Милостыня - I

     В первых числах июля зацвели липы,  наполнив двор и комнату Веры Васильевны нежным, сладким ароматом, который её всегда радовал. Приятный, лёгкий запах — запах родины, как она уже давно определила для себя. В отличие от насыщенного, экзотического аромата жасмина, напоминавшего о Востоке,  дальних странах и путешествиях. Раньше она любила жасмин, часто заваривала зелёный чай с его лепестками. Но три года назад, когда кусты, посаженные соседом с первого этажа, дотянулись до второго и в июне зацвели,  ветками  касаясь её подоконника, пропитавший комнату запах  показался слишком резким и назойливым. Прошлым и позапрошлым летом, пока цвёл жасмин,  Вера Васильевна даже обосновывалась в другой комнате, выходившей окном на центральную улицу, плотно закрывала дверь в спальню и старалась пореже там бывать. Осенью развёлся и вернулся в родительский дом сын. Так что этим летом почти три недели цветения жасмина  редко открывала окно в своей комнате и  зажигала   свечку, перебивавшую уже  надоевший запах. И вот наконец   жасмин сменили липы. 

     По оставшейся с ковидных времён привычке Вера ходила за продуктами рано, к открытию магазинов, когда покупателей совсем мало. Сегодня тоже встала по будильнику в 7.00, позавтракала, собралась и, взяв пакет с зачерствевшим хлебом, отправилась за покупками. После вчерашней жары утренняя прохлада была такой желанной, аромат лип таким милым, что она присела на скамейку в сквере, решив, что опасность заражения   уже мала и ничего не случится, если  придёт в супермаркет не в начале девятого, а   позже. Достала из сумки хлеб, и к ногам сразу слетелись голуби. Потом появились две галки, опустившись поодаль, наблюдали, но приблизиться не решались — они очень   осторожные. Неожиданно с дерева обрушилась стайка воробьёв. Серенькие малютки смело сновали между толстыми, неуклюжими голубями,  клевали и уносили кусочки. Вера не спеша крошила хлеб, наблюдая за птицами, наслаждаясь  прохладой и по-утреннему свежим  воздухом. Но от невесёлых мыслей отвлечься не могла.

     Вчера вечером звонила  двоюродная сестра, рассказала много новостей, одна из которых  по-настоящему расстроила. Оказывается, в январе Любаше нечем было заплатить за ипотеку и она взяла микрозайм на год под один процент в день, то есть получила пятнадцать тысяч, а вернуть должна шестьдесят с лишним. В месяц из их тощего семейного бюджета надо отдать двадцать тысяч  кредитов, заплатить за трёхкомнатную квартиру, где живут с дочерью Катей, и за ипотечную двухкомнатную, где жил Любашин  сын Дима, зимой уехавший в столицу на поиски хорошего заработка. Про Диму сестра  рассказывала мало, но вчера вскользь заметила, что у сына  «долгов, как на кобеле репьёв».

     Вера знает, что пенсия у сестры немного меньше, чем у неё, — шестнадцать тысяч. Любаша подрабатывает дворником, за один дом (больше вакансий пока нет) платят пять с небольшим, убирает возле частного обувного магазинчика — ещё три.  Катя постоянной работы лишилась много лет назад —   сократили из книжного магазина — и с тех пор перебивается случайными заработками, последнее время какими-то обзвонами от сетевых супермаркетов. Но  супермаркетов в маленьком райцентре всего три.  Так что выходит у Кати, по словам Любаши, «когда две тысячи в месяц, когда четыре, а когда и ничего». Дима работал завхозом в техникуме и получал двадцать тысяч с чем-то. А теперь вот уехал. Ипотечную квартиру Любаша планирует сдавать, но желающих снять пока не нашлось. Складывая доходы сестры и племянницы и вычитая расходы, Вера теряет покой: выходит, что на еду им почти ничего не остаётся. Коля, младший Любашин брат, живёт в деревне, приезжая в гости, привозит картошку, тыкву, свёклу, морковь. Володя, бывший муж, снабжает мёдом, к праздникам приносит гостинцы и понемногу денег. Люба считает, что Сомов (как она называет своего бывшего) мало помогает детям. Но у него семья, да и зарплата невелика. «Кате тридцать девять, Диме  скоро тридцать шесть. До каких пор же пор  бедный Сомов будет им должен?» — удивляется  Вера. Удивляется, конечно, про себя: сестре сочувствует, не перебивая, выслушивает её жалобы на жизнь. Однако взгляд на ситуацию в Любашиной семье имеет свой.

