В объятиях правосудия

   В этот день в Майами было солнечно и тепло. Впрочем, как всегда. В открытое  окно  фешенебельного  отеля на третьем этаже, проникали яркие лучи полуденного солнца. Сидевший на  диване  с  иллюстрированным журналом  в  руках  высокий  мужчина  потягивал  из  бокала  прохладительный  напиток,  время  от  времени поднимая голову на отвлекавшие его звуки голосов и шум машин,  доносящиеся  с  улицы.  Он  уже  собрался встать, чтобы прикрыть окно, когда в помещение ворвался оглушительный телефонный звонок.
   Протянув руку к столику, стоявшему справа от него, он резким движением схватил трубку и,  поднеся  её  к уху, произнёс короткое «да».
   – Мистер Саймон? – услышал он спокойный голос человека, привыкшего властвовать и повелевать.
   – Да. Это я, – ответил тот, к кому обращался этот вопрос.
   – Вы сможете прибыть завтра утренним рейсом в Кампу-Белу? – произнёс голос, скорее утверждая,  нежели спрашивая.
   – В Бразилию?
   – В Бразилию! – эхом донеслось из трубки. – Сейчас в  ваш  номер  поднимется  человек – он  обо  всём  вас проинформирует.
   – А где… – сидевший на диване не договорил, услышав монотонные гудки отбоя.
   Они овладели помещением, переливаясь со звуками улицы, пока он медленно не опустил трубку.
   Так же медленно, он поднялся с дивана и подошёл к окну. Бросив журнал на  подоконник,  закурил.  Выпустив струйку дыма, задумчивым взглядом всмотрелся в открывшийся перед ним  городской  пейзаж.  С  пляжа дул прохладный ветерок, лаская его внезапно покрывшееся испариной лицо – так на него подействовал  голос из телефонной трубки.
   Раздался стук.
   Раздавив недокуренную сигарету в пепельнице, он направился к двери.

   Когда он сошёл с трапа самолёта в аэропорту Кампу-Белу, было  восемь  часов  утра.  Подгоняемый  сошедшими вместе с ним пассажирами, он вошёл  в  гостеприимно  распахнувшиеся  двери  вокзала,  окунувшись  в прохладу этого громадного здания, где возле касс суетились очереди, а вновь прибывшие пересекали  уютное пространство и выходили в то и дело открывающиеся двери встречающего их города – с  его  пестротой,  зноем и никогда не стихающей суетой.
   Он шёл не торопясь, с небольшой дорожной сумкой наперевес, периодически обтирая платком шею и лицо. На нём был серый костюм и чёрные ботинки из натуральной  кожи.  И  сейчас,  единственным  его  желанием было – добраться до отеля, где в заранее снятом для него номере сбросить костюм и принять душ. А после…
   – Мистер Саймон? – услышал он раздавшийся сбоку от него, голос.
   Он остановился, посмотрел в сторону, откуда донёсся  голос,  и  увидел  полноватого  человека  невысокого роста, загорелое дочерна лицо которого, лоснилось так, словно было смазано маслом. Он стоял в  дверях  служебного помещения, куда доставляют пассажиров задержанных при таможенном досмотре.
   – Меня зовут Милтон, – представился человек, и, мотнув головой, добавил. – Проходите.
   Под изумлённые взгляды проходивших мимо пассажиров, он вошёл в помещение, где было так  же  прохладно и просторно. Из установленного на потолке вентилятора дул прохладный ветерок.
   – Садитесь, – сказал таможенник, кивая на диван, стоявший справа от двери.
   Пока он устраивался на диване, таможенник подошёл к металлическому шкафу, открыл его, и извлёк широкий алюминиевый кейс, который осторожно опустил на стол.
   – Прошу вас, – произнёс таможенник, кивая в сторону кейса.
   Медленно, стараясь не производить лишнего шума, он подошёл к столу, и собрался открыть кейс, но стоявший напротив него не дал ему этого сделать, сказав:
   – Не здесь!
   Такова была инструкция. Он не стал спорить – каждый выполняет свою часть  возложенного  на  него  задания.
   Обхватив ручку, он снял кейс со стола, двумя широкими шагами пересёк помещение и вышел в зал.
   Взяв такси, он прибыл в отель.
   Назвав себя, и получив ключ от снятого для него номера, он пошёл наверх, ступая по мягкому ковру  широкой лестницы.
   Поднявшись на третий этаж, он вошёл в номер.
   Это была небольшая комната, с  широким окном, плотно прикрытым жалюзи, двуспальной кроватью и смещённым санузлом.
   Охватив быстрым взглядом помещение, он прошёл к кровати: поставил кейс, сбросил пиджак, и подошёл  к окну. Опустив жалюзи, он поморщился от забившего в глаза ослепительного света. Отвернувшись от окна, он посмотрел на часы: было 10:23. В полдень солнце изменит направление. А пока, прищурившись, он  всматривался в открывшуюся перед ним панораму, что притаилась за окном, словно ожидая действия.
   Шоссе, расположившееся не далеко от окон отеля, в этот час хранило тишину, отдавшись его пристальному взгляду. Он с таким вниманием оглядывал всё, что предстало его взору, будто собирался  открыть  здесь  своё собственное дело – магазин, бар, ресторан, или что-то, что сулило хороший заработок. Опираясь  ладонями  о подоконник, он вытянул шею, насколько позволяло окно, и всмотрелся в  то,  что  находилось  сбоку – по  обе стороны шоссе. Простояв в таком положении минуты две, он удовлетворённо кивнул, а после, обратил взгляд на здание банка, расположенного точно напротив окон его номера. Здание находилось далеко,  но  его  натренированный взгляд, без труда примечал каждую деталь: широкое, в два этажа с решётками на окнах и  желез-ной дверью, оно смотрело на него тем взглядом, от которого по всему его телу пробежали  мурашки  и  «засосало под ложечкой». Вокруг не было ни души – пост охраны находился внутри. Его интересовало местоположение банка и то, что раскинулось снаружи. И он снова удовлетворённо кивнул – всё было так, как он и ожидал.
   Медленно повернувшись спиной к окну, он сел на край подоконника: вынул из кармана  рубашки  сигарету, прикурил, и глубоко затянувшись, выпустил  в  сторону  струйку  сизоватого  дыма.  Подняв  голову,  оглядел помещение, надеясь найти «жучок». Но, разумеется, это было невозможно – вот так, с одного  короткого  взгляда определить, откуда взирает на тебя всевидящее око «большого брата».
