Глава вторая

«Иди за мной».

Часы на старом пыльном шкафу пробили семь часов утра, когда Марина, вчерашняя выпускница проснулась и, стараясь продлить негу, на секунду закрыла глаза.

— Как же хорошо… Боже! Спасибо, Тебе!

Девушка медленно выскользнула из-под одеяла и прошлепала на кухню. Крымское небо в июне особо щедро на солнце, но сегодня, казалось, оно льется, словно ртуть во все самые маленькие щелочки. Марина включила кофеварку, и ее шум заставил немного поморщиться. Что-то тревожное было в этом звуке, или может быть она просто глупая девочка и ничего не понимает в технике. Мысли прервал Олег, внезапно появившийся на кухне и заставивший девушку вздрогнуть.

— Олеж, тут что-то кофеварка взбесилась, — девушка нарочито надула припухшие от ночных поцелуев губки.
— Не знаю, как она, а я точно взбешен! Я не могу больше, я страшно голодный, — парень начал изображать то, как он сейчас съест Марину.

Смех девушки наполнил маленькую кухню, и молодые люди слились в страстном поцелуе, такая страсть слегка испугала девушку и она легонько оттолкнула Олега, но ненадолго. Позавтракать и выпить кофе этим утром Марине и Олегу не удалось… Ближе к полудню, Олег встал с кровати и посмотрел на уснувшую Марину. Волосы девушки под лучами солнца были еще прекрасней, а кожа ее была похожа на вечернее небо, усыпанное звездочками-родинками. Олег осторожно поцеловал плечо девушки и она, улыбнувшись, проснулась и встала напротив зеркала у кровати.

— Олежа, а я, правда, похожа на Венеру Боттичелли?
— Очень!

В глазах Олега промелькнула такая ласка, что девушка, перехватившая в зеркале этот взгляд, невольно почувствовала комок в горле.

— Вот оно счастье!

Сердце девушки забилось от нахлынувших чувств, и она вышла во двор снятого накануне коттеджа, что бы еще четче ощутить эти чувства и запомнить все: лето, море и их с Олегом любовь. Солнце уже довольно сильно припекало, и молодые люди решили отправиться на пляж. Купив по дороге продукты и напитки, Олег и Марина, позвонили Игорю и Маше, которые сняли коттедж в нескольких километрах от них. Это первое взрослое лето для всех. Оно манило и звало окунуться в свои жаркие объятия. Конечно, Марина понимала, что Маша вряд ли обрадуется перспективе проваляться на песке весь день, но не пригласить лучшую подругу она попросту не могла.

— Олеж, не могу дозвониться, может быть, ты Игорю наберешь?

Олег махом набрал номер телефона друга и так же не получив ответа, предложил Марине провести этот день вдвоем, в свое удовольствие. Марина, естественно, этого ждала, и в тайне была рада такому исходу дела. Когда пляж практически опустел, ребята пошли домой. Марина, конечно же, прихватила свою походную аптечку перед пляжем, но вот того, что ей больше всего нужно было именно сейчас, там не было.

— Олеж… Тут такое дело… Мне нужно в аптеку, ты иди в дом, а я тебя догоню, оки?
— Значит, они все-таки пришли? — парень взял Марину за подбородок и посмотрел в ее синие, как море глаза.
— Не угадал. Они, похоже, еще долго не придут.
— Да ладно?
— Ты не рад?
— Нет, это просто как-то неожиданно…

Лицо девушки стало мрачным.

— Ну ладно, иди, я догоню.

Но после аптеки дорога в коттедж оказалась предательски короткой, и девушка нехотя вошла в дом. Приняв теплый душ, она почувствовала сонливость, но зазвонивший телефон нарушил ее планы.

— Марина Николаевна?
— Да это я! А кто это?

Что происходило позже, Марина помнила уже очень плохо. В ее память врезался запах. Такой знакомый… Это был запах железа, который Марина не могла перепутать ни с чем другим. Так пахли акваланги из папиного клуба, так пахли железные опилки, отлетающие от болгарки, когда она в детстве наблюдала за постройкой сарая. Теперь так пахло и от ее Олега. От того, что от него осталось. Парня нашли неподалеку от того места, где они разошлись. По словам полиции, сильный организм пытался бороться со смертью долго, пока не упал, обескровленный до последней капли. Все сказанное плохо умещалось в голове девушки. Она не могла понять, как кто-то мог буквально на людях заманить человека в кусты, перерезать ему горло и спокойно уйти. Она не понимала того, что говорят и хотят от нее полицейские. Марина вообще с трудом понимала происходящее. Ей хотелось скорее дозвониться до Игоря и Маши. Телефон силился докричаться, но гудки были настолько пусты и безутешны, что Марина не выдержала и провалилась в бездну, потеряв сознание.
 
