Сосинский

История несостоявшейся публикации 


С легкой руки американского писателя Роберта Сильвестра, назвавшего свой роман о журналистах "Вторая древнейшая профессия" и предпославшему своей книге эпиграф: "Газетное дело - профессия столь же древняя, как... словом, это вторая древнейшая профессия", - это выражение стало фигурой речи.
Под первой древнейшей профессией автор подразумевает проституцию. И в этом он повторяет Ленина, который задолго до появления американского романа с присущей Ильичу задиристостью поносил журналистов как "продажных мужчин, мужчин-проституток". Однако, оставим в стороне Ленина и Сильвестра с их обидными для журналистов, хотя и справедливыми отчасти дефинициями. Обратимся непосредственно к журналистике
80-х. Тогдашние "акулы пера" пребывали в плену идеологических клише, равно как сегодня, наши "новые журналисты" комфортно чувствуют себя в "чернухе" и "гламуре". Объективной же, как политической, так и остро социальной журналистики у нас как не было, так и нет.
Возможно оттого, что автору ненавистны всякого рода штампы, которыми он заполнял свои комментарии, он презирал и свою профессию и самого себя. Однако ж...
И тут представился случай сделать что-то для души.
Собкор "СИ" в Коми Владимир Круковский  неведомо какими путями узнал о любопытном старике, бывшем белоэмигранте, который в начале 60-х годов вернулся в Советский Союз. Одиссея этого старика, которого зовут Владимир Сосинский настолько захватила Круковского, что он не замедлил предложить главному редактору Голубеву подготовить очерк. Василий Николаевич со свойственной ему основательностью внимательно выслушал своего собкора в Коми, после чего рассудил в духе "Богу - Богово, Кесарю - Кесарево". Мол ты, Володя, хороший журналист, но тема не твоя...
После чего вызвал Артемова, коему и поведал  о персонаже по фамилии Сосинский, при этом, размышляя вслух, заметил, что наверное было бы интересно читателям "Индуськи" узнать историю раскаявшегося "беляка".

Наверное, какая-то логика в действиях главреда была, хотя тема эта отнюдь не являлась прерогативой международного отдела, и за нее мог взяться любой очеркист газеты. Тот же Круковский. Но с Главным не спорят.
Почему Ник Ник предложил именно автору, а не Володе Михайлову  или Адику Полехину написать очерк об одном странном белоэмигранте, который после сорока лет жизни на чужбине вернулся на родину, сказать сложно. Скорее всего дело было в том, что сама затея изначально казалась сомнительной. В то время вся «белая» и прочая иная политэмиграция считалась идеологически чуждой. Целый ряд писателей и поэтов были под запретом, не говоря уже о таких столпах Белого движения как Деникин, Врангель, Корнилов и прославленный ныне в современном кинематографе адмирал Колчак. Или тот же крестьянский вождь Нестор Махно.
Это потом на пике перестройки, когда идеологические шлюзы были открыты, место "комиссаров в пыльных шлемах" заняла когорта "лебединой стаи".
Но на дворе у нас осень 1983 года и очерк о Владимире Сосинском пока всего лишь витает в воздухе замыслов.
 


