1. 7. Кунгур

          http://proza.ru/2023/08/09/441


           Кунгур был основан в 1648 году как острог близ места впадения речки Кунгур в реку Ирень, в пятнадцати километрах к юго – западу от современного города, – на «порожней земле, купленной русскими людьми у Иренских татар» чердынскими и соликамскими воеводами. Название, данное по реке, как полагают, произошло от тюркского слова «ункур» или «унгур» – «пещера, теснина, щель в скалах». По другой версии название переводится как «темный, бурый, смуглый». В 1662 году во время восстания башкир поселение было уничтожено, а большинство жителей убито. В 1663 году Кунгур был заложен повторно, но уже на другом месте – в междуречье рек Сылва и Ирень (на прежнем месте сейчас стоит село Троицк). В то время тут уже стояло село Мысовское. Здесь построили деревянный кремль, имевший восемь башен с бойницами. Внутри размещались воеводский дом, канцелярия, церковь и др.

         Татищев и Блиер, посоветовавшись, приняли решение – экспедицию из Казани в Кунгур со всем оборудованием и имуществом отправить водой под началом берг – шрейбера Ивана Патрушева, а самим ехать туда почтовой дорогой. Отправив струги с людьми, с богом выехали перекрестившись, и взяли курс на Осу. Лошади бежали споро и для такого типа передвижения, достаточно быстро. Дорога была дальняя и располагала к разговорам.

         – Иоганн Фридрихович, – Татищев откинувшись на сиденье, посмотрел на Блиера, – Вы ж не раз бывали в Кунгуре, на Урале?

         – Совершенно точно, Василий Никитич, я первый раз побывал в 1705 году в Кунгурском уезде, потом переехал в Верхотурский и дальше в Тобольский уезд Сибирской губернии, где изучал ряд рудных месторождений, побывал и на Уктусском горном заводе. Потом в 1713 году во второй раз побывал на Урале. Основная цель тогда моей поездки сводилась к осмотру Шиловского железного рудника.

         – Да, помотало Вас, Иоганн Фридрихович, по буеракам, лесам в поисках руды. Оно и понятно, вон тульские кузнецы – оружейники не хотят работать с домашним железом, подавай им металл от голландцев и англичан через Архангельск. Как считаете, правильное направление на Урал за металлом для государства выбрано?

         – А как нет, капитан, как нет! Анализы, доставляемые в Москву, показывают замечательные результаты. Вон из Невьянской руды тульский Антуфьев льёт железо «не хуже свицкого (швецкого)»!

         Так в разговорах между собой коротали время. Природа была в летней своей красе, по ходу движения по сторонам стояли развесистые дубы, смешанные с другими деревьями. А от поселения Дуброва дубы уже не встречались, а только шли березы и ели, порой переходившие в берёзовые рощи или хвойные леса.

         – А знаешь, Василий Никитич, как отмечают пройденный путь местные? У них принят особый способ отмечать расстояние между населенными пунктами. Татары называют его «алечак», вотяки – «чумкас», черемисы называют «кошмаш», а русские приняли название вотяков и говорят «чумкас». По их меркам это составляет не более пяти вёрст. Во всех местах, если заметил, где мы меняли лошадей, для удобства считается, что проехали один «чумкас», то есть пять вёрст, хотя иногда это расстояние бывает значительно больше. По таким расчётам от Казани до Осы – 717 «вёрст».

          – Я вот заметил, Иоганн Фридрихович, порой лошади проходят иногда по 14 – 15 часов без кормления и по ним, невозможно сказать, что они очень устали, удивительное дело!

          – До Осы доедем, сменим лошадей, ваше благородие, – Возница посмотрел на Татищева, – Остановку будем делать ли?

          – Как смотришь, Иоганн Фридрихович, не устал случаем? – Татищев обратился к спутнику, который был на порядок его старше.

          – Нет, Василий Никитич, давай сразу на Бурму, а там уже и передохнём.

          – Смотрите, господа, путь не близок, до Бурмы пройдём пятьдесят четыре версты, да всё лесом – лесом больше, – возница гикнул и огрел лошадей плетью, – Пошли родимые, пошли!

          Деревню Бурма местные жители называют Байки. Они говорят, что это название неверное, но в деревне жил человек в своё время, носивший это имя. Он помогал всем, кто к нему обращался. Татары, живущие здесь, относятся к кунгурским татарам, и как объяснил переводчик Татищеву, у них другой диалект по сравнению с казанскими.