Выход из обморока был настолько кошмарным, что Марина сомневалась в том, не потеряла ли она рассудок. Полиция выяснила, что Игорь и Маша не ночевали в своем коттедже, а решили отправиться вдвоем в организованную экскурсию. Полицейский, прекрасно понимая состояние Марины, не стал ни о чем больше расспрашивать, вместо этого пообещав в скором времени найти Игоря и Машу. Марина, придя в дом, раз за разом набирала номер родителей, но как назло, трубку они тоже не брали.

Плеск воды в предзакатные часы приятно расслаблял. Мерный гул судна настраивал на рабочий лад. Сидящую в спасательном жилете девушку же, наоборот, как-то он напрягал. Маша уже, если честно пожалела об этой дурацкой идеи и ей уже не нравилась перспектива «погружения с тренером», на которую она подписалась. Но, отступать некуда. И пусть этот придурок, который клялся ей в любви, катится к черту на своем хреновом самолете. Она все же попробует. А страх? Она с ним справится. Обязательно справится! На июньском небе зажглись звезды. Сказать, что было страшно, это, наверное, ничего не сказать. Ее первое погружение было пробным и для него, по условиям программы надо было пройти некое экспресс-обследование, проводимое самим тренером. Маша, пусть и не была ханжой, но это как-то не особо нравилось ей. Встав и постучав в каюту, предназначавшуюся для осмотра, девушка шагнула по скользким ступенькам. В июне небо Крыма особенно прекрасно, равно как и земля, населенная множеством причудливых растений и животных. Ночи наполнены пением птиц-полуночников, шорохом травы. Впервые ночь всколыхнул нечеловеческий крик, а затем хруст. Волны моря, мирно плескавшиеся у борта, заботливо укрыли бледное тело. Стая рыб, испугано взметнувшаяся в глубине вод, почувствовала, что пир на этот раз будет особенно щедрым. Спасибо, вода-кормилица.

В ночь после гибели Олега, Марина не уснула ни на секунду. Наверное, нет тех слов, способных описать состояние девушки. Но, так бывает, что переживший стресс организм, все же пытается защитить себя сном, и лишь под утро Марина провалилась в тягостное сновидение. Очередной звонок полицейского разбудил Марину так неожиданно, что девушке показалось, что ее сердце просто выпрыгнет через горло. Дрожащей рукой она нажала кнопку ответа.

— Марина Николаевна, у нас есть для вас новости. Игорь Драгомилов сейчас находится в Санкт-Петербурге, мы установили его местонахождение. Марину Шолохову мы найти пока что не можем.
 
На душе девушки было и горько и в то же время, она радовалась, что с Игорем все в порядке. Скорее всего, он и Маша снова поссорились и скоро подруга тоже объявится. Марине предстояло пройти ряд неприятных процедур, связанных со следственными действиями и она на такси отправилась в участок. Версия следствия была несколько странной и сводилась она к тому, что на курорте объявился настоящий маньяк. Поверить в такое девушка не могла и не хотела. Выйдя из здания полицейского участка, Марина поняла, что ее покидают последние силы. Ей уже звонили родители Олега и вечером они должны были прилететь вместе с ее отцом. Мать Марины находилась в больнице, еле пережив известие о смерти будущего зятя.

Немного посидев на горячей от солнца лавочке, девушка побрела вдоль уютных кафе и развлекательных аттракционов. Когда организм, работая на пределе от пережитого стресса, мобилизует все свои силы, то все чувства работают острее. Это Марина помнила еще со школьной поры. Вот и сейчас, взгляд девушки скользил раз за разом по выцветающему объявлению о наборе в группу ночного дайвинга. Марина, будучи дочерью профессионального водолаза, понимала, что ночью погружения в любительских группах обычно не проводятся. Сама того не зная зачем, она набрала номер телефона тренера, про себя отмечая, что имя Ярослав такое теплое, солнечное, но речь сейчас шла не об этом. Девушка хотела понять, почему именно ночью и почему приглашаются люди без опыта погружения. К удивлению, на звонок ответили очень быстро и пригласили ее саму на все посмотреть.

В полумраке крохотной каюты казалось слышно, как стучат два сердца. Первое, мужское, стучало размеренно. Второе, сердце молодой девушки стучало так, словно сейчас выпрыгнет из груди. Ее глаза отказывались верить в происходящее. Первая полоса, пробежавшая красной ниткой по груди девушки, на удивление не причинила той боли, которую она ожидала ощутить. Вторая алая нить жалобно заплакала и окрасила живот ручейками живой, горячей влаги. Девушка дернулась, и по ее глазам было видно, насколько ей теперь было больно. Рот, закрытый грязной тряпкой исказился, но звука слышно не было.
 
