8. Хаккинен

Мирон как-то познакомил меня с одним своим приятелем пенсионного возраста, писателем Александром Хаккиненом. Хаккинен был наполовину или на четверть финн, чем очень гордился. Мирон сказал, что я могу у него подзаработать немного денег, а я как раз тогда нуждался резко в деньгах, это было когда я по его совету ушел со своей работы, хоть как-то кормившей меня. И вот в один из дней, я поехал к этому Хаккинену домой. Жил он на берегу Невы в районе недалеко от того места, где жила моя мама. Мама жила с одной стороны Невы, а он с другой. Квартира его находилась в невысоком доме немецкой постройки – все дома в этой стороне были невысокими и тоже по-своему историческими, а ближайшая станция метро была Ломоносовская – зеленая ветка. И вот я пришел к писателю, и он задал мне задание – разгребать все его кипы бумаг и книги, которые были разбросаны по всей квартире - и тут, и там. Я должен был аккуратно все это складывать в кладовку, а вернее – на антресоли, находившиеся над дверью в ванную комнату. Перед этим мы еще попили кофе по-французски, как он любил заваривать, и побеседовали на разные темы. Я, в частности, рассказал, как я жил с Бышкиной, Олегом, и Фюреном, а он увлеченно слушал меня. Особенно ему понравилась история с Сашей и Фюреном, и моей ревностью к первой. Он сказал тогда, причмокивая от кофе: "Ну, Фюрен! Ну, змей!" – а то, что Саша стала проституткой, он сопроводил фразой, что это напоминает ему Соню Мармеладову, и вообще он чувствует во мне обилие страстей, прямо, как по Достоевскому. Я сказал, что – да, возможно это так и есть, поскольку ни кто другой так не повлиял на мое становления взрослого человека, как Достоевский, которого почти всего я прочел, будучи за границей. Хаккинен сказал: "Тебя может кидать из крайности в крайность, я понимаю! А я, я – человек спокойный, среднего темперамента, я не могу сильно кого-то любить, но зато не могу и ненавидеть!" – "Что ж, это большой плюс!" – подумал я. И вдруг Ильянен не с того ни с сего, а это было еще до моей уборки, предложил мне сделать мне массаж! Я сказал: "А, давайте!" Дело в том, что он был спец по массажам. Мы направились в его гостевую комнату, я снял футболку, улегся на его диван, и он стал умело массажировать мне спину. Потом он решил также помассажировать мне ноги. Есть такой у геев фетиш – массаж ног другим, он доставляет им неизгладимое удовольствие, ведь Хаккинен, как и Менакер, тоже был геем, (как и многие другие, кого я знал и узнал к тому моменту!) Я согласился, но на большее дал понять, что ему рассчитывать не придется, впрочем, он, как интеллигентный человек, и так, сразу все понял (наверное!) и не стал чего-то большего просить от меня.
Хаккинен был гей, не смотря на то, что у него было двое взрослых сыновей, которых он вырастил и зачал от своей бывшей жены, с которой уже давно не жил. Сыновья никакого не имели отношения к искусству, и были от всего этого далеки, (от тех, кто “в теме”) даже дальше, чем я, и работали, как он сообщил, на каких-то простых работах, то ли - сварщиками, а то ли - монтировщиками. Он иногда с ними видался, поскольку - отец, все-таки, как-никак! В тот день я забыл свой, снятый с шеи, православный крестик, у него, положив его на полку, поскольку он мешал массажу. Это забывание мне покажется символичным, потом, когда я "сойду с ума", и все вокруг сойдут на тему общей всех обуявшей пид*растии, но об этом позже...
Итак, после массажа, я еще почитал Хаккинену по-английски, то место, которое он хотел, чтобы кем-то было прочитано вслух, поскольку он, находясь на пенсии, имел хобби учить английский язык, который был его третьим языком – не вторым! Вторым языком его после русского, был не финский, нет, а – французский! Он был настоящим спецом и в этом языке, и, вообще, во всей французской литературе и философии. Французы для него являлись эталоном в жизни. И кофе он всегда заваривал "а ля франсе", т.е. подогревал в кастрюльке молоко, доводя его до кипения, и потом выливал содержимое в приготовленное в турке ароматное кофе, так что получалась пенка почти как у капучино.
За все - за массаж ног, и за уборку книг - он заплатил мне тысячу рублей, чему я был достаточно рад, но оставаться дольше был не намерен – пора было собираться восвояси, что я и сделал в скором времени. Мы вышли из квартиры, Хаккинен купил мне сигарет "Донской Табак" в местной Пятерочке, рядом с его домом, поскольку к тому времени я уже начал снова покуривать, и проводил меня, вдоль набережной реки Невы, чуть ли не до самого Володарского Моста, а это почти, наверное, километр будет от его дома. К тому же, у меня тогда побаливал зуб, поэтому на ночь я оставаться не собирался. Мы обнялись на прощание, и я уехал, а он потом рассказал мне, что его схватил ужасный приступ удушья после того, как я ушел, что тоже немного символично, если во всем искать символы, конечно! Дело в том, что Хаккинен, также, как и Мирон, страдал астмой, а моя уборка, вызволение всех этих книг с полок и из под полок, перетаскивание их в укромное, другое место, подняло облако пыли в его квартире, с чего он потом и начал мучиться на целый день!
У Хаккинена я еще побывал ровно через год, и продолжаю к нему приезжать в гости иногда, ровно раз в год, когда накопятся новые впечатления от жизни, чтобы ими с ним радостно поделиться. Он совершенно уравновешенный человек, культурный, и мы с ним явно легко находим общий язык. Я узнал в Википедии - а там есть страница про него - что он всего написал 4 романа, самый известный из которых называется “И Финн”. За этот, как и за другие свои романы, он получил почетную Петербургскую премию литераторов имени Андрея Белого (Бугаева).
В свой следующий приход к нему, я, во-первых, забрал свой крестик, который, Слава Богу, никуда не подевался, а был отложен в специальное место для пропавших вещей в его доме, а во-вторых, скромно попросил его дать мне почитать его "И-Финна". Он согласился, и вообще всегда был рад давать читать свои произведения всем кто попадется на пути. Он заодно к военной пенсии, а ведь он раньше еще и военным был, военным переводчиком, дак вот - заодно к ней, получал авторские от своих произведений. А иногда бывали презенты от других, довольно известных, личностей, например, такой композитор, как Леонид Десятников, как-то, подарил ему на День Рождения, 10,000 рублей - просто так, потому что мог себе это позволить, и Хаккинен ему понравился, как человек, вот и пошло-поехало! Его роман я начал как-то читать, но не закончил, даже не дошел до середины – слишком мне показалось "голубизной" он отдавал в своем содержании, и я испугался, что это негативно начнет на меня влиять, а ведь и действительно начало, но не буду уточнять каким образом, потому что все равно все еще, после всего пережитого мною за те годы, имею в себе некий голос совести, который говорит мне, за что, может быть стыдно перед людьми, а за что - нет – Страх Божий, который наверное, был чужд таким писателям, как Лимонов – либо он, либо совесть, она, они - у них были очень растянутые. Роман этот я не дочитал, Хаккинена, и он так и лежит у меня где-то в шкафу, ждет своего часа, дожидается – возможно, что никогда и не дождется, да и ладно – ибо, не все полезно, что к нам на стол полезло! Лол!!!


Рецензии