Учительница русского Глава 34

Юра и его товарищ Миша Муравьев пристроились на обочине стройки, вытащили из своих холщовых сумок заранее нарезанный хлеб, коробочек соли, яица. Мама Мишки прорастила на подоконнике зелень и главную вкуснятину, по которой за зиму истосковался живот, - перьевой лучок. Также Мишкина мама положила ему в сумку небольшие кусочки варёной домашней курицы. «Как замечательно, когда есть мама!» - не мог не подумать вчерашний выпускник детского дома. Он старался не пускать слюни на яства Мишки, но Мишка и сам охотно делился с товарищем, без лишних вопросов.

Юра рассматривал окрестности, пытался представить себе, как будет выглядеть литейный цех после завершения строительства, - ему было неудобно есть на глазах у других людей. А Мишка с хрустом уплетал молодой лучок и причмокивал от удовольствия, особо не стесняясь.

Вдруг Юра почувствовал на себе продолжительный и цепкий взгляд, который, поймав его раз, не отпускал. Взгляд принадлежал пленному мужчине лет пятидесяти. Юра тоже решил понаблюдать за ним: был он хоть и исхудавший и потрёпанный, но при этом угадывалась в нем какая-то выправка, которую было не вытравить даже тяжёлым трудом. Среди немцев вообще было мало тех, кто выглядел бы измотанным бродягой, - они отличались чистоплотностью, подкатанные рукава рубах обнажали крепкие мышцы, - но этот пленный был какой-то особенный. Он держал голову, как офицер. По движению его глаз, именно глаз, создавалось впечатление, что он постоянно к чему-то прислушивается. Даже среди своих он держался особняком, не слишком, однако, переживая из-за этого. У него были светлые, словно выгоревшие, волосы, чёткий, подтянутый профиль, и даже немногочисленные морщины на его лице складывались в какой-то цивильный и благородный рисунок.

Юра сгрёб свой провиант и решился подойти. Поняв, что юноша хочет, по всей вероятности, его угостить, немец сделал протестующий жест рукой.

- Почему вы на меня так пристально смотрите? - медленно спросил Юра, «разжёвывая» каждое слово, особо, правда, не надеясь, что немец поймёт его.

К его глубочайшему изумлению, собеседник не только понял его вопрос, но и заговорил на прекрасном русском.

- Извините, если я вас смутил. Просто… у меня очень хорошая память на лица, почти фотографическая… И внешне вы мне напомнили одного человека, женщину, русскую, которая однажды не оставила меня равнодушным… И до сих пор, знаете, не оставляет, хотя судьбы наши давно пошли врозь. А так как у меня ещё и прекрасная память на имена… вы, случайно, не родственник Варвары Максимовой?

Юру словно горячим лезвием прошло насквозь под самым сердцем. Сложно было не потерять самообладание, услышав родное имя, но, к счастью, в этот момент подошёл Миша послушать, о чем там гуторит немец, и это помогло Юре сохранить подобие хладнокровия.

- Нет, моя фамилия Масленников.

- Хм… странно… - наступил черёд немца тушеваться. - Обычно моё чутьё не обманывает меня…

- Где вы так хорошо выучились по-нашенски? - удивился Миша.

- По-вашему? - немец намеренно сделал ударение на этом слове и бросил на Мишу немного высокомерный взгляд. - Если вам действительно интересно, молодые люди, то в начале 37-го года я прибыл в ваш город по службе. Занимался снабжением ваших сельхозпредприятий и колхозов высококачественными немецкими машинами.

- Вы не похожи на торгаша, - не выдержал Юра, - скорее на военного.

- Я действительно был на фронте, воевал, - иначе я не оказался бы в лагере для военнопленных, не правда ли? Я был мобилизован, как и большинство моих сограждан.

Парням нечего было на это ответить, у них не было причины сомневаться в словах немца. Безусловно, они не могли знать, что Ульрих Герхарт был взят в плен при весьма странных обстоятельствах: он сам летом 44-но года перешёл линию фронта, где на чистом русском языке объяснил, что является американским агентом и попросил помощи у союзников. Расчёт его был тонок: советские спецслужбы ни за что не отдадут американского разведчика, сначала вывернут наизнанку, потом попытаются перевербовать. Главная его цель: чтобы на него вышла разведка, - а там уж ему было, что им рассказать. 44-ый год стал тем переломным моментом, когда необходимо было по-новому выстраивать свою работу. Отныне, когда политический вес и мировое господство грозило перейти на сторону Советского Союза, а также выявлялись иные заявляющие о себе силы, за океаном, нужно было снова постараться всех переиграть. Сдача в плен, таким образом, была не каким-то спонтанным и вынужденным решением, Герхарт полностью действовал по указке своего руководства. Но был у него и личный интерес, о котором никто не знал.

