Годолов. мистика

    
В.Илюхов (Коньков).

Годолов

У деда моего был при¬тель - Игнашка Годолов. Говорили, что он мог своим взглядом остановить несущуюся на него во весь опор лошадь, мог заговорить и остановить хлещущую из раны кровь.
А ещё был у Игнашки вороной жеребец, которого запрячь мог только сам хозяин, - чужих людей конь бил и задними, и передними ногами, да при этом ещё и кусался, как собака. Бабушка моя говорила, что на его Вороном впору только черту ездить.
У деда в друзьях ходило полгорода. В праздники за столом сиживало не менее десяти мужиков, не считая хозяев. Помню, как-то на Первое мая заспорили мужики, сумеет ли Игнашка привести со двора в дом нашего злющего кобеля Джека. Годолов вообще-то славился такими фокусами: любая цепная собака под его взглядом поджимала хвост. Но только не Джек! Более человеконенавистного существа я в своей жизни не встречал. Когда-то Джек служил в угрозыске. Очень ему там досталось от людей. Чуть живого привез его дед в наш дом, бабушка его выходила, но пес не верил уже в бескорыстную людскую доброту, кусал даже хозяина при любом удобном случае. Но Годолов ввел нашего пса в дом. Джек щерился, стыдливо отводил глаза, но шерсть на его загривке стояла дыбом. Дед крякнул и полез в бумажник за деньгами - он проспорил Годолову четверть водки. И тут Игнашка решил потрепать Джека по загривку. Такого унижения пес уже вынести не смог... Так что пришлось добрую часть выигранной в споре водки пустить на промывание Игнашкиных ран. Очень тогда мужики смеялись!
Любили, любили повеселиться.
Вот так, в Новогоднюю ночь 1953 года их веселье чуть не закончилось для меня трагедически. 31-го декабря с вечера засели мужики за столы. Пили и закусывали не торопясь - встречали Новый год от самого Владивостока и собирались не спеша добраться до Москвы, так уж у нас в Сибири водилось. В перерывах между городами играла гармонь, мужики пели, плясали, а то и просто сидели и разговаривали, вспоминали войну.
С каждым часом подходили новые гости, а Годолова всё не было. Тут кто-то и предложил:
- До Нового года ещё два часа, айдате за ним съездим! Запрягли вдвое саней лошадей и поехали. И как мама и бабушка не были против, взяли и меня с собой. И без того экипированного по-сибирски, меня завернули в дедов тулуп, водрузили на высокий санный задок - пялы - и припустили в холодную Новогоднюю ночь по темным улицам города, переметенными поземкой и стиснутыми высокими сугробами. Через полчаса мы были у годоловского дома.
Однако дом нас встретил тёмными окнами. Дед черенком бича постучал в закрытый ставень. В доме вспыхнул свет - желтая жирная его полоса, ломаясь, легла на голубые сугробы. Звякнул запор, и нам открыла дверь мать Игнашки. Она впустила всех в дом, сказала:
 - А Игнашка с женой уж час как ушли к вам.
Все зашумели, собрались ехать обратно, но старуха остановила мужиков: 
- Куда? Без угощения не отпущу. Пройдите к столу, выпейте на посошок, да проводите со мной старый год.
Мужики не заставили себя упрашивать. Мне в руки сунули пирог с молотой черемухой, но я после мороза настолько разомлел в тепле, что не столько ел, сколько клевал носом.
Выпив не по одной и, наверное, даже не по две стопки водки, мужики вдруг стали собираться в обратный путь: разбирали полушубки, шубы, дохи. Кто-то по дороге прихватил и меня, вынес под мышкой до дедовых саней. Там меня опять завернули в тулуп и водрузили на высокие пялы. Захлопали вожжи, заиграла гармошка, кони понеслись в обратный путь.
Когда от дома Годолова отъехали полпути, на крутом повороте наши сани раскатились боком и ударились о сугроб. Я живым снарядом вылетел из «жерла» дедова тулупа и улетел в снег. Я улетел так ловко, что моего исчезновения никто не заметил. Гармонь продолжала играть, лошади бежали, и когда я выбрался из снега на твердую дорогу, их и след простыл.
