Очарование призрака

Какое очарование мы испытываем к истории о тайне призрака?

Имеет ли оно ту же природу, что и очарование, которое мы испытываем к
тайне детективной истории?

Последнее увлечение, покойный Павел Армстронг говорил, что это
потому что мы все в полном преступности, как Синг-Синг, - только мы не
решился.

Таким образом, могу я спросить, не очарованы ли мы историей о привидениях, потому что, независимо
независимо от того, каковы могут быть научные или скептические наклонности наших умов, в нашем
в глубине души, возможно, втайне, мы так же полны суеверий, как и мужчина
оба - только мы не даем им волю?

Кто скажет, что он может сбросить с слегка наследство
неисчислимые века суеверие? Нет вспышка суеверия в
всех нас? Мы смеемся над поклоняющимися вуду, а затем создаем наши собственные заблуждения,
наши любимые навязчивые идеи.

Было сказано, что человек неизлечимо религиозен, что если бы все религии
были уничтожены, человек создал бы новую религию.

Человек неизлечимо очарован таинственным. Если бы все истории о привидениях
прошлых веков были стерты, человек изобрел бы новые.

Ибо разве все мы не испытываем благоговейный трепет перед тем, что мы не можем объяснить, перед этим
который, если и не в нашем собственном опыте, то, безусловно, записан в
опыте других, о том, о чем мы ничего не знаем и не можем знать?

Каким бы скептиком человек ни относился к оккультизму, он должен обязательно интересоваться вещами, которые другие считают объективными - которые, безусловно, являются субъективно для них очень реальны.

История о привидениях рождена не наукой и даже не сверхнаукой, что бы это ни было. Это вообще не наука. Это из другой сферы, несмотря на все, что пытались продемонстрировать исследователи экстрасенсорики.

В жизни есть два типа людей, которые, за неимением лучшего
классификацию я могу назвать экстрасенсорной и непсихической. Если я попрошу
экстрасенса закрыть глаза, и я скажу ему: "Лошадь", - он немедленно
визуализирует лошадь. Другой, не являющийся экстрасенсом, не видит. Я скорее склонен полагать, что именно первый класс видит призраков, или, скорее, некоторых из них. Вторые не видят, хотя они разделяют интерес к ним.

Художники принадлежат к классу визуализирующих, и в наше более современное время
именно экстрасенсы мыслят в виде движущихся изображений или, по крайней мере, в виде последовательности неподвижных изображений.

Как бы мы ни объясняли призрачное и сверхъестественное, даем ли мы это
объективная или просто субъективная реальность, ни одно из объяснений не мешает
не-экстрасенсу проявлять интенсивный интерес к видениям экстрасенса.

Таким образом, я убежден, что если бы мы были совершенно честны сами с собой,
верим ли мы или не верим в призраков, по крайней мере, мы все
глубоко заинтересованы в них. В этом интересе есть нечто такое, что
роднит весь мир.

Кто не чувствует подавленного вздрагивания при скрипе мебели в
темноте ночи? Кто не ощущал мурашек по коже, контролируемых только
усилием воли? У кого в темноте не возникало ощущения чего-то
_что_ у него за спиной - и, несмотря на свои сознательные рассуждения, поворачивался, чтобы посмотреть?

Если есть кто-то, кто этого не сделал, возможно, для него истории о привидениях не имеют никакого очарования. Однако пусть он, по крайней мере, будет честен.

Для каждого человека тайна обращения, будь то по делам о преступлениях на
которых основана большая часть желтой журналистики, или быть его в
случаи Дюпен, в Лекока, Шерлока Холмса, Арсена Люпена, Крейг
Кеннеди или множество других персонажей-загадок нашей литературы.
Привлекательность заключается в тайне.

Однако дело детектива в конце раскрывается. Но даже в конце
истории о привидениях основная тайна остается. В истории о привидениях мы
имеем саму квинтэссенцию тайны.

Авторы, издатели, редакторы, драматурги, сценаристы кинофильмов
скажите нам, что никогда раньше не было такого интенсивного и широкого
интереса к детективным историям, как сегодня. Это само по себе объясняет
интерес к сверхъестественной истории о призраке и его деяниях.

В таких историях заложен еще один элемент таинственности. Глубже и дальше
вернемся, это высшая тайна жизни - после смерти - что?
"Невозможно", - презирает не-экстрасенс, слушая какую-нибудь историю о привидениях.
На что разум противоположного типа упрямо отвечает: "Это не так.
Я верю, потому что это невозможно".Сверхъестественное, нездоровое - как в мастере такого письма, Эдгар По - завораживает. Хотим мы того или нет, бес извращенности заманивает нас дальше.

Вот почему мы с восторженным интересом читаем эти экскурсии в
жуткое неизвестное, возможно, читая до мистического часа полуночи
жуткое удовольствие возрастает.

Об этом можно было бы написать целый том анализа и оценки
сбалансированная антология историй о привидениях, собранная здесь после многих лет чтения и изучения мистером Дж.Л. Френчем.

Первое впечатление, которое произведет случайный читатель, - это
интересный факт, как в детективных историях-загадках, так и в историях о привидениях стили меняются. У каждой эпохи, у каждого периода есть своя история о привидениях особенная. Сегодня существует новый стиль рассказов о привидениях
постепенно эволюционирующий.

Когда-то истории были о феях, феечках, троллях, "маленьком народе", о
полтергейсте и луп гару. На протяжении разных эпох мы продвигались к
история призраков восемнадцатого и девятнадцатого веков вплоть до сегодняшнего дня, в двадцатом мы наблюдаем современный стиль, который новая наука
существенно модифицирует.

Среди историй, представленных в этом томе, следует отметить мастерскую
"История женщины с привидением" Алджернона Блэквуда с искусным исполнением. "История женщины с привидением".

"Я был заинтересован в психической вещи", - говорит женщина, как она начинает
рассказать ее историю просто, с размаху к кульминации, которая имеет кольцо
правда фантастики. Возможно, здесь мы имеем дело с современным стилем ghost
история в лучшем виде. Времена меняются так же, как и стили. "Человек, который зашел слишком далеко" представляет большой
интерес как попытка перенести в наше время интерпретацию
символизма, лежащего в основе греческой мифологии, примененного к Англии несколько лет назад.

Увидеть Пана означало смерть. Следовательно, в этой истории присутствует философия Пантеизма - никакого "я", никакого "ты", никакого "это". Это мистическая история, сцена шторма, в которой нарисована картина, сильно напоминающая "Падение Дома Ушур", - с откровенно добавленными словами: "На него
это были следы копыт чудовищного козла , который прыгнул на
он", - бескомпромиссный мистицизм.

Радует выбор Киплинга, "Призрачная рикша", хотя бы потому, что
это некрологическое изречение о присутствии призрака, как Киплинг объясняет о разломе в мозгу: "... и маленькая частичка Темного Мира проникла внутрь и
придавила его до смерти!"

Кроме того, в историях о привидениях есть расовые стили. Книга переносит нас
от "Банши и других смертельных предупреждений" Ирландии к странному
примеру еврейского мистицизма в "Молчаливой женщине". Мистер Френч был
очень широк в своем выборе, приводя нам эти, а также множество примеров из
литература Англии и Франции. Наконец, он собрал из
газет, как типично американских, множество историй о привидениях Нью-Йорка и
других частей страны.

Странно, что кто-то находит юмор в такой странной теме. И все же мы находим
это. Возьмем, к примеру, старый рассказ Де Фо "Явление миссис
Телятины". Это мистификация, не более. Из нашего времени - Эллис Паркер
"Они не призраки" Батлера, показывающий пример современного негра
расовое наследие.

В нашей литературе и на сцене сама идея Темнокожего и
кладбище вызывает веселье. Мистер Батлер извлекает какую-то содержательную философию от своего смуглого парня: "Я не боюсь призраков, кто бы я ни был, потому что они не никаких призраков, но я просто чувствую себя добрее, когда боюсь призраков, которых нет!"
Юмор сменяется пафосом. В "Интервале" мы находим сочувственный
поворот истории о привидениях - реальное желание встретиться с мертвыми.

Однако ее нельзя сравнивать по интересу с историей sheer
ужас, как в романе Бульвера-Литтона "Привидения и преследователи", с
бегство слуги в ужасе, съежившаяся собака от
стена, смерть собаки, ее шея фактически сломана от ужаса, и
все это делает пребывание в доме с привидениями таким, каким оно должно быть.

Таким образом, наконец, мы подходим к двум историям, которые пытаются дать
научное объяснение, еще один этап современного стиля ghost история.

Один из них, возможно, едва ли современный, если судить по годам,
это та же история Бульвера "Привидения и загнанные в угол". Помимо того, что
будучи потрясающей доброй старомодной сказкой ужасов, она пытается дать
новомодное научное объяснение. Достаточно читать и перечитывать это.
Однако именно оплакиваемый Амброз Бирс продвинулся дальше всех в
науке и философии этого вопроса, а также в очень коротком рассказе, тоже
с великолепным названием "Проклятая тварь".

 "Невероятно!" - восклицает коронер на дознании.
 "Для вас это ничего не значит, сэр", - отвечает
 газетчик, который рассказывает о пережитом, и в
 этих словах выражает истинное чувство по поводу
 призрачной фантастики: "для вас это ничего не значит, если я
 также поклянись, что это правда!"