     Так, вспоминая и анализируя услышанное в телефонном разговоре, Вера дошла до торгового центра, на первом этаже которого располагаются сразу два сетевых магазина. В одном часто бывают скидки, другой вообще заявлен как «магазин для экономных», так что Вера, сравнивая цены, что-то покупает в одном, что-то в другом.

     В «магазине для экономных»  набирала в пакет недорогие персики, из которых получается замечательный конфитюр, особенно если добавить стручок-другой ванили. Невысокая женщина чуть за тридцать взяла три персика, и Вера хотела сказать, что они недозрелые, на еду вряд ли годятся, но сдержалась: давать советы, когда тебя об этом не просят, — признак старости. В молочном отделе увидела ту же женщину, рядом с ней крутились дети: мальчик, окончивший второй или третий класс, и девочка лет пяти — очень похожие на неё: худенькие, кудрявые, загорелые. Вера, внимательно разглядывающая наклейки, чтобы по ошибке не взять жирный творог или йогурт вместо нежирного,  боковым зрением успела заметить, что корзинки у женщины нет и она держит в руках  пакетик с персиками и  одну бутылку. В кондитерском отделе девочка стала горстями хватать  то одни, то другие  конфеты, показывая матери и крича: «А такие купишь? А вот такие купишь?» «Я же велела смотреть за ней!» — тихо, но сердито сказала женщина, обращаясь к мальчику, и он, тут же взяв сестрёнку за руку, потащил её подальше от сладостей.

     Во втором магазине были хорошие скидки на Бабаевские шоколадные батончики (незабываемый вкус детства!), взяла десяток: сын — сладкоежка, да и сама  пару раз в неделю балует себя чашечкой кофе с хорошими конфетами или шоколадкой. Потом положила в корзинку две банки горбуши, пачку соли, коробку овсяных хлопьев, пакет гречки,  ну и в заключение хлеб, батон, бублики с маком — увесистая корзинка получилась, да ещё в камере хранения ждёт сумка килограммов этак на семь. «Глаза завидущие, руки загребущие!  — мысленно ругала себя Вера.  — Забыла про свой хондроз? Скрутит — вспомнишь!»

     Шла к кассам, размышляя о долгах Любашиного сына. В предыдущие годы ипотечную квартиру сдавали, и жильцы завозили свою мебель и свою технику, но за  полтора года, что в ней жил Дима, появились и холодильник, и стиральная машина, и телевизор, и микроволновка. Понятно, что покупались они в кредит. Люба перечислила всё, что  есть в двух жилых комнатах и кухне, и сказала, что за такую полностью «упакованную» квартиру у них берут как минимум двенадцать тысяч, плюс, конечно, коммунальные платежи. А вообще-то она мечтает о почасовой или посуточной сдаче: доход будет больше. Вера слушала и  думала, что за пять месяцев желающих снять квартиру не нашлось, а регулярно приходящие квитанции, кроме газа, света и воды, на которые есть счётчики, Любаша оплачивает. И кому надо арендовать квартиру на несколько часов или суток?  Влюблённым? Или, может, каким извращенцам? Это в городке, где не осталось и двадцати пяти тысяч жителей и где каждый человек на виду. Туристы? Но райцентр со всеми  его достопримечательностями можно за пару часов обойти пешком. На экскурсии туда приезжают на автобусах: осмотрят старинные здания (их пять или шесть), побывают в музее, зайдут в храм — и уезжают.

     Разговор с сестрой Вера пересказала сыну, и Миша,  скептически оценив коммерческие способности Любаши, констатировал: тётушка желаемое выдаёт за действительное, а в реальности сдавать жильё в аренду не так уж выгодно: редко какие жильцы будут беречь не свою квартиру, не свою мебель, не свой холодильник — амортизация жилого и мебельного фонда, однако. А уж если сдавать на несколько часов, то и в уголовную историю можно вляпаться: вдруг окажется, что в твоей квартире бывают наркоманы или педофилы? Вера даже вздрогнула от таких слов.

