Медосмотр
прокуренную комнату, где я с сослуживцами коротал время,
играя в домино за безнадёжно старым столом. Он
внимательно посмотрел на всех игроков, неодобрительно
покачал головой, словно отец непослушным детям, и, тяжко
выдохнув, опустился на лавочку рядом со мной. Ничего не
говоря, он принялся наблюдать, как из доминошных
костяшек растёт «змейка», прикрывающая протёртое
игроками за годы жарких баталий серое пятно в центре
стола на его некогда ослепительно белом покрытии.
Появление Якова Анатольевича осталось почти
незамеченным, поскольку мы были охвачены азартом, к
тому же большую часть дежурства он проводил с нами,
лишь иногда пропадая в своём кабинете, чтобы заполнить
гору бумаг, в большинстве своём никому не нужных.
Должность свою начальник караула называл «собачьей» и
говорил про неё так: «В нашей дурацкой системе я должен
вилять хвостом перед хозяином, исполняя его желания, а
также гавкать и кусать «плохих парней», то есть
подчинённых. Двусмысленность моего положения
заключается в том, что именно с вами мне приходится
рисковать при тушении пожаров, а не с многочисленными
начальниками из управления, которые, маясь от безделья в
кабинетах, придумывают бредовые инициативы и издают
идиотские приказы, усложняющие нашу жизнь».
Выдержав небольшую паузу, которую берут воспитанные
люди перед тем, как вклиниться в чей-нибудь разговор или
прервать веселье компании, Яков Анатольевич
многозначительно кашлянул и, придав своему лицу
суровый вид, уставился на Эдуарда, сидящего напротив.
Последний, почувствовав на себе недобрый взгляд
начальника, поинтересовался в свойственной ему шутливо
развязанной манере:
- Не нравится мне, Яков, как ты на меня смотришь. Вроде
бы денег у тебя не занимал, да и сестру твою не
обманывал.
- Да уж лучше денег занял или сестру обманул, -
парировал Яков Анатольевич. - Не знаю, чего от тебя
ждать. Вот отправят меня на пенсию - вспомнишь ещё обо
мне, когда дадут тебе не такого доброго и заботливого
начальника.
- Что-то я не пойму, куда ты клонишь? - спросил Эдик, не
отрываясь от игры.
- Клонишь! - передразнил начальник караула. - Ты в курсе,
что завтра медосмотр? Надеюсь, ты за год поумнел, и,
прежде чем врачам, не подумав, какую-нибудь глупость
ляпнуть, хорошенько подумаешь? Или ты опять мне седых
волос добавить собрался?
После этих слов всем играющим стало понятно, о чём
идёт речь в разговоре. Находящиеся в комнате
заулыбались, вспомнив события прошлогоднего
медосмотра. На Якова Анатольевича и Эдуарда
посыпались шутки: одни убеждали начкара, что проследят
за каждым шагом «врага народа» Эдика, другие же
упрекали Эдуарда в том, что он роет яму для Якова
Анатольевича и займёт его место, как только тот в неё
упадёт.
Эдик от непривычного внимания к собственной персоне
немного смутился и покраснел, но, тем не менее, пытался
достойно отвечать многочисленным юмористам.
Постепенно шутки начали иссякать и веселье пошло на
убыль. Игра продолжилась, а я вспомнил небольшой
скандал, виновником которого был сидящий напротив
Эдик, благодаря которому этот медосмотр запомнился
надолго…
... Год назад я приехал в поликлинику УВД рано утром,
намереваясь пройти медосмотр как можно быстрее и в
оставшееся после время заняться делами, которые, как
известно всем, никогда не заканчиваются.
Стоя в очереди в регистратуру, я здоровался с
многочисленными знакомыми из разных подразделений
нашего города, снующими то туда, то сюда. Бодрая
старушка, работающая регистратором, казалось бы, целую
вечность, вручила мне пухлую, пожелтевшую от
беспощадного времени амбулаторную карту, некогда
тоненькую, с хрустящими от новизны незаполненными
страницами.
В соседнем с регистратурой кабинете я быстро сдал
анализы и двинулся на второй этаж, где все проходящие
медосмотр разбредались в разные стороны.
У каждого была собственная стратегия прохождения
врачей: моя, благодаря накопленному за несколько лет
службы опыту, предполагала начать обход врачей с
кабинета хирурга, старой слеповатой женщины. Бабушка-
хирург раздевала до трусов всех приходящих к ней на
приём и подолгу придирчиво осматривала пациентов.
Напоследок, чтобы оставить о себе «добрые
воспоминания», она просила снять трусы, повернуться
спиной и развести ягодицы. Если открывшееся взору
зрелище не устраивало чем-то сварливую старушку, то
проходящего осмотр ждала утомительная лекция о
профилактике и лечении обнаруженных заболеваний.
В этот раз мне удалось пройти зловредную бабусю
довольно быстро, и я, как окрылённый, выпорхнул из её
кабинета, уверенный в том, что самое трудное осталось
позади. Прохождение остальных специалистов походило
на работу конвеера: печать «здоров» ставили без
промедления, стоило только заявить об отсутствии жалоб
на самочувствие и недомогание.
Продвигаясь по коридору от одного специалиста к
другому, я добрался до кабинета психиатра,
принадлежащего к особой касте врачей, каждому из
которых, по моему глубокому убеждению, нужен был
собственный психиатр. У этого кабинета меня встретила
толпа из человек двадцати, желающих получить печать,
подтверждающую адекватность восприятия окружающего
мира.