Мы же  обратимся к сегодняшним сведениям об этом любопытном персонаже, почерпнутым нами из неисчерпаемых закромов рунета. В начале ХХI столетия о Сосинском стали писать много и противоречиво:
  Версий несколько:
  Версия № 1
  "Сосинский Бронислав Брониславович (настоящее имя Бронислав-Рейнгольд-Владимир Сосинский-Семихат) [21.8.1900, Луганск - 13.9.1987, Москва] - прозаик, критик.
  Сосинский родился в семье инженера, часто переезжавшей из одного города в другой. В Гражданскую войну Сосинский был в армиях Деникина и Врангеля, эмигрировал, в 1921 в Константинополе познакомился и подружился с сыном писателя Леонида Андреева -Вадимом Андреевым, тогда, как и Сосинский, начинающим поэтом. В 1922 Сосинский попал в Болгарию; к сент.1923, окончив с золотой медалью гимназию в болгарском Шумене, перебрался в Берлин, где вновь встретился с В. Андреевым, познакомился с начинающими поэтами Г. Венусом, С. Либерманом, А.Присмановой и вступил в созданную ими группу "4 + 1", что расшифровывалось как "четыре поэта и один прозаик". Прозаиком в группе был Сосинский. В конце1923 года они выпустили сборник стихов четырех поэтов "Мост на ветру", предисловие к которому, названное "Улыбка на затылке", написал Сосинский. В 1924 Сосинский уехал в Париж, где опубликовал рассказ "Аланд", за который в 1925 получил 2-ю премию журнала "Звено".
  Вскоре после приезда в Париж Сосинский познакомился с М. Цветаевой, помогал ей организовать ее первый творческий вечер в Париже, подружился с поэтессой и в дальнейшем выполнял множество поручений Цветаевой, связанных с ее выступлениями и публикациями.
  Первое время Сосинский работал в издательском отделе торгпредства СССР во Франции, писал рассказы, рассылая их по различным изданиям. На его первые опыты обратила внимание ведущий критик выходящего в Праге журнал "Воля России" Н.Мельникова-Папоушек: "В "Благонамеренном" печатается Б. Сосинский с лирическо-эстетическими рассказами. Он связан с эстетикой эпохи "Аполлона" и "Золотого руна", хотя порой и стремится выбиться на свой путь" (Воля России. Прага. 1926. Љ3). Буквально в следующем номере пражского журнала появился рассказ Сосинского из эпохи Гражданской войны "Ita Vita", весьма понравившийся редактору "Воли России", после чего Сосинский был приглашен на работу в качестве секретаря редакции и организатора в Париже Франко-славянской типографии (где начал печататься по-прежнему выходящий в Праге журнала "Воля России"). При типографии Сосинский вскоре с помощью сестер Рахманиновых (дочерей композитора С.Рахманинова) основал издательство, названное в честь меценатов Татьяны и Ирины Рахманиновых "ТАИР". В этом издательстве, в частности, вышло первое издание романа Е. Замятина "Мы".
  Сосинский, обнаруживший в себе еще и способности к рисованию, иногда оформлял выходящие книги (См.: Книги и рукописи в собрании М.С. Лесмана: Аннотированный каталог. М., 1989. С.176). В типографии печатались еженедельник Л. Троцкого "Бюллетень оппозиции" и другие издания. Сейчас там выпускают газету "Русская мысль".
  В 1927 Сосинский под общим заглавием "Махно" опубликовал в "Воле России" три рассказа - "Бердянск", "Перекоп" и "Гуляй Поле". Главный персонаж этих произведений носил часть фамилии писателя - Семихат. В 1928 эти рассказы вышли отдельным изданием, став единственной книгой Сосинского.
  Три рассказа о Махно по сути представляли один рассказ, поскольку повествование во всех главах прерывисто и смутно, а объединены они стилем и темой. В "Махно" сильно чувствовалось влияние Б. Пильняка, Вс. Иванова и И. Бабеля. "В предыдущих своих вещах Сосинский был самостоятельнее,- писал рецензент парижского журнала.- Людям, мало знакомым с современной советской литературой, рассказ Сосинского может представляться верхом свежести и своеобразия. По прочтении двух-трех номеров "Красной нови" они сильно разочаровались бы. Отрицать дарование Сосинского мы не собираемся. Оно несомненно и очевидно. Но ему еще много надо над собой работать" (Звено. Париж. 1927. №1. С.105).
