О артистах одного не Маленького театра

        В. Илюхов (Коньков).

                ПРОПАЛА К ЧЕРТУ КАРЬЕРА.

Впервые за границей я оказался, будучи молодым, перспективным специалистом. Услуги пославшей меня организации стоили намного меньше услуг иностранных компаний, а потому греческие коллеги, выбрали русского инженера. В данном случае меня. И вот я третий месяц жил в далекой и жаркой Греции.
Будучи по натуре своей человеком некоммуникабельным, я в чужой, тем более капиталистической стране, и вовсе замкнулся. Сильно боясь провокаций, я пуще всего дорожил репутацией своей фирмы и Родины, которая, как известно, всё слышит и всё знает.  И если случалось что-нибудь неожиданное, я сразу пугался:
«Все! – думал я, - пропала к чёрту моя карьера».
Одиночество и тоска человека живущего на чужбине одолевали меня.
И вдруг, - «О радость!..» в Афины приехала на гастроли и поселилась в том же отеле, что и я, труппа одного нашего прославленного оперного театра. Знаменитые артисты оказались в обиходе людьми простыми и общительными. И уже на третий день я был для них своим человеком. Увы, их гастрольный месяц пролетел, как одно мгновение. Где-то за неделю до окончания гастролей они решили сделать отвальную, на которую пригласили и меня. Надо сказать, что особенно я сдружился с двумя молодыми басами, известным на родине баритоном, и прославленным на весь мир тенором.  Вот такой компанией мы и накрыли стол в номере у басов. Когда нормальные напитки и разговоры стали иссякать и казалось вечер подходит к концу, знаменитый тенор обратился ко мне с просьбой отвезти его завтра в порт:
- Там, говорят, всё намного дешевле, чем тут в центре. Гастроли, понимаете, заканчиваются, а я ещё ничего не купил своим домашним.
- Что же вы раньше-то не съездили?
- Боюсь заблудиться. Болезнь у меня – через улицу перейду и теряюсь. Меня даже в Москве в театр дети возят. И со спектакля забирают.
Договорившись о завтрашней поездке, мы, было, решили расходиться: время-то было позднее. Но басы и баритон решили всё иначе. Баритон сказал:
- Тут напротив гостиницы аптека. А в ней литрами медицинский спирт продают. Говорят, чистый как слеза.
- Мало ли кто что говорит, - не поверили ему.
- Я пробовал, знаю. И, главное, стоит копейки…
И вот уже литровая бутыль спирта стоит на столе. Закуски уже практически никакой. А кто-то ещё и предложил спирт пить неразбавленным. Какая между отсутствием закуски и неразбавленным спиртом логика, честно признаюсь, не понимаю и по сей день.
После первой же порции я подумал:  «Всё! Пропала к черту моя карьера!» Но после второй решил: «Ерунда, всё у меня ещё впереди!» И вот ведь какая беда – умом я всё понимал, а остановить себя, придержать молодой запал, не мог. До того обнаглел, что как тот волк из знаменитого мультфильма, развязно заявил:
- Щас спою!
- Пой! – обрадовались оперные артисты, - а мы подпоем!
И Я запел:
- Ах, ты степь широкая, Степь раздольная…
И даже мой совещательный голос зазвенел в тишине спящей греческой столицы.
И тут, как небо рухнуло, следом за мной грянули два баса, баритон и знаменитый тенор: «Ах, ты Волга-матушка! Волга-вольная…»
Ах, как мы пели! Пели и плакали! Плакали горючими слезами, тоскуя по родным волжским берегам, на которые у многих из нас и нога-то не ступала.
Мы пели, а гостиница ошарашено нас слушала. Когда песня закончилась, благоговейная тишина оглушила город. И опять в свои права вступил медицинский спирт. После чего начался «концерт по заявкам». Заявок, конечно, никаких не было, кроме заявлений сообщить о происходящем в администрацию отеля. Нам стучали в двери. В стены, в пол и потолок. Нам что-то кричали с балконов. И даже на чистом русском языке сообщали нам, как мы неправы, и просили замолчать. На эти просьбы могучий бас одного из артистов дерзко отвечал в открытое окно и тоже на чистом русском языке:
- Что, иностранщина! Зажралась тут! За доллары готовы слушать любое дерьмо! (Интересно, что он имел в виду?),  а когда у артиста поет душа, вам наплевать! Фарисеи!!!
И только когда по телефону нам сказали, что если мы не перестанем нарушать ночной покой гостей отеля, к нам будут применены полицейские меры, мы сдались. Басы еще пробовали сопротивляться, но известный тенор призвал нас к смирению и мы уже в полной демонстративной тишине допили спирт и разошлись по своим номерам.
Сон мой был неумолимо короток.
- Сережа, вставай! – известный тенор тормошил меня за плечо. – Нам пора.
- Куда? – спросил я и не узнал своего голоса.
- В порт. Мы же договорились…
Я не помнил, о чем мы договаривались, но отказать знаменитости я не мог. 
Кто хоть раз пил неразведенный спирт, тот знает, что значит на утро после того, утолить жажду. Я этого не знал. Осушив стакан воды, я сразу почувствовал, что со мной происходит, что-то не то. Сначала мне стало очень хорошо. А потом, в автобусе, очень плохо.
«Все, - в панике подумал я, - пропала к чертям моя карьера!».