— Не надо смотреть на меня такими глазами! Ты сама сюда пришла! Что, хотелось немного мужского внимания? Или, может быть, ты решила поиграть в сыщика, дрянь?

Ответа не последовало. Тело девушки трепыхалось, тем самым помогая веревкам причинять еще большие страдания. Мужчина подошел к Марине сзади, взял ее за волосы, и резко наклонив голову назад, одним махом перерезал ей горло.
Ночь не услышала криков. Она была темна и прекрасна в своей безмятежности. Но, что это? Треск цикад? Нет. В полутьме каюты мужчина в черной футболке кропотливо делает давно отточенное «домашнее задание». Вспышка фотоаппарата, подобно далеким зарницам то и дело освещает небольшое помещение. Море прекрасно. Луна светит на водную гладь, словно огни дискотеки разбегаются отблески лунного света в брызгах воды. Первый всплеск. Второй. Третий. Четвертый. Наконец вода успокоилась и ничего не нарушит пира. Пир под водой. Безмолвный пир. Губы девушки свежи, будто прекрасный цветок, манящие, но бледные, как сама смерть. Морские обитатели, собравшиеся на пир, кажется, целуют этот венец природы. Пир смерти прекрасен, и он не так долог, чтобы не запечатлеть это. Снимок за снимком. Секунды, минуты подводной видеосъемки. Пир окончен, и стайка рыб, взметнувшись, скрывается из виду.

Ночь прекрасна и ничто не омрачит ее святой чистоты. Плеск воды и из глубин появляется нечто или некто, неопытному человеку это существо может показаться подводным монстром. Но, это человек. Имя ему Меч. Меч Божий. Новое имя. Новая жизнь. Новый виток в бесконечной спирали бытия.

***

Поздний звонок резко разбудил профессора Кунгурцева, прервав его причудливое сновидение. Профессор Кунгурцев, не смотря на то, что был уже не молод, держался так, что редко кто из людей, видевших его впервые, давал ему больше пятидесяти лет. На самом деле он (по крайней мере, так утверждал его паспорт) разменял седьмой десяток, что никоим образом не расстраивало этого шустрого мужчину. Прошло не менее десяти секунд, прежде чем профессор взял трубку, и, стараясь говорить ровным голосом произнес:

— Профессор Кунгурцев на связи!

Надо заметить, что эта, несколько театральная фраза повторяемая изо дня в день, как нельзя, кстати, подчеркивала статусность, сгущала краски и придавала некую солидность.

— Это я! Профессор, мне нужно с вами поговорить. Да, я понимаю, который час, но вопрос жизни и смерти! Нет, я не пьян, вы же знаете, я вообще не пью!

Визави профессора говорил настойчиво, пылко, будто бросал комки добротного угля в раскаленную печь. Профессор во время разговора заметно нервничал, и чем дальше заходил разговор, тем сильнее он выходил из себя. Крупные капли пота стекали по наморщенному до предела лбу. Профессорская рука сжимала телефонную трубку так крепко, что казалось, она не выдержит такого напряжения, и вены, словно струны, лопнут под кожей. Прошло тридцать минут, прежде чем профессор немного успокоившись, выпалил в трубку:

— Черт с тобой, приезжай!

Профессор грубо отер лоб ладонью, посмотрел на нее и, покачав головой, резко сел в кресло перед столиком темного дерева, точнее столик был темно-коричневого цвета. Оказавшись в кресле, профессор, воровато оглянувшись, стал листать один за другим медицинские справочники, лежавшие аккуратной стопкой на гладкой поверхности журнального столика. Со стороны, глядя на профессора, можно было подумать, что это мальчик-подросток, забравшийся в кабинет отца, ищет какую-то не предназначенную для него литературу. Профессор читал бегло, не внимательно, потом возвращался к прочитанному, выписывал в блокнот какие-то цитаты, делал зарисовки от руки.

А когда в дверь позвонили, он вздрогнул, и казался сам себе настолько растерянным, что его охватила паника, что вошедший человек впервые сможет увидеть его в таком состоянии. Но, трель звонка напоминала о том, что у человека за дверью вполне серьезные намерения войти, пусть даже без особого приглашения. Наконец дверь отворилась. Профессор протянул свою худую руку навстречу руке своего ночного гостя. Рукопожатие было странным, крепким, но в то же время, профессор с первой секунды попытался освободить свою руку, будто боялся, что его гость вложит в его потную ладонь гранату без чеки.

— Я могу присесть?