          Приехав в Бурму и передохнув, Татищев вышел на крыльцо и увидел прошедшую мимо в годах, но не потерявшую привлекательности женщину. На ней было надето длинное, тонкое платье, подпоясанное на талии широким шарфом. К наряду был привязан амулет-косточка из колена бобра. «Чудно!» – подумал капитан, – «Чудно!» Потом ему рассказали, что женщины носят его, если у них болят ноги.
Вскорости передохнув и поменяв лошадей, отправились дальше. Проехав деревню Устурка, в этот же день, 30 июля, к обеду Татищев и Блиер приехали в город Кунгур. Не дожидаясь приезда основной части экспедиции с оборудованием и материалами, приступили к работе.

           Здесь им уже были выделены казенные дворы и кое-какие материалы. Ещё в пути на Казань 1 июля 1720 года, когда до Кунгура было далеко, их догнал указ Берг – Мануфактур – коллегии от 24 марта 1720 года. Согласно этому указу, Татищеву и Блиеру предписывалось взять под свой контроль государственные Уктусский и, как позднее выяснилось, Алапаевский заводы. К этому времени на Урале в государственной собственности было три завода: Уктусский, Алапаевский и Каменский. Все три были железоделательными и находились в управлении Сибирской губернии. Однако в Берг – Мануфактур – коллегии узнали, что на Уктусе какое-то время плавили медь. В надежде возобновить плавку этого столь нужного металла в столице решили забрать завод под власть коллегии вместе со всем оборудованием и персоналом. А раз комиссар Т. М. Бурцев, управлявший Уктусским заводом, был одновременно и управляющим Алапаевским, то получилось, что коллегия вместо одного завода забрала сразу два. Татищев и Блиер, выполняя распоряжения коллегии, по прибытии в Кунгур, затребовали сведения о состоянии Уктусского и Алапаевского заводов от Бурцева, ему от Татищева был отправлен указ «о сочинении надлежащих ведомостей о состоянии заводов, також о приходе и росходе денежной казны и припасов, о числе мастеров, работников, и что кто зделал».

          Слух о прибывших сразу распространился и за пределы воеводской канцелярии. И к Татищеву, как будто его давно ждали, пошли старатели. Крестьянин Федор Мальцев и татарин Боляк Русаев принесли образцы руд из разных месторождений, либо неизвестных местному начальству, либо из тех, где, по их уверению, руда «вынута вся». Татищев выдал рудоискателям по два рубля «за их усердие, паче же для прикладу другим, чтобы всяк охоту лучше возымел». Оба были приняты на службу с платой по девяносто копеек в месяц.

          По приходу в Кунгур Патрушева с людьми основной части экспедиции, сам Иван Кузьмич оказался сильно заболевшим дорогой, разместив всех и введя в курс дел, сразу приступили к проверке местных рудников. На первое время определили к копке руды тех людей, которые и были в распоряжении экспедиции (десять человек).

          Татищев и Блиер осмотрели строения, оставшиеся от прежнего казенного медеплавильного завода, окрестные рудники и шахты, разослали местных рудоискателей в уезд и Башкирию для поисков новых месторождений медной руды. Глазам Татищева и Блиера предстала печальная картина разрушений: от завода на речке Мазуевке почти ничего не осталось, шахты и рудники были завалены и затоплены водой. При этом трудности возникли с первых шагов поисков. Во – первых, не хватало мастеров, во – вторых, найденная руда залегала не жилами, а флецами (слоями). В то же время Блиер был «флецным делам не искусен». Как результат, без соответствующих специалистов экспедиция не могла начать промышленную плавку меди в Кунгурском уезде. С каждым днём приходило осознание, что нужно что-то менять и наскоком здесь не обойтись. В постоянном режиме стали решать возникающие вопросы Татищев и Блиер.

          – Иоганн Фридрихович, десять человек наших погоду не сделают, следует увеличивать фронт работ, думаю нужно прибегнуть к труду вольнонаемных людей.

          Однако, несмотря на трехкратное объявление, желающих было мало. Объяснялось это тем, что прежние управители завода, привлекая крестьян Кунгурского уезда к работе, большей частью не платили им. Естественно, что население не доверяло и новому начальству и не сразу откликнулось на его призывы.

