Предназначение

… «Люди Земли! По некоторым причинам я не могу назвать вам своего имени, но это не самое важное. Я и мои люди уже десять лет безостановочно работают для вас и вашего будущего. И скажу прямо – мы устали. Мы мирили вас – вы ссорились вновь. Мы перековывали мечи на орала – вы возвращали всё на круги своя. Мы искали способы фильтровать атмосферу и воду – вы кидали мусор и дымили неизвестно чем. Мы пытались перевоспитать вас – вы сопротивлялись. Но эти неудачи происходили из-за нашего, неправильного понимания проблемы. Все беды людские идут от двух корней – недоверия и эгоизма. Недоверие заставляет людей внимательно следить друг за другом, и при любом подозрительном событии, поведении, обстоятельстве рвать своего ближнего на части. Эгоизм заставляет людей жить под лозунгом «Ничего не знаю, моя хата с краю». Искоренить их можете только вы сами. Потому мы и обращаемся ко всем вам.

Представьте, что будет, если отказаться от денег. Сколько людей будут спасены от голода и отсутствия лекарств! Сколько преступлений просто прекратят своё существование или станут огромной редкостью! Сколько научных открытий будет совершено в кратчайшие сроки! И всё благодаря отсутствию вопроса «где взять деньги?». А сколько войн прекратится или не возникнет вовсе! Кто станет производить оружие массового уничтожения, если не будет получать ничего, кроме осуждения окружающих?

Не клеймите на эти рассуждения ярлык «Утопия». Если вдуматься, то это возможно. Так почему бы не поступить, как велит разум, тем более что мы ничего не потеряем?

А ведь я вас очень люблю. Я всей душой радуюсь, когда изобретается новое лекарство от ранее неизлечимой болезни или очередная ракета взмывает в космос. И очень скорблю, когда люди страдают и гибнут. Я хочу вам только добра, и ничего больше. Но я сделал всё что смог – дальше вы должны сами сделать выбор.
И последнее: если это сообщение пройдёт незамеченным, то мы уйдём. Не пытайтесь нас искать на Земле. Мы уйдём далеко к звёздам, туда, до куда вы ещё очень долго не доберётесь. Мы строили наши корабли почти с самого начала, и их хватит на нас всех. Уйдут ваши друзья и подруги, братья и сёстры, родители и дети! Я не могу сказать, сколько нас на данный момент. Но вы точно заметите пропажу. Данное сообщение будет выставлено в более двух тысяч газет и журналов, проиграно по радио в каждой стране, показано на пятидесяти каналах телевидения. Так что его вы тоже заметите.

Но мы не отрекаемся от вас, мы уйдём не только для начала новой жизни. Мы уйдём, чтобы вернуться - другими людьми, с другими ценностями, методами. С другим опытом. Но во имя той же цели - во имя грядущего.
Прощайте. Или, может быть, до свидания».

Запись окончилась. Пётр нажал какие-то кнопки, и с лёгким волнением на лице вытащил микродиск. Этот шаг был придуман им очень давно, чуть ли не в детстве. Но он никогда не представлял себя вот так, стоящим и держащим эту запись – смесь умоляющего, дрожащего голоса и хрупкого, умирающего без влаги стебелька надежды. Пётр допускал это, но не верил. Да и его немногие товарищи, посвященные в его планы и идеи полностью, тоже не верили. Только однажды его посетили сомнения.

Это было зимой, ещё когда он учился в школе. Прошло меньше года после появления этой удивительной идеи – перестройка мира ради светлого будущего. Она ещё не имела каких-то определённых очертаний, и потому Пётр сильно плавал. В тот раз ему выпало идти большую часть дороги домой с одной своей знакомой. Её звали Зоя. Когда-то они дружили в какой-то компании, но Пётр никогда не задерживался  в них, и на достаточно большой промежуток времени она затерялась.

Пётр стал расписывать картину ожидаемого им грядущего и все способы дойти до неё. Со стороны могло показаться, что он фанатик. Но только показаться. Если мальчишка в тринадцать лет нашёл для себя смысл на весь остаток жизни, то, разумеется, он будет рассказывать об этом всем без разбора, не обращая внимания на интересы слушателя. Но Зоя его внимательно слушала, задавала вопросы, уточняла ответы. Ей было интересно. Но в какой-то момент она задала неожиданный вопрос:

- А как ты будешь жить, если у тебя не получится?

