Скука

На полу лежит тело. Тело, которого я раньше не видел. На полу, которого раньше не касались подошвы моих запылившихся ботинок. Как я попал в квартиру, которой никогда раньше не видел? Я зашёл в подъезд этого дома за какой-то пожилой дамой. Она вызвала лифт, и мы оказались в нём вдвоём. Её этаж - пятый. Я выбрал для себя восьмой. И вот, выйдя на восьмом этаже, я осмотрелся. Мне приглянулась квартира, дверь в которую была полуоткрыта. Я часто делаю так - захожу в случайные дома в случайных районах. Просто мне некуда больше идти. Я не бездомный, но мне неприятно находиться в помещении, где я видел и пробовал всё. Это скучно. Поэтому я практически постоянно скитаюсь, а когда на улице становится совсем уж темно, я возвращаюсь к себе. Неслучайный район, неслучайный дом. Жизнь, как будто бы, безошибочная. Задуманная и осуществленная.
На полу лежит тело. Между коридором и одной из двух комнат. Я подхожу ближе. Этому юноше, на вид, не больше двадцати. Он явно не рассчитывал на второй шанс. На внутренних сторонах обеих его рук несколько крупных ран. Поза Иисуса. Спутанные волосы, которые когда-то образовывали каре. Сейчас они укрывают приятное лицо с тёмными синяками под глазами и отросшими усиками. Выглядит так, словно под волосами, внутри головы этого парня проходит полёт. Волосы - это занавес, скрывающий финальную экспедицию от всяких ненужных глаз. Например, от глаз угрюмого бродяги, пробравшегося в чужую квартиру без какой-либо цели и, тем более, выгоды.
На полу бегает тело. Каждая его частичка, кажется, пытается сбежать отсюда. Сбежать от обоев цвета поноса, сбежать от переполненной пепельницы, от незаправленной кровати, от пары носков, лежащих вне бельевой корзины, от звуков рождения новостроек за маленьким окном. Кровь, залившая толстовку и штаны суицидента начала засыхать где-то час назад. Я не эксперт, просто так думается. Капли крови бегут прочь. Кожа рук, разошедшаяся в стороны и обнажившая ныне бурое мясо, бежит прочь. Каждый миллиметр тела норовит собрать чемоданы и купить билет. Передо мной картина побега тысяч людей. Рядом с головой юноши, около шкафа валяется лист формата А4. Весь исписан. Предсмертная записка. Пока не хочется читать её. Я гляжу на тело в упор. Хоть оно и разбегается, но частицы не могут уйти дальше, чем на пару своих крохотных шагов. Про парня можно сказать, что он пульсирует, двигаясь то влево, то вправо, а иногда и вверх. Его раны листовидной формы свидетельствуют против всякой божественной природы человеческого существа. Одно из подобий Творца спокойно предало Его, чтобы избавить себя от нахождения рядом со всеми его творениями. Подобие, изуродованное ненавистью. Подобие, проеденное тоской. Что же ещё говорят его раны? Я внимательно слушаю их, припадая ухом к посиневшим рукам суицидента. Доказательство воли. Триумфальные удары. Я всё ещё слушаю раны. Я чувствую в горле горький смех, что прокатывается по каждому жителю Земли. Как же просто быть спасённым! Достаточно лишь кусочка стали и уверенной руки. Доктора, менты, клерикалы, политики... Лишены власти. Беспомощны и безоружны. Бытие, управляемое Ужасом. Сколько жизней спас господин президент? Сколько плюсиков оставил позади себя? Ужас забрал миллионы жизней. Оставил за собой груды знаков "минус". Даже в этот момент Ужас среди нас. Оставил свои следы на щеках юноши. Забился и дрожит в холодных бутылках, стоящих около ножек кровати. Сидит у меня на шее и вжимает лицо в пол, вынуждая слушать пронзительную исповедь глубоких ран. Металлический запах повсюду. Кусочки плоти, влипшие в ламинат. Чёрные сердцевины повреждений.
Мне становится слишком жарко. Вспоминаю, что не снял верхнюю одежду и не разулся. Я подхожу к двери и закрываю её на все три оборота. Раздеваюсь, иду мыть руки. В ванне тоже кровь. И два лезвия. По красным отпечаткам на раковине и полу видно, что парень начал процесс здесь, а потом решил покинуть ванную.
Сейчас как раз то время, чтобы прочитать его записку. Я подбираю лист и читаю:
"Если вы читаете это, то я, наверное, мёртв. Последнее, что я хотел бы сказать вам: Вы не стоите ничего. Ваша поддержка или осуждение, ваши реакции и рефлексия бесполезны. Я отправляюсь Туда, потому что мне надоело быть среди вас. Я устал дышать этим воздухом, ходить туда, куда вы считаете нужным. Проблема даже не в этом, а в том, что я сам не считаю нужным куда-то ходить. Я хотел что-то изменить. Это было очень давно. Последние годы я вообще ничего не хотел. Все эти годы я был мёртв. Поэтому, считайте, что это моя единственная попытка воскреснуть. В моем исчезновении попрошу винить порядок вещей. Как бы там ни было, я надеюсь, что никогда не встречу вас снова, в том случае, если вы пойдёте за мной. Счастливо оставаться. Гриша."
Мелкие и острые буквы похожи на зигзаги. Между словами и строчками большое расстояние. Грише было скучно и тошно. Он даже не знал зачем всё это. Я тоже не знаю.
Я осматриваю предметы, котырые нас окружают. У любого предмета есть нутро. Нечто, вшитое в оболочку. Так уж выходит, что Гриша вместо него видел Смерть. Он видел её в ларьке, в отражении, на экране компьютера, в коробке, что поставили в подъезде для ненужных объявлений и бумажного мусора. Я тоже вижу её. Она всегда здесь. Но это, не очень-то плохо. Хуже, когда Смерть оставляет свой пост, и ты встречаешься лицом к лицу с Ужасом. Живой и трясущийся. Живой и лихорадочный. Живой и скитающийся. Скорее всего, Гриша не сделал бы этого сегодня, если бы Смерть присмотрела за ним. Скорее всего, это Ужас скрутил из его тела и лезвия фигурку с распоротыми руками. Это Ужас кинул себе в карман ещё один знак "минус".
Я по-прежнему осматриваю предметы. Дешёвая ваза, покрывало, протёртое до дыр, свечки в упаковке, книга рецептов, брошюры, стол, пластиковые горшки... Это то, ради чего мы гниём на работе две трети своей жизни. То, ради чего нас родили. То, чем мы должны стать, во что должны превратиться наши принципы и останки. Тут я ловлю себя на мысли, что предпочёл бы чувствовать сейчас Ужас. Потому что есть то, что опаснее других состояний. Есть скука. Я смотрю на мир и мне скучно.
Как же я заблуждался, когда говорил про всеобъемлящий Ужас. Не он хранитель существования. Совсем не он...
Я нахожу в кармане штанов простой карандаш. На предсмертной записке, рядом с именем "Гриша" я тонко подписываю "И Дима". А потом я иду в ванную. Я хочу воспользоваться гришиными лезвиями...