   Так, его взгляд остановился на кейсе, который он оставил на кровати. Какое-то время  он  пристально  смотрел на него. А после, встав с  подоконника, прошёл в ванну, бросил окурок недокуренной сигареты  в  унитаз, несколько раз спустил воду, чтобы  окурок  не  плавал на поверхности, и вернулся в комнату.
   Сев на кровать, он открыл замки кейса и приподнял крышку. Винтовка с оптическим прицелом была  разобрана – каждая часть лежала в специально отведённых для каждой детали  углублениях.  Некоторое  время,  он внимательно рассматривал содержимое кейса, мысленно собирая в одно целое то, что в итоге прервёт  чью-то жизнь, конец которой, кем-то уже был определён.
   Рэймонд Миллс – так звали этого человека (или – мистер Саймон – как к нему обращались те,  кто  нанимал его), с нечеловеческим хладнокровием принялся неторопливо извлекать холодный металл,  и,  как  скульптор, возводить своё детище: его движения при этом были уверенные и спокойные, взгляд – холодным  и  проницательным. Слух почти не улавливал ежесекундно вторгавшийся в помещение лязг и глухие хлопки  соединяющегося друг с другом металла – он давно к этому привык. Он действовал так, словно собирал  игрушку,  которую подарит своему сыну на Рождество. Рэймонд  Миллс  являлся  профессионалом  с  крепкими  нервами,  а потому, его внутреннее состояние, не посылало того волнения, от которого  потеют  ладони  и  «горит  лицо», как это бывает у слабонервных и не в меру сентиментальных личностей. Для него, это было так же естествен-но, как для плотника сколотить ящик. Правда, однажды он совершил ошибку – убил охранника, который грудью встал на защиту своего босса, за что и заплатил своей жизнью. Заказчик не был в восторге от такого  про-маха, и в итоге, спустя какое-то время «работу» закончил другой. Прошло 12 лет, а он  до  сих  пор  не  может забыть той давней ошибки.
   «В этот раз, ты не должен совершить подобной ошибки, если не хочешь сам стать  жертвой  этих  людей», – подумал Рэймонд Миллс вспомнив того человека, который вчера пришёл в его номер, после телефонного звонка.
   Мысленно, он перенёсся в Майями.


      – Добрый день, мистер Саймон! – поздоровался невысокого роста человек с круглым лицом и блестевшей на солнце лысиной, когда он открыл дверь номера.
   – Входите, – произнёс  он,  отходя  в  сторону,  пропуская  тучного  человека,  крепко  сжимавшего   чёрный «дипломат в своей толстой руке. Хотя тот вошёл бы и без приглашения – уверенный и  надменный  вид  этого утопающего в своём превосходстве толстячка, был заметен «невооружённым глазом».
   Войдя, гость тут же прошёл к столу, сел в кресло, и, положив «дипломат» на свои круглые колени, щёлкнул замками.
   – Садитесь! – сказал он, не поднимая глаз.
   В свою очередь, Рэймонд Миллс смотрел на гостя с вниманием школьника, наблюдающего как учитель раскрывает учебник и пробегает глазами текст,  который  собирается  спросить.  В  данном  случае – он  смотрел,  как его гость аккуратно копошится в своём «дипломате».
   Наконец, он извлёк цветную фотографию и внушительных размеров конверт, который отложил в сторону, а снимок, положил перед сидевшим напротив.
   Миллс взял фотографию и внимательно вгляделся в неё. С глянцевого  снимка  на  него  смотрел  загорелый мужчина пятидесяти лет, с тронутыми сединой волосами лежавшими пробором, кустистыми  бровями,  маленькими впалыми глазками-щёлочками, длинным носом с хорошо заметной горбинкой, тонкими губами и внушительным подбородком. А чёрные тонкие усики, казалось, были  наклеенными.  Весь  его  вид  являл  собой неограниченную власть и уверенность в силе своего положения, которое он занимал.
   – Белхиор да Коста – крупный политический деятель, родом из Португалии, – произнёс  человек  за  столом, когда Миллс закончил изучать фотографию. – Послезавтра он пребывает в  Бразилию. Вы должны  появиться завтра утром. Поселитесь в гостинице – адрес указан  на  обороте  снимка.  Окна  вашего  номера  выходят  на здание банка, где послезавтра в полдень, да Коста  встречается  со  своим  компаньоном.  У  вас  имеются  два варианта: вы можете «снять» его либо входящим в банк, либо выходящим  из  него.  Решайте  сами.  Главное, чтобы не было осечки. Не повторите той ошибки, которую вы совершили с Каладзари.
   – Все мы совершаем ошибки, – попытался оправдаться Миллс.
   – В вашей профессии это недопустимо! – ответил гость, тоном, не терпящим возражений.
   – Да Коста  метит  на  место  Диастра – тем  самым  подписывая  себе  смертный  приговор! – понял  Миллс, решая высказать свою догадку вслух, чтобы насладиться тем зрелищем, какое произведут его слова  на  этого холёного секретаря вершителя чужих судеб.
   – Это вас не должно касаться! – произнёс гость, на лице которого не дрогнул ни один  мускул – так  он  был уверен не только в себе, но и в делах своего босса.
   – Дон Витторио крепко держится за своё место! – не отступал Миллс.
   – И  это,  вас  не  должно  касаться.  Удачный  исход  дела – сохранит  вашу  жизнь: в  отличие  от  Нануцци, Диастра не прощает ошибок! Советую вам запомнить это и хорошо подготовиться! Оружие получите по  при-бытии. На вокзале к вам подойдёт человек, представится Милтоном, и передаст кейс. Номер в гостинице  уже забронирован на ваше имя.
   Миллс кивнул.
   – Вот аванс, – сказал человек, толкнув в его сторону увесистый конверт. – Сразу после завершения задания, появится человек и вручит вам остальную сумму. А после, вы сразу же покидаете гостиницу! Вопросы?
   – Нет. Мне всё понятно!
   – Вот сейчас вы мне нравитесь, мистер Саймон! – произнёс гость,  и,  подхватив  «дипломат»  направился  к двери. – Удачи вам! И помните…

   «…Диастра не прощает ошибок!», – повторил про себя Миллс, и вернувшись в реальность, оглядел  то,  что крепко сжимали обе его руки: винтовка зияла чёрным холодом, призывая к действию.