Профессор спохватился и растерянно произнес ответ:

— Да, конечно, но, сразу говорю, что я категорически не согласен.
— Я так и понял, но, знаете ли, профессор, ваше мнение мне не особо важно, особенно здесь и сейчас.

Кунгурцев привстал с кресла, хотел было указать на дверь, но неожиданная боль заставила его сесть обратно. Профессор не сразу понял, в чем дело, но, уже через несколько секунд попытался (отчаянно и напрасно) освободить пересохшее горло от сжимающей его горло руки. Еще несколько секунд и резкий приток кислорода в горло дали понять, что захват ослаб.

— Ну, так что, профессор? Меняем свое мнение или продолжаем лепить из себя святошу? Хотя, я бы не советовал вам отказываться от моего предложения. Тем более что ставки высоки и даже смертельны для одного человека, и это далеко не вы, профессор.

Несмотря на то, что хватка ослабла, профессор понимал, что начинает задыхаться. Сердце его колотилось так, что казалось, что безмолвно плавающие рыбы в аквариуме слышат этот сердечный набат. Профессор прикрыл глаза и выдохнул:

— Хорошо. Но исход я не гарантирую. Ты должен будешь написать мне расписку, что не…

Профессор не успел договорить, как короткий удар в правый бок остановил не только его слова, но и ход мыслей.

 — Запомни, старая гнида, ты у меня на крючке, в прямом смысле слова и не надо диктовать мне свои никчемные правила!

Визави профессора резко толкнул старика так глубоко в кресло, что казалось, что его спинка треснет.

— Итак, когда мне приходить? Что нужно для подготовки? Да что ты смотришь, так, как будто ни хрена не понимаешь?

Слова профессора предательски застряли в горле, и он почти сипел в лицо своего неприятеля:

— На следующей неделе… В четверг. До этого не пить много жидкости, не есть ничего соленого, не выходить на работу.
— И все? Что еще? Я хочу знать все, что меня может ожидать! Какие риски?
— Риски свои ты знал с первой минуты нашего знакомства, — голос профессора стал уверенным и даже немного насмешливым.
— Я могу сдохнуть?
— Умереть.

Часы пробили три часа ночи, когда профессор проводил своего полуночного гостя. Шел дождь. Теплый, летний, такой, от которого пробуждается природа, растут грибы и травы, но сейчас профессор всей кожей, всеми клетками тела ненавидел этот моросящий дождь. Несколько лет назад, в такую же дождливую ночь он породил одну из самых больших своих ошибок. Сейчас же на кону стояла его собственная жизнь. Профессор никогда не был глуп, поэтому понимал, что не получи искомое, его ошибка, его детище просто прекратит его существование одним взмахом руки. Но, для профессора, который к своим годам совершенно перестал бояться смерти, было самое страшное то, что его ошибка, его своего рода гомункул завладеет всем, что так долго и ревностно хранилось в стенах лаборатории. Часы пробили пять часов утра. Профессор находился на той стадии не то сна, не то бодрствования, когда так хочется уснуть, забыться, но не можешь и, не смотря на то, что лежишь под одеялом, тебе не уютно. Липкий страх клокочет в горле, отдает в виски. Новое утро, а что за ним, это одному Богу известно. Профессор выскользнул из-под одеяла и, взявшись одной рукой за горло, прошагал на кухню. Аппетита не было. В душе поселилась тревога. Липкая, надоедливая.

***

Лето набирало свои обороты, и робкая листва начала окрашиваться в темно-зеленый цвет. Все ожило. Вокруг торжествует жизнь, а значит, есть простор для пытливого ума. В то лето Виктор впервые с удовольствием поехал к бабушке в деревню. Четыре часа на электричке и вот юноша сходит на горячий перрон. Первые несколько дней мальчик прожил в доме, практически не выходя на улицу. На четвертый день пребывания в деревне, Виктор, натянул старую джинсовку, взял рюкзак и торопливо вышел за калитку. То, что мальчик приехал на все лето, обрадовало бабушку, она целыми днями хлопотала то по хозяйству, то готовила что-нибудь вкусное для любимого внука, то чинила его одежду, топила баню.

Одно огорчало Нину Григорьевну — внук даже не хотел слышать о том, что бы прерывать свои занятия, и даже на прогулку выходил со школьным рюкзаком, положив в него несколько тетрадок и еще что-то, то, что бабушка не видела, но сердцем понимала важность содержимого тяжелого рюкзака. Обычно Виктор уходил ненадолго, а в тот роковой день задержался, чуть ли не до заката. Когда дверь приоткрылась, бабушка с облегчением вздохнула.
 