          – Я предлагаю, Василий Никитич, наиболее выгодно вести разработку на реке Мулянке, я перелопатил всё вокруг, это наиболее подходящее место!

          В 1720 – 1722 годах по распоряжению Татищева и Блиера здесь развернулась работа, и к осени 1722 года было накопано несколько тысяч пудов медной руды.

          – Согласен! Нужны рычаги для управления и обеспечения работ, Иоганн Фридрихович, думаю вы меня в этом поддержите, есть предложение создать орган по организации горных дел. Мы наведём порядок в этом болоте, я вам обещаю!

          И Татищев в июле 1720 года впервые создаёт специальный орган управления казенными заводами: Канцелярию горных дел и встаёт во главе ее руководства.

          – Ох и трудную ношу взваливаешь, Василий Никитич, и не просто трудную, но и опасную в этой Тмутаракани.

           – Да! И без знаний рудного дела мы ничего не добьёмся на перспективу, буду набирать «человек тридцать» «из обретающихся в Сибирской губернии дворянских детей» и не отосланных в Петербург. «А ежели таковых недовольно будет, то подьячих детей и обучать горным делам».

           Дворянских детей, не отосланных в Петербург, найти в Сибирской губернии не смогли: они попрятались основательно. Но коллегия разрешила открыть школу для детей разночинцев, чтобы «обучать их цифири, геометрии и горным делам». Уже в 1721 году такая школа начала занятия.

           – А вы слышали про пещеру местную, Иоганн Фридрихович, – отвлёкшись от дел вдруг спросил Татищев?

           – Так Семён Ремезов её описывал, как не слышать, слышать приходилось!

           Позднее Татищев напишет: "Близ Кунгура у реки Сылва есть пещера великая под землею в известном камне, в долготе ходу по горе близ версты есть, внутри оныя суть такие места пространные, якобы великия полаты али церковь, а другие уские и едва проходимые скважни, в одном месте есть стоячее очень чистое озерко". Он выражал большое недовольство неточностями Ремезова в описании пещеры, говоря, что такое ощущение, что тот описал пещеру довольствуясь слухами, сам при том на ней не бывал.

           Уже 13 сентября Татищев и Берглин подготовили доношение в Берг – Мануфактур – коллегию, где подвели промежуточный итог своей деятельности. Василий Никитич и Иоганн Фридрихович в нём доложили об организации добычи медной руды в двух местах и трудностях её добычи в здешних местах, прямо заявили коллегии: «Без мастеров не можем ничего знатного начинать». Так как Берглин непосредственно следил за ходом работ, Татищев и Блиер предложили «учинить его берг – фохтом или унтер – берг – мейстером», писали, что «жалованье ему даем, как он получал в Казани, половинное, чина ж ему назначит не можем, понеже неизвестны, какие здесь чины изволите определить». Просили разрешения переместиться на постоянной основе из Кунгура на Уктус.

           – Да трудны дела, – Татищев расхаживал по комнате, чувствуя полную неудовлетворённость от состояния дел, – С утра как белка в колесе и до позднего вечера, а медленно дела идут, ой, медленно! С дорогами нужно что-то делать, да пленные шведы вон недалече, у них есть и горных дел умельцы, а тут картограф знатный объявился, как его Филипп Иоганн Табберт, да Табберт. Всё вперёд, так письмо в Берг – коллегию и в путь в Соль Камскую, нужно пообщаться с пленными, подобрать нужных, а то пока Москва суетиться начнёт и год пройдёт впустую.

           В 1709 году в плен было взято семнадцать тысяч шведских солдат и офицеров. Нижние чины попали на заводы и рудники, а офицеры – в крупные города. Около тысячи пленных непростого роду – племени в 1711 году сослали в Тобольск. Среди них оказался капитан Филипп Иоганн Табберт, будущий исследователь Сибири.