Сосинский напечатал еще один цикл "В гостях у времени" (1929), в который вошли рассказы "Его смерть", "Рассказ, написанный через десять лет", "Булонский лес" и ранее опубликованный в журнале "Благонамеренный" рассказ "Последний экзамен". В большинстве произведений этого цикла Сосинский попытался отойти от разрабатываемой им обычно темы Гражданской войны и обратился к современности, но потерпел явную неудачу и в 1930 вернулся к еще более далекому прошлому, к своему детству и мировой войне, написав рассказ "Трус".
  В "Воле России" Сосинский выступал и как рецензент, первое критическое выступление было связано с произведениями И. Эренбурга. Сосинский обстоятельно описал переиздание средневековой книги Штадена "О Москве Ивана Грозного"; появились на страницах "Воли России" рецензии на книгу Вс. Иванова "Бразильская любовь", статья "Жизненный путь Кнута Гамсуна", написанная к 50-летию литературной деятельности норвежского писателя; были напечатаны статья Сосинского о творчестве Б. Пастернака "О читателе, критике и поэте", рецензии на книги А. Веселого ("Дикое сердце") и А. Ремизова ("Звезда надзвездная" и "По карнизам"), на "Стихи и прозу" В. Диксона.
  Постепенно в Париж перебрались давние друзья Сосинского: В. Андреев, А. Присманова; и он с ними, а также с В. Познером, Б. Поплавским и другие выпустил сборник "Стихотворения" (поэзия и поэтическая критика) (1928), в котором поместил свою работу о Ф.Сологубе.
  Весной 1928 в Париже по инициативе М. Слонима, В. Андреева и Сосинского было образовано литературное объединение "Кочевье", ставившее своей целью, как говорилось в его программе, "развитие творческих сил молодых писателей и самоутверждение их в эмигрантской литературной среде, в которой представители нового литературного поколения не всегда встречали поддержку и сочувствие".
Еженедельные собеседования превратились в публичные собрания, которых за два с небольшим года прошло более ста. Сосинский принимал в работе "Кочевья" самое непосредственное участие. На одном из вечеров он читал свои произведения, на другом состоялся разбор рассказов Сосинского. Выступал Сосинский на "Кочевье" и с устными рецензиями на книги Ю. Тынянова "Смерть Вазир-Мухтара", О. Мандельштама "Египетская марка", Б. Пильняка "Красное дерево", делал доклады о И. Бунине и поэзии в журнале "Воля России". 21 янв. 1932 Сосинский в качестве "собеседника" был на докладе М. Цветаевой "Поэт и время". Среди близких друзей Сосинского в Париже были М. Цветаева, А. Ремизов и М. Осоргин, который позже, когда Сосинский попал в немецкий концлагерь, почти 2 года регулярно посылал ему туда продовольственные посылки.
  С первых дней Второй мировой войны Сосинский вступил в Иностранный легион и пошел воевать с фашизмом, был ранен, попал в плен. Пробыв 3 года в концлагере, в 1943 сумел освободиться и сразу же вступил в ряды Сопротивления. Вместе с В. Андреевым Сосинский участвовал в боях под Олероном, за что после войны был награжден советским правительством медалью "За боевые заслуги".
  После войны Сосинский работал в аппарате ООН в Нью-Йорке, иногда писал. В 1947 в нью-йоркском журнале "Новоселье" (№ 31) был опубликован рассказ Сосинского "Срубленная ель". В 1960 году Сосинский вернулся в Россию. С собой он привез сохраненные им более 100 писем, рукописей, фотографий М. Цветаевой, А. Ремизова, М. Осоргина и др. своих парижских друзей, которые сдал в государственный архив.
  После возвращения Сосинский неоднократно пытался познакомить соотечественников с литературным наследием М. Осоргина, со своими воспоминаниями, но это стало возможным лишь через четверть века после его приезда в Россию, и как это не прискорбно  уже после кончины Сосинского.
 