— Витенька, ты где так долго? Я уже и блинчики постряпала, а тебя все нет и нет, — cтарушка машинально терла уголком платочка красный слезившийся глаз.
— Баб, ну ты чего? Я вон с Катькой Долгополовой и Ромкой Свиридовым за Дым-гору ходил, ящериц ловили.
— Ох, уж эти твои уроки! — бабушка поставила чайник на огонь.
— Какие уроки? — Виктор нахмурился, не понимая ее.
— Ну, как? Родители говорят, что ты на ученого какого-то хочешь поступать, все тетрадки, да книжки с собой таскаешь… Вот и сейчас…
— А, баб, ты вон про что. Ну, да, я биологию сдавать хочу, вот и готовлюсь, где только можно.

Чайник вскипел, обдав легонько паром пролетавшую мимо моль. Виктор как завороженный смотрел на то, как несчастное насекомое метнулось в сторону.
 
— Спасибо, баб, но я пока кушать не буду. Лучше ты сядь, покушай, а я прилягу, отдохну.
— Ну, как же это так не будешь? Или ты уже к кому заходил? Отведал что ли чего?
— Заходил, заходил. Сыт я.

Дверь комнаты скрипнула, и Виктор скрылся за ее толстой преградой. Нина Григорьевна села за стол, налив чай и растерянно посмотрела в окно. Есть в одиночку ей не хотелось. Мало найдется в мире бабушек, которые не желали бы видеть своих внучат этакими колобочками, а не сутулыми, с торчащими ребрами ребятишками. Нина Григорьевна была именно такой, заботливой, искренне любящей бабушкой, а значит, она не могла пережить то, что внук, в угоду науке отказывается от ужина. Несколько минут спустя на сковороде шкварчало растопленное масло, в щербатой тарелочке красовалась стопка блинов, будто крохотное солнышко. Бабушка, вообразив себя официанткой смешно запрокинув кверху подбородок, заспешила с угощением в комнату внука.

Толстая тетрадь с аккуратно разлинованными листочками. Позади уже большая часть, но для сегодняшней работы листочков хватит. Размашисто выскакивали буквы, намертво вцепляясь в чуть шероховатые листы. Заголовок: Образец №75 — Muris / Mus. Пламя портативной горелки шумно нагревало воду. Виктору в этот раз было не то, что прохладно, ему стало нестерпимо холодно, возможно нервы так давали о себе знать. Наконец небольшая кастрюлька забурлила, зашаталась под напором кипятка. Последнее, что помнил Виктор в этот вечер, это писк маленькой мыши, которую он медленно опускал в кипяток, а потом этот писк раскололся, приобрел несколько форм. Какофония звуков причудливо смешивалась в ушах. Но, крик ужаса своей бабушки парнишка запомнил на всю жизнь, как и звон разбитой посуды, выскользнувшей из уже мертвых рук пожилой женщины.

Что творилось в душе Виктора, он и сам не мог сказать точно. Скорее всего, это был испуг. Но, несколько минут погодя, мальчик уже спокойно собирал свой рюкзак. На столе не осталось ничего, что бы напоминало об его присутствии. Створка старого деревянного окна тихо пискнула, и молодой человек спрыгнул из окна на благоухающую траву, после чего неспешно побрел в лес. Похороны бабушки затянулись надолго. Сначала работники морга долго не могли понять, от чего у здоровой, хоть и пожилой женщины случился инфаркт, потом запаздывали многочисленные родственники, в итоге, погребение состоялось лишь на третий день, и то, под вечер. На свою маму Виктор старался не смотреть. Она хоть и не была примерной дочерью, но бабушку, свою, маму, любила очень сильно и эти похороны подкосили ее очень сильно. Так как ребенку было небезопасно оставаться одному в доме старушки, родители запретили Виктору оставаться там и забрали домой, не смотря на то, что Виктор клятвенно заверял родителей в том, что ему не страшно, да и готовиться к экзаменам легче среди спокойствия и тишины.

Виктор брел по сырому лесу, вдыхая аромат мха. Лес всегда действовал на него успокаивающе, но только не в этот раз. Все было тревожно: и крики соек и шум ароматных березовых листьев. Прогулка длилась уже не менее часа, хотя, и прогулкой-то это бесцельное хождение было назвать нельзя. Тяжесть рюкзака впервые в жизни давила так, что хотелось сбросить свою поклажу с плеча и убежать. Бежать хотелось без разбора, туда, где он смог бы забыть все происходящее в его жизни. Но, к сожалению, это было уже невозможно. Пошел дождь. Гулко и хлестко барабаня песню лета. Виктор чувствовал, что еще немного, и он промокнет до нитки, но он не мог уйти, ровно так же, как и не мог больше оставаться среди этого мокрого ада.

