МТЛБ

Осенью 1994 года мой полк расформировывался (тогда много полков расформировывали). Технику мы передавали другому, пока не расформированному, гвардейскому Краснознаменному целой кучи орденов самоходному артиллерийскому полку, недавно выведенному из Западной группы войск в поселок Струги Красные Псковской области. Помните: "Струги Красные - места прекрасные, есть там речка Курея, больше нету ничего". Так вот. Приехали приемщики, приняли наши самоходки с КШМками, погрузили на эшелон, отправили, и вечером, согласно устава, мы сели с ними в канцелярии подписать акты приема-передачи. Актов у нас был полный дипломат, закуски хватало, гитару не забыли, и где-то после третьего-четвертого подписанного экземпляра, между песнями Розенбаума и Шевчука, приемщики поведали эту историю.
Получает однажды солдатик из их полка письмо от своей девушки со стандартной формулировкой "извини, выхожу замуж". Солдатик расстраивается, рвет письмо в мелкие клочья, выбрасывает в урну и в отчаянии идет, куда глаза глядят. Точнее, куда ноги несут, потому что глаза ему застили горе, обида и гнев. А ноги несут солдатика по привычному маршруту - в парк боевых машин, где на открытой стоянке стоит закрепленный за ним МТЛБ, заправленный и полностью готовый к выходу. Солдатик прыгает в люк, заводит своего железного коня, высаживает тыльные ворота парка и вырывается на оперативный простор, держа направление на восток и не заморачиваясь на автобаны. По пути пугает немецких бюргеров, только-только пересевших из трабантов в мерседесы, сносит аккуратные немецкие заборы и давит аккуратные немецкие посевы. Возмущенные бюргеры сообщают в полицию. Полиция начинает преследовать взбесившуюся мотолыгу, пытается ее остановить, воет сиреной, мигает мигалкой, орет "Halt!" в матюгальник и даже открывает огонь из пистолетиков, остро сожалея об отсутствии панцерфаустов, но мотолыга полицию не замечает. Тогда полиция поднимает в воздух вертолет, а в него каким-то образом (за что купил, за то продаю) умудряется влезть съемочная группа немецкого новостного телеканала. Ведомый психанувшим солдатиком МТЛБ несется по немецким полям и долам, над ним висит полицейский вертолет, с борта вертолета ведется прямой репортаж, зрители (а это большей частью домохозяйки) смотрят и переживают, аудитория канала стремительно растет, телефоны в редакции звонят, всем хорошо.
Наконец в МТЛБ заканчивается соляра, движок глохнет, полиция вяжет солдатика и после всех формальностей передает его российской военной прокуратуре. А ушлая немецкая ведущая (ее звездный час!) в процессе передачи успевает сунуть солдатику микрофон с вопросом "ты чего, воин?", выслушать ответ про "эту суку, бл@дь" и перевести его своей аудитории.
Аудитория - а это, напомним, домохозяйки, добропорядочные (прекратить смех!) бюргерши - предательство солдатской невесты воспринимает чрезвычайно остро. Это ж страсти-то какие, ведь как он ее любил! Совсем голову потерял, вон сколько носился на панцере своем, его ж теперь в тюрьму посадят, бедного, ах она Schlampe. Возмущению немецких домохозяек нет предела, как и состраданию - они быстренько организуют фонд помощи, открывают счет, и на счет начинают поступать деньги. Новости о солдатике не сходят с экрана вторую неделю, рекламные бюджеты растут, редакция потирает руки, ведущая купается в лучах славы. Солдатик в это время сидит на гарнизонной губе под следствием и не подозревает о своей всегерманской популярности.
Командование ЗГВ, не долго думая, принимает традиционное решение - солдатика подвергли психиатрической экспертизе, признали невменяемым и комиссовали. Нанесенный им ущерб в виде разрушенных заборов и загубленных посевов возмещен немецкими домохозяйками, после чего на счету осталась вполне приличная сумма - несколько десятков тыщ дойчмарок, распорядиться которой может только сам солдатик. Что он вскоре и делает, вернувшись в Германию гражданским лицом, а выведенный в Струги Красные командир полка не раз вслух жалеет, что сам не угнал этот долбаный МТЛБ. Все-таки немецкие домохозяйки sind zehr gut, какими бы там их там не показывали в немецких фильмах. Говорят, солдатик в Германии недолго оставался безутешным.