   Встав с кровати, он подошёл к окну. Приоткрыв его, установил оружие. Ширина подоконника не  позволяла дулу высунуться наружу – хозяева и это предусмотрели. Удовлетворённый этим,  он  придвинул  стул,  поста-вил ногу на сидение и «принял позицию».
   Время подходило к 12-ти часам дня. Ещё недавно слепящие лучи солнца, сейчас  уже  не  били  в  глаза.  Он всмотрелся в линзу объектива, охватывая здание банка: всё было чётко, как на ладони. Ни одна деталь не  могла ускользнуть от зловещего глаза прицела. Он с сожалением отметил,  что  поблизости  не  было  ни  одного прохожего, на ком можно было бы «испытать» прицел.
   И словно услышав его призыв, она появилась – выйдя из железных дверей банка.
   Её красота, в одно мгновение ослепила его.
   Чёрные волосы, лежавшие на хрупких плечах, развевал лёгкий ветерок.
   Большие восторженные глаза смотрели в объектив, губы тронула лёгкая улыбка.
   Она улыбалась. Ему – смотревшему в прицел своего смертельного оружия.
   Поняв это, он резко отскочил от окна и прижался спиной к стене. Винтовка осталась на месте. Он не боялся, что она могла заметить его. Банк находился далеко.
   «Но она улыбалась, глядя на меня!» – подумал он, и в тот же миг, по его  телу  пробежала  холодная  дрожь. Последний раз, он испытал это чувство в тот день, когда убил охранника.
   «А если, она всё-таки видела меня…» – размышлял он, медленно поворачиваясь к окну.
   Когда он вновь перевёл взгляд на здание банка, девушки уже не было.
   «Какого дьявола я устроил эту репетицию», – снова подумал он, возвращаясь к окну.
   «Диастра не прощает ошибок!» – пронеслись в его голове слова самоуверенного толстячка.
   – Удачный исход дела гарантирует тебе жизнь, мистер Саймон! – сказал он самому себе, с  появившейся  на губах холодной ухмылкой, которая тут же исчезла. – А ты, не начав дела, уже засветился. Может статься,  что сейчас, эта длинноволосая фурия сидит в полицейском управлении и даёт  показания: «Вы  знаете,  комиссар, сейчас я выходила из банка, а из окна гостиницы в меня целился какой-то человек…». «Иди, проспись, детка, а свои фантазии прибереги для любовника…»
   Снова усмехнувшись, он снял винтовку, разобрал её и вернул в кейс,  задвинув  его  под  кровать.  А  после, прошёл в ванну, принял душ и вернулся в комнату.
   Сев на подоконник, закурил. И в который уже раз, принялся размышлять о предстоящей работе.  Но  мысли, без его ведома, принимали другое направление, словно играли с ним: воображение рисовало  образ  девушки, так некстати вышедшей из банка и нарушившей все его планы. Она была красивой! Если не сказать  больше – она была прекрасна! Ради этой красоты, мужчина шёл на преступление, не задумываясь о последствиях.  Нет, она не пойдёт в полицию. Она предложит ему…
   «Диастра… Она подослана Витторио Диастра, чтобы следить за мной, – подумал он,  снова  оглядывая   по-толок и стены, не теряя надежды обнаружить «жучок». Ты  идион, Рэймонд  Миллс,  Диастра  слишком  влиятельная персона, чтобы  заботиться о каких-то там идиотских последствиях. Преступный закон  принадлежит  таким вот мерзавцам, как он. Весь мир в руках – воров, убийц, растлителей, и нет смельчака, который решился бы бросить вызов их системе. За каким дьяволом, тот охранник полез защищать Каладзари, на  счету  которого не одна невинная жертва. А ведь у него наверняка была семья: жена, дети».
   При этой мысли, его внутреннее состояние вновь охватило отчаяние – с этим ему придётся жить.
   Встав с подоконника и пройдя в ванну, он бросил окурок в унитаз и тщательно смыл  его.  Сполоснув  руки, пригладил влажными ладонями волосы. Медленно пересёк одинокое пространство комнаты и вышел  в  коридор, закрыв дверь на ключ.
   Спустившись вниз, он окунулся в круговорот повседневной жизни, какой жил отель, изо дня в  день  принимая в своё комфортабельное лоно новых постояльцев. Мужчины, женщины: молодые и в  возрасте; с  детьми, парами или по одиночке, сновали по холлу – одни прибывали, другие спешили в кафе-ресторан,  кто-то  съезжал. Проходя мимо снующего как на вокзале народа, слыша лившуюся со всех  сторон  «шипящую»  португальскую речь, он подошёл к дверям кафе, находившегося в конце холла. Его внимательный  взгляд  останавливался на каждом, кто попадал в поле его зрения. Если девушка,  всё-таки  заметила  его – полиция,  наверняка уже здесь. Сейчас, он был отдан самому себе: если его разоблачат, он будет молчать – ни один  профессионал не выдаст своего заказчика. Впрочем, не каждый знает, кто его нанял. Он знал. И сейчас жалел  о  том,  ч е г о он знает. Если «операция» с да Коста провалится – его «карьере» придёт конец: вторая ошибка не сойдёт  ему  с рук. «Молись, чтобы она не  проболталась,  если  всё-таки  видела  тебя,  иначе,  вместо  да  Коста,  жертвой  Диастра станешь ты», – с такими мыслями, он вошёл в двери кафе, оставив людской гомон у себя за спиной.
   Кафе было большим и просторным: столики располагались по обе стороны и, вразнобой в центре. Он  занял в конце зала возле стены – там было спокойно, и прохладно от разместившегося  на  потолке  вентилятора  по очистке воздуха. Тут же, к нему подошла высокая полногрудая официантка с крупными чертами  на  до черна загорелом лице.
   Он заказал только кофе: для него «тудуш-нойш-дойш» слышимое в речи официантки, означало именно  то,  что  он слышал, не понимая смысла сказанного.
   Под гул голосов и звуки передвигаемых на столиках предметов, он обвёл взглядом всё помещение, и… увидел её. Он увидел её лицо – такое, какое боялся увидеть: непроницаемое, свидетельствующее о твёрдом и  решительном характере, с большими выразительными глазами, не скрывающими  затаённый  в  них  огонь,  прямым носом и тонкими губами, которые сейчас были плотно сжаты, словно хранили какую-то тайну – его тайну. Чёрные волнистые волосы были разбросаны на плечах: время от времени она  делала  резкий  взмах  головой, отбрасывая их назад. Она смотрела на него властно, и с таким холодным вниманием, что он не выдержал  и невольно отвёл взгляд. Он слышал, как кончиками пальцев она постукивает по столу, не  слушая,  что  говорит её собеседник – сидящий напротив неё молодой парень.