Но дальше всего в своем научном объяснении - не научно
объясняя далеко, но объясняя путь, - продолжает Бирс, излагая
теорию. Из дневника убитого человека он выбирает следующее
которым мы можем дорожить как драгоценностью:

 "Я не сумасшедший. Есть цвета, которые мы не можем
 видеть. И - помоги мне Боже! - эта проклятая штука имеет  такой цвет!"

Это очарование истории о привидениях - я ясно выразился?
Пока я пишу, приближается полночь, книжный шкаф позади меня трескается. Я вздрагиваю и поворачиваюсь. Ничего. В коридоре скрипит доска.

Я знаю, что это из-за прохладного ночного ветра - неравномерное сжатие материалов
расширяется в дневную жару.

И все же - выхожу ли я в темноту снаружи иначе, чем настороже?

Именно эта эволюция нашего чувства призрачного ужаса - на протяжении веков - вот что очаровывает нас.
Можем ли мы, имея за плечами несколько поколений модернизма, отбросить его с помощью всей нашей науки? И, если бы мы это сделали, не должны ли мы тогда преуспеть только в отмене старомодной истории о привидениях и создании новой, научной истории о привидениях?

Научной? ДА. Но нечто большее - нечто, что существовало со времен
зарождения разума в человеческой расе.

Возможно, вы, критик, скажете, что настоящая история о привидениях возникла в
эпоха тусклого света свечей и соснового сучка с их гротесками на
стенах и в непроницаемой темноте, что электрическая лампочка и
радиатор рассеяли то самое, на чем веками было написано
история о привидениях была построена.

Что? Никаких историй о привидениях? Не могли бы вы убрать нашу сверхъестественную фантастику, своим ничтожным научным объяснением?

Мы все еще будем собираться вокруг рассказчика - а потом лежать по ночам без сна,
видя насмешливые фигуры, подбоченившиеся, бросающие вызов всей вашей науке, чтобы сокрушить история о привидениях.
****
***

ЛУЧШИЕ ИСТОРИИ О ПРИВИДЕНИЯХ

ЯВЛЕНИЕ МИССИС ТЕЛЯТИНА
ДАНИЭЛЬ ДЕ ФО

ПРЕДИСЛОВИЕ

Это отношение является фактом и сопровождается такими обстоятельствами,
которые могут побудить любого разумного человека поверить в это. Оно было отправлено джентльменом, мировым судьей в Мейдстоуне, в графстве Кент, и очень
интеллигентным человеком, своему другу в Лондон, как это здесь сформулировано; который беседа засвидетельствована очень трезвой и понимающей леди,
родственницей упомянутого джентльмена, которая живет в Кентербери, в нескольких
двери дома, в котором живет названная миссис Баргрейв; который
считает, что его родственница обладает настолько проницательным характером, что не может быть подвергнута
на какое-либо заблуждение; и кто положительно заверил его, что весь
вопрос, как он изложен, действительно верен; и что она
сама написала теми же словами, насколько это возможно, из уст миссис Баргрейв
собственными устами, у которой, как она знает, не было причин изобретать и публиковать такое
историю или любой замысел подделать и солгать, будучи женщиной многого
честной и добродетельной, и вся ее жизнь - так сказать, курс на благочестие.
Польза, которую мы должны извлечь из этого, заключается в том, чтобы учитывать, что есть
жизнь, которая придет после этого, и справедливый Бог, который воздаст каждому
в соответствии с делами, совершенными в теле; и, следовательно, поразмышлять о
нашем прошлом образе жизни, который мы вели в этом мире; о том, что наше время коротко
и неопределенно; и что, если бы мы хотели избежать наказания за
нечестивые и получают награду праведных, которая заключается в оставлении
ухватившись за вечную жизнь, мы должны, на грядущее время, вернуться к Богу
посредством скорейшего покаяния, прекращения творить зло и обучения творить добро:
рано искать Бога, если, к счастью, Он может быть найден среди нас, и вести таких
живет ради будущего, что может быть вполне приятно в Его глазах.


РОДСТВЕННИК ЯВЛЕНИЯ миссис ТЕЛЯТИНА

Эта вещь настолько редка во всех ее обстоятельствах и пользуется таким хорошим
авторитетом, что мое чтение и беседы ничего мне не дали
она мне нравится: она способна удовлетворить самого изобретательного и серьезного исследователя.
Миссис Баргрейв - это человек , к которому миссис Вил явилась после своей смерти;
она мой близкий друг, и я могу поручиться за ее репутацию, за
эти последние пятнадцать или шестнадцать лет, насколько мне известно; и я могу
подтвердить хороший характер, которым она обладала с юности, до времени моего
знакомство. Хотя, поскольку это отношение, она оклеветана некоторыми
люди, которые являются друзьями брата этой миссис Вил, который появился;
кто думает, связь этого явления, чтобы быть отражением и
стремиться, что они могут взорвать репутацию Миссис Bargrave, и смеяться
история с презрением. Но в силу сложившихся обстоятельств и
веселого нрава миссис Баргрейв, несмотря на дурное обращение со стороны
очень дурного мужа, в
ее лицо; и я никогда не слышал, чтобы с нее падало уныние или ропот
выражение; нет, не тогда, когда она действительно находилась под влиянием варварства своего мужа; который
Я был свидетелем, и некоторых других лиц, несомненный
репутация.

Теперь вы должны знать, миссис Вил была незамужней благородной дамой лет тридцати
ей было от роду, и в течение нескольких последних лет ее беспокоили припадки;
которые, как было воспринято, обрушились на нее, когда она прервала свою речь
очень резко, допустив некоторую дерзость. Ее содержал единственный
брат, и она содержала его дом в Дувре. Она была очень набожной женщиной, а
ее брат, судя по всему, очень трезвый человек; но теперь он делает все, что он
может, чтобы опровергнуть эту историю. Миссис Вил была близко знакома с
Миссис Баргрейв из ее детства. Обстоятельства миссис Вил были тогда
скверными; ее отец не заботился о своих детях должным образом, так что
они подвергались трудностям; и миссис Баргрейв в те дни имела, как
недобрый отец, хотя она не нуждалась ни в еде, ни в одежде, в то время как
Миссис Вил хотела и того, и другого; настолько, что она часто говорила, миссис
Баргрейв, ты не только лучший, но и единственный друг, который у меня есть в этом мире
и никакие жизненные обстоятельства никогда не разрушат мою дружбу.
Они часто сочувствовали неблагоприятной судьбе друг друга и читали
вместе "Дрелинкурт после смерти" и другие хорошие книги; и вот, как два
Друга-христианина, они утешали друг друга в своем горе.

Некоторое время спустя друзья мистера Вила нашли ему место на таможне
в Дувре, что привело к тому, что миссис Вил мало-помалу стала падать
от ее близости с миссис Баргрейв, хотя между ними никогда не было ничего подобного
ссора; но постепенно наступало безразличие, пока, наконец,
Миссис Баргрейв не видела ее два с половиной года, хотя и больше
двенадцать месяцев миссис Баргрейв отсутствовала в Дувре, и
последние полгода она провела в Кентербери около двух месяцев из этого времени,
жила в собственном доме.

В этом доме 8 сентября 1705 года она сидела одна в
до полудня, размышляя о своей несчастной жизни и убеждая себя
должным образом покориться провидению, хотя ее состояние казалось тяжелым.
И, сказала она, до сих пор я была обеспечена, и не сомневайся, что я
успокоюсь; и я вполне удовлетворена тем, что мои страдания кончатся, когда
это больше всего подходит для меня: а затем взялась за свое шитье, которое у нее было
не успела она закончить, как услышала стук в дверь. Она пошла посмотреть
кто там, и это оказалась миссис Вил, ее старая подруга, которая была
в костюме для верховой езды. В этот момент часы пробили двенадцать в
полдень.