Тогда в душу забралось сомнение. «Конечно, этого не может быть, но всё-таки…». И опять перед ним понеслись картины будущего, только не общечеловеческого, а именно его, личного будущего. В нём было всё, кроме, казалось бы, самого основного – идеи. И выходило, в общем-то, неплохо…

Но он отогнал эти мысли и крайне запутано объяснил Зое, что всё выйдет, так как «будет так и не иначе». Впоследствии, оценивая этот и другие её вопросы, он пришёл к очень обидному для него выводу. «Не верит» - таков был вердикт. Но всё-таки они подружились, и в дальнейшем, спустя много лет, дали клятву друг другу и всему миру о вечной верности…

Зоя ждала его. Сама запись сообщения была кратчайшей частью операции «Призыв», а в общей сумме Пётр не появлялся дома четверо суток. Впрочем, она не волновалась. Четыре дня по редакциям и станциям  - не месяц в горячих точках и военных командованиях. Он должен вернуться с минуты на минуту.

Входная дверь глухо стукнула. Ещё в прихожей Пётр, вешая промокшую под неожиданным дождём ветровку и поднимая пятидесятирублёвку, учуял лёгкие, невесомые, но очень приятные запахи горячего ужина, мгновенно разбудившие отсутствовавший весь день аппетит.

«Что же я в последний раз ел? И когда?». Память услужливо напомнила: вчера, в девять часов утра, какой-то уличный ларёк по пути между очередными редакцией и телестанцией. То ли крендель с мёдом, то ли булочка с вареньем, но явно что-то очень сладкое. Перед Зоиным супом и вспоминать смешно. Что бы он без неё делал! Только благодаря ней в доме всегда было уютно и хорошо.

А вот собственно и она – в слегка запачканном мукой фартуке (похоже, что-то к чаю тоже будет), но совершенно не похожая на какую-нибудь «Фрекен Бок». Зоя сказала ему что-то тёплое, домашнее, особенно приятное после уличного дождя, после чего они вместе прошли на кухню.

За столом где-то с минуту стояла довольная тишина, изредка нарушаемая звоном ложек. Чайник вскипел и щёлкнул выключателем. Зоя поднялась и стала наливать чай - Петру чёрный, крепкий, а себе зелёный, с мятой. Петру вечно в такие моменты становилось неловко. Руки есть, ноги есть, может встать и заварить чай сам, не затрудняя Зою. Но он никогда не мешал ей. Может, она просто захотела налить чай сама? Возможно.

- Ты уверен, что это правильный выход?

Пётр прекрасно понял, о чём она говорит. Да и как не понять, если сам уже четверо суток думал об этом?

- Мы можем сколько угодно вести пропаганду мира и дружбы, сколько угодно исправлять за другими людьми их ошибки и недочёты. Но мы ведь тоже люди. Возьмём Макса. Он уже три года работает в Африке, строит школы и больницы, даже небольшой городок основал. Хочет вернуться домой, увидеть невесту и мать. А как я должен ему сказать, что его мама умерла от рака год назад, а невеста уже два года замужем? Как я буду смотреть Максу в глаза, когда он будет громить мою рабочую комнату и кричать, что всё это из-за меня и того, что я напридумывал? Как я буду вообще смотреть в глаза кому бы то ни было? В идеале, человек, отдавшийся идее, должен быть в первую очередь прогрессором, а уже во вторую - человеком. Но как это поможет Максу? Как это поможет всем нам? Идти тем же путём – загубить много невиновных ни в чём людей. Капитулировать – загубить всех. Эту борьбу надо заканчивать, и это сообщение – последний бой. После него всё изменится. И не столь важно, как.

Зоя замолчала. Чай стоял на столе, рядом со своими потребителями, но никто не отпил и глотка. Нарастала тишина.

- Ты собрала чемоданы? - спросил Пётр, желая немного разрядить обстановку.
Зоя молчала, словно о чём-то думая. Вместо ответа она задала ответный вопрос:

- Значит, ты уже не веришь?

Пётр медленно побелел. Таким Зоя его ещё никогда не видела. Она видела его в гневе, видела в просветлении, видела даже в горе. Но никто и никогда до этого момента не видел его, первого прогрессора, в страхе.