   Наконец, подошла официантка с чашечкой дымящегося крепким ароматом кофе. Сняв  чашечку  с  подноса, она аккуратно поставила её перед посетителем, продолжая что-то говорить,  чего  он  не  понимал.  И,  словно поняв это, она, улыбнувшись брошенному ей «обригадо» (единственное слово которое он знал по  португальски), поспешила удалиться, спеша обслужить очередного посетителя.
   Когда официантка отошла, он снова глянул в сторону той, что сидела возле окна: девушка больше  не  смотрела на него; сейчас её взгляд был направлен на того, кто находился рядом с ней – делал из  чашечки  маленькие глотки, и что-то говорил. Она как будто не слушала его. Её взгляд блуждал, то по собеседнику, то  по  белоснежной поверхности стола, на котором стояли две чашечки на блюдцах, пепельница, сигареты,  зажигалка и их мобильные телефоны. Взгляд девушки блуждал всюду, но он, был единственный, на кого она больше  не обращала внимания, словно намеренно игнорировала его.
   Потом она закурила. Он смотрел как она подносит тонкую сигаретку  к  губам,  оставляя  на  белом фильтре красный отпечаток, втягивает дым и медленно выпускает его в сторону, а после,  делает  маленькие  глотки  из чашечки. Все её движения были чётки и грациозны, как бы заранее отрепетированные,  и  сейчас,  выставленные на всеобщее обозрение. И в первую очередь… для него.  Он  понял  это,  когда,  раздавив  в  пепельнице выкуренную до половины сигарету, она сняла со спинки стула маленькую кремового цвета сумочку и  встала, бросив на него короткий взгляд, которым пользуются некоторые женщины, заманивая  представителей  сильного пола в свои нежные сети.
   Шепнув что-то своему спутнику, она вышла  из-за  стола,  прихватив  сигареты  и  телефон,  и  неторопливо пошла к выходу. Оба – её спутник и он, остались сидеть, каждый на своём месте. Развернувшись на  стуле  он проводил её взглядом до дверей, не обращая внимания на тех, кто мог видеть, как его задумчивый взгляд блуждает по той, которая пересекала широкое помещение, медленно очерчивая шаги, переступая с ноги на  ногу, словно модель – лёгкой походкой плывущая по подиуму или кинозвезда,  дефилирующая  по  красной  ковровой дорожке в разгар Каннского кинофестиваля.
   Когда она скрылась в дверях, запечатлев в его памяти свой образ, он перевёл взгляд на её спутника: тот  по-прежнему сидел за столиком, теперь в компании телефона, в экран которого всматривался так же  внимательно, как только что в неё – сидевшую напротив. «Почему он не пошёл с ней? – думал он, не снимая с молодого человека своего пристального взгляда. Они не вместе: он просто подсел за её столик, в надежде познакомиться; они мило побеседовали, и она ушла… чтобы… чтобы… встретиться со мной…»
   Эта мысль, как попавшая в паутину муха, застряла в его голове,  и,  допив остававшийся  в  чашке  кофе,  он бросился к себе в номер, расталкивая всех, кто попадался на пути.
   Её не оказалось ни в холле, по которому он  мчался; ни  на  лестнице,  по  которой  он  поднимался  перешагивая через две ступеньки; ни на этаже, где размещался его номер.
   Открыв дверь, войдя, и тут же заперев её на два оборота оставив ключ в замке, он не обнаружил её  и  здесь. Так, он остался стоять возле двери, прислушиваясь к звукам и обводя глазами помещение: ни запаха её духов, ни шагов, ни голоса – которые могли бы принадлежать ей, – он так же не обнаружил.
   От волнения, хотелось курить, а ещё  сильнее – напиться: последнюю  мысль,  он  тут  же  отбросил – завтра предстояло ответственное дело, а потому, что бы ему  это  ни  стоило,  он  должен  быть  в  форме.  Пришлось довольствоваться сигаретой. Закурив, он подошёл к окну: поднял жалюзи, приоткрыл окно, и сев на подоконник, всмотрелся в здание банка, перед входом которого завтра в  полдень упадёт поверженное его рукой  тело человека, дерзнувшего занять место могущественного из боссов.  Того,  кто  управляет  этим миром, невзирая на закон. Закон, продавший себя за те кровавые  миллиарды,  которые  подрывают  экономику,  финансируют войны, теракты, заказные убийства и всё чем «живёт» этот  мир.  «До  каких  пор,  мы  будем  зависеть  от  их воли, подчиняться их законам, выстроенным на прочном  фундаменте  преступлений,  и  окроплённых  чужой кровью, – думал он, нервно затягиваясь сигаретой. Но тебе ли об этом говорить?  Тебе – убийце,  убивающим по их приказу тех, кто идёт против них! Нет, не мне… Бросить всё, взять эту черноволосую малышку и  уехать куда-нибудь далеко, на райский остров: туда, где неподвластны законы всех этих диастр, да кост… и им подобных… Осмелился бы ты, Рэймонд Миллс бросить им вызов?..»
   Его мысли прервал ворвавшийся в комнату оглушительный телефонный звонок.
   От неожиданности он вздрогнул, поймав себя на мысли, что становится нервным  и  сентиментальным – качества, которые в будущем могли нанести вред избранной им «профессии».
   Не обращая внимания на без конца заливавшийся звонким визгом телефон,  он  прошёл  в  ванную,  бросил окурок в унитаз и тщательно смыл его – старая привычка не оставлять следов своего пребывания «на рабочем месте» продолжала сказываться.
   Крадучись, словно боясь, что его может услышать тот,  кто  звонил  сейчас,  он  вернулся  в  комнату,  снова заняв место на подоконнике. Кто-то следил за  ним: настойчиво,  не  выпуская  из  поля  зрения – телефонный звонок был тому подтверждением. В сознание вкрался холодный страх от мысли,  что  он  не  знал,  «чей  глаз наблюдает за ним». Эта мысль, как навязчивая идея сводила с ума.
