Верить нельзя не верить

      В. Илюхов (Коньков).

   Верить нельзя не верить


Ещё в студенчестве услышал я эту удивительную историю от одного из своих педагогов Германа Петровича Петрова.
С годами, не находя нигде в “перестроечной” прессе её подтверждения, я стал сомневаться, а имела ли она место быть. Но не было у меня причин и не верить моему, увы, ныне уже покойному, педагогу. Я думаю, не оскорблю память о нём, если перескажу его рассказ. К тому же, возможно, ещё найдутся те его участники или очевидцы, которые смогут эту историю или подтвердить или опровергнуть. Я же за что купил, за то и продаю.
Было это в начале февраля 1945 года в Ялте, во время знаменитой конференции глав стран союзников. Молоденький матросик Гера Петров служил в то время на одном из кораблей Черноморского флота. Был он тогда старшиной какой-то статьи и мастером спорта СССР. Звание это он получил ещё до войны за то, что выиграл чемпионат по фехтованию в одной из Советских республик. Корабль, на котором служил Герман, среди прочих кораблей флота охранял Ялту с моря, стоя на ее рейде.
Ливадия и дворец, где проходила конференция, охранялись, по рассказам Германа Петровича, очень надёжно. Непосредственных участников охраняли очень компетентные органы. Сами органы и их подопечные были окружены тройным кольцом автоматчиков с собаками. Вдобавок по Ялте почти круглосуточно прогуливались моряки стоящих на рейде кораблей. Морякам было приказано строго, но неназойливо следить за порядком в городе. Это - помимо патрулей. И никому из компетентных начальников в голову не могло прийти, что именно моряки Черноморского флота окажутся главными зачинщиками беспорядка в один из тёплых дней Ялтинской конференции.
Дело в том, что вместе с нашими кораблями стоял на рейде и корабль под флагом США, прибывший для моральной поддержки своего президента. И американские моряки, как и наши, мирно прогуливались по ялтинской набережной. И те, и другие с интересом посматривали в сторону друг друга, но «брататься» почему-то не спешили. Братания не получалось, видимо, из-за того, что американские парни слишком откровенно заглядывались на наших гарных дивчин. Наши же девушки, воспитанные в духе патриотизма, предпочитали долговязым Джонам наших, пусть и не таких стройных, но таких родных Ванюшек. Американцам, истосковавшимся в морских походах по прекрасному полу, был очень обиден такой патриотизм со стороны, как им казалось, обыкновенных «портовых девчонок».
Был у Германа друг - сослуживец, а у него в Ялте жила сестра. Поэтому, несмотря на катастрофическую нехватку женского общества, брат этой девушки и его сотоварищи всегда появлялись на набережной в компании с красавицей Марусей. А так как Маруся, по молодости и глупости, вела себя с братом и его товарищами на глазах у всех очень непринужденно и раскованно, то американцы приняли её за представительницу древнейшей профессии. И когда Марусины ухажеры, сложив свои скудные средства, отошли купить ей мороженое и оставили её на минуту одну, к ней тут же подвалил здоровущий американец и, шепча что-то на ухо, стал совать ей доллары. Вначале Маруся растерялась, но потом, поняв, в чем дело, отвесила американцу знатную затрещину. Американец обиделся и, грубо схватив девушку за руку, потащил к толпе своих хохочущих товарищей.
Отошедший было к мороженице Марусин брат, коршуном налетел на американца. Поединок между ними был недолгим: искушенный в боксе американский матрос первым же уда¬ром послал его в нокаут.
Герман, проведший молодость в спорте, сразу и по достоинству оценил профессионализм иностранца, а потому приближался к нему с опаской. От моментального поражения его спасала реакция фехтовальщика и чемпиона. Как ни старался янки, его кулаки только молотили воздух, а Герман кружил вокруг него, набирая очки. Но так как противники были в абсолютно разных весовых категориях, то удары щуплого русского, проходившие в могучий корпус американца, были что для слона дробина. Глазевшие на их поединок янки улюлюкали, подзадоривая и того, и другого бойца. Возможно даже, что их симпатии стали склоняться на сторону русского легковеса, уж очень он комично выглядел рядом с громилой - американцем, но тут Герман совершил трагическую ошибку: из-за большой и неудобной разницы в росте он нанес против¬нику удар ниже пояса, а когда тот, задохнувшись от боли, опустил руки и перестал боксировать, Герман по инерции ударил его в голову. «Голиаф» был повержен! Но «Давид» понял, что ему рано праздновать победу: оскорбленные его вероломством «филистимляне» кинулись не наутек, а на него. «Давиду» ничего не оставалось, как бежать по набережной, крича:
- Братва, наших бьют!
Со всех сторон к нему на помощь бросились товарищи. И грянул бой! В секунды набережная превратилась в кипящий муравейник. Патрули не в силах были развести  дерущихся. Более того, получив ни за что ни про что изрядных тумаков, они сами  вязались в драку. Окрики и команды офицеров никакого действия ни на кого не возымели, милиционеры устали дуть в свистки. Кто-то из толпы зевак предлагал послать за автоматчиками, кто - то  за собаками, а кто - то и за самим Лаврентием Павловичем!
Пострадавших было уже достаточно с обеих сторон. В конце концов, 25 - 30 американцев, встав плечом к плечу и образовав кольцо глухой защиты, удачно сдерживали беспорядочный натиск русских. Среди оборонявшихся выделялся сокрушительными ударами коренастый моряк с кривым, приплюснутым носом. Как выяснилось позже, это был боксер - полупрофессионал, чемпион какого-то дикого западного штата. Медленно, но уверенно, он прокладывал путь к причалу, где стоял американский катер. Наши уже только для виду, чтобы не терять окончательно и без того изрядно избитое лицо, продолжали лезть на американский рожон.
Тем бы все и закончилось, но тут к причалу привалила шлюпка, из которой выскочил чемпион Черноморского флота по боксу. Чемпион с криком: “Бра¬тишки, оставьте кого-нибудь для меня!” ворвался в круг дерущихся. В считанные секунды он разметал в сторону американцев.
К тому времени со стороны Ливадии подбежали автоматчики с собаками. (Хорошо, Лав¬рентия Павловича вызвать не решились). И наступило перемирие.
И наших, и американцев грузили в лодки и развозили по кораблям. Наши офицеры втихую, а кто и в голос материли своих подчиненных - ещё бы, какой скандал! Американские же командиры, казалось, абсолютно не были расстроены случившимся - они похлопывали своих героев по плечам, смеялись чему-то.
Комендант Ялты, по¬лучивший взбучку от начальства, через пару часов уже явился на американский корабль с официальными извинениями. Каково же было его удивление, когда командир корабля только рассмеялся в ответ на его «эксьюз ми»:
- Такие «безобразия», господин полковник, случаются с моими ребятами в каждом порту, где нам приходится бросать якорь. Что делать - молодость! Более того, это я должен был принести свои извинения за одного из моих матросов, оскорбивших русскую девушку недостойным подозрением. Мне доложили, что за ее честь вступился жених. Любой американец на его месте поступил бы тоно так же!
На том инцидент, говорят, и был исчерпан. По крайней мере, уже на другой день и наши, и американские морячки гуляли по Ялте в обнимку, - братание удалось на славу!