     Походя к кассе, снова увидела молодую женщину с детьми: девочка пыталась что-то брать с полок, мальчик старался увести сестрёнку, она вырвалась и побежала  в глубь торгового зала. По раннему времени покупателей в магазине раз-два и обчёлся, касса работает одна, и Вера пристроилась за  мужчиной с двумя бутылками пива. Через минуту подошла молодая женщина, встала за ней, подбежали ребятишки. На этот раз Вера обратила внимание на одежду женщины: ветхие джинсы, маечка с  растянутым воротом, кроссовки, когда-то белые, держатся на честном слове.

     Пока перекладывала продукты, услышала, как мужчина с пивом, проходя, что-то спросил у молодой женщины — знакомый, наверное. «Из поликлиники идём, — ответила она.  — В один магазин зашли: купи, купи. В другом: купи, купи». Сказала, вроде, со смехом, но слова заставили Веру задуматься. Тут зазвонил телефон: Алла, соседка с четвёртого этажа. Приехала из деревни постираться, а воду горячую отключили, вот не повезло, так не повезло. Поговорив с Аллой, Вера опустила телефон в карман и оглянулась: она уже  поняла, что хочет угостить ребятишек батончиками. Подхватив  покупки, поспешила из магазина, но женщина и дети были далеко, переходили  через дорогу. Не бежать же за ними шестидесятилетней тётке с двумя тяжёлыми сумками в руках?

     Дома колдовала над конфитюром, продолжая размышлять о Любаше и её семье. Мама и тётя Рая были родные сёстры, любили друг друга без памяти, хотя мама выучилась в институте на экономиста, а тётя Рая после семилетки вышла замуж за весёлого Гришу, отслужившего четыре года на флоте, и доила коров в колхозе, а когда перебрались в райцентр, работала уборщицей.  Любаша  постарше Веры, на чуть-чуть, меньше чем на два года. Каждое лето они проводили в деревне у бабушки Марфуши, и Любаша немного командовала младшими: своим родным братом Колей и Верой. Все бабушкины внуки уродились в неё: круглолицые, румяные,  голубоглазые. У Веры волосы каштановые, а  в детстве были светло-рыжие, так что дети иногда её дразнили. «Да не слушай ты их, глупых,  — утешала бабушка. — Ты у нас как солнышко!»

     Две недели назад Вере исполнилось шестьдесят. Никаких особых торжеств не устраивали: хороший ужин с хорошим вином, гора фруктов,  долгое чаепитие с домашним тортом, любимыми «Мишками» и «Белочками». Приезжал двоюродный брат Юра с женой, приходила бывшая однокурсница Валя — самая близкая подруга, да Вера с сыном — вот и все, кто был за столом. По телефону поздравляли коллеги. От Любы пришла СМС: «Солнышко! Всего-всего тебе самого хорошего и светлого, здоровья и благополучия!» А вчера она так винилась: отделалась СМСкой к юбилею, ничего не подарила. Вспоминала, как Вера с Мишей к шестидесятилетию прислали ей подарок — сумку. Вера слушала, а сердце сжималось: Любаша с дочерью с трудом наскребают денег  на кредиты и коммунальные платежи,  сэкономить могут только на питании. Теперь Вера жалела,  что, отвечая на  вопросы любопытной сестры,  простодушию рассказала о полученных подарках: планшет от сына, кухонный комбайн от брата, сертификат от подруги, на который купила покрывало на диван и две подушки. Планшет, кухонный комбайн — Любаше это соль на рану.

     Вечером  рассказала сыну о женщине и детях, с которыми столкнулась в двух супермаркетах, пожалела о том, что не успела угостить детей батончиками. Миша стал убеждать: хорошо, что не успела навязаться со своим благодеянием, женщина ведь могла обидеться, решив, что им подают милостыню, наговорить каких-нибудь грубостей. В словах сына, конечно, была своя правда, но перед глазами Веры стояло увиденное утром: мальчик разжимает кулачок сестрёнки, забирает у неё конфеты, кладёт их назад, а девчушку тащит подальше от кондитерского отдела.