Мадам, говорит миссис Баргрейв, я удивлена видеть вас, вы были так
долго незнакомкой; но сказала ей, что рада ее видеть, и предложила
поприветствовать ее; что миссис Вил выполнила, пока их губы почти
не соприкоснулись; а затем миссис Вил провела рукой по своим глазам и сказала,
Я не очень хорошо себя чувствую; и поэтому отказалась от этого. Она сказала миссис Баргрейв, что была
собирался в путешествие и очень хотел увидеть ее первым. Но, говорит миссис
Баргрейв, как получилось, что вы отправились в путешествие один? Я поражен этим,
потому что я знаю, что у тебя есть любящий брат. О! - говорит миссис Вил, - я ускользнула от своего
брата и уехала, потому что у меня было такое сильное желание увидеть
тебя перед тем, как отправиться в свое путешествие. Итак, миссис Баргрейв вошла с ней в
другую комнату внутри первой, и миссис Вил усадила ее в
кресло с подлокотниками, в котором миссис Баргрейв сидела, когда услышала стук миссис Вил
. Затем миссис Вил говорит: "Мой дорогой друг, я пришла возобновить нашу старую
снова дружба, и прошу у вас прощения за то, что я нарушил ее; и если вы
можете простить меня, вы лучшая из женщин. О, говорит миссис Баргрейв, не надо
упоминать об этом; у меня не было неприятной мысли об этом; я могу
легко простить это. Что вы обо мне подумали? сказала миссис Вил. Говорит миссис
Баргрейв, я думала, ты такой же, как весь остальной мир, и что
процветание заставило тебя забыть себя и меня. Затем миссис Вил напомнила
Миссис Баргрейв о многих дружеских услугах, которые она оказывала ей в прежние дни,
и большая часть разговоров, которые они вели друг с другом во времена
их невзгоды; какие книги они читали и какое утешение, в частности,
они получили от Книги смерти Дрелинкурта, которая была лучшей, по ее словам
, из когда-либо написанных на эту тему. Она также упомянула доктора Шерлока,
две голландские книги, которые были переведены и написаны после смерти, и несколько
других. Но Дрелинкурт, по ее словам, имел самые ясные представления о смерти,
и о будущем состоянии любого, кто касался этой темы. Затем она
спросила миссис Баргрейв, есть ли у нее Дрелинкурт. Она сказала, да. Говорит
Миссис Вил, принесите его. И вот миссис Баргрейв поднимается наверх и приносит его
вниз. Говорит миссис Вил, Дорогая миссис Баргрейв, если бы глаза нашей веры были
так же открыты, как глаза нашего тела, мы бы видели множество ангелов вокруг
нас, которые нас охраняют. Представления, которые мы имеем о небесах сейчас, совсем не похожи
как говорит Дрелинкурт, что это такое; поэтому утешайтесь своими
невзгодами и верьте, что Всемогущий особенно заботится о
вас; и что ваши страдания являются знаками Божьего благоволения; и когда они
выполнят дело, для которого они посланы, они будут удалены от
вас. И поверь мне, мой дорогой друг, поверь тому, что я говорю тебе, один
минута будущего счастья бесконечно вознаградит вас за все ваши
страдания. Ибо я никогда не смогу поверить (и хлопает себя ладонью по колену
с большой серьезностью, которая действительно пронизывала большую часть ее речи),
что когда-либо Бог допустит, чтобы вы провели все свои дни в этом страдающем
излагайте; но будьте уверены, что ваши невзгоды оставят вас, или вы их
в скором времени. Она сказала, что патетический и небесного
образом, что миссис Bargrave плакал несколько раз, она была настолько глубоко
пострадавших с ним.

Затем миссис Вил упомянула об аскезе доктора Кенрика, в конце которой он
рассказывает о жизни первых христиан. Их образец
она рекомендовала нам подражать и сказала, что их разговор не был похож
на наш век: сейчас, говорит она, нет ничего, кроме пенистых,
пустых разговоров, которые сильно отличаются от их. Их целью было
назидание и созидание друг друга в вере; так что они не были
такими, как мы, и мы не такие, как они: но, говорит она, мы должны поступать так, как
поступали они. Между ними была искренняя дружба; но где она сейчас
которую можно найти? Говорит миссис Баргрейв, действительно, трудно найти настоящего друга
в наши дни. Говорит миссис Вил, у мистера Норриса есть прекрасный сборник стихов,
называется "Дружба в совершенстве", которым я восхищаюсь. Вы
видели книгу? говорит миссис Вил. Нет, говорит миссис Баргрейв, но у меня есть
стихи моего собственного сочинения. У вас есть? говорит миссис Вил, тогда принесите их.
Что она и сделала, стоя над лестницей, и предложила их почитать миссис Вил,
которая отказалась и отказалась от этого, сказав, что, опустив голову, она
причинять боль; а затем попросила миссис Баргрейв прочитать их ей, что
она и сделала. Когда они восхищались дружбой, миссис Вил сказала: "Дорогая миссис
Баргрейв, я буду любить тебя вечно. В этих стихах дважды употреблено
слово "Элизианский". Ах! - говорит миссис Вил. - у этих поэтов есть такие названия для
небес. Она часто проводила руками по собственным глазам и говорила:
Миссис Баргрейв, вам не кажется, что я сильно пострадала от своих припадков? Нет,
говорит миссис Баргрейв, я думаю, вы выглядите так же хорошо, как всегда, когда я вас знала. После
всей этой речи, которую видение выразило гораздо более изящными словами, чем
Миссис Баргрейв сказала, что она может притвориться, и гораздо больше, чем она может
помните, (ибо невозможно подумать, что час и три четверти'
весь разговор можно было бы сохранить, хотя в основном она думает, что она
делает,) она сказала миссис Баргрейв, что попросила бы ее написать письмо на
своему брату и скажите ему, что она хотела бы, чтобы он подарил кольца такому-то и
такому-то; и что в ее шкафу есть кошелек с золотом, и что она
хотела бы, чтобы две крупные монеты были подарены ее кузену Уотсону.

Говоря в таком темпе, миссис Баргрейв подумала, что на нее надвигается припадок
и поэтому села на стул прямо перед ее коленями, чтобы удержать ее
от падения на землю, если это вызовет у нее припадки: для
кресло с подлокотниками, подумала она, не даст ей упасть ни на один бок.
И, чтобы отвлечь миссис Вил, как она думала, взяла ее за рукав платья
несколько раз и похвалила за это. Миссис Вил сказала ей, что оно было потрепанным
шелковое и недавно накрашенное. Но за все это Миссис Вил сохраняется в ней
просьбе, и сказал Миссис Bargrave, она должна не отрицать ее; и она
пусть она расскажет, что ее брат все их разговор, когда она
возможность. Дорогая миссис Вил, говорит миссис Баргрейв, это кажется таким
дерзким, что я не знаю, как с этим смириться; и какое
унизительной историей будет наш разговор для молодого джентльмена? Почему,
говорит миссис Баргрейв, мне кажется, гораздо лучше сделать это самому. Нет,
говорит миссис Вил, хотя сейчас это кажется вам дерзким, вы увидите
позже для этого будет больше причин. Затем миссис Баргрейв, чтобы удовлетворить ее
назойливость, собралась принести перо и чернила; но миссис Вил сказала, пусть
сделай это сейчас сам, но сделай это, когда меня не станет; но ты должен быть уверен, что сделаешь это:
это было одним из последних, что она приказала ей на прощание; и поэтому она
пообещала ей.

Затем миссис Вил спросила о дочери миссис Баргрейв; она сказала, что та не
дома: Но если вы хотите ее увидеть, говорит миссис Баргрейв, я
пошлю за ней. Сделайте, говорит миссис Вил. На чем она оставила ее и пошла к
соседке искать ее; и к тому времени, когда миссис Баргрейв возвращалась,
Миссис Вил была схвачена за дверь на улице, перед лицом
на зверином рынке в субботу, в базарный день, и стояла, готовая
расстаться, как только миссис Баргрейв подошла к ней. Она спросила ее, почему она
в такой спешке. Она сказала, что надо уходить, хотя, возможно, она не может
пройти свой путь до понедельника; и сказал Миссис Bargrave, как она надеялась, должны
увидеть ее снова у ее кузена Уотсона, прежде чем она отправится туда, куда собиралась
собиралась. Затем она сказала, что прощается с ней, и ушла из
Миссис Баргрейв была в поле ее зрения, пока ее не скрыл поворот,
было три четверти второго пополудни.

Миссис Вил умерла 7 сентября, в двенадцать часов пополудни из-за своих
припадков, и была в здравом уме не более четырех часов до своей смерти, в это
время она приняла причастие. На следующий день после появления миссис Вил
было воскресенье, и миссис Баргрейв почувствовала сильное недомогание из-за
простуда и боль в горле привели к тому, что в тот день она не могла выйти; но в
Понедельник утром она послала человека к капитану Уотсону узнать, там ли миссис
Вил. Они удивились запросу миссис Баргрейв и послали ей
сообщение, что ее там нет и не ожидалось. На этот ответ миссис Баргрейв ответила:
Баргрейв сказал горничной, что она, несомненно, перепутала имя или допустила какую-то
грубую ошибку. И хотя она была больна, она надела капюшон и пошла сама
к капитану Уотсону, хотя никого из семьи не знала, посмотреть, там миссис
Вил или нет. Они сказали, что удивлены ее просьбой об этом
ее не было в городе; они были уверены, что если бы она была, то была бы там
. Говорит миссис Баргрейв, я уверена, что она была со мной в субботу
почти два часа. Они сказали, что это невозможно; потому что они должны были видеть
ее, если она видела. Пока они спорили, входит капитан Уотсон и
говорит, что миссис Вил, несомненно, мертва, а ее щитки
изготавливаются. Это странно удивило миссис Баргрейв, когда она немедленно послала к
человеку, который заботился о них, и убедилась, что это правда. Затем она
рассказала всю историю семье капитана Уотсона и о том, в каком платье она
был одет, и в какую полоску; и, как сказала ей миссис Вил, он был нахмурен.
Тогда миссис Уотсон воскликнула: "Вы действительно видели ее, потому что никто не знал, кроме
Миссис Вил и меня, что платье было измято. И миссис Уотсон призналась,
что она точно описала платье: потому что, по ее словам, я помогла ей его сшить
. Эта миссис Уотсон разнеслась по всему городу и заявила о
доказательстве истинности того, что миссис Баргрейв видела миссис Вил
явление. И капитан Уотсон немедленно отвел двух джентльменов к миссис Вил.
Дом Баргрейва, услышать рассказ из ее собственных уст. И когда это
распространилась так быстро, что джентльмены и знатные люди, рассудительная и
скептически настроенная часть мира, стекались к ней, это, наконец, стало такой
задачей, что она была вынуждена уйти с дороги. Ибо они были, в
общем, чрезвычайно удовлетворены правдивостью происходящего и ясно видели
что миссис Баргрейв не ипохондрична; ибо она всегда появляется с
такой жизнерадостный вид и приятная осанка, что она завоевала расположение
и уважение всего дворянства; и считается большим одолжением, если они
смогут услышать это из ее собственных уст. Я должен был сказать тебе
до этого миссис Вил сказала миссис Баргрейв, что ее сестра и
шурин только что приехали из Лондона, чтобы повидаться с ней. Говорит миссис Вил.
Баргрейв, как получилось, что вы так странно распорядились делами? С этим ничего нельзя было поделать
говорит миссис Вил. И ее брат и сестра действительно приехали навестить ее,
и въехали в город Дувр как раз в тот момент, когда миссис Вил умирала. Миссис
Баргрейв спросила ее, не выпьет ли она немного чая. Говорит миссис Вил,
Меня это не волнует, даже если и волнует; но я гарантирую вам, что этот сумасшедший парень (имеется в виду
Муж миссис Баргрейв) сломал все ваши безделушки. Но, говорит миссис
Баргрейв, я принесу чего-нибудь выпить за все это; но миссис Вил
отказалась от этого и сказала: "Это неважно, оставь это в покое"; и так все прошло.