          Уже 14 сентября 1720 года Татищев составил доношение только от своего имени, где сообщал, что «в Сибири есть из швецких арестантов искусной географ, которой может зделат добрую ланткарту». Татищев спрашивал коллегию: «Повелите ли его призвать и дать ему жалованье, дабы сочинил здешним местам, в чем я ему инструментами и трудом помогу, а надеюся, что он невеликих денег похочет». А то такой умнейший человек, а судьба распорядилась: он – дворянин, а таскает дрова, будто простой мужик. Впрочем, Табберт был ко всему привычен. Появился он на свет в 1676 году в городе Штральзунде, в многодетной семье. В свои 18 он – волонтер шведской армии, в звании капитана участвовал в Северной войне. В 1707 за военные заслуги получил дворянство и почетное дополнение к фамилии (фон Страленберг). Потом было Полтавское сражение…

          – После отправки доношений в Берг – Мануфактур – коллегию, 15 сентября 1720 года Татищев поехал из Кунгура в Соль Камскую, где было размещено немало шведских пленных и прибыл туда 23 сентября.

          По дорожкам бродили шведы в своей голубой форме, уже потрёпанной, кто в треуголках, а кто и без, да кто им форму приводить в порядок в плену будет. Бывшим офицерам разрешалось свободно ходить по городу. Конечно, свобода была относительной. Чтобы ссыльные не сбежали, за ними вели присмотр специально назначенные лица. Каждый пленный получал из казны по две деньги и полтора четверика ржи в месяц. Негусто. Поэтому шведам разрешалось зарабатывать на жизнь.

          Татищев тут же сторговался с одним из пленных и приобрел у него за два рубля печатную Библию на французском языке.

          – Спасибо, служивый, буду учить как приеду назад в Кунгур, – полистав книгу, засунул в походную сумку, – Сегодня, наверное, его день, если с первых шагов начинает везти, вот и Библию приобрёл нежданно, – улыбнувшись направился в домик коменданта лагеря.

          На площади перед бараками, пленные выстроились неровными рядами, вокруг стоял шум от обсуждения причин внезапного построения. Со всех сторон начали подходить любопытные. Какая-то собака бегала перед строем и кусала старшего, отдававшего распоряжение офицера за сапоги, вызывая хохот у стоявших.

          – Шарик, а ну куси его, куси повыше, где помягче га-га-га, ха-ха-ха! – хохот нарастал.

          Офицер то и дело дрыгал ногой, пытаясь отбиться от назойливой собаки:

          – Гирдхер, что пасть раззявил, убери сейчас же псину! Убери я сказал!
Невысокий малый рванул к начальству, попытался схватить собаку, но она юркнула между рук солдата и разразилась на него громким лаем, что вызвало новый приступ смеха. Наконец Гирдрех схватил её в охапку и потащил за стоящие домики.
Татищев вышел перед строем, обвёл глазами стоявших:

          – Ну что посмеялись, а теперь к делу. Мне необходимо подобрать людей для работы в экспедиции на Урале по поиску руды, организации производства, постройке заводов, выпуска металла и всё что связано с этими процессами, у кого есть подобное образование и желание к этому, после построения прошу в кабинет ландрата И. М. Кологривова. В строю засмеялись, вспомнив как перед построением, Кологривов отбивался от пса.

          В 1716 году Петр предписал Сенату назначать в ландраты офицеров, получивших отставку за старостью или за ранами, особенно тех из них, которые не имеют за собою никаких населенных земель. Такое назначение получало, следовательно, характер пенсии в награду за военную службу, "ибо не без греха есть в том, – признавался царь, – что такие, которые много служили, те забыты и скитаются, а которые нигде не служили – тунеядцы – те многие по прихотям губернаторским в губерниях взысканы чинами и получают жалованье довольное". По этому указу ландраты уже не только не должны были избираться местным дворянством, но даже могли совсем не принадлежать к местному землевладельческому классу, так как указ рекомендовал преимущественно назначать в ландраты таких офицеров, у которых не было земельной собственности.

          Третьего октября Татищев сообщил ландрату И. М. Кологривову, что «желают быть в службе у горных дел из швецких пленников порутчик Баск, провиантмейстер Салдан» и просил отпустить их с ним, что и было сделано Кологривовым пятого октября. Очень понравился Татищеву и обер – фейерверкер Х. Шульц, владевший навыками, умевший читать и составлять чертежи, которого он взял себе на заметку. В этот же день Татищев с двумя каролинами выехал из Соли Камской в Кунгур, куда прибыл одиннадцатого октября.

          Филипп Иоганн Табберт, которого тоболяки звали на свой манер Иваном Филипповичем в плену составил первую обстоятельную карту Сибири. Над чертежом этим неустанно трудился и радовался, что складывается полезный чертеж, но его он как-то лишился в одночасье.