Так я остался один в холодной Новогодней ночи. Но я не испугался. Ведь я стоял среди улицы. Стоило мне только постучать в любое окно, и мне бы тут же открыли двери такие всегда добрые ко мне взрослые. Потому я решил идти по дороге вслед умчавшимся саням. В конце концов они меня спохватятся и вернутся. И я шёл, пока знал куда идти. Но вот дорога уперлась в три расходящиеся улицы. Я остановился, не зная путь.
«Я буду ждать тут», - решил я и сел в сугроб.
Вскоре я стал дремать. Холодно мне не было, мороза я ещё не успел почувствовать, а вот спать хотелось страшно. Известно, чем бы всё это закончилось, усни я на морозе, на улице в Новогоднюю ночь. Ведь могло случиться так, что никто из добрых взрослых и не заметил бы маленького человечка в сугробе до утра. Но тут я услышал приближающийся звон колокольчика. Моё сердечко застучало сильнее, я очнулся и, выскочив из сугроба, стал посреди улицы. Черная лошадь летела прямо на меня. Сани за ней мотались из стороны в сторону по всей ширине дороги.
-"Тпру!" - закричал возница. Сани остановились, и на дорогу ко мне выскочил Игнашка Годолов.
- Вовка, ты чего тут один делаешь?!
Я поведал дяде Игнату свою нехитрую историю.
- Ну, так поехали, чего стоять? Сейчас мы их мигом догоним!
И опять замелькали темные дома с яркими полосами света меж ставней.
- Вон они едут, дядя Игнат! - показал я на мелькнувшие на соседней улице упряжки.
- Вижу! А ну, Вороной, поддай!
Мы полетели как на крыльях. Но странная это была погоня. Кто за кем гнался, понять было невозможно. То мы мчались по параллельным улицам, то проносились, не замечая друг друга на перекрестках, но никак не могли при этом встретиться. Я видел, как мужики ищут меня, как стучатся в дома, опять, в который уже раз, едут по пустынной улице, а дядя Годолов возит и возит меня мимо них кругами. Наконец, когда на очередном перекрестке нас опять схлестнули улицы, я, уже совершенно окоченевший, закричал:
- Деда, я тут!
- Тпру! - крикнуло враз трое возниц, и три коня разом встали как вкопанные.
- Игнашка, ты? - спросил дед. - Ты чего тут?
- А вот вашего Володьку нашёл, - ответил Годолов.
- А! - раздался с двух подвод хор мужских голосов. Все мужики кинулись ко мне, подхватили под руки, опять сунули в дедов тулуп, но теперь уложили в передок саней на сено.
- Домой! Домой! Поворачива-а-ай!
И лошади понесли нас по знакомым улицам. И только Игнашка на своем Вороном всё отставал, отставал, а когда опять нам повстречался перекресток трех дорог, возок Игнашки вильнул в другую улочку и скрылся в темноте.
- Куда ты, черт? Не туда! - крикнул ему вслед дед.
- Да шут с ним, Иван Николаевич! Не дите, чай, не потеряется! - мужики засмеялись. - Едем, а то совсем мальчонку заморозим. Да и Новый год скоро! - все опять кинулись в сани и понеслись.
Когда въезжали во двор, нас встретила бабушка и встретила неласково:
- Где вас носило столько времени? Небось, Володьку-то совсем заморозили. И лошадей заморили.
Мужики молчали.
- Ну, распрягайтесь, да скорее идите в дом, может, ещё успеете Новый год по Москве встретить.
- Как по Москве? Мы ещё наш не встречали!
- Ах, пьяницы проклятые! И время-то готовы пропить, - заругалась бабушка и повела меня в дом. В доме за столом сидела моя мама, тетя, соседка-старушка и Игнашка Годолов с женой
- Ты? - изумились мужики. - А где же твой Вороной?
- Дома, в конюшне стоит, - ответил Игнашка. - Мы к вам пешком пришли. Потому, видать, и разминулись.
- Да ведь ты десять минут назад от нас на своем Вороном укатил?
- Вы чего, мужики? Перепились, что ли, где? Я уж тут четыре часа сижу. Все свидетели.
- Четыре часа?! - Мужики глянули на настенные хо¬дики. Было без пяти минут четыре часа утра. Новый год от нас уже успел дойти аж до самой до Москвы.
- Да, Игнат, - сказал дед. - Видно, и правда нынешней ночью на твоем Вороном сам черт ездил.