Все время, пока я сидел с миссис Баргрейв, а это было несколько часов, она
вспоминала свежие высказывания миссис Вил. И еще одна существенная вещь, она
рассказала миссис Баргрейв, что старый мистер Бретон выделял миссис Вил десять фунтов в
год; что было секретом и не было известно миссис Баргрейв, пока миссис Вил
рассказал это ей.

Миссис Баргрейв никогда не меняется в своем рассказе, что озадачивает тех, кто сомневается
в правде или не желает в нее верить. Служанка в
соседский двор, примыкающий к дому миссис Баргрейв, слышал, как она разговаривала
с кем-то около часа из того времени, когда миссис Вил была с ней. Миссис Баргрейв
ушла к своей соседке в тот самый момент, когда рассталась с миссис
Телятина, и рассказала ей, какой восхитительный разговор у нее состоялся со старым
другом, и рассказала об этом полностью. "Книга смерти" Дрелинкурта, с тех пор как
это произошло, странным образом раскуплена. И следует отметить, что
несмотря на все неприятности и усталость, которым подверглась миссис Баргрейв
по этой причине она никогда не оценивала стоимость ни фартинга и не страдала
ее дочь ничего ни у кого не возьмет и, следовательно, не может испытывать
интереса к рассказыванию истории.

Но мистер Вил делает все, что в его силах, чтобы замять это дело, и сказал, что хотел бы
повидаться с миссис Баргрейв; но все же бесспорно, что он был
у капитана Уотсона после смерти его сестры, и все же ни разу не подходил
рядом с миссис Баргрейв; и некоторые из его друзей называют ее лгуньей,
и что она знала о десяти фунтах мистера Бретона в год. Но человек, который
притворяется, что говорит так, имеет репутацию отъявленного лжеца среди
людей, которых я знаю как людей, пользующихся несомненным авторитетом. Теперь мистер Вил скорее
джентльменом, чем сказать, что она лжет; но говорит, что плохой муж свел ее с ума.
Но ей нужно только представить себя, и это будет целесообразно отразить, что
притворство. Г-телятина говорит, он попросил свою сестру на ее смертном одре, ли
у нее был ум, чтобы выбросить? И она сказала: нет. Так вот, вещи,
которыми могло бы распорядиться появление миссис Вил, были настолько пустяковыми,
и в их распоряжении не было ничего от справедливости, что замысел этого
мне кажется, только для того, чтобы сделать миссис Баргрейв такой, чтобы
продемонстрировать истинность ее внешности, чтобы удовлетворить мир
реальности того, что она видела и слышала; и обеспечить ее
репутацию среди разумной и понимающей части человечества. И
с другой стороны, мистер Вил признает, что там был кошелек с золотом; но он был
найден не в ее шкафу, а в расческе. Это выглядит невероятным; ибо
что миссис Уотсон владела, что миссис Вил так бережно относилась к ключу от
шкафа, что она никому бы его не доверила. И если так, то, без сомнения
она не доверила бы этому свое золото. И миссис Вил часто проводит
рукой по глазам и спрашивает миссис Баргрейв, были ли у нее припадки
не повредило ей, мне кажется, что она сделала это нарочно, чтобы напомнить миссис
Bargrave ей подходит, чтобы готовить ей не кажется странным, что она
следует положить ее на написании ее брату распоряжаться кольца и золота,
которое было так похоже на просьбу умирающего человека; и он взял
соответственно с миссис Bargrave, как последствия ее приступы наступают на
ее; и был один из многих случаев ее чудесной любви к ней, и
заботиться о ней, что она не должна со страхом; что действительно появляется в
вся ее управления, особенно в ее приходящие к ней в дневное время,
отказ от приветствия, и когда она была одна; а затем манера
ее расставания, чтобы предотвратить вторую попытку поприветствовать ее.

Теперь, почему мистер Вил должен считать это отношение отражением, как оно и есть
очевидно, что он так и делает, пытаясь подавить его, я не могу себе представить;
поскольку большинство считает ее добрым духом, ее выступление
было таким божественным. Двумя ее важными поручениями было утешить миссис Баргрейв в
ее горе и попросить у нее прощения за нарушение дружбы,
а также ободрить ее благочестивой речью. Так что, в конце концов, к
предположим, что миссис Баргрейв смогла бы вынашивать такое изобретение, как это, из
С полудня пятницы до полудня субботы, предположив, что она знала о смерти миссис Вил
в самый первый момент, без запутанных обстоятельств и без
какого-либо интереса тоже; она должна быть более остроумной, удачливой и злой тоже,
чем любой равнодушный человек, осмелюсь сказать, позволит. Я несколько раз спрашивал миссис
Баргрейв, уверена ли она, что почувствовала платье? Она ответила
скромно: "Если можно положиться на мои чувства, я уверена в этом". Я спросил ее,
слышала ли она какой-нибудь звук, когда хлопала рукой по колену? Она сказала,
она не помнит, она сделала это; но она сказала, что появилось столько
вещество, как и я, кто с ней общался. И я, возможно, сказала она, как только
убежден, что ваше видение сейчас разговариваешь со мной, как, что я не
разглядеть ее: ибо я был ни в манере страх, и получил ее, как
друга и расстался с ней, как таковой. Я бы, говорит она, никому не дала
ни фартинга, чтобы заставить кого-нибудь поверить в это: меня это не интересует; ничего
но, насколько я знаю, меня надолго постигнут неприятности; и
если бы это не всплыло на свет случайно, это никогда бы не было сделано
публично. Но теперь, по ее словам, она будет использовать это в своих личных целях и
держаться подальше от посторонних, насколько это возможно; и так она делала
с тех пор. Она говорит, что у нее был джентльмен, который приехал к ней за тридцать миль, чтобы
услышать историю; и что она рассказала ее в комнате, полной людей одновременно
. Несколько конкретных джентльменов узнали эту историю от миссис
Собственными устами Баргрейва.

Это событие очень сильно повлияло на меня, и я так же удовлетворен, как и я.
я придерживаюсь наиболее обоснованных фактических данных. И почему мы должны оспаривать материю
на самом деле, потому что мы не можем решить вещи, в которых мы не можем быть уверены
или демонстративные представления, кажутся мне странными. Авторитет миссис Баргрейв
и сама искренность были бы несомненны в любом другом случае.


ЧИТАТЕЛЮ

Происхождение вышеупомянутой любопытной истории, по-видимому, было следующим
следующее:--

Предприимчивый книготорговец отважился напечатать значительный тираж
работы преподобного Чарльза Дрелинкурта, священника кальвинистской
церковь в Париже, переведенная М. Д'Асиньи под названием "The
Защита христианина от страха смерти с несколькими указаниями
как подготовиться к достойной смерти". Но какой бы определенной ни была перспектива
что касается смерти, то она не настолько приятна (к сожалению), чтобы вызывать нетерпеливое
созерцание публики; и книга Дрелинкурта, будучи заброшенной,
бросает тень на издателя. В этой чрезвычайной ситуации он
обратился к Де Фо с просьбой помочь ему (с помощью таких средств, которые были тогда, как
и сейчас, довольно хорошо поняты в литературном мире) в спасении
несчастная книга из "литературной смерти", на которую всеобщее пренебрежение
казалось, вот-вот обречет ее.