   Наконец, телефон замолчал, вернув долгожданную тишину. Но только в помещение: в голове,  он  по-прежнему слышал этот звон, как тёмный осадок в воде, осевший в нём,  сопровождаемый  биением  горячей  крови  в висках. Такое он ощущал впервые. Успокоиться не помогла и ещё одна  выкуренная  сигарета: давшая  неприятное ощущение головокружения и горечи во рту.
   Глухой стук, вновь ворвавшийся неожиданно, снова нарушил тишину. На этот раз стучали в дверь.
   «Тук-тук-тук» – пронёсся в его голове этот короткий сигнал, произведённый костяшками пальцев  того,  кто стоял сейчас за дверью в тишине коридора, дышавшего прохладой.
   Сидевший на подоконнике, машинально заложил правую руку  за  спину,  чтобы  воспользоваться  пистоле-том. Но жест этот был напрасным – пистолета не оказалось. Когда он  ринулся  к  кровати,  он  вспомнил,  что эту «игрушку», которая нередко выручала его в опасных ситуациях, он оставил в  своей  квартире  в  Майами: привезти её в Бразилию не было возможности; в аэропорту Майами,  не  было  «договорённости»  пропустить его с оружием – Диастра предусмотрел всё для себя, исключая – его.
   А между тем, стук повторился, на этот раз короткий – всего два удара – «тук-тук».
   Так, он вынужден был открыть дверь. Что он и сделал.
   Она стояла переминаясь с ноги на ногу, смущённо глядя на него – в чьих зрачках как в оптическом прицеле, отразилась её хрупкая внешность.
   – Простите, я наверное разбудила вас? – всё так же смущаясь, пролепетала стоявшая на пороге.
   – Нет, я не спал, – успокоил он её. – Вы что-то хотели?
   – Моя дверь… с ней… произошла маленькая неприятность…
   – И что же случилось с вашей дверью? – не дав ей договорить, спросил он.
   – Она захлопнулась и теперь я не  могу  попасть  в  свой  номер, – произнесла  девушка,  тонким  пальчиком левой руки показывая в сторону дверей.
   – Обратитесь к дежурному, у него есть запасной ключ, – предложил Миллс, утопая в её молящем взгляде по детски наивных глаз.
   – Да, я думала об этом, – сказала она, мило хлопая ресничками, – но там так много народу, что мне не хоте-лось обременять его своими проблемами!
   Именно так, она произнесла эту фразу – «обременять  своими  проблемами», – словно  вычитала  в  книге  и заучила.
   – Что же вы тогда собираетесь делать? – спросил Миллс, заглядывая в вырез её короткого платья и лицезрея загорелую грудь, вид которой привёл его в возбуждение.
   – А что бы вы мне посоветовали? – спросила она, продолжая играть в невинную девочку.
   – Я мог бы вас пригласить к себе, пока… пока дежурный не освободиться, – произнёс он, отступая назад.
   – Вы это серьёзно? – спросила она с миленькой улыбкой на мгновение украсившей её детское личико, и так же мгновенно исчезнувшей.
   – Проходите! – повторил Миллс, шире раскрыв дверь и сделав ещё шаг назад.
   – Вы один? – спросила девушка и как  бабочка  впорхнула  в  номер,  обдав  его  хозяина  тёплым  ароматом своей пока ещё не украденной временем молодости.
   – А с кем я должен быть? – спросил Миллс, закрывая дверь.
   – С подружкой, – ответила гостья, порхая по комнате и, разглядывая то, что в ней находилось.
   – Хочу вас разочаровать – подружки у меня нет, – пошутил Миллс наблюдая за ней.
   – Что вы здесь делаете?
   – Я в отпуске.
   – Один? Отпуск проводят в компании с девушкой.
   – Вы так настаиваете…
   Вновь миленько улыбнувшись, она подбежала к окну и упираясь обеими руками  о  подоконник,  принялась всматриваться в то, что было за пределами  этого  номера,  при  этом,  выставив  свой  восхитительный  задок, контуры которого так маняще проглядывали сквозь тонкую ткань платья. Это страшно возбудило  Миллса.  И он уже настроился подойти и прижаться к этому юному созданию: схватить её в крепкие объятия,  сжимать  и давить её тело, так жестоко сводившее его с ума; но, остановил себя – ещё не время.
   – Что вы делали сегодня утром в банке? – задал он этот вопрос, неожиданно вырвавшийся из его  уст,  и  который он не смог удержать.
   – В банке?
   – Я видел вас. Вы выходили, и, как мне показалось – смотрели на мои окна.
   Вместо ответа, девушка повернулась к нему  лицом,  и  оседлав  широкий  подоконник,  раздвинула  ножки, выставив на его обозрение голенькие коленки и белые трусики, сквозь которые  проглядывало  то,  во  что  он готов был вонзиться своей разгорячённой плотью, как дикий зверь, не знающий пощады.
   Держа её в объективе своего распалённого взгляда, ни на миг не отпуская, он подошёл к ней.
   – А ты умеешь заставить мужчину трепетать! – произнёс он, опуская свою влажную ладонь на её  чуть  подрагивающие колени.
   – Ты трепещешь? – спросила она, опрокидывая голову назад и  держа  опиравшиеся  о  подоконник  руки,  у себя за спиной. От чего казалась ещё более  восхитительной  и  желанной. Мало кто устоял бы против  такого накала врезающегося в сознание соблазна и страсти, которой была пропитана каждая частица её тела.
   Он не устоял: не снимая ладонь с её колена, другой рукой он обхватил её за затылок,  и  уже  хотел  впиться губами в её влажный ротик, когда, резко сомкнув колени, она прервала эту чарующую сцену.
   – Подожди, не сейчас. Сначала я приму душ. Собственно, я и собиралась это сделать, когда моя дверка…
   – Захлопнулась! – закончил он, усмехнувшись.
   – Ага, – выдохнула соблазнительница и соскочила с подоконника,  оставив  его  во  власти  неудовлетворённого желания. – У тебя нет случайно запасного полотенца?
   – В ванной я, кажется, видел одно, – произнёс он, чувствуя, как его плоть продолжает пульсировать.
   – Я скоро, – пообещала она и скрылась в дверях ванной.
