1. 8. На Уктусский завод

           http://proza.ru/2023/08/10/451


            Из Кунгура выехали обозом примерно из тридцати шести подвод. Опять дорога. Уральский край, ещё совсем недавно земля вогулов, раскинулся перед глазами Татищева. И чем ближе они с Блиером подъезжали к назначенному месту, тем он больше влюблялся в эти старые горы. В начале пути в основном росла берёза, потом сосны всё больше стали оттеснять русскую белоствольную красавицу и вот пошли поросшие сосновым лесом места. Тайга! В этой местности горы были не высокие и порой просто напоминали большие холмы, и только к северу вытягивались к небу. Домишки темнели в сугробах, выделяясь на общем фоне белыми снежными шапками крыш, стояли набычившись, опоясанные крепкими венцами брёвен из сосны, огороженные вросшими в землю добротными заборами – крепостями с огромными воротами, полностью прятавшие всю внутреннюю жизнь своих хозяев. Проехав от Кунгура двести девяносто три версты, прибыли в деревню Исток.

           – Хорошо живут, крепко! Да тут по – другому и нельзя, суров уральский край, ой суров! – промелькнуло в голове Татищева.

           – Иоганн Фридрихович, темнеет уже, давай определяться на постой, а уже завтра с утра выедем к заводу.

           Отдав распоряжение возничему, постучались. В открывшуюся дверь, вырвался наружу пар теплого воздуха из дома. В сенках стряхнули снег, обмели валенки стоявшим в углу веником из веток берёзы без листьев, перетянутый в пучок такой же веточкой. В углу за висящей на стене одеждой, Татищев заметил сухой веник полыни, видно водружённый туда с лета от моли. Вошли в дом пригнувшись в низком проёме двери, переступая через порог. Перекрестились. С проёма русской печки под потолком, высунулась лохматая голова мальца, рассматривавшего вошедших. Рядом стояли чугунки, горшки, в «красном» углу иконостас с лампадкой, покрытый белым с узорами рушником – божником. Такие же полотенца свисали с полок. Хозяйка уже хлопотала за столом, собираясь потчевать гостей иван – чаем с пирогами и шанежками из черёмухи. Тут же стоял чугунок, из которого поднимался пар. Женщина только что ухватом вытащила его из печи. Запахло рассыпчатой картошечкой, и от распространившегося запаха захотелось есть. Увидев на столе большую чашку солёных груздей, Василий Никитич не удержался и, подцепив кусочек крепенького гриба, закинул себе лакомство в рот, захрустев, разжёвывая грибочек и при этом ощущая запах листьев смородины, вишни и хрена, положенные в грибы при засолке. Взяв чашку с грибами руками, поднес к лицу и вдохнул понравившийся грибной аромат, крякнул:

           – Хорошо, хорошо живёте!

           – Да где там, барин, хорошо! Живём, работаем, но не бедствуем, что правда, то правда! – Егор, хозяин избы, обтёр стекло запотевшей бутылки с мутной жидкостью и поставил на стол для дорогих гостей.

           Ужин протекал в неспешных разговорах, который оживился после выпитых рюмок самогона на травах. Татищев живо интересовался у Егора жизнью местных крестьян, работных людей. Но чем больше он узнавал, тем думы его становились более тягучими от услышанных ответов об обманах при расчётах на заводах, о тяжёлом труде работных, постоянных побоях за провинности и прочей несправедливости со стороны местных властей и заводчиков.

           – В результате произвола, Василий Никитич, притеснений разных, многие крестьяне уезда бегут в Сибирь – матушку искать лучшую жизнь. Да где она эта жизнь? – Егор запустил лапищу в бороду, и уже осоловелыми глазами от выпитого, посмотрел на капитана.

           Порадовали Татищева только вести о том, что в окрестностях найдено не мало руды разной по берегам рек, да в отвалах горных, о том, что есть среди местных людишек – вогулы, знающие те места.

           На Уктусский казенный завод, переехав речку Черемшанку, откуда уже было рукой подать до места, прибыли следующим днём с 29 на 30 декабря к вечеру, преодолев ещё сорок две версты.

           Татищев, прибыв на Урал, представляет на Урале казну. Поэтому всё, с его точки зрения, выгодное для казны он стремился сохранить за ней, во всём здесь беря пример у Якова Вилимовича Брюса. Одним из главных железоделательных предприятий, где Татищеву и Блиеру предстояло вникнуть во все заводские дела и навести порядок, и был Уктусский завод, основанный в 1702 году по инициативе думного дьяка Андрея Андреевича Виниуса. Первоначально он был доменно-передельным, а с 1717 года ввели регулярную медную плавку на рудах Полевского и Гумешевского месторождений.

          До последнего времени завод работал, было выковано около ста тысяч пудов железа и около четырех тысяч пудов меди, но постепенно к 1720 году совсем уж захирел. Три дня потребовалось Татищеву на ознакомление с положением дел на Уктусском казенном заводе, которые его не порадовали: после пожара, учиненного башкирами, его восстановили, но не полностью.

           И уже в январе 1721 года обер – фейерверкер Хенрик (Индрик) Шульц, шведский пленный, был вызван Татищевым на Уктус и вместе с ним ротмистр Петер Шенстрем (Шайнстром), которому Василий Никитич распорядился подобрать жильё, так как тот собирался привезти и семью. Также из Кунгура был запрошен капитан Берглин.

