Бобыль

Когда-то давно я какое-то время жил один, как говорится, бобылём.
У меня не было ни жены, ни кошки, ни собаки.
Даже торбона не было, как на полотне В. Маковского. 

Дом был старый, и там водились крысы и мыши. Они мне не докучали — напротив, отношения с этими презираемыми большинством людей грызунами сложились вполне приемлемые.
 Кто был хозяином в доме — вопрос спорный, ведь мышиная и крысиная семья жили там уже давно: рождались и умирали.
 Я же был пришлым, да ещё и одиноким.
 Кто-то из них, бывало, посмеивался над моей незавидной жизнью, а были и такие, что проявляли сочувствие и участие. 

Когда я запивал горе (а пил я постоянно), ко мне непременно подходила старая мышь и, видя моё удручённое состояние, обнимала меня, поглаживая мои сутулые плечи, и тихо шептала: 
— Ничего, ничего… Всё хорошо. 

Я чуть слышно всхлипывал, жалея себя и свою никчёмную участь. 
Мышь приговаривала: 
— Чи-чи-чи… — и гладила мою залысину на затылке. 
— Всё образуется. Непременно образуется. 

И тут уж я давал волю чувствам и начинал рыдать навзрыд— словно маленький пятидесятивосьмилетний ребёнок, которого жалеют, а он, чувствуя это, заходился в капризной истерике. 

И вот тогда они подходили все и, окружив меня своими серыми тельцами, начинали наперебой утешать меня. 

Это искреннее участие было мне так необходимо!
 Тёплые слова этих дружных и таких заботливых существ вселяли в моё сердце надежду, и одиночество хоть ненадолго отступало.