         «Судьба первой сибирской карты была чисто каторжная: экземпляр ее выкраден вместе с сундуками Табберта в 1715 году, во время большого тобольского пожара. Трудолюбивый швед взялся снова за эту мешковатую работу, второй экземпляр карты отобран у него губернатором Гагариным, с угрозой ссылки на Ледовитое море за подобные работы. Когда последовал арест Гагарина, Табберт в третий раз начинает рисовать карту. Последняя была представлена царю Петру и так она ему понравилась, что предлагал автору остаться по заключению мира в России в звании начальствующего над землемерною частью. Однако швед предпочел возвратиться на родину», – рассказывает «Сибирская торговая газета» от 29 августа 1898 года.

          Табберту удалось разведать, где находятся похищенные его чемодан и карта. Но как пленный он не смог предъявить права на свои вещи, обернулось бы это большими для него неприятностями. Позже автор узнал, что в Амстердаме в 1725 – 1726 годы анонимно издали карту «пленных шведских офицеров». Филипп увидел, что это его работа – та самая карта, которую у него отобрал Гагарин. А та, что приглянулась Петру I, сослужила добрую службу. По ее материалам был составлен географический чертеж Камчатки.

         Татищеву не удалось встретиться с Таббертом ни в 1720, ни в 1721 годах, но пройдёт немного времени и 17 января 1723 Татищев был отправлен в Тобольск. Вполне возможно, именно в январе 1723 он там и встретился наконец с учёным, где и сообщил ему свое мнение, что границу между Европой и Азией следует проводить по Уралу. Может его мнение и было учтено тем при «сочинении ландкарты» Сибири. Их следующая встреча произошла практически через год, осенью 1724 года в Швеции в Стокгольме, куда Пётр I отправил Татищева перенимать опыт в организации горнорудного дела и металлургии.

          К зиме положение дел стало выправляться, но и трудностей хватало. Татищев предложил Берг – коллегии приписать к "горным делам" свыше двух десятков деревень Кунгурского и Уфимского уездов, расположенных в 40 – 70 верстах от Кунгура, рассчитывая использовать их население на заводских работах. Но Берг – коллегия, опасаясь недовольства башкир, не согласилась с Татищевым и разрешила ему приписать к горным делам только тех, которые "сами пожелают". Но таких не нашлось. Татищев тут же решил организовать покупку руды. Такой способ он считал более выгодным для казны, чем добычу наемными людьми. Образцы руд с указанием цены за пуд разослали по уезду и всем жителям объявили, что за сданную руду им будут платить "по доброте оной деньги". Предложение Татищева было одобрено Берг – коллегией, но реализация его началась фактически при Геннине.

           Закончив дела в Кунгуре, Татищев и Блиер засобирались на Уктусский казенный завод. 24 декабря 1720 года, накануне отъезда на Уктус, Василий Никитич составил для бергшрейбера И. Ф. Патрушева специальную инструкцию о ведении дел в Кунгурской горной канцелярии совместно с капитаном Берглиным и «школьником» Калачевым. Согласно этой инструкции, денежные расходы требовалось записывать с расписками: «окладное жалованье по третям года». Отдельный пункт инструкции посвящался присылке из Кунгура на Уктус, куда переезжали Татищев и Блиер, и где в январе 1721 года было создано Сибирское горное начальство, отчетной документации. Ежемесячно полагалось присылать ведомости о приходе – расходе денежной казны и припасов, подписанные И. Ф. Патрушевым, а каждую треть года – табели всех заводских служителей, денег, припасов, а также табель требующихся «снастей», чтобы Татищев и Блиер «во отлучении могли состояние здешних заводов видеть». В случае прибытия на Кунгур курьеров с письмами для Татищева и Блиера корреспонденцию требовалось немедленно отправлять на Уктус с «посыльщиками».

          Очевидно, если в сентябре 1720 в отношении Берглина были какие-то сомнения, то к концу декабря они фактически рассеялись, так что они сочли возможным принять такое решение без прямого одобрения коллегии. В итоге присутствие Берглина позволило Татищеву и Блиеру отъехать на Уктус и тратить как можно меньше времени на дела в Кунгуре.

          Продолжение следует. http://proza.ru/2023/08/12/196
          Книга опубликована в Литресе.