Гений и дерзость Де Фо разработали план, который ради уверенности и
изобретательности бросил вызов даже способностям мистера Паффа в "Критике": для кого
но сам бы подумал о том, чтобы вызвать призрака из могилы, чтобы
засвидетельствовать в пользу умирающего тела божественности? Существует
прозаичный, деловой стиль во всем описании этой сделки
, который свидетельствует о невыразимой силе самообладания.
Повествование составлено "джентльменом, _ правосудием мира_ в
Мейдстоуне, в графстве Кент, очень интеллигентным человеком". И, более того, "
беседа засвидетельствована очень трезвой леди благородного происхождения, которая живет в
Кентербери, в нескольких шагах от дома, в котором живет миссис Баргрейв
". Судья считает, что его родственница обладает столь проницательным
дух, а не ставить его на любое заблуждение-и родственницу
положительно уверяет, справедливость", что весь вопрос, как это связано
и лег, это чистая правда, и что сама она слышала, как рядом в качестве
может быть, от самой миссис Bargrave рот, которые, она знает, не было никаких оснований
придумать и опубликовать такой рассказ, или любой дизайн подделать и наврать,
быть женщиной так много честности и добродетели, и всю ее жизнь
конечно, как это было, благочестия." Сам скептицизм не мог устоять перед этим
тройной суд доказательств, так искусно объединенный, Справедливость, свидетельствующая
за проницательный дух трезвой и понимающей благородной женщины, его
родственницы, и его родственница становится залогом правдивости миссис
Баргрейв. И здесь, любезный читатель, восхитись простотой тех дней.
Если бы визит миссис Вил к ее подруге произошел в наше время, проводники
ежедневной прессы дали бы слово, и семь джентльменов, к
которым принадлежит упомянутая пресса, послушно удалились бы
для Кингстона, для Кентербери, для Дувра, - для Камчатки, если
необходимо, - чтобы представить правосудие, подвергнуть перекрестному допросу миссис Баргрейв, противостоять
трезвую и понимающую родственницу и выкопать миссис Вил из ее могилы
лучше, чем не докопаться до сути истории. Но в наше время
мы сомневаемся и тщательно исследуем; наши предки удивлялись и верили.

Прежде чем начать рассказ, понимающая леди (не
Мировой судья), которая является репортером, прилагает некоторые усилия, чтобы отразить
возражения, высказанные против рассказа некоторыми друзьями миссис Вил
брат, который считает это чудо клеветой на свою семью и делает
все возможное, чтобы посмеяться над этим в лицо. Действительно, это разрешено,
с восхитительной беспристрастностью, что мистер Вил слишком джентльмен, чтобы
предположим, что миссис Баргрейв выдумала эту историю - скандал сам по себе вряд ли мог бы
предположить это - хотя один отъявленный лжец, которого наказали
ближе к концу рассказа осмеливается высказать такую инсинуацию
. Однако ни один разумный или респектабельный человек не мог быть
найден, чтобы поддержать подозрение, и сам мистер Вил высказал мнение, что
Миссис Баргрейв была сведена с ума жестоким мужем и мечтала о
вся история с появлением. Теперь все это достаточно искусно. Для
подтвердил бы факт как общеизвестный и в который верят все,
_nem. con._, не был бы и вполовину так удовлетворителен для скептика, как для
честно признайте, что повествование было подвергнуто сомнению, и намекните на
характер одного из этих скептиков и мотивы другого как
достаточные для объяснения их недостатка веры. Теперь перейдем к самому факту.

Миссис Баргрейв и миссис Вил были подругами в юности и протестовали
их привязанность должна была длиться до тех пор, пока они живы; но когда у миссис Вил
брат получил должность на таможне в Дувре, некоторое прекращение
за этим последовала их близость, "хотя и без какой-либо серьезной ссоры". Миссис
Баргрейв переехала в Кентербери и жила в своем собственном доме
, когда ее внезапно прервал визит миссис Вил, поскольку она
сидела в глубоком размышлении о некоторых своих собственных бедах.
Посетительница была в костюме для верховой езды и заявила, что готова к
дальнему путешествию (которое, по-видимому, указывает на то, что духам предстоит пройти
значительное расстояние, прежде чем они прибудут в назначенное место
станции, и что самки, по крайней мере, надевают _житие_ для
повод). Дух, ибо таковой казалась миссис Вил, продолжал
отказываться от церемонии приветствия, как при уходе, так и при появлении, что
напомнит читателю об ответе призрачного любовника своей любовнице в прекрасном
старая шотландская баллада:--

 Почему я должен входить в твою беседку?
 Я не земной человек;
 И должен ли я целовать твои розовые губы,
 Твои дни не были бы долгими.

Затем они разговорились в домашнем стиле леди средних лет, и
Миссис Вил рассказала о беседах, которые они вели ранее,
и книги, которые они читали вместе. Ее совсем недавний опыт
вероятно, заставил миссис Вил заговорить о смерти и книгах, написанных на эту тему
и она произнесла _ex cathedr;_, поскольку мертвый человек был лучшим
право делать, что "книга Дрелинкурта о смерти была лучшей книгой по
этой теме, когда-либо написанной". Она также упомянула доктора Шерлока, две голландские
книги, которые были переведены, и несколько других; но Дрелинкурт,
по ее словам, имел самые ясные представления о смерти и будущем состоянии из всех
кто занимался этим вопросом. Затем она попросила о работе [мы восхищаемся
издание и впечатление не были упомянуты] и прочитал лекцию об этом с
большим красноречием и любовью. "Аскетика" доктора Кенрика также была
одобрительно упомянута этим критическим спектром [работа доктора
, без сомнения, занимала место на полке в магазине какого-нибудь любимого издательства];
и "Поэма о дружбе" мистера Норриса, произведение, в котором я сомневаюсь, хотя и
удостоенное одобрения призрака, мы можем теперь искать столь же тщетно, как
Коррелли напряг свою память, чтобы восстановить сонату, которую дьявол
сыграл ему во сне. Вскоре после, по прежним привычкам, мы можем
предположим, гостья желает чашечку чая; но, вспомнив о своем
новом персонаже, уклоняется от собственного предложения, вспомнив, что мистер
Баргрейв имел привычку разбивать фарфор своей жены. Это было бы
действительно странно не в его характере, если бы дух пообедал или
позавтракал чаем с тостами. Такое завершение звучало бы
так же смешно, как если бы статуя Командора в _Don Juan_ не
допускаются лишь по приглашению развратника до ужина, но также
совершенные бифштекс его суровый челюсти и желудок "Адамант". A
последовал еще небольшой разговор менее серьезного характера, имеющий тенденцию
показать, что даже переход от жизни к смерти оставляет женскую тревогу
о внешности и одежде несколько живой. Призрак спросила миссис Bargrave
то ли она не считала ее очень сильно изменила, и миссис Bargrave из
конечно, похвалил ее внешность. Миссис Bargrave также восхищался
в платье, которое Миссис Вил носил, и как знак ее полностью восстановлен
уверенность в себе, дух привел ее в важную тайну, что это был
Silk_ _scoured, и в последнее время достигла. Она сообщила ей также о другом
секрет, а именно, что некий мистер Бретон выделял ей десять фунтов в год;
и, наконец, она попросила, чтобы миссис Баргрейв написала ей
брату и рассказала ему, как распределять ее траурные кольца, и
упомянула, что в ее шкафу был кошелек с золотом. Она выразила некоторое
желание увидеть дочь миссис Баргрейв; но когда эта добрая леди пошла к
соседней двери, чтобы найти ее, она обнаружила, что по возвращении гостья покидает
дом. Она вышла за дверь, на улицу, перед лицом звериного рынка
в субботу, которая является базарным днем, и стояла, готовая
часть. Она сказала, что ей пора идти, так как ей нужно навестить своего двоюродного брата
Ватсон (это, по-видимому, _благодарное изречение_ со стороны призрака)
и, сохраняя образ смертной особы до последнего, она тихо
повернула за угол и скрылась из виду.

Затем пришло известие о смерти миссис Вил накануне в полдень.
Говорит миссис Баргрейв: "Я уверена, что она была со мной в субботу почти два
часа". И входит капитан Уотсон и говорит, что миссис Вил, несомненно, была
мертва. А затем появляются все улики, и особенно
полосатое шелковое платье. Затем миссис Уотсон закричала: "Вы видели ее
в самом деле, ведь никто, кроме миссис Вил и меня, не знал, что это платье было испачкано".;
и она плакала, что платье было точно описано, потому что, по ее словам, "Я
помогла ей его сшить". И далее мы имеем глупые попытки
дискредитировать историю. Даже мистер Вил, ее брат, был вынужден признать
что золото было найдено, но с отличием, и притворился, что его не было
найден в шкафу, но в другом месте; и, короче говоря, у нас есть все сплетни
о "говорит я", и "думает я", и "говорит она", и "думает она", которые
спорные вопросы обычно возникают в провинциальном городке.

Когда мы таким образом перевернули историю, внешний шов, это может показаться
слишком нелепым, чтобы привлечь внимание. Но тот, кто прочтет это как
рассказанное самим Де Фо, согласится с тем, что, если бы это произошло
на самом деле, так бы и было рассказано. Отрезвляющее целое
сверхъестественный визит, выражаясь языком среднего или низкого уровня жизни, придает ему
вид вероятности даже в его абсурдности. Призрак акцизного инспектора
экономка и швея не должны были беседовать, как Брут со своим
Злым гением. И обстоятельства, связанные с протертыми шелками, разбитым чайным фарфором,
и тому подобное, хотя они являются естественными темами для
разговоров таких людей, можно было бы подумать, что они были бы последними, которые
изобретатель ввел бы в притворное повествование между
мертвыми и живыми. Короче, все это так отчетливо косвенные,
, что, если бы не невозможность, либо крайнюю невероятность в
крайней мере, подобного рода доказательства не могла не поддержать
история.

Эффект был самым замечательным. Приговор после смерти, засвидетельствованный одним человеком
который мог говорить по собственному опыту, имел непревзойденный тираж. Копии имели
висел на руках книготорговца, тяжелый, как связка свинцовых пуль. Они
теперь летели по городу во всех направлениях, как те же самые мячи
выпущенные из полевого орудия. Короче говоря, цель миссис Вил
появление было полностью достигнуто.--[См. Разные прозаические произведения
сэра Вальтера Скотта, Барт., том iv. стр. 305, изд. 1827.]