   Когда она лёгкой бабочкой, впорхнула туда, оставив его томиться в ожидании, он снова встал у  окна,  закурил и, пуская дым в открытый проём рамы принялся размышлять: как быстро всё началось, словно они  давно готовились к этому, а сейчас – репетировали; основное же  действие  должно  было  вот-вот  произойти; когда она выйдет из ванной, облачённая в свою прелестную наготу, и он, наконец, сможет испить из этого источника. Одухотворённый этим, он уже перестал думать о том, что ещё совсем недавно мучило его.
   «Вот она, кого следует вырвать из этого насквозь прогнившего мира и увезти, далеко-далеко, туда, куда  за-летают только птицы, свободно парящие в небесных просторах…» – думал он, затягиваясь сигаретой  и  ожидая свою «фею-избавительницу», поражаясь, каким романтиком он стал за какие-то считанные минуты.
   Она появилась спустя 15 минут: свежая, ещё больше похорошевшая, с влажными волосами, так  сексуально  разбросанными по обе стороны плеч, и полная желания, как и он, начавший терять терпение в  этом  тяжёлом ожидании. Её тонкая талия была обмотана махровым полотенцем, с цветочным  рисунком,  утопавшим  в  его тёплой мягкости. Застыв около кровати, и какое-то время наблюдая за ним, стоявшим к ней спиной, она,  лёгким движением руки, сбросила своё махровое одеяние, представ в мягком узоре своей наготы. Он не  повора-чивался, продолжая дымить в приоткрытое окно, давая ей возможность действовать самой. И она не  заставила себя ждать: грациозно переставляя стройные ножки, она подошла к нему, положив руки ему на плечи. Почувствовав тепло её прикосновения, сопровождаемое нарастающим  возбуждением,  он  повернулся  к  ней лицом, и впился губами в её чуть приоткрытый ротик. Девушка издала лёгкий  стон,  отвечая  поцелуем.  Под его крепким объятием её тело затрепетало: некоторое время они стояли не  выпуская  губы  друг  друга,  и  не снимая объятий; она держала его нежно, он же, как дикий зверь терзал и мял её ласковую наготу. Так, её тело стало откликаться на его прикосновения, заставляющие желать большего, чем поцелуи. Он понял это, и повёл её к кровати, продолжая сосать её нежный ротик, а после повалил на мягкое  покрывало,  навалившись  своим могучим торсом. Держа свою ладонь у неё между ног и нежно поглаживая, он давал ей возможность возбудиться. Она ответила учащённым дыханием и короткими стонами. Пальцы ощутили влагу и  он  начал  действовать: так и произошло то, что обычно бывает между мужчиной и женщиной в момент их страстного  желания друг друга.
   Потом, они лежали в объятиях друг друга – «отдыхали». Чтобы потом начать сначала, или не начинать, и больше уже не встречаться: оставить лишь короткую память о себе в потаённом лабиринте сознания. Но это, возможно, будет потом, а пока – их головы покоились на подушке, руки продолжали поглаживать друг друга, а тела набирали силу.
   – Странно, мы едва знаем друг друга, а уже… – начал он, но неожиданно прервал себя.
   – Ты хотел меня, и я удовлетворила твоё  желание! – ответила  она  так,  словно  речь  шла  о  предложенной 
ею – гостеприимной хозяйкой, чашечке кофе.
   – Ты всегда так легко отдаёшься мужчине?
   – Нет. Только тебе.
   – С чего вдруг?
   – Ты понравился мне! Там, в кафе, ты так смотрел на меня, как будто старался вспомнить…
   – Ты видела меня только в кафе?
   – А где ещё я могла тебя видеть?
   Он промолчал, надеясь, что она не лгала ему.
   – Я завтра уезжаю, – сказала она, сменив тему.
   – Мы больше не увидимся?
   – А тебе бы хотелось?
   – Не поверишь, но я до сих пор не знаю твоего имени.
   – Я твоего тоже.
   – Рэймонд.
   – Таня.
   – Интересное имя. Ты бразильянка?
   – Итальянка. Мои родители живут в Риме. Вернее – мать. Отец умер.
   – Давно?
   – Давно, – ответила она с нескрываемым холодом, пробежавшим в её голосе.
   – Хочешь кофе? – спросил он минуту спустя.
   – Ты собрался пригласить меня в кафе?
   – Почему бы нет!
   – Но мне нечего одеть. Все вещи в номере. А он…
   – Дверка захлопнулась… – пошутил он, чмокнув её в приоткрытые губки.
   – Давай лучше поспим, завтра мне рано вставать.
   – Во сколько ты уезжаешь?
   – В восемь. А ты, как долго здесь пробудешь?
   – Пока не решил, – соврал он, и вновь вернулся к своим мыслям.
   С этим и уснул, забыв поставить опцию «будильник» на своём мобильном.

   Проснулся Рэймонд Миллс в одиннадцать часов утра. Девушки уже  не  было.  Сначала  он  решил,  что  это был сон, но запах её духов, который до сих пор хранило помещение, подтвердил её  реальное  существование. Более того, он вспомнил ч т о произошло накануне.
   «Классная девка, жалко, так неожиданно исчезла», – подумал он, встал, принял душ, и  принялся  «готовить себя» к предстоявшей работе, которая должна была начаться через 45 мину – часы на стене показывали 11:15.
   Закрыв на ключ дверь, и установив «рабочий инструмент», приведя его «в боевую готовность»,  он  принялся ждать, мысленно, как часы, отсчитывая оставшееся время.
   Зазвонил телефон. На этот раз он решил ответить. Иначе он начнёт трезвонить в тот ответственный момент, до которого оставалось 12 минут, а это, могло сбить его железную сосредоточенность на объекте.
   – Алё, – сказал он в трубку.
   – Мистер Миллс? Это администратор с первого этажа. Вчера в кафе вы оставили свой  телефон.  Официантка, что обслуживала вас, обнаружила его на столи…
   – Хорошо, спасибо. Я спущусь минут через двадцать, – ответил он, не отрывая глаз от окна.
   – Хорошо бы вам сделать это сейчас. В 12 часов заканчивается моё дежурство. А того, кто должен  заступить, нет возможности застать.
   – Хорошо, я спущусь.
   Положив трубку, Миллс только сейчас вспомнил о телефоне, к которому не прикасался с того момента, как покинул аэропорт Кампу-Белу. Чтобы убедиться, в том, что он действительно  оставил  его  вчера  в  кафе,  он подбежал к кровати, схватил пиджак и быстро пробежался по карманам – телефона не было – значит, звонок, не являлся чьим-то намеренно «продуманным ходом», отвлечь его от «работы».
