Пролог
-Да-да, заходите, - отозвались из-за двери, и эндаргом вошел.
Снял ботинки, оставив их на пороге, прошел по ковру и сел напротив повернувшегося кресла - как и всегда при посещении кабинета Владыки, действия не менялись, словно здесь была временная петля. Хозяин Крепости сложил длинные, холеные пальцы на коленях, из-под капюшона глянул на своего свихнувшегося солдата: Ему докладывали о плачевном состоянии, в котором находится Ки;львиур, но в реальности бедняга выглядел еще хуже.
А дело было в том, что две недели назад четверка номер 121, которой командовал эндаргом, попала в страшный бой на берегу Великого моря, в результате которого трое были ранены, а один погиб. И умерший мальчик был учеником Ки;львиура. Совсем молоденький человеческий мальчик, он проучился у своего Мастера несколько лет и бездарно умер, уйдя за Предел, на его теле даже ран-то не было. И эндаргома это подкосило. Страшное, непоборимое Уныние опустилось на талантливого мага, сбило его с ног, заставив душу умереть. И, честно говоря, это был глупый конец для бессмертного солдата: у его крылатого народа не было Смерти, только Уныние, уводившее из жизни, и Кильвиур таял на глазах, умирал, врачи сбивались с ног, но сделать не могли ничего.
Эндаргом сидел, уставший, хоть и не делал ничего последние две недели, поникший, помертвелый, настолько незаполнимо-пустой, что его становилось жалко чисто по-человечески, он ничем не интересовался, взгляд тусклых глаз остановился в одной точке: в том времени, когда погиб его ученик. Крылья, раньше бывшие его красотой и гордостью, запыленные, потрепанные валялись на полу. Синвирин хорошо понимал то Горе, которое поработило солдата: нет участи хуже, чем потерять своего ученика, нет доли позорнее, хоть и не всегда возможно спасти младшего друга. Был ли виноват Ки;львиур в смерти Гра;дэрна? Судя по докладу - нет, но Владыка не знал наверняка, а лезть не хотел, хоть и мог проникнуть в сознание любого своего воина.
Маг, один из лучших солдат в Доме, не кричал, не бесился - он был мертв, только сердце продолжало биться, но и оно вскоре должно было прекратить свой напрасный труд: по рассказам товарищей Кильвиура, тот днями не вставал с кровати, лежал зубами в стену под душным, пыльным одеялом, не ел, не пил, если его не вынуждали, а если и делал что-то, то с одной целью - чтобы от него отвалили и не мешали ему умирать. Уныние - та еще дрянь, и не поймешь, как с ним бороться, доктора не справлялись с Безликой Силой. Он уже даже выглядеть перестал, как живое существо: грязный, со спутанными волосами и мешками под глазами, пахнущий потом и нечистотами, он не мылся, не следил за собой и выглядел как последний нищий на паперти. Даже теперь он молчал, безвольно уронив голову к плечу, и, казалось не слушал, ему было все равно, что будет дальше, он хотел умереть, но Владыка затем и заставил его прийти, чтобы спасти. Или хотя бы попытаться отогнать Уныние.
-Мастер Ки;львиур, вы знаете, зачем я позвал вас? - спросил Он, но в глазах мага не зажглось интереса, как бывало раньше.
Синвирин потянулся и вслепую выбрал со стола томик, что приготовил заранее. Тут битва намечалась, которую нельзя было проиграть, поэтому Ему пришлось поломать голову перед тем, как вызвать к себе больного. И одним психологическим воздействием тут можно было и не обойтись, а в книжке были собраны разные заклинания, направленные на одно: на порабощение сознания. И Синвирин понимал, что по-иному Уныние даже Ему не побороть.
Кильвиур долго молчал, но затем все же неохотно ответил, когда понял, что в тишине ему не отсидеться:
-Нет, Господин, откуда бы мне знать? - тусклый, едва слышный шорох в сравнение не шел с его прежним громким, шумным голосом.
И ему было наплевать на все, он даже понимал-то плохо, что происходило, чего уж там - интересоваться. Он не видел мира вокруг, жаркого лета, синего неба с оранжевыми дисками ползущих солнц, не видел ничего, кроме своих воспоминаний, застеливших ему глаза.
-Я хочу поручить вам задание, вы ведь не откажете мне? - лукаво щурясь, спросил Владыка: первый выпад был сделан, битва началась.
Кильвиур не вздрогнул, не напрягся внутренне, продолжив сидеть в состоянии полуживого овоща. Раньше сильный, открытый, веселый, как многие из его крылатого народа, теперь он изменился до неузнаваемости даже внешне, словно постарел на сотни лет в один день. Русые волосы, убранные от лица в косы, превратились в сплошной колтун, борода, отросшая, вздыбившаяся, торчала во все стороны, лицо осунулось и обвисло, покрывшись глубокими морщинами, руки, раньше могучие, ловкие, теперь, опухшие, старческие, валялись, точно плети. Он был красив раньше - не только внешне, но внутренне, своей вольностью, своей преданностью и громким смехом, отзывчивостью и добротой к своим товарищам, теперь же он замкнулся в своем горе, потеряв эндаргомий облик. Он был мерзок и жалок теперь. Где было его величие, его гордость? Куда ушла жизнь из его могучего организма? Все исчезло, все испарилось, Уныние серостью накрыло его, похоронив в печали и тоске.