АЛЬБОМ ДЛЯ ВЫРЕЗОК КАНОНИКА АЛЬБЕРИКА

АВТОР МОНТЕГЮ РОДС ДЖЕЙМС


Сен-Бертран де Комменж - пришедший в упадок городок на отрогах
Пиренеев, не очень далеко от Тулузы, и все еще ближе к
Bagn;res-de-Luchon. До революции здесь располагалось епископство,
и имеет собор, который посещает определенное количество туристов. В
весной 1883 года англичанин прибыл в это старинное место - я могу
едва ли удостоить его названия города, потому что там не тысяча
жителей. Он был уроженцем Кембриджа, специально приехавшим из
Тулуза, чтобы посмотреть церковь Святого Бертрана, и оставил двух друзей, которые
были менее увлеченными археологами, чем он, в их отеле в Тулузе,
пообещав присоединиться к нему на следующее утро. Полчаса в церкви
удовлетворили бы _them_, и все трое могли бы затем продолжить свои
путешествие в направлении Ауча. Но наш англичанин пришел рано
в тот день, о котором идет речь, и предложил себе заполнить записную книжку и
использовать несколько десятков табличек в процессе описания и
фотографирую каждый уголок замечательной церкви, которая возвышается над небольшим холмом Комменж.
небольшой холм Комменж. Чтобы осуществить этот замысел
удовлетворительно, было необходимо монополизировать служителя церкви
на день. Соответственно, за служкой или ризничим (я предпочитаю последнее название,
каким бы неточным оно ни было) послали несколько
бесцеремонная леди, которая держит гостиницу "Шапо Руж"; и когда он пришел,
англичанин нашел его неожиданно интересным объектом изучения. Это
было не во внешности маленького, сухого, высохшего старичка
в этом и заключался интерес, потому что он был точно таким же, как десятки других
церковные стражи во Франции, но с каким-то странным скрытным, или, скорее, затравленным видом
и угнетенным, который у него был. Он постоянно наполовину оглядывался назад
себе; мышцы его спины и плеч, казалось, были сгорблены в
непрерывном нервном сокращении, как будто он каждую минуту ожидал, что
оказаться в лапах врага. Англичанин едва ли знал
следует ли считать его человеком, преследуемым навязчивой идеей, или человеком, которого
угнетает нечистая совесть, или невыносимым мужем-подкаблучником.
Вероятности, если их подсчитать, определенно указывали на последнюю идею;
но, тем не менее, создавалось впечатление более грозной
преследовательницы, чем даже термагантная жена.

Однако англичанин (назовем его Деннистоун) вскоре был слишком погружен
в свою записную книжку и слишком занят фотоаппаратом, чтобы уделять ризничему больше, чем
случайный взгляд. Всякий раз, когда он смотрел на него, он
нашел его неподалеку, либо прижавшимся спиной к
стене, либо скорчившимся в одном из великолепных стойл. Деннистоун стал
через некоторое время довольно беспокойным. Смешанные подозрения, что он скрывал
старик от своего жениха, что его считали способным увести
с посохом из слоновой кости святого Бертрана или с пыльным чучелом крокодила
которое висит над купелью, начало мучить его.

"Вы не идете домой?" он сказал Наконец: "я вполне в состоянии закончить
Примечания Один; вы можете запереть меня, если хочешь. Я хочу, по крайней мере, два
еще несколько часов здесь, и тебе, должно быть, холодно, не так ли?

"Святые небеса!" - воскликнул маленький человечек, которого это предположение, казалось, повергло
в состояние необъяснимого ужаса. "О таком нельзя думать
даже на мгновение. Оставить месье одного в церкви? Нет, нет; два часа,
три часа, для меня все будет одинаково. Я позавтракал, я не дома
все остыло, с огромной благодарностью месье".

"Очень хорошо, мой маленький человечек", - сказал Деннистоун самому себе: "ты был
предупрежден, и ты должен отвечать за последствия".

До истечения двух часов партер, огромный
полуразрушенный орган, ширма для хора епископа Джона де Молеона,
остатки стекла и гобеленов, а также предметы из сокровищницы,
был хорошо и по-настоящему осмотрен; ризничий все еще держался на
Каблуки районе деннистаун, и каждый сейчас и затем взбивать круглые, как если бы он
ужалила, когда один или другой из посторонних шумов, что неприятности
большой пустой дом упал на ухо. Странные это были звуки
иногда.

"Однажды, - сказал мне Деннистоун, - я мог бы поклясться, что слышал тонкий
металлический голос, смеющийся высоко в башне. Я бросился с вопросом
взгляните на моего ризничего. У него были белые губы. "Это он ... то есть...это
никого нет; дверь заперта", - вот и все, что он сказал, и мы смотрели друг на друга
целую минуту".

Другой небольшой инцидент сильно озадачил Деннистоуна. Он рассматривал
большую темную картину, которая висит за алтарем, одну из серии
иллюстрирующих чудеса святого Бертрана. Композиция рисунка
практически не поддается расшифровке, но ниже есть надпись на латыни,
которая гласит:

 "Qualiter S. Bertrandus liberavit hominem quem
 diabolus diu volebat strangulare." (Как Св .
 Бертран освободил человека, которого дьявол долго
 пытался задушить.)

Деннистоун повернулся к ризничему с улыбкой и шуткой
на его губах вертелось какое-то замечание, но он был сбит с толку, увидев старого
мужчина на коленях, смотрящий на фотографию глазами умоляющего в агонии
его руки крепко сжаты, а по щекам струятся слезы.
Деннистоун, естественно, притворился, что ничего не заметил, но вопрос
не ускользнул от него: "Почему мазня такого рода должна оказывать на кого-либо
такое сильное воздействие?" Ему самому казалось , что он получает какой - то ключ к
причина странного взгляда, который озадачивал его весь день:
у этого человека, должно быть, мономанья; но в чем заключалась его мономанья?

Было почти пять часов; короткий день клонился к концу, и церковь
начала наполняться тенями, в то время как странные звуки - приглушенные
шаги и отдаленные говорящие голоса, которые были различимы все это время
день - казалось, без сомнения, из-за меркнущего света и, следовательно,
обострившееся чувство слуха, ставшее более частым и настойчивым.

Ризничий впервые начал проявлять признаки спешки и
нетерпение. Он вздохнул с облегчением, когда фотоаппарат и записная книжка были
наконец упакованы и убраны, и поспешно поманил Деннистоуна к
западной двери церкви, под башней. Пришло время звонить в
Angelus. Несколько рывков за сопротивляющуюся веревку, и большой колокол
Бертранда, высоко в башне, начала говорить и возвысила свой голос
среди сосен и вниз, в долины, шумные от горных потоков,
призывая жителей этих одиноких холмов помнить и повторять
приветствие ангела той, кого он назвал Благословенной среди женщин. С
что глубокая тишина, казалось, впервые за этот день опустилась на
маленький городок, и Деннистоун с ризничим вышли из
церкви.

На пороге они разговорились.

"Месье, казалось, интересовался старыми хоровыми книгами в
ризнице".

"Несомненно. Я собирался спросить вас, есть ли в городе библиотека".
В городе.

"Нет, месье; возможно, раньше там был один, принадлежащий Капитулу,
но сейчас это такое маленькое место ..." Тут наступила странная пауза в
нерешительность, как казалось; затем, с каким-то рывком, он продолжил:
"Но если месье - любитель старой жизни ", у меня дома есть кое-что,
что могло бы его заинтересовать. Это не сотня ярдов".

Сразу же все заветные мечты Деннистоуна о поиске бесценных
рукописей в нехоженых уголках Франции вспыхнули, чтобы снова угаснуть
в следующий момент. Вероятно, это был глупый молитвенник, напечатанный Плантеном,
около 1580 года. Где была вероятность, что место так близко к Тулузе могло бы
не быть давным-давно разграблено коллекционерами? Однако было бы
глупо не пойти; он будет вечно упрекать себя, если он
отказался. И они отправились в путь. По дороге странная нерешительность и внезапная
решимость ризничего вспомнились Деннистоуну, и он со стыдом подумал
не заманивают ли его в какую-нибудь ловушку, чтобы быть
покончил с собой как предполагаемый богатый англичанин. Поэтому он ухитрился
заговорить со своим гидом и довольно неуклюже втянул в разговор
тот факт, что он ожидал, что двое друзей присоединятся к нему рано утром
на следующее утро. К его удивлению, это объявление, казалось, избавило ризничего
сразу же от некоторого беспокойства, которое его угнетало.

"Это хорошо, - сказал он довольно бодро, - это очень хорошо. Месье
будет путешествовать в компании своих друзей; они всегда будут рядом с ним.
Путешествовать таким образом в компании - иногда это хорошо ".

Последнее слово, по-видимому, было добавлено как запоздалая мысль и принесло с собой
возвращение уныния для бедного маленького человека.

Вскоре они были у дома, который был несколько больше своих соседей
каменный, с вырезанным над дверью щитом, щит
об Альберике де Молеоне, побочном потомке, Деннистоун рассказывает мне, о
Bishop John de Maul;on. Этот Альберик был каноником Комменжа с 1680 года
по 1701 год. Верхние окна особняка были заколочены досками, и все вокруг
как и все остальное в Комминджесе, носило на себе отпечаток увядающего возраста.