Проходили годы, расшевелившие в Герхарте крохотную занозу, - а со временем она начала нещадно саднить. Ульрих неожиданно осознал, что он, никогда не отличавшийся сантиментами, никак не может найти себе места. На самом деле он всегда сожалел о том, что ему пришлось бросить сына в далёком снежном Новосибирске, - но в тот момент возвращаться было слишком опасно. Его предупреждали, что не получится связывать личное и присягу и что придётся, в один прекрасный день, жертвовать первым в угоду второму. Пожертвовать присягой ему всё равно не позволили бы.

Но было что-то, о чем Герхарт не посчитал нужным предупредить руководство: а именно, он надеялся отыскать в Новосибирске своего сына. Да, прошло десять лет, Вильгельм вырос и изменился, - но не до такой степени, чтобы родной отец не узнал его. Родной отец… разве бросил бы родной отец своего сына на произвол судьбы, спасая собственную шкуру? У Герхарта было только одно извинительное обстоятельство: в ту зимнюю ночь он спасал не столько свою шкуру, но и сверхважные разведданные… Тогда свои погладили его по головке, но вот сына он потерял. Возможно, Вильгельма уже и в живых нет, - во всяком случае, по своим каналам Ульриху не удалось нарыть ничего, что помогло бы ему выйти на след сына. Единственное, на что теперь надеялся бывалый разведчик, - так это на свое чутье, отточенное многолетним пребыванием в опасных передрягах, - и на свою счастливую звезду.

Советская разведка, поднаторевшая за время войны, тоже была не лыком шита, и, поблагодарив Герхарта за предоставленную информацию (которая большей частью оказалась правдивой), постановила определить Герхарта в лагерь для военнопленных, посидеть немножко, пока «ответственные органы всё проверят». И не куда-нибудь, а именно в Новосибирск, - видимо, у разведки были свои планы на странного американца, весьма смахивающего на немца. Они играли в собственную игру, и Герхарт, пока не разобравшись, что именно им о нём известно, решил затаиться и переждать. Он был уверен, что в один прекрасный день его придут перевербовывать.

Взгляд, которым смотрел на него юноша, назвавшийся Масленниковым, казался Герхарту странным. А Юра, хоть убей, не мог себя заставить смотреть по-другому. В отличие от своего собеседника, Юра не помнил имён, шутка ли - ведь тогда он был маленьким мальчиком и не запоминал то, что казалось неважным, хотя на деле оказалось судьбоносным. Он не знал в лицо человека, вслед за появлением которого последовали аресты отца и матери, как не знал всех деталей тёмной истории, которая приключилась с Вильгельмом.

Мама рассказывала, помнится, что она нашла работу учительницей русского языка, а вслед за этим её позвали работать в немецкое консульство, чему лично он, Юрка, был очень рад. Результатом этой истории стала потеря родителей и приобретение брата: плохое и хорошее перемешалось так, что Юра уже не мог самостоятельно разобраться, что к чему. Он понимал только, что завет матери он должен выполнить до конца: заботиться о Вильгельме, никого ни о чём не спрашивать и забыть дорогу домой.

Сам Вильгельм редко рассказывал об отце, урывками, да и то ровно до тех пор, пока мальчики ни сроднились, как настоящие братья. После такие россказни потеряли всякий смысл, ведь, если они братья, значит, и папка у них был один, эфемерный, но один. Юра до сих пор чувствовал, что Вильгельм своего родного отца не простил и не собирается. «Единственное, за что я благодарен отцу, - разоткровенничался Вильгельм, когда стало известно о нападении фашисткой Германии на Советский Союз, - это за то, что у меня появилась новая семья». Варвару юноша до сих пор считал своей мамой.

- Я тут одного парнишку ищу, - решил попытать удачу Герхарт, - вашего возраста. Земля тесная, вдруг слышали о нём? Зовут Вильгельм Герхарт.

Он никогда не задал бы своего вопроса, если бы ни подозревал, что юнец напротив что-то знает. Слишком уж подозрительным и придирчивым был его взгляд.

Услышав имя Вильгельма Герхарта, Юра больше не сомневался, кто стоит перед ним. Этот человек мог оказаться только отцом Вильгельма, больше некому: и по возрасту, и по внешности он был очень подходящ.

- Герхарт-Герхарт… - Юра театрально сплющил подбородок между большим и указательным пальцем, словно бы в раздумьях. - А зачем вам Вильгельм Герхарт?

«Мальчишка определённо что-то знает», - мелькнуло в голове у Ульриха.

- Это мой сын, я потерял его, когда мы должны были уезжать из Новосибирска. Возможно, его похитили. На вокзале была суматоха, и я потерял его в толпе. С тех пор я и ищу его, но пока безрезультатно.

- В толпе? Ну-ну… Может быть, конечно. В нашей жизни всё может случиться. Надо было, конечно, лучше смотреть за ребёнком. Но мне ничего не известно об этой истории, абсолютно ничего. Примите мои соболезнования!

- И я буду продолжать искать его, молодой человек, поверьте мне! - жёстко сказал Герхарт, как будто и не слыша наигранных Юриных реплик.


Продолжить чтение http://proza.ru/2023/08/13/1203