодарю бога, что ещё сутки провёл без алкоголя.
Когда присутствующие расходились после мероприятия, Виктор сказал Диме, с которым был на собрании:
– Двадцать лет не пить, а всё равно желать спиртного – это двадцать лет страха, что сорвёшься. Такая жизнь не по мне. Ко мне вчера товарищ заходил, приехал в командировку. Пашка мне сказал, что семнадцать лет уже не пьёт, после того как спиртом отравился, и не тянет; в компании – сок.
– Я думаю,– ответил Дима,– Если бросил, главное продержаться года три, потом тяга к спиртному будет меньше, конечно, психологический настрой важен.
– Правильно, когда меня с куревом прижало, задыхаться начал, я сразу решил бросить и бросил, хотя стаж курильщика был сорок лет. Бросал тяжело, ещё с полгода, как завязал, если наносило табачным дымом, слюна текла, закурить охота. Потом, даже когда пил, уже не курил. Главная задача: как с водкой расстаться? Хочу здесь договориться, чтобы укол поставили, и год под страхом смерти не пить, потянет на спиртное после окончания срока, снова поставить, а, может, за год отвыкну.
– Тоже об этом думал,– Согласился Дима,– Денег нет, в долгах как в шелках, а то бы укололся.
– Деньги я найду.               
               
   Эпилог.
Карев сидел в кабинете заведующей отделением, который находился возле палат «платников». Ухоженная женщина с крашенными в белый цвет волосами и в белом халате беседовала с ним:
- Как ваше здоровье?
– Удовлетворительное, в моём возрасте оно хорошим быть не может.
– Вас кто-нибудь заставляет поставить укол?
– Нет. Я сам решил, раньше, после загула, дома отлёживался, а в этот раз чуть ласты не склеил. Поэтому, если в себе не уверен, то не буду пить под страхом смерти хотя бы год.
– Хорошо. Тогда я вас должна предупредить о последствиях. Вам поставят укол «Торпедо», который блокирует в организме фермент, расщепляющий алкоголь на воду и углеводы. Любое спиртное для вас будет ядом, можете умереть.
– Кефир и квас тоже пить нельзя?
– Кефир можно, квас только охлаждённый. Раз вы согласны, пойдёмте.
Они встали, вышли в коридор и заведующая завела пациента в комнату, где стояла кушетка и находились медицинские инструменты.
– У меня всё готово.– сказала медсестра, которая была в кабинете.
Виктор лёг на кушетку, ему воткнули шприц в вену и стали медленно вводить препарат. С головы до пяток по нему прокатилась волна жара.
– Как после хлористого,– заметил мужчина.
– Этот укол тяжелее, – сказала заведующая.– Полежите на кушетке минут десять. Потом доберётесь до палаты и ещё отдохните с полчаса. Вас никто с отделения не гонит: не дай бог на улице плохо станет и упадёте.
Карев пролежал в палате минут сорок, пока не пришёл в норму. Затем он сдал постельное бельё, получил справку и вышел за ворота медучреждения. В голове промелькнула мысль: «Не могу так бросить пить, брошу под страхом смерти. Закончится год, если на спиртное потянет, ещё вкачу укол, пока организм от спиртного не отвыкнет, а я психологическую зависимость не сломаю. Бросил же курить, значит, могу бросить пить. Пора, на седьмой десяток перевалило».