           Василий Никитич с трудом забрался на гору, резко уходящую вверх, почти вертикально от реки Уктус (Патрушихи). Для этого ему понадобилось пройти на лыжах манси, подбитых шкурой лося, по пологому склону от слияния Уктуса и Исети в сторону плотины завода. Снега было уже прилично, но не запредельно. Однако, без лыж бродить по снежному лесу всё равно было бы не реально. Вокруг росли сосны с вкраплением между ними одиноких берёз, рябины и низкий поросший кустарник. В стороне виднелись заросли осины. На рябину опустилось два снегиря, краснея пушистыми грудками, вызвавших снегопад с ветки. Красивые птицы, здешние, уральские. Татищев подъехал к обрыву над рекой. Красота! За спиной у него волнами лежали Уктусские горы, а в даль за рекой, сверху было хорошо видно, местность выравнивалась и полого уходила на Шиловскую гору. Внизу расположился завод с плотиной.

           Первое, что бросилось ему в глаза, – его неудобное расположение. Рудники на Шиловской горе были в запущенном состоянии, но могли дать достаточное количество высококачественной руды. Однако речка Уктус, на которой располагался завод, была настолько маловодной, что из шести имевшихся на заводе молотов она приводила в движение лишь два, «и то с немалым простоем», как доносил Татищев в коллегию.

           – Место другое нужно для завода искать, тут и в лес не ходи, понятно! – Проскочило у него в голове.

           В заводской конторе собрались мастера с завода, приехавшие Шульц и Берглин. Татищев и Блиер сидели за центральным столом. Первый перелистывал, испещрённые его же почерком листы бумаги, потом встал, огляделся, шум в конторе сразу стих.

            – На повестке один вопрос, утверждение нового места завода, такое положение дел, когда из-за маловодности реки, работает только два молота из шести, неприемлемо. Это, думаю, каждому ясно. Нами всеми во многом проведена уже большая работа в этом направлении. Проговорены, пройдены и осмотрены все наиболее подходящие места в округе и подобрано наиболее, на наш взгляд, подходящее место для будущего завода. Это «в шести верстах место, положением берегов и доволством лесов весма удобно <…> А по разсуждению мастеров возможно на оном построить четыре домны и сорок молотов». Прошу высказываться. У кого какие есть ещё мнения? – Татищев посмотрел в зал.

             – Так чего болтовнёй заниматься, мужики? Всё понятно уже, всё промерили, обсудили, – Ваше благородие, место хорошее, рядом Исеть полноводная, это вам не Уктус, места ровные, леса вокруг, подъезд хороший к заводу будет, нет тебе этих гор Уктусских. Так что, думаю, все поддержат, хорошее место! – В ответ в зале одобрительно загудели.

             Итак, в голове Татищева родился план построить на реке Исеть огромный железоделательный завод. Он рассуждал: «На Урале в изобилии железная руда, а также присутствовали нужные для ковки железа мастера, значит сам бог велел строить завод, железоделательный завод!» Василий Никитич сам, без указа и совета из столицы, решил кардинально поменять направление работы экспедиции. Вместо организации медеплавильного производства, как предписывалось Берг – Мануфактур. – коллегией, он счел необходимым взяться за развитие казенного железоделательного производства. Как результат, 2 февраля 1721 года были подготовлены два доношения, отправленные 6 февраля в Берг-Мануфактур-коллегию. Первое было подписано Татищевым и Блиером, второе, в котором речь шла о строительстве нового завода, – только Татищевым. И если коллегии он заявлял, что в год завод будет производить двести тысяч пудов, то уже Брюсу он обещал триста тысяч пудов. Старый лис Блиер не стал ставить подпись в письме противоречащему решениям и поставленным перед экспедицией задачам Берг – коллегией. Блиер дистанцировался от этой татищевской инициативы, решив не быть против и в то же время не принимать в ней участия.

             11 февраля 1721 года Василий Никитич Татищев отправляет Шульца «для учинения чертежей слободам Арамильской, Белоярской, Новопышминской и заводам Уктуским и Невьянским, дабы Государственная коллегия о положении мест, о реках, о озерах, болотах, лесах и рудных местах лучшее известие могли иметь и заводския состояния познать», Шульцу предписывалось «мужиков старых и о положении мест сведомых, где которая река почелась и где и в которую реку впала, об озерах, лесах и рудах, тако ж и о ростоянии всех деревень в каждой слободе дать известие». По её результатам в том числе, при непосредственном участии Татищева готовится план и чертёж будущего завода, 28 февраля документы на новый завод отправляются в Берг – коллегию.

             В предложении коллегии подробно обосновывались преимущества перемещения завода. Многоводная Исеть будет в состоянии приводить в движение даже в сухое время двадцать молотов, а в остальное время до сорока молотов. Новое место было вдвое ближе к рудникам и богато лесом. По расчетам Татищева, завод мог бы давать ежегодно до двухсот тысяч пудов железа – немногим менее половины всего производимого в это время в России железа.
            
            Татищев испрашивал двадцать пять тысяч рублей, «но не вдруг», то есть частями, обещая, что затраты окупятся за пять лет «или даже ближе». Себестоимость железа здесь не должна была превышать двадцать копеек, продавать же его можно было по сорок копеек за пуд.

            Продолжение следует. http://proza.ru/2023/08/21/587
            Книга опубликована в Литресе.