   Часы показывали 11:51. Оставались считанные минуты.
   Выбежав из номера, и закрыв его на ключ, Рэймонд Миллс с быстротой молнии бросился на первый этаж.
   Когда он появился в холле, за столом администратора никого не оказалось. Холл, так же  хранил  пустоту  и молчание. Пересекая его и всё время оглядываясь, Миллс вошёл в раскрытые двери  кафе,  где  накануне  пил кофе и наблюдал за девушкой. Но и там никого не оказалось – отель был пуст. Это и удивило и напугало  его, но выяснять причину не было времени: не теряя больше ни секунды, он побежал обратно в свой номер.
   Трясущимися от напряжения руками, он вогнал ключ в замочную скважину, дважды повернул  его,  и  толкнув дверь, вошёл; сразу же услышав шум мотора, раздавшийся за окном. Бросив ключ на  кровать,  он  подбежал к окну, увидев подъехавший к банку автомобиль: из него вышел высокий  мужчина  и  скрылся  в  дверях банка. В это время, к первому автомобилю подъехал второй, встав сзади. Мужчина, что вошёл в банк,  вышел из него спустя несколько секунд; махнув рукой подавая какой-то сигнал, он встал справа от второй машины.
   Миллс, пребывавший всё это время в ожидании действия, поднял винтовку, направив  её  на  того,  кто  появился  из второй машины, чей широкий затылок выхватил оптический прицел, и медленно надавил  на  курок. Вместо ожидаемого лёгкого хлопка и падения мёртвого тела, он услышал противно царапнувший слух,  скрежет: снова и снова он нажимал на курок, но результат был прежним. А тем временем, тот,  для  кого  предназначались все эти манипуляции, уже входил в двери банка.
   «Забыл вложить патрон? – пронеслось в его голове. – Нет, помню, что проверял… Ладно, ещё есть  возможность «снять» его при выходе…»
   Момент был ответственный, и следовало действовать спокойно и рассудительно, что он и сделал – заставив себя не заострять внимание на ненужных деталях.
   Всё его спокойствие и рассудительность исчезли, когда он обнаружил, что оружие, которое он  использовал для «снятия объекта» было… не заряжено.
   Ход нахлынувших в этот момент мыслей, прервал скрип, раздавшийся со стороны ванной.
   Он резко обернулся…
   Она стояла в дверях, заложив правую руку за спину, а в левой что-то блестело,  сливаясь  со  светом,  падавшим из дверей ванной, где она стояла. На ней были узкие кожаные  штаны,  подчёркивавшие  её  стройную талию и длину ног, и цветная рубашка, концы которой были связаны узлом: в глазах сверкал  огонь,  и весь её недавно нежный вид, сейчас являл собой холодную непринуждённость.
   – Ты? Как ты здесь оказалась? – прокричал Миллс, не веря тому, что видит.
   Она не ответила, продолжая смотреть на него  холодом  своего  «молчаливого»  взгляда,  время  от  времени пробегавшего по винтовке, которую он опустил, и теперь её рукоятка упиралась в мягкий ковёр. Вместо ответа, она бросила на кровать то, что держала на открытой ладони: проследив  э т о  взглядом, он увидел три  патрона, упавшие на белоснежную простынь и присоединившиеся к брошенному им ранее ключу.
   Он метнулся к кровати, но был остановлен  взмахом  её  правой  руки,  в  которой  она  сжимала  пистолет  с длинным стволом: он дёрнулся и тут же застыл на месте, теперь уже сам, оказавшись под прицелом.
   – Что это ещё за фокусы, детка? – произнёс он, холодея при виде чёрного глаза, смотревшего на него.
   – Стой! И не двигайся, мистер Саймон! – был ответ, раскалённым железом проникший в его мозг.
   «Она знает, кто я...», – пронеслось у него в голове. И тогда, он всё понял.
   – Выходит да Коста опередил Диастра! – сказал он «поделившись» с  ней  своей  догадкой. – Ты  работаешь на него, на да Косту?
   Усмехнувшись, девушка перевела глаза на приоткрытое окно, и тут же вернула  их  назад,  снова  остановив на том, кто стоял в шаге от окна, и так же смотрел на неё, но другими глазами – ничего не понимающими, но, в то же время, понимающими всё. Он услышал, как глухим  ударом  захлопнулись  дверцы  машин,  стоявших возле банка, а после – мерное жужжание мотора. Через  минуту  всё  стихло.  Комната  вновь  вернула  былую тишину. Девушка расслабилась: медленно опустила пистолет, дуло которого теперь смотрело в пол.
   – Ты понимаешь, что убила меня, даже не воспользовавшись своей  шутовской  пугалкой, – проговорил  он, по-прежнему не двигаясь с места. – Я не выполнил задания, и на этот раз, Диастра мне этого не…
   – Твой Диастра здесь ни при чём! – холодная ухмылка вновь отразилась на её губах, а черты лица  источали пожар. Она уже не была той невинной девочкой, прибежавшей в его номер потрахаться.
   – Ни при чём? Тогда объясни, что всё это значит. И перестань строить из себя Стефани Харпер.
   – Помнишь Антонио Бранкато? – спросила она с дрожью в голосе.
   Мозг  Миллса  заработал  со  скоростью  челюстей  аллигатора,  пережёвывающего  попавшую  в  его  пасть дикую макаку. Но как ни старался, не мог вспомнить этого имени.
   – Впервые слышу это имя, – честно признался Миллс. – Кто это? Твой любовник?
   При этих словах, девушка дёрнула рукой, в которой сжимала пистолет, а Миллс, вздрогнул,  ощутив  пробежавший в груди холодок.
   – Он работал у Джанфранко Каладзари, – ответила девушка. – Был его телохранителем.
  Миллс снова вздрогнул: то, что он помнил, и не мог заставить себя забыть,  вновь  дало  о  себе  знать; перед его глазами, в зрачках которых отражалась стоявшая напротив  девушка,  пронёсся  тот  день,  когда  он  убил того телохранителя, попавшего в его прицел.
   «Значит, его звали Антонио Бранкато», – подумал Миллс, и опустив глаза, спросил:
   – Кто он тебе был? Любовник? Муж?
   – Это был мой отец! – ответила девушка, снова дёрнув правой рукой. Он заметил это.