-Господин, я не смею отказывать тебе, - начал он едва слышно, и слабый лепет лишь добавил ему никчемности, - но я не смогу тебе помочь. Я пришел, чтобы ты отпустил меня. Пойми, я не могу так больше, я… хочешь, скажи, что сдался, хочешь - что-то другое. Я физи;чески не могу больше, я уже одиннадцать лет работаю на благо Крепости, столько же я учился, я вырастил одного ученика, достойную себе замену, второе мое дитя погибло, сжалься надо мной и отпусти, я уйду, и тебе даже хоронить меня не придется. Так будет проще всем.
Его уничтожило горем на физическом уровне, и даже корпус его клонился вперед безвольно. Только вот Синвирин не собирался так просто отпускать своего лучшего солдата.
-Послушайте, я понимаю, каково вам сейчас, но все это в прошлом, ничего не вернуть переживанием…
-Переживанием…? - он вздрогнул, будто оживился, но потом поник еще сильнее прежнего.
-Вы солдат, лучший во всей Крепости, ваша помощь необходима сейчас, - Синвирин поджал губы, чувствуя, что все Его слова уходят в пустоту.
Надо было работать спокойно, но внутри упорно закипал гнев - гнев на молчание солдата, на его безразличие, на то, что ему было все равно, на то, что он жил в воспоминаниях. Сам Владыка знал, каково это - существовать одним страшным днем, но Он сумел выйти из адового круга памяти, поэтому сейчас был здесь, чтобы помочь своему магу.
-Есть в мире место, зовется гнесинством Вирдэ;поль, - Он протянул свиток магу, но тот не взял документ, даже руки не протянул. - Это закрытое королевство, то есть, мы не знаем, что там творится, потому что не можем запустить туда шпионов - больно они опасливые. Живут тесно, друг друга хорошо знают, чужаков не принимают, даже к границам близко не подпускают, торгуют только с Таароном, да и то редко. Сами понимаете, что мне не нравится вся эта история. Я даже прощупать эти земли не могу - все накрыто щитом, и что там творится, я не знаю. И никто не знает. Вы помните, наверное, историю с Не Таори, мне бы не хотелось ее повторения. Тогда мы хотя бы знали, что они есть, теперь же мы не знаем ничего. Идет ли оттуда угроза, не идет ли? Мне нужен кто-то, кого я смогу заслать туда. Что скажете? Я бы хотел, чтобы вы; пошли, вы мой лучший воин, я вам верю как себе.
Кильвиур молчал, глядя слепо в пол: его эта идея вовсе не волновала.
-Послушайте, - Синвирин подавил гнев и нагнулся к поверженному магу. - Я все понимаю, я понимаю, как вам больно и страшно, я знаю, что Уныние воздействует на вас физическим образом. Но вы подумайте, что будет, если там затаилось нечто, превосходящее Не Таори по силе? Сколько ваших товарищей погибнет, если сейчас не предотвратить Беду, если не подавить ее в самом ее зачатке.
-А мне какое дело? - дождавшись, пока завершится пламенный монолог, тускло спросил Кильвиур.
Он даже не спорил уже, просто спрашивал, как земные беды влияют на него, ушедшего духом в иные миры. Он действительно не понимал и спрашивал, чтобы ему объяснили, Владыка выдохнул, стараясь не взорваться изнутри: Ниверсин рвался из сознания яростно, как никогда.
"Хамство, неповиновение! Убить, убить изменника!" - выла темная душа, и только холодный разум оковами сдерживал растущее бешенство.
-Живой ты, услышь меня сейчас, - проговорил Синвирин твердо, скинул капюшон, чтобы удобнее было глядеть в вытекшие глаза. - Твое дело - не дать умереть тем детям, что живут в Крепости. Твой ученик погиб, но ты можешь спасти других, что еще живут. Ты можешь поменять то, что случилось, не дать этой истории повториться с другими, с твоими товарищами.
От влияния на разум мага на лбу выступили капли пота: бороться с Безликой Силой было не так-то просто, сознание солдата было словно покрыто паутиной, которая не снималась обычными методами, и Владыка все больше и больше увязал в пыльной серости.
"Нету смысла в жизни, нету смысла спасать, все прах и пепел прошлых дней,"- шептали голоски вокруг, едва видимые, едва уловимые голоски Уныния, пожравшего волю Кильвиура.
-Есть смысл, - твердо проговорил Синвирин, - смысл в том, чтобы исправить мир, сделать его счастливым, наш долг в этом, долг твой и мой, долг солдата и Владыки. Разве ты не хочешь защитить мир от того, что случилось с самим тобой? Оно поможет тебе, поможет выйти из воспоминаний, что поглощают тебя.
Кильвиур молчал: он не хотел жить, и слова только бередили ему слух, раздражали, как ночные комары.
-Давай так, - Синвирин откинулся на спинку кресла, едва не перевернувшись от силы движения, - это будет твоим последним заданием. Выполнишь его - я тебя отпущу, дальше умирай.
Маг вздрогнул и поднял голову, его взгляд впервые за весь разговор стал чуточку более осмысленным, и в нем загорелась надежда.
-Не солжешь? - прошелестел он пересохшими губами.
-Не солгу, - жестко ухмыльнулся Владыка и опустил победные глаза: кому, как не Ему было знать, что выполнить задание было не так-то просто, и в простеньком на вид проникновении крылась сложнейшая задача.
Кильвиур думал, не зная, решиться ли, и тогда Синвирин добавил:
-Не согласишься - я от тебя не отстану.
Видно, это стало последней каплей, и маг кивнул неохотно:
-Под твое честное слово, Владыка.
Свидетельство о публикации №223081301134