О артистах одного не маленького театра

                В.
       Илюхов (Коньков).

ПРАЗДНИК УРОЖАЯ.

Николай Н., солист одного очень немаленького оперного театра, гулял по Белграду, где был на гастролях. Незнакомый город закружил его в своих улочках, а потому Николай стал озираться, у кого бы спросить дорогу. И тут он услышал:
- Эй, русский, что, заблудился?
В дверях винной лавки стоял старик-югослав и с улыбкой смотрел на него.
- Заблудился, - ответил Николай, а в голове уже начали стукаться шарики об ролики – вспоминались инструкции о поведении советских граждан за рубежом, при общении с коварными иностранцами, которые только и думают, как бы по хитрее заманить простодушного советского человека в свои коварные сети. Шел только 1984 год, - перестройка и гласность были ещё впереди.
«И все-таки, - одернул себя Николай, я же в Югославии, а не в какой-нибудь там ФРГ. Чего я опасаюсь? Да, но откуда он узнал, что я русский?».
- Откуда вы узнали, что я русский? – бдительно спросил он.
- По фотоаппарату догадался, - и старик ткнул пальцем в висящий у Николая на шее красногорский «Зоркий».
«Как просто, - подумал Николай, - но…».
- Но откуда вы знаете русский язык?
- Во время войны у нас в партизанском отряде было много русских. Хорошие были ребята. – Старик протянул Николаю руку, представился, - Меня зовут дед Видо. Заходи в лавочку, сынок, а то какой разговор на такой жаре.
Старик повесил на двери табличку «Закрыто», прямо на прилавке разложил хлеб, сыр, помидоры, виноград, в высокие стаканы налил вино.
Расстались они друзьями. Дед Видо, сунув Николаю в сумку две больших бутыли с вином, проводил его до гостиницы, прощаясь, предложил:
- Слушай, Коля. Завтра у нас праздник Урожая. Хочешь поучаствовать? Тогда в 4 утра мы будем ждать тебя тут, у гостиницы. Можешь взять с собой друзей – чем вас будет больше, тем лучше, веселей. Поедем в горы, на виноградники.
Довольный и веселый, Николай ввалился в свой номер. Его друг и коллега Анатолий, с которым они обычно делили гастрольный быт, раздраженно спросил:
- Ну и где тебя носило весь день?
Вместо ответа Николай выставил на стол бутыли с вином.
- Вот! А завтра все едем на Праздник урожая.
Пока он рассказывал о знакомстве с дедом Видо, их номер незаметно наполнился, невесть как, проведавшими про вино коллегами. Все они с восторгом восприняли предложение поехать на Праздник урожая. Только не пьющий Анатолий сказал:
- Я что, сумасшедший? Ехать куда-то в четыре часа утра!  Да я лучше на рыбалку схожу – говорят, что тут буквально за городом в ручьях водится форель.
Но коллеги, оказавшие должное вину деда Видо, сказали, что Праздник урожая куда важнее для международного взаимопонимания, чем какая-то форель.
Анатолий не сдавался:
- А вдруг это провокация? Вдруг нас хотят заманить в сети?
- Это же Югославия! – возражали ему. – Это даже не Греция. Откуда у них сети? Так что не боись, Николай, мы все поедем с тобой на Праздник урожая! Только не забудь нас разбудить.
На сон времени почти не оставалось. К тому же Николай боялся проспать и подвести своих товарищей, так жаждущих попасть на Праздник урожая. А потому он лежал в постели одетый и вспоминал все Праздники урожая, на которых ему удалось побывать за свою жизнь.
Надо сказать, что их набралось немало. Первые праздники были студенческие, картофельные.  Когда же он поступил на службу в свой знаменитый на весь мир театр, то на картошку ездить перестал. Теперь Праздники урожая приобрели совсем иное звучание. В Азербайджане, например, весь их коллектив солистов на черных «Волгах» привезли в сад, красиво расположили на фоне фруктовых деревьев, сфотографировали рядом с ящиком, наполненным отборнейшими  яблоками, после чего буквально строем повели к накрытым тут же, в саду, праздничным столам. Один к одному с Азербайджанским, был Праздник урожая и в Молдавии. В Армении вместо ящика с яблоками, была корзина с какими-то цитрусовыми плодами, а на столах преобладал знаменитый  армянский коньяк.
 Грузинский Праздник урожая  резко отличался  от предыдущих  праздников – там их сразу усадили за столы, а потом уже были какие-то корзины, ящики, ведра…
На этих воспоминаниях зазвонил будильник, и Николай кинулся будить коллег. Однако протрезвевшие к этому времени коллеги, отказались от заманчивой перспективы ехать в горы в четыре часа утра. Обескураженный их непостоянством Николай, вернулся в свой номер, где его ожидал сонный, злой, но готовый к путешествию Анатолий:
- На рыбалку собираешься? – спросил его Николай.
- С тобой порыбачишь, - огрызнулся тот. – Не могу же я тебя отпустить одного в чужой стране на Праздник урожая.
Когда они вышли из спящей гостиницы, их уже ждали. Дед Видо встретил их как давних знакомых. Но люди в автобусе не очень обрадовались их появлению – смотрели хмуро и без энтузиазма освободили им место на переднем сидении.
- Поехали! – скомандовал дед Видо. – Путь не близкий.
Путь действительно оказался не близким. Почти два часа автобус петлял по серпантину горных дорог. Анатолий хмуро смотрел в окно. Николай громко восхищался природой, боясь какого-нибудь желчного высказывания своего, недовольного всем происходящим, друга. Успокоился он лишь тогда, когда Анатолий спросил у деда Видо, указывая на вьющуюся в ущелье речку:
- Интересно, там форель водится?
- Какая там форель. Вот у нас в горах форель так форель!
 И они самозабвенно заговорили о рыбалке. 
В седьмом часу утра автобус остановился у беленького домика под красной черепичной крышей, окружённого со всех сторон безбрежными виноградниками. Всем прибывшим поднесли по стаканчику вина, дали в руки по огромной корзине и отправили на сбор винограда.
И начался Праздник урожая.
Он был совсем не похож на наши советские праздники. Даже картофельные. Солнце поднималось все выше и выше. Пот заливал глаза, а люди молча резали виноградные кисти, от лозы к лозе таская неподъемные корзины. Не выспавшийся Николай  выбивался из сил. Он хорошо видел, как по винограднику бродил злой Анатолий. Но Николай ловко укрывался среди виноградных лоз от  сердитого друга. Наконец он увидел, как Анатолий, обреченно махнул рукой и, отчаявшись поймать Николая, скрылся в неизвестном направлении. И опять Николай резал виноградные кисти, до изнеможения таскал тяжелые корзины и с надеждой ждал  обеденного перерыва.
Около полудня им опять дали по стаканчику вина, после чего отчаявшийся Николай потерял всякое ощущение реальности. Ему казалось, что он остался на всем винограднике один. Ему даже стало немного страшно. Тут к нему подошла какая-то старая женщина и стала что-то говорить, показывая рукой то на солнце, то на дом. Николай только улыбался ей и с ещё большим рвением продолжал сбор винограда. Женщина махнула рукой и ушла, оставив его, обливавшегося потом и изнемогающего от жара, одного. Часов около пяти, когда жара спала, Николай опять увидел людей.  Они собирались вокруг него, цокали языками. Он, было, подумал, что они собираются по случаю окончания работы, но ошибся – виноградари с пущим рвением принялись за неё.
«Двужильные они что ли!» - думал выбившийся из сил Николай. Весь день он питался только одним виноградом, и к вечеру сочные  ягоды вызывали у него отвращение – вместо сытости он чувствовал только непреодолимое желание опорожнить мочевой пузырь.  А ещё он переживал за Анатолия, которого не видел с утра и которого боялся искать, чтобы не услышать, что его друг думает о нем и этом нескончаемом Празднике урожая.
В девятом часу вечера, наконец, объявили об окончании работы. Все уселись за стол, на котором стояли хлеб, сыр, виноград и виноградное же вино. Но Николай чувствовал, что если он сделает хоть глоток этого вина или съест хоть одну виноградинку, ему станет плохо. Поэтому он взял только хлеба и сыра, и, отойдя от стола, сел под какое-то дерево. Кажется, это была груша – плоды её висели у него над головой, и напоминали фиги. Как сквозь туман различал он людей за столом,  а среди них и Анатолия.  Тот был почему-то весел. Тем не менее, когда садились в автобус, Николай на всякий случай уселся подальше от друга в конце салона.
Опять долгих два часа автобус петлял по спирали горного серпантина. Николай уже не восхищался чудесными видами. Втиснутый в теплое и липкое дерматиновое кресло, он всю дорогу дремал.   Югославы пели гортанными голосами. Мелодия показалась Николаю какой-то нервной. Их сменил могучий серебристый бас Анатолия, певшего «Степь да степь кругом…»
«Надо же! У него ещё есть силы петь», - подумал Николай, и, задыхаясь от духоты и запаха, работавших на солнце весь день мужских тел, он позавидовал замерзающему в степи ямщику.
За полночь подъехали к гостинице. Его с трудом разбудили и, похлопывая по спине, вежливо вытолкали из автобуса. Дед Видо, прощаясь, сказал:
- Мне рассказали, что ты работал сегодня весь день без перерыва. Что даже в полуденный зной ты не ушёл с виноградника, чтобы отдохнуть, как все, в прохладном месте. Говорят, что ты даже не обедал. Я восхищен тобой! Вы  русские удивительные люди. Никто из нас не смог бы, так долго работать по такой жаре. За это тебе полагается приз.
У ног Николая поставили большой мешок. Дед Видо обнял его, все сели в автобус и укатили в душную и темную белградскую ночь.
Когда Николай и Анатолий поднялись к себе на этаж,  у их номера их уже ждали коллеги. Они собрались, чтобы поздравить друзей с Праздником урожая. Анатолий стал доставать из мешка и ставить на стол белое и красное вино в четвертных бутылях, головки сыра, фрукты, помидоры, головки чеснока и лука, зелень. В последнюю очередь он извлек корзину, доверху наполненную прекрасным виноградом.  Все сразу накинулись на янтарные и рубиновые кисти.
- Хоть раз в жизни наемся его досыта! -  говорил Анатолий, кидая в рот виноградные ягоды. Николаю от его аппетита сразу стало не по себе.
- Ты что его днем не наелся?
- Наешься с вами, как же! Мы с твоим дедом Видо, весь день в горной речке форель ловили. Вода – как лед. Голос бы не потерять. – и непьющий Анатолий налил себе красного вина. - Так ни черта и не поймали. Повезло тебе: ты хоть винограду наелся, счастливчик. – И Анатолий опять отправил в рот целую горсть спелых ягод.
Николаю стало дурно.