Оказавшись на пороге своего дома, ризничий на мгновение остановился.

"Возможно, - сказал он, - возможно, в конце концов, у месье нет времени?"

"Вовсе нет ... уйма времени ... До завтра делать нечего. Давайте посмотрим, что
это у вас есть".

В этот момент дверь открылась, и оттуда выглянуло лицо, лицо намного
моложе, чем у ризничего, но в нем было что-то такое же
удручающий взгляд: только здесь это, казалось, было признаком не столько
страха за личную безопасность, сколько острой тревоги за другого.
Очевидно, владелицей этого лица была дочь ризничего; и, но
для выражения, которое я описал, она была достаточно красивой девушкой. Она
заметно оживилась, увидев своего отца в сопровождении
трудоспособного незнакомца. Отец и дочь обменялись несколькими репликами,
из которых Деннистоун уловил только эти слова, сказанные ризничим: "Он
смеялся в церкви", слова, на которые ответил только взгляд
ужас от девушки.

Но через минуту они были в гостиной дома,
маленькой высокой комнате с каменным полом, полной движущихся теней, отбрасываемых
дровяным огнем, который мерцал в большом очаге. Что-то от характера
ораторского искусства ему придавало высокое распятие, которое достигало
почти потолка с одной стороны; фигура была раскрашена в естественные
цвета, крест был черным. Под ним стоял сундук определенного возраста и
солидности, и когда принесли лампу и расставили стулья,
ризничий подошел к этому сундуку и достал оттуда с растущим
волнение и нервозность, как подумал Деннистоун, большая книга, завернутая
в белую ткань, на которой красной нитью был грубо вышит крест
. Еще до того, как была снята упаковка, Деннистоун начал
интересоваться размером и формой тома. "Слишком велик для
молитвенника, - подумал он, - и не имеет формы антифона; возможно, это может быть
в конце концов, что-то хорошее". В следующее мгновение книга была открыта, и
Деннистоун почувствовал, что наконец-то наткнулся на нечто большее, чем просто хорошее.
Перед ним лежал большой фолиант, переплетенный, возможно, в конце семнадцатого
века, с оружием Каноника Альберика де Малион выбиты золотом на
стороны. В
книге, возможно, было сто пятьдесят листов бумаги, и почти на каждом из них был прикреплен листок из
иллюстрированной рукописи. О такой коллекции Деннистоун едва ли мог мечтать
в самые безумные моменты своей жизни. Здесь были десять страниц из книги Бытия,
иллюстрированных картинками, которые не могли быть датированы позже 700 годом нашей эры.
Далее шел полный набор картинок из псалтири, на английском языке
исполнение, самое изысканное, какое только мог сделать тринадцатый век.
продукции; и, возможно, лучше всех, там было двадцать листья устав
надпись на латыни, которая, как видел несколько слов здесь и там сказал ему в
когда-то, должно принадлежать к какой-то очень рано, неизвестно святоотеческое трактат. Может ли
возможно, это фрагмент копии Папия "Со слов Наш
Господь", который, как было известно, существовал еще в двенадцатом веке в
N;mes?[A] В любом случае, он принял решение; эта книга должна вернуться к
Кембридж с ним, даже если бы ему пришлось снять весь свой баланс с
банка и оставаться в Сент-Бертране, пока не поступят деньги. Он взглянул на
ризничего, чтобы посмотреть, не отразилось ли на его лице хоть малейшего намека на то, что книга выставлена на
продажу. Ризничий был бледен, и его губы шевелились.

"Если месье повернется до конца", - сказал он.

Итак, месье повернулся, встречая новые сокровища при каждом подъеме листа;
и в конце книги он наткнулся на два листа бумаги, датированные гораздо
более свежей датой, чем все, что он когда-либо видел, что его озадачило
значительно. Они должны быть современниками, решил он,
беспринципного каноника Альберика, который, несомненно, разграбил Капитул
библиотеку Святого Бертрана, чтобы создать этот бесценный альбом вырезок. На первом
из бумажных листов был план, тщательно нарисованный и мгновенно
узнаваемый человеком, знающим местность, южного придела и
монастырей Святого Бертрана. Там были любопытные знаки , выглядевшие как
символы планет и несколько слов на иврите по углам; а в
северо-западном углу монастыря был нарисован крест золотой краской. Ниже
на плане было несколько строк на латыни, которые шли следующим образом:

 "Ответ 12^{mi} декабря 1694 года. Interrogatum est:
 Изобретательная? Responsum est: Invenies. Фиамне ныряет?
 Фиамне ныряет. Вивамне инвидендус? Vives. Moriarne in lecto
 meo? Ита". (Ответы от 12 декабря 1694 года.
 Был задан вопрос: найду ли я это? Ответ: Найдешь.
 Должен ли я стать богатым? Ты хочешь. Должен ли я жить
 объект зависти? Ты хочешь. Должен ли я умереть в своей постели?
 Ты хочешь.)

"Хороший образец послужного списка охотника за сокровищами - весьма напоминает один из
Мистера Минора-каноника Кватремейна в "Старом соборе Святого Павла"", - таков был комментарий Деннистоуна
и он перевернул лист.

То, что он затем увидел, впечатлило его, как он часто говорил мне, больше, чем он сам
мог бы придумать любой рисунок, способный произвести на него впечатление.
И, хотя рисунка, который он видел, больше не существует, существует
его фотография (которой я располагаю), которая полностью подтверждает это утверждение.
Рассматриваемая картина была рисунком сепией в конце
семнадцатый век, представляющий, можно сказать, на первый взгляд,
библейскую сцену; для архитектуры (картина представляла собой
интерьер) и фигур был характерен этот полуклассический колорит
которые художники двухсотлетней давности сочли подходящими для
иллюстраций к Библии. Справа был изображен царь на своем троне,
трон возвышался на двенадцати ступенях, над головой был балдахин, солдаты с обеих
сторон - очевидно, царь Соломон. Он склонился вперед с протянутым
скипетром, в позе повелителя; его лицо выражало ужас и отвращение,
и все же в этом был также отпечаток властного приказа и уверенной
силы. Однако левая половина картины была самой странной.
Интерес явно сосредоточился там. На тротуаре перед троном были
сгруппированы четверо солдат, окружавших скорчившуюся фигуру, которая должна быть
описана через мгновение. Пятый солдат лежал мертвый на тротуаре, его
шея была искривлена, а глазные яблоки вылезли из орбит. Четверо
окружавших его стражников смотрели на короля. На их лицах
чувство ужаса усилилось; на самом деле они казались всего лишь
удерживаемые от бегства их безоговорочным доверием к своему хозяину. Все это
ужас явно был вызван существом, которое притаилось среди них.
Я совсем отчаялся передать никакими словами то впечатление, которое этот
рисунок оказывает на любого, кто на него смотрит. Я вспоминаю, как однажды показывал
фотографию рисунка лектору по морфологии - человеку, я
хотел сказать, ненормально здравомыслящему и лишенному воображения. Он
категорически отказался оставаться в одиночестве до конца того вечера, и он сказал
мне впоследствии, что в течение многих ночей он не осмеливался гасить свой свет
перед сном. Однако основные черты фигуры я могу по крайней мере
указать. Сначала вы видели только массу жестких, спутанных черных
волос; вскоре стало видно, что они покрывали тело устрашающей
худобы, почти скелета, но с мышцами, выступающими, как
провода. Руки были темно-бледного цвета, покрытые, как и тело,
длинными жесткими волосками и с отвратительными когтями. Глаза, подкрашенные
жгуче-желтым цветом, имели ярко-черные зрачки и были устремлены на
восседающего на троне короля взглядом, полным звериной ненависти. Представьте себе один из ужасных
пауки-птицееды Южной Америки, переведенные в человеческий облик и
наделенные интеллектом чуть меньшим, чем человеческий, и у вас будет некоторое
слабое представление об ужасе, навеянном ужасающим изображением. Одно
замечание повсеместно делают те, кому я показывал картину:
"Она была нарисована с натуры".

Как только первый шок от его непреодолимого испуга прошел,
Деннистоун украдкой взглянул на своих хозяев. Руки пономарка были нажаты
к его глазам; его дочь, глядя на крест на стене, был
говорю лихорадочно ее бусы.

Наконец был задан вопрос: "Продается ли эта книга?"

Последовало то же колебание, тот же приступ решимости, который он
замечал раньше, а затем последовал долгожданный ответ: "Если месье
пожелает".

"Сколько вы просите за это?"

"Я возьму двести пятьдесят франков".

Это сбивало с толку. Даже совесть коллекционера иногда бывает
взбудоражена, а совесть Деннистоуна была нежнее, чем у коллекционера.

"Дорогой мой!" - повторял он снова и снова, "ваша книга стоит гораздо больше
уверяю вас, больше двухсот пятидесяти франков - гораздо больше".

Но ответ не изменился: "Я возьму двести пятьдесят франков,
не больше".

Отказаться от такого шанса действительно не было никакой возможности. Деньги были
уплачены, квитанция подписана, за транзакцию выпит бокал вина,
и тогда ризничий, казалось, стал другим человеком. Он выпрямился, он
перестал бросать эти подозрительные взгляды за спину, он действительно рассмеялся
или попытался рассмеяться. Деннистоун поднялся, чтобы уйти.