Молодой человек повернулся спиной к тому месту, откуда он вошел в лес и медленно побрел вдоль негустого осинника, сквозь который проглядывали провода идущей параллельно лесу ЛЭП 110 кВ. Странное дело, но Виктор раньше не замечал, как гудят провода. Сейчас же этот гул становился практически нестерпимым. Он свернул к ЛЭП и, подняв голову, увидел, как дрожат гудящие провода. На секунду звук прекратился, что бы через несколько мгновений превратиться в нестерпимый рев, похожий на тот, когда самолет набирает высоту. Виктор потерял сознание.

***

Профессор Кунгурцев не любил отдых на даче. Сегодняшний день на просторах участка ему был особо противен, будто червь, забравшийся под одеяло, и ползущий по голому животу. Да, он всей душой ненавидел свою тещу и не хотел скрывать это от своей жены, чем приводил ее в бешенство. Одна мысль о том, что нужно будет сидеть и произносить тосты за юбилей этой старухи, вызывала у Кунгурцева отвращение. Неожиданно зазвонивший телефон вывел его из невеселых размышлений. Профессор с интересом слушал то, что заставило его волноваться так, что казалось, стук сердца слышат соседи по даче.
 
— Вы уверенны, в том, что говорите? Если это так, то, вы понимаете, с чем мы можем столкнуться?

Лицо профессора выражало неимоверное напряжение, и когда он повесил трубку, его лоб был совершенно мокрым. Спустя полчаса его «Жигули» уже мчали по проселочной дороге, оставляя позади юбилейные хлопоты его обескураженных домочадцев. Больничный коридор встретил профессора таким ажиотажем, что казалось, атмосфера была накалена до предела и вот-вот произойдет взрыв. Палата, где лежал Виктор, была, к удивлению профессора не заперта и он, превозмогая охвативший его восторг, шагнул через порог.

— Ну, здравствуйте, молодой человек! Как вы себя чувствуете?

Виктор, явно не ожидавший к себе такого внимания, присел на кровати, и зачем-то натянул одеяло до подбородка, будто закрывшись от гостя невидимым щитом.
 
— Все хорошо. Вам не стоило беспокоиться. Или это мама переполошила всех с этим дурацким обмороком?
— Нет, ваша мама тут не причем. Просто, понимаете, Виктор, я в данное время провожу исследование как раз на тему работы головного мозга у подростков от 10 до 18 лет, и так получилось, что ваш случай это не совсем типичный обморок.
— Со мной что-то не так? — в глазах Виктора на мгновение проскользнул страх.

Профессор по-дружески потрепал мальчика за плечо.

— Нет, что вы, ни в коем разе! Просто мозговая деятельность у вас намного быстрее и протекает не совсем типично, на что я хотел бы предложить вам кое-что интересное. Мама кстати, уже дала согласие, дело за вами, мой юный друг.
 
Профессор заговорщицки улыбнулся, и мальчик улыбнулся ему в ответ, но улыбка вышла косая, неловкая.

— Что вам от меня нужно?
— Я хочу взять тебя в свой научный центр, где ты в течение какого-то времени будешь жить. Нуждаться ты ни в чем не будешь, учиться пока тоже не будешь, тебе вообще пока запрещены нагрузки. Смысл в том, что бы исследовав твой мозг, я смог помочь и другим людям.
— Как это? И что от меня зависит?
— Многое, Витя, многое.

В эту ночь Виктор так и не смог уснуть. Пришедшая утром мама выглядела как-то растеряно, что не понравилось Виктору.
 
— Мам, ты чего? Профессор говорит, что так надо. Вот увидишь, что все будет хорошо! Я больше никогда не буду падать в обморок и вернусь здоровым. А еще (в голосе Виктора чувствовалась гордость) профессор говорил, что я смогу помочь другим, если дам исследовать свою мозговую работу!

Виктора очень беспокоило то, что мать настолько не хочет отпускать его с профессором, что он решил любыми путями вселить в ее сердце как можно больше уверенности в правильности принимаемого решения. День отъезда Виктор помнил во всех деталях. Если честно, то ему хотелось поскорее уехать к профессору в его научный городок, так что, расставаясь с матерью, Виктор едва сдерживал радость.

Часы в операционной пробили полдень, когда первый короткий взмах скальпеля по коже пациента раскрыл профессору Кунгурцеву сомнительные перспективы, а самому пациенту еще более опасные перспективы отправиться в мир, откуда никто не возвращался. По всем подсчетам, Кунгурцев успевал закончить действо за каких-то двадцать минут. Но, даже такой короткий срок под наркозом мог стать непоправимой бедой для мозга мужчины, мирно лежавшим на операционном столе. В стерильном зале операционной царила полнейшая тишина, и только взгляды, словно наконечники стрел, встречались из-под масок. За много лет связь «профессор-медсестра» укрепилась до пугающего автоматизма. Эта невысокая белокурая женщина научилась понимать профессора без слов, буквально с полувзгляда, с полуоборота.