   – Он сам полез под пули, прикрывая этого подонка  Каладзари, – проговорил Миллс,  словно пытался  оправдаться.
   – Это был мой отец! – повторила девушка, «заручившись» правосудием, и вынося убийце  приговор,  этими вновь произнесёнными словами, не подлежавшими ни обжалованию, ни смягчению, ни тем  более  помилованию – всё это он увидел в её взгляде.
   – Что ты намерена делать? Убьёшь меня? – спросил Миллс, в глубине души веря, что «попугав» его и покорча из себя обиженную девочку, она в итоге изменит свою «тактику», вновь  став  нежной  лисичкой,  и  даже отдастся ему, выпрыгнув из своих узеньких штанишек.
   – Мне было 12 лет, брату – 8, когда нашей матери сообщили, что её муж был убит  при  «исполнении  своих служебных обязанностей», – оставив его вопрос без ответа, произнесла девушка. – До безумия любившая его, она вскоре сошла с ума: её пришлось отправить в клинику, где она находится, по сей день. Подонок  Каладзари, которого мой отец прикрыл своим телом, и получил за это предназначавшуюся не ему пулю (твою  пулю), «в  благодарность»,  отдал  нас  на  попечение  своей  двоюродной  сестры – особы  довольно  взбалмошной  и тупой. «Распознав» мою красоту и раннюю сексуальность, она предложила мне стать «компаньонкой»  некой синьоры Куадоре, которая в Неаполе содержала ночной клуб, посещаемый богатыми,  имеющими  значительное положение в обществе, людьми. Это, как она выразилась «диско клуб, где девушки танцуют  и  получают за это не плохие деньги». У меня не было выбора, и я согласилась.  Так,  я  стала… проституткой.  Правда,  не сразу. Около двух лет, синьора Куадре соблазняла меня, из танцовщицы, перевоплотиться в тот  объект  грязного вожделения мужчин, которое удовлетворялось за несколько тысяч лир. Правда,  она  не  лгала – клиенты действительно были богатыми. И уже через год, я могла купить себе… двухэтажный особняк. В 15 лет,  стать обладательницей собственного дома, каково это, мистер Саймон? Вот только та  несмываемая  грязь,  в  которой, как в сточной канаве, мне пришлось «купаться», не давала возможности наслаждаться своим  «успехом».  Но, ради младшего брата, который был на моём попечении, и кроме меня у  него  никого  больше  не  было,  я смогла побороть это отвращение. Это его вы вчера видели со мной в кафе… Спустя четыре года,  прошедшие в грязи и отчаянии, я познакомилась с Ларди…
   – Филиппо Ларди? – поразился Миллс, услышав это имя. Имя  человека,  державшего  контроль  над  всеми, кто управлял страной. Он был одним из… а впрочем, об э т о м молчат даже в мыслях…
   – Я стала его любовницей, – продолжала девушка. – Воплощением его желаний: я была  юна  и  таинстивенна – это ему нравилось. Это, то оружие, которое мы используем в борьбе с мужчинами. О, как легко ты  вчера склонил голову, передо мной, которая в десять раз слабее тебя физически, но сильна морально. Итак,  рассказывая Ларди о своей жизни, я не умолчала и об убийстве отца. Я призналась ему, что поклялась найти убийцу и покарать его. Моя «одержимость Монте-Кристо» – как он выразился, понравилась ему, и он  пообещал  мне содействие в поисках убийцы. Так, он вышел на тебя. Как власть золота,  помогла  беглому  узнику  мрачного замка Иф, восстановить справедливость, и, не используя оружия «взять»  долг  с  той  гнусной  четвёрки,  так, власть Филиппо Ларди пришла на помощь мне, в розысках своего, должника. Ведь я являюсь  не  просто  любовницей самого влиятельного человека…
   – Ты… ты его… – пролепетал Миллс в ужасе, не в силах выговорить это слово.
   – Филиппо Ларди – мой муж! – ответила девушка.
   – Х-х-х-х-х, – издал Миллс этот вырвавшийся из его горла хрип, поняв, что его жизнь,  ещё  продолжавшаяся, подходит к своему завершающемуся этапу: вмешательство Ларди, было для него  тем  смертным  приговором, который выносит преступнику судья, облачённый в чёрную мантию.
   – Прости меня, я не хотел убивать твоего отца, – произнёс Миллс,  не  смотря  на  девушку. – Он  сам  полез под пулю. Это произошло случайно. Признаться, я до сих пор не могу забыть тот день…
   – И я, не могу нарушить клятву, данную на могиле отца! – ответила она, как и Миллс,  спокойным  голосом, но, в отличие от него, она сделала это с ноткой холодного напряжения.
   И словно, «помогая» ей привести приговор в исполнение, он резко  приподнял  державшую  винтовку  руку: это было, одним из его последних действий; он увидел  руку  девушки,  сжимавшую  пистолет,  так  же  резко поднятую, а потом, почувствовал, как его грудь обожгли три маленькие  пули,  мгновенно  вылетевшие  из  её оружия. Через несколько секунд, он уже лежал на ковре, уткнувшись лицом в его тёплую мягкость.
   Медленно опустив руку, она пошла к двери, стараясь не смотреть на того, чьё присутствие ещё хранило это помещение.
   Не превышая шага, она вышла из двери, прошла коридор и ступила на лестничную площадку. Стук  каблучков мерно отсчитывал её шаги. Кроме неё, на лестнице был кто-то ещё – она слышала  его  торопливые  шаги, которые всё приближались и приближались. На площадке второго этажа  они  встретились: это  был  молодой человек – её младший брат. Не говоря ни слова, он протянул руку, взял пистолет,  который  она  по-прежнему сжимала, и пошёл дальше, наверх. Она же, продолжала спускаться.
   Миновав лестницу, она вышла в холл, все ещё хранивший тишину и молчание.
   Возле стола администратора спиной к ней, кто-то стоял. Это был высокий широкоплечий мужчина  в  дорогом костюме. Услышав её шаги, он обернулся. Она тоже заметила его, и остановилась, встав посреди холла.
   Когда он подошёл к ней, заключив в крепкие  объятия,  она,  уткнулась  лицом  в  его  грудь  и  разрыдалась, выплёскивая всё, что пережила за эти сутки.
   – Ну-ну, успокойся, ты лишь выполнила свой долг! Долг  чести! – успокаивал  девушку  мужчина,  чувствуя на своей широкой спине крепкие объятия правосудия.