Чуть дотерпев до первой загородной остановки, удачно затерянной в каменистой местности между Афинами и портом, я, ничего не сказав тенору, вероломно бросил его на произвол судьбы, стремительно выскочив в открывшуюся автобусную дверь. Прекрасный голос только и успел пропеть мне вслед:
- Сережа, ты куда? Не бросай меня, пропаду…
Поздно! Двери автобуса мягко затворились, и автобус унесся  по синему асфальту, нисколько не задумываясь о судьбе знаменитого артиста.
Но и мне в тот момент было не до него. Разобравшись немного со своим желудком, я вышел из кустов и сел на лавку. Сидеть было очень тяжело. Я лег и тут же провалился в тяжелое похмельное забытье.
Солнце упорно лезло в зенит. Изредка я открывал глаза, чтобы определить его место на небосводе – показанья часов мне ничего не говорили – я их не понимал. Изредка, когда были силы, я  пугливо оглядывался ни звуки окружающего меня мира. Вот подошел автобус. Открылись двери. Но  никто из него не вышел. Значит, ждут меня. Я вяло махнул рукой – поезжайте, мне и тут хорошо. Автобус ушел. Через какое-то время я услышал мужские голоса. Открыл глаза и тут же в страхе их закрыл. И было чему испугаться советскому человеку, лежащему с похмелья на автобусной остановке в Греции…
«Всё! Пропала к черту моя карьера!».
Ррядом со мной стояли два полицейских. Я и в Союзе-то ни разу не бывал в вытрезвителе и вот! Оказывается мой дебют на этом поприще, должен состояться в Греции…
- Господину плохо? – вежливо спросили полицейские.
Кое-как, скроив на непослушном лице улыбку,  я сказал:
- Господину хорошо. Очень хорошо, офицер…
Полицейские извинились и уехали.
Я же, собрав в кулак всю свою, отравленную алкоголем, волю, покинул опасную автобусную остановку.
Спускаясь с шоссе, я увидел море! Как можно быстрее, я преодолел пространство между мной и морем и, ничего не видя, сорвав с себя одежду, вошёл в спасительную влагу.  Мне сразу стало легче. Когда же я осмотрелся, то увидел пляж, людей на нем и их вид поверг меня в ужас: все посетители пляжа были абсолютно голые.
«Всё! Пропала к черту моя карьера! Теперь точно пропала!».
 Я попал на нудистский пляж! Вытрезвитель бы мне в Советском союзе ещё простили, но нудистский пляж - никогда.
И тут в моем мозгу, уставшем бороться с предлагаемыми обстоятельствами проклятой западной демократии, что-то щелкнуло, и кто-то голосом Левитана произнес:
- Ты должен стать незаметным! Замаскируйся.
- Как? – спросил я сам у себя.
- Сними трусы. Тогда никто не догадается, что ты из Советского союза.
Я безропотно повиновался.
- И не стойте вы с этими трусами, как с флагом своей Родины. Ложитесь. 
Я бухнулся на спину, как расстрелянный.
 Действительно, стоило только мне снять трусы, как мной перестали интересоваться. Но мне всё-таки было не по себе: вокруг ходили женщины и дети. Чтобы их совсем не стесняться, я закрыл глаза и положил трусы себе на лицо…
Так, изредка окунаясь в Эгейское море, я провел остаток дня. Уже с заходом солнца, когда пляж почти опустел, и оделся и побрел к городу.
В отель я вернулся с наступлением ночи и сразу отправился к друзьям, узнать о судьбе несчастного тенора.
- А вот и наш пропащий!  – услышал я прямо с порога. Вся вчерашняя компания сидела за столом в полном составе. Не хватало только меня.
- Ну,  как вы? – бросился я сразу к тенору. – Я так за вас волновался…
И тенор под смех басов и баритона, видимо уже в который раз. поведал мне свою историю.
Приехав в порт, несчастный и одинокий, он долго не хотел выходить из автобуса, собираясь на нем же, вернутся в Афины. Но соблазнившись красочной чередой магазинчиков, лавочек, лотков и развала товаров, все-таки вышел и сразу же заблудился. Автобус ушёл, а он стоял среди толчеи, не зная, что делать, куда идти. И тут он за спиной услышал голос, говорящий на русском языке:
- Товарищ, вы случайно не из Союза? – три незнакомца внимательно смотрели на него.
- Из Союза, из Союза! – обрадовался тенор и тут же обратился к незнакомцам с неожиданной просьбой, - Товарищи, помогите мне вернутся на Родину.
- Ты что – эмигрант? – отпрянули незнакомцы.
- Нет, я свой, свой! Просто заблудился. Не могу отель найти.
- А у тебя в отеле черный хлеб есть?
- Черный хлеб? Вы что – голодны? – тенор полез в карман за деньгами.
- Да нет, – отвел его руку с деньгами один из незнакомцев. – Мы, понимаешь, советские  моряки. Год болтались в Атлантике, соскучились по ржаному. Водка тут, понимаешь, отличная, а занюхать нечем…
Тенор и моряки нагрянули в отель, и стали ходить по номерам собирая, у кого  был, черный хлеб. Подавали в основном корочками… Естественно тут же стали ими занюхивать спирт, в благодарность за спасение, щедро выставленный тенором.
- А это, - сказал баритон, - мы тебе оставили. На, похмелись.
И он вытащил из тумбочки непочатую, литровую бутыль спирта…   
Всё!  Пропала к чёрту моя карьера! – прошептал я…