Операция закончилась намного раньше, чем намечал профессор. Жизненные показатели мужчины были в норме, что не могло не радовать. Похоже, кто-то в небесной канцелярии все же на его стороне. Виктор с первого дня привык к распорядку дня, который диктовал ему профессор, легко адаптировался и к требуемым нагрузкам. Мальчику всецело понравилось такое проживание и вскоре его не заботило и то, что он пропускает школьную программу. Виктор не сразу понял, что происходит, а когда понял, то не сразу смог задать профессору мучивший его вопрос. И, все же этот день откровений настал. Профессор зашел к Виктору в комнату (точнее сказать, что это была палата) и когда стал заполнять тетрадь, где отмечал все, что касается пациента, то юноша задал вопрос, который выбил мужчину из колеи.

— Профессор, скажите, пожалуйста, что происходит?
— Что вы имеете в виду, юноша?

Виктор на секунду замялся. Профессор смотрел прямо в глаза парнишке, и тому стало не по себе от этого колючего взгляда. Мальчик вдохнул воздух шумно и нервно, будто боясь, что его вздох может оборваться.

— Я понимаю, что мои мозги стали работать не так, как прежде. Мое тело тоже… — парень осекся.

Профессор еще раз внимательно взглянул на юношу, стоявшего перед ним с опущенными глазами.

— Да, Вить, ты правильно понял, ты меняешься. Конечно, часть изменений происходит благодаря вполне нормальным физиологическим изменениям, а вот другие, наиболее сильные перемены произошли благодаря тому, что… — профессор споткнулся на полуслове.

На журнальном столике зазвонил телефон, и профессор резким жестом руки показал пацану, что тому следует выйти в другую комнату. И тот вышел. Виктор не мог точно знать, какое время он провел за дверью, но вот услышанное ему запомнилось. Прикипело. Вгрызлось. С того дня мальчик не мог понять, как относиться к тому, что он услышал. Невероятно быстрый водоворот событий и чувств захлестнул, понес по течению. Только бы не захлебнуться. Но, эта мысль пришла уже поздно. Слишком поздно. Виктор, будучи хладнокровным (по крайней мере, он так сам считал), в последние дни потерял хладнокровие, и профессор, конечно же, этого не мог не заметить. Это был день рождения Виктора. Час и день «Икс».

Профессор, заглянувший к мальчику в комнату необычайно рано, был серьезен как никогда и Виктор понимал, что сегодня что-то важное обязательно будет. Обязательно! И оно произошло. Вылилось, прорвалось, подобно лаве из жерла вулкана. Кунгурцев зашел в комнату и сел на кровать Виктора, взяв похолодевшие ладони мальчика в свои руки. Несколько мгновений прошло, прежде чем он начал разговор.

— Витя, послушай, я знаю, что ты слышал мой разговор. И не делай вид, что не понимаешь о каком разговоре речь. Да, это правда, что для исследований, которые я провожу, мне понадобился пациент до восемнадцати лет и ты, как никто другой подошел на эту роль.
— Почему же? — губы мальчика пересохли, и голос охрип от волнения.
— Не думаю, что тебе будет интересно слушать то, что я могу рассказать со своей точки зрения. Просто прими то, что человек, склонный к обморокам наиболее ценен в плане исследований. В тот день, когда тебя привезла скорая помощь, врачи, пытаясь понять от чего произошел обморок, заглянули в твой рюкзак, надеясь найти там какую-нибудь зацепку. Но ты не курил и не пил. Не употреблял наркотики. Но вот твой личный дневник… Твой дневник рассказал о многом!
— Вы не имели права! Это мои личные записи! — Виктор эмоционально встал с кровати.
— Витя, успокойся! Все тайное становится явным. Но, не в твоем случае. Это останется между нами.
— А как же те врачи?
— Я повторяю, явным не станет ни одна буква твоего дневника!

Профессор практически выкрикнул последнюю фразу, и на его усталом лице пробежала небольшая судорога. Мальчик сел обратно на кровать.
 
— Витя, скажи, пожалуйста, как давно ты увлекся… Как бы это сказать… Фотографией?
— Не знаю, кажется с первого дня, как появился фотоаппарат. Лет в одиннадцать, — мальчик потупил взгляд, понимая, что не увлечение фотографией интересует профессора.
— То есть то, что в дневнике, это сделано тобою в одиннадцать лет? — профессор прищурил глаза и чуть наклонился вперед.
— Ну, да, плюс-минус. А почему вы спрашиваете?