"Я буду иметь честь проводить месье до его отеля?" сказал
ризничий.

"О нет, спасибо! это не сотня ярдов. Я прекрасно знаю дорогу, и
там есть луна ".

На предложение настаивали три или четыре раза, и так же часто отказывались.

"Тогда месье позовет меня, если... если у него будет возможность; он будет держаться
середины дороги, обочины такие неровные".

"Конечно, конечно", - сказал Деннистоун, которому не терпелось самому осмотреть
свой приз; и он вышел в коридор со своей книгой
подмышкой.

Здесь его встретила дочь; ей, как оказалось, не терпелось провернуть
небольшое дельце за свой счет; возможно, подобно Гиезию, "взять
немного" у иностранца, которого пощадил ее отец.

"Серебряное распятие и цепочку на шею; месье, возможно, подойдет
достаточно любезен, чтобы принять это?"

Ну, на самом деле, Деннистоун не очень-то пользовался этими вещами. Что
мадемуазель хотела за это?

"Ничего-ничего на свете. Месье более чем рад этому".

Тон, в котором это и многое другое было сказано, несомненно, был искренним,
так что в районе деннистаун был сокращен до глубокую благодарность и представил к у
цепь клали на шею. Действительно казалось, что он оказал
отцу и дочери какую-то услугу, за которую они едва ли знали, как отплатить. Как
он отправился со своей книге Они стояли у двери, глядя ему вслед, и
они были все еще смотрел, когда он махнул им в последнюю ночь из
шаги Шапо Руж.

Ужин закончился, и Деннистоун был в своей спальне, запертый наедине со своим приобретением.
его приобретение. Хозяйка квартиры проявила особый интерес к
нему с тех пор, как он сказал ей, что нанес визит ризничему и
купил у него старую книгу. Ему также показалось, что он слышал
торопливый диалог между ней и упомянутым ризничим в коридоре
за пределами зала манже; несколько слов о том, что "Пьер и
Бертран будет спать в доме" завершил разговор.

В это время им овладело растущее чувство дискомфорта
возможно, нервная реакция после восторга от своего открытия.
Как бы там ни было, это привело к убеждению, что был какой-то один
следом за ним, и что он был гораздо более комфортной спиной к
стены. Все это, конечно, перевешивало чашу весов против
очевидной ценности приобретенной им коллекции. И теперь, как я уже сказал, он
был один в своей спальне, рассматривая сокровища каноника Альберика, в
который с каждым мгновением открывал что-то все более очаровательное.

"Благослови каноника Альберика!" - сказал Деннистоун, у которого была закоренелая привычка
разговаривать сам с собой. "Интересно, где он сейчас? Боже мой! Я бы хотел, чтобы
хозяйка научилась смеяться более жизнерадостно; это заставляет человека
чувствовать себя так, как будто в доме кто-то умер. Еще полструбочки, не так ли
вы сказали? Я думаю, возможно, вы правы. Интересно, что это за распятие.
что молодая женщина настояла на том, чтобы подарить мне? В прошлом веке, я полагаю.
Да, вероятно. Это довольно неприятная вещь - находиться рядом с
шея - просто слишком тяжелая. Скорее всего, ее отец носил ее в течение
лет. Думаю, я мог бы почистить ее, прежде чем убрать ".

Он снял распятие и положил его на стол, когда его
внимание привлек какой-то предмет, лежавший на красной скатерти рядом с его
левым локтем. Две или три идеи о том, что бы это могло быть, промелькнули в его
мозгу со свойственной им невероятной быстротой.

"Гадюка для переписки? Нет, в доме ничего подобного нет. Крыса? Нет, слишком черный.
Большой паук? Я уповаю на доброту, а не ... нет. Боже милостивый! рука, похожая на
руку на той картинке!"

В еще одной бесконечно малой вспышке он уловил это. Бледная, смуглая кожа,
не покрывающая ничего, кроме костей и сухожилий ужасающей прочности; грубая
черные волосы, длиннее, чем когда-либо росли на человеческой руке; ногти, растущие из
кончики пальцев резко загибаются вниз и вперед, серые,
ороговевшие и морщинистые.

Он вылетел из своего кресла со смертельно опасным, немыслимым ужасом хватается за
его сердце. Фигура, чья левая рука покоилась на столе, поднялась в
положение стоя за своим сиденьем, ее правая рука согнута над головой
скальп. На нем была черная и изодранная драпировка; жесткие волосы
накрыл его, как на рисунке. Нижняя челюсть были тонкими-что я могу позвонить
это?--мелкий, словно зверя; показал зубы за черными губами; есть
был без носу; глаза, ярко-желтый, в отношении которых учащиеся
показал, черное и насыщенным, а ликующей ненависти и жажды уничтожить
жизни, которая сияла там, было самое страшное характеристика в целом
видение. В них был своего рода разум - разум, превосходящий
разум животного, ниже человеческого.

Чувства, которые этот ужас пробудил в Деннистоуне, были самыми сильными
физический страх и глубочайшее душевное отвращение. Что он сделал?
Что он мог сделать? Он никогда не был вполне уверен, что слова, которые он произнес,
но он знает, что он говорит, что он слепо схватилась за серебряный
распятие, что он был в сознании, движения к нему со стороны
демон, и что он кричал голос животное в отвратительной
боль.

Пьер и Бертран, два крепких маленьких слуги, которые ворвались внутрь,
ничего не увидели, но почувствовали, как их отбросило в сторону чем-то, что прошло
между ними, и обнаружили Деннистоуна в обмороке. Они засиделись с ним до утра
в тот вечер двое его друзей были в Сен-Бертране к девяти часам
на следующее утро. Сам он, хотя все еще потрясенный и нервничающий, к тому времени был почти
самим собой, и его рассказ вызвал у них доверие, хотя и не
до тех пор, пока они не увидели рисунок и не поговорили с ризничим.

Почти на рассвете маленький человечек под каким-то предлогом пришел в гостиницу и
с глубочайшим интересом выслушал историю, рассказанную
хозяйкой. Он не выказал удивления.

"Это он ... это он! Я видел его сам", - было его единственным комментарием; и
на все вопросы был удостоен только одного ответа: "Deux fois je l'ai vu;
mille fois je l'ai senti." Он ничего не сказал бы им о происхождении
из книги, ни каких-либо подробностей о его переживаниях. "Я скоро усну,
и мой отдых будет сладким. Зачем тебе беспокоить меня?" он сказал.[B]

Мы никогда не узнаем, что пережил он или каноник Альберик де Молеон. На
обратной стороне этого судьбоносного рисунка было несколько строк, которые, возможно,
должны были пролить свет на ситуацию:

 "Contradictio Salomonis cum demonio nocturno.
 Albericus de Mauleone delineavit.
 V. Deus in adiutorium. Ps. Спокойная среда обитания.
 Sancte Bertrande, demoniorum effugator, intercede pro me miserrimo.
 Primum uidi nocte 12^{mi} Dec. 1694: uidebo mox ultimum.
 Peccaui et passus sum, plura adhuc passurus. 29 декабря 1701 года".[C]

Я никогда до конца не понимал, какова была точка зрения Деннистоуна на события
Я рассказал. Однажды он процитировал мне тест из Экклезиастика: "Некоторые
существуют духи, которые созданы для мести, и в своей ярости наносят
болезненные удары". В другой раз он сказал: "Исайя был очень
разумным человеком; разве он не говорил что-нибудь о ночных чудовищах, живущих в
развалинах Вавилона? В настоящее время эти вещи находятся за пределами нашего понимания".

Другая его уверенность скорее произвела на меня впечатление, и я посочувствовал
этому. В прошлом году мы были в Коммингсе, чтобы посмотреть на могилу каноника Альберика.
Это огромное мраморное сооружение с изображением каноника в большом парике
и сутане, а также тщательно продуманный панегирик его учености ниже. Я видел
Деннистоун некоторое время разговаривал с викарием церкви Святого Бертрана, и
когда мы отъезжали, он сказал мне: "Надеюсь, это не ошибка: ты знаешь, что я
Пресвитериане - но я-я верю, что будет "служение мессы и пение
панихид" за упокой Альберика де Молеона ". Затем он добавил с оттенком
о северных британцах в его тоне: "Я понятия не имел, что они пришли так
дорогая".

 * * * * *

Книга находится в коллекции Вентворта в Кембридже. Рисунок был
сфотографирован, а затем сожжен Деннистоуном в день его отъезда
Возвращается по случаю его первого визита.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[A] Теперь мы знаем, что эти листы содержали значительный фрагмент
этой работы, если не ее фактической копии.

[B] Он умер тем летом; его дочь вышла замуж и поселилась в Сент-
Папуль. Она никогда не понимала обстоятельств смерти своего отца
"одержимость".

[C] _I.e._, Спор Соломона с демоном ночи. Нарисованный
Alberic de Maul;on. _версикл._ О Господь, поспеши помочь мне. _псалам._
Кто пребывает (xci.).

Святой Бертран, обращающий в бегство самых бесов, помолись за меня, самого несчастного.
Впервые я увидел это ночью 12 декабря 1694 года: скоро я увижу это
в последний раз. Я грешил и страдал, и мне еще предстоит страдать.
29 декабря 1701 года.

В "Галлии христианской" указана дата смерти каноника - 31 декабря
1701 года, "в постели, от внезапного припадка". Подробности такого рода не являются обычными
в великой работе Саммартани.