Мой друг Слава, за которым я занял очередь, объяснил
мне, в чём причина такого вялотекущего приёма врачом,
исследующим тайны человеческого мозга. Славик
сообщил, что несколько минут назад в кабинет психиатра
зашёл Эдик Родионов: после того, как за ним захлопнулась
дверь, очередь перестала сокращаться и стала прирастать
«хвостом».
Понять, что происходило за закрытой дверью психиатра,
было невозможно. Через несколько минут ожидания за
мной на приём к врачу народу стало больше, чем впереди
меня, и в скопившейся толпе начало нарастать
недовольство. Люди стали возмущаться врачом и
зашедшим на приём Эдуардом, обвиняя их в том, что те не
ценят их драгоценное время, однако никто не осмеливался
зайти в кабинет и узнать причину затянувшегося приёма.
Когда нарастающее недовольство достигло своего апогея,
произошло чудо - дверь открылась, и из кабинета
психиатра вывалился раскрасневшийся Эдик. Его
блуждающий взгляд остановился на нашем начальнике
караула, и он, облегчённо выдохнув, произнёс:
- Яша, зайди! С тобой поговорить хотят!
Яков Анатольевич, тёртый калач, учуяв неладное
спросил:
- Ты что там натворил?
- Зайди, узнаешь! - Эдик уже пришёл в себя, от краски на
лице не осталось и следа.
Яшка бросил злой взгляд в сторону возмутителя
спокойствия и нехотя, как обречённый на казнь, пошёл в
кабинет, где его, по всей видимости, не ожидало ничего
хорошего. За несколько секунд, пока все смотрели в спину
заходящего в кабинет начкара, Эдик успел незаметно
испариться, поэтому вопросы стало задавать некому.
Интрига сохранялась.
За время утомительного ожидания, пока Яков
Анатольевич отдувался за Эдика, очередь вобрала в себя,
пожалуй, всех проходящих медосмотр в тот день. Но всё
нехорошее когда-нибудь заканчивается, и Анатольевич,
взмокший, словно после упорной тренировки, вышел в
коридор и нарочито громко поинтересовался у всех
ожидающих приёма: «Где этот враг народа?». Вместо
ответа на нашего начальника караула посыпались
вопросы: каждый хотел узнать тайну произошедшего в
кабинете. Яков Анатольевич последовал примеру Эдуарда
и быстро ретировался.
Приём возобновился, очередь стала таять на глазах и
люди начали терять интерес к недавним загадочным
явлениям. Мне, как и другим моим коллегам, предстояло
узнать о случившемся на следующем дежурстве…
...Через два дня я застал оживлённо беседующих Якова
Анатольевича и Эдуарда в курилке, они обсуждали
события, произошедшие на медосмотре. Я присоединился
к ним и стал слушать их разговор. С их слов выходило
следующее: Эдуард зашёл в кабинет психиатра, поначалу
всё шло замечательно: она задавала вопросы о семье, о
службе, затем, слушая ответы и листая медкарту,
спросила, почему он, проработав в ППС несколько
месяцев, предпочёл перейти в пожарную охрану. Эдик,
убаюканный мягким, непринуждённым тоном беседы,
брякнул в ответ: «Да я там только и научился, как алкашей
бить и карманы им выворачивать. Больше ничего не
увидел». Глаза докторши полезли наверх, а тихая и
спокойная беседа в мгновенье ока превратилась в гневный
обвинительный монолог. «Что? Это у вас такое мнение о
наших правоохранительных органах? Как вы вообще на
службу попали? Кто вас к работе допустил?». Обвинения
сыпались, как из пулемёта. Эдуард, напрягая мозг,
лихорадочно думал, как разрулить неприятную ситуацию,
но под градом тяжёлых упрёков ничего стоящего в голову
мученика не приходило. Когда ему, словно
мореплавателю, терпящему бедствие, показалось, что
спасенья нет, появилась спасительная соломинка в виде
вопроса от психиатра: « Кто ваш начальник?», Эдуард
отчеканил: «Яков Анатольевич. Пригласить?». Получив
утвердительный ответ, он быстро вышел из кабинета.
Теперь настала очередь начкара отдуваться за
опрометчивое, но в целом правдивое высказывание Эдика.
Гнев, который обрушила на него психиатр, был
малоприятным. Она обвинила его в том, что он проморгал
«засланного казачка», что он не бдительно следит за
неблагонадёжными подчинёнными. Яков Анатольевич
заверил разъярённую женщину, что исправит недостатки,
искоренит свободомыслие и проведёт разъяснительную
беседу с нерадивым подчинённым.
Начкару пришлось приложить немало дипломатических
усилий, чтобы этот скандал не вышел за двери кабинета…
…Тем временем игра закончилась, проигравший Эдуард,
освобождая место и оправдывая своё поражение, заявил:
- Пришлось специально проиграть. Пусть, думаю,
начальник на моё место сядет, да грустные мысли развеет.
А-то, смотрю, совсем опечалился!
Довольный Яков Анатольевич, усаживаясь на
освободившееся место и лукаво улыбаясь, ответил:
- Главное, Эдик, чтобы у меня завтра повода печалиться не
было!
Свидетельство о публикации №223081201365