Профессор Кунгурцев погладил по-отечески парня по голове.

— Вить, я, принимая во внимание твое увлечение, хочу предложить тебе некое сотрудничество. Оно будет немного оплачиваться, но тебя должно стимулировать то, что ты в силах помочь другим! — профессор театрально взмахнул рукой, но тут же осекся, как бы стыдясь своего жеста.
— Что от меня опять требуется?
— От тебя потребуются две вещи: принимать лекарство по схеме, которую я тебе распишу с завтрашнего дня… И еще… Тебе нужно не только продолжить свое хобби, но и постараться делать успехи на этой почве!
— Что значит успехи?
— То и значит. Понял?
— Нет.

Прошло около двух лет, прежде чем Виктор смог впервые покинуть стены своего добровольного заключения. Виктор понимал, что родные знают только миллионную долю от того, что произошло на самом деле. Для них он по-прежнему заболевший ребенок, которому пришлось забросить учебу и всякие социальные контакты ради выздоровления. Ради жизни. Вот только жизнь эта была уже другая. И посвящать кого-нибудь в нее, в эту новую жизнь, у Виктора не было права. Благодаря стараниям профессора, юноша получил аттестат о среднем образовании, смог поступить в один из ССУЗов, откуда он вышел хорошо подготовленным специалистом в деле подводных погружений.

Увлечение фотографией сыграло только на руку, и Виктор получил вполне приличную по его меркам работу. Виктор мог откровенно признаться себе в том, что работа ему определено нравилась. Визиты к профессору, тем не менее, не закончились, наоборот, каждый такой визит для него был праздником, началом новой фееричной недели, где перед каждым погружением Виктор открывал для себя все более глубокие миры вселенной. Нет, конечно же, профессор предупредил, что вещество вызывает привыкание, и что использовать его можно не более чем раз в месяц, но, молодого, крепкого парня это не останавливало. Каждый визит к профессору и молодой человек получал свежую порцию «проводника в неизведанные миры».

Но, даже самый верный, самый опытный проводник может ошибиться. Так и случилось в тот день. Даже самая горькая ошибка может стать новой отправной точкой. Виктор не мог плыть назад или по течению. Только вперед! Самое главное, он хорошо контролировал себя, и профессор Кунгурцев это мог подтвердить. Однако, все когда-нибудь заканчивается. Так закончилось терпение Виктора, нового человека, получившего способности, недоступные другим. Да, благодаря «проводнику» Виктор стал меньше чувствовать боль, зрение обострялось по ночам до предела, а слух становился похожим на тот, который бывает лишь у дикого зверя. Что до чувств, то «проводник» прекрасно притупляя их, позволял упиваться своим ремеслом без лишних эмоций. Виктор впервые за долгие годы почувствовал в себе то, что он может стать если не всемогущим, то совершать в этом мире много значимых дел. Но, одновременно с этим открытием своих возможностей, Виктор понимал, что того количества получаемого «проводника» ему уже недостаточно, а профессор не очень охотно увеличивал дозы. Новое решение пришло очень скоро. Лично изучив вопрос помпового введения лекарств, Виктор не мог успокоиться, он ясно понимал, что благодаря такому решению он станет независим от профессора, а значит, обретет настоящую свободу, такую желанную и долгожданную.

Последние новости, о том, что в городе орудует маньяк, Виктор с упоением просматривал несколько раз в день, процеживая сквозь остатки совести слова о том, что большинство жертв маньяка, молодые люди. В день, когда его совесть заснула окончательно, Виктор решился на звонок профессору. Конечно, он не мог заставить профессора установить ему помпу, надо было решить этот вопрос максимально мягко, прибегая к благоразумию, иначе все намеченные планы рухнули бы, подобно карточному домику. За годы общения Виктор научился воспринимать профессора как равного, точнее сказать, он чувствовал себя равным профессору, а глубоко в душе, понимал, что профессор постепенно становится лишь маленькой пешкой в большой игре. Но, преждевременно выводить из игры маленькую пешку означало бы одно — никогда не стать королем. Виктор не хотел такого исхода. Либо все, либо ничего. Виктор не терпел полутеней ни в жизни, ни в деле, ни в любви. Впрочем, любовь для него больше не существовала. Она разбилась на мельчайшие осколки в тот день, когда его обожаемая Олечка, его ангел во плоти вынесла приговор их когда-то большой любви.

«Дайвер тьмы» глава третья:
http://proza.ru/2023/09/24/670