Письмо

Сегодня один профессор филологии написал отзыв о моей поэзии. Она - гениальна. И потому недоступна привычному пониманию. Так что она никогда не будет популярной. Я с ним согласен. Абсолютно. Тип мышления и восприятия, который я положил в основу своего творчества базируется на принципах не привычных стандартному человеческому мышлению. Обычно творчество стоит на легко уловимых пространственно-временных и причинно-следственных связях. Я же стремлюсь выйти за них. В моем творчестве все в мире взаимосвязано вне времени, пространства и причин. Откуда взять такой принцип? Это принцип Божественного творения. В нем все создано Им. И все связано этим творчеством воедино. И причиной является исключительно Его воля. Иных причин нет. Все иное - от человека, узости его мышления. Неспособности увидеть ту общность, которая едина для всех, всех объединяет в одно, сохраняя внешнюю разность по форме. Собственно, как по мне, то настоящее творчество, с точки зрения формального мышления абсолютно иррациональное, и должно обучать иному типу мышления. Причем не правилами. А духом. Богу можно все и всегда. Человеку такая способность, как отблеск, как тень Божественного даны в его творчестве. Поэзии, музыке, живописи, скульптуре, прозе. А про образы типа слезки-березки, это уже про тираж. Отказ от самобытности и Бога. Вот посмотрите, все люди чем-то похожи друг на друга и потому люди. Но при этом Творец каждому без лени и устали закладывает то, что мы зовем индивидуальностью. От лица и отпечатков пальцев до судьбы. Вот и те, кто хочет творить должны уметь отказать себя в удовольствии повторять чужое, ходить в тираж. Мерой допустимого я полагаю лишь отголоски. Вот люблю я Лорку, Пастернака. Через любовь к их творчеству я с ними "одно" и "связан". Не боюсь в этом признаться в своих стихах. Ввожу в них то, что называю эхом. Отголосками. Что-то , что может читателю напомнить о них. Вызвать к жизни ассоциацию с их творчеством. Но тут важно не перейти грань. Между эхом, который мазок в собственной картине. И подражательством. Помню в юности, когда Мастер и Маргарита были культовой книгой, пишущий народ повально стал увлекаться переписыванием Булгакова на свой лад. Прикольно было читать подобные опусы. Но все равно новый Булгаков из этого творчества, порой очень талантливого, так и не объявился