 (Как видим биографический комментарий более чем пространный. При том что не во всем точный. Об этом позднее)
 
  Версия № 2
  "Владимир Брониславович Сосинский (по паспорту - Бронислав Брониславович Сосинский-Семихат (1900-1987) - русский советский писатель и журналист, свояк и друг с юношеских лет Вадима Андреева - брата Даниила Андреева, муж известного литературоведа Ариадны Викторовны Черновой. Псевдонимы: Вл. Семихат, Вл. Серыщев, В. Санников, Олег Авдеев.
  Владимир Брониславович Сосинский-Семихат родился в 1900 году в семье инженера. Семья проживала в имении Сосенки в Прибалтике близ города Млава.
  Февральская революция застала 17-летнего Владимира в Бердянске. В годы Гражданской войны он был призван по набору в рядах белой армии. Во время боев получил тяжелое ранение. За проявленную отвагу принял лично из рук Врангеля орден Николая Чудотворца - высшую награду царской армии. В 1922 году вместе с другими отрядами армии Врангеля был эвакуирован в Константинополь.
  Позднее переехал во Францию, там и позже выступал со статьями и рецензиями о русских и советских писателях Ив. Бунине, А. Ремизове, И. Эренбурге, Е. Замятине, Ф. Сологубе, Б. Пастернаке, Ю. Тынянове, О. Мандельштаме, М. Цветаевой и др.
  М. И. Цветаева познакомилась с В. Б. Сосинским на квартире О. Е. Колбасиной-Черновой, где она остановилась сразу же после приезда в Париж в начале ноября 1925 г. Двадцатипятилетний Сосинский считался женихом Ариадны - младшей дочери хозяйки, любимицы М. И. Цветаевой, и был частым гостем на улице Руве, 8. В его лице Цветаева нашла преданного друга, не только восторгавшегося ее стихами, но и всегда готового помочь."
  Во Вторую мировую войну добровольцем ушел во французскую Армию, (Иностранный легион) был ранен и взят в плен. В 1943-1945 гг. принимал активное участие во французском Сопротивлении на о. Олероне в Бискайском заливе. Награжден Военным Крестом и др. орденами. С 1947 г. он - редактор и зав. стенографическим отделом аппарата ООН в Нью-Йорке (США).
  В 1960 вернулся в СССР".
 
 
Версия №  3
"Владимир Брониславович Сосинский (Бронислав Брониславович, настоящие имя и фамилия Бронислав-Рейнгольд-Владимир Сосинский-Семихат; 1900-1987) - происходил из семьи инженера, семья часто переезжала с места на место. Рано лишился матери, воспитывался мачехой. Во время Февральской революции Сосинский учился в Бердянске. Когда Бердянск был занят белогвардейцами, он вступил в учебную команду Елизаветградского гусарского полка, храбро воевал, был ранен в грудь навылет, болел тифом. Прямо из госпиталя сводный брат Борис Семихат увез его в Константинополь.
  Там в 1921-м Сосинский познакомился и подружился с сыном писателя Леонида Андреева - Вадимом, начинающим поэтом. В 1922 Сосинский попал в Болгарию, где окончил гимназию в болгарском Шумене с золотой медалью и успел поучиться в Софийском университете. Затем он перебрался в Германию, где вновь встретился с В. Андреевым и недолго прожил и продолжил обучение в Берлине.
  В 1924 уехал в Париж, где опубликовал рассказ "Аланд", за который в 1925 получил 2-ю премию журнала "Звено". Был студентом Сорбонны. Вскоре после приезда Сосинский познакомился и подружился с Мариной Цветаевой, помог ей организовать первый творческий вечер в Париже и в дальнейшем выполнял множество поручений, связанных с ее выступлениями и публикациями. При участии Владимира Брониславовича в мастерской Петра Шумова были сделаны замечательные портретные фотографии Марины Ивановны и ее дочери Ариадны Эфрон.
  Первое время Владимир Брониславович работал в издательском отделе торгпредства СССР во Франции, писал рассказы, рассылая их по различным изданиям. Стилистически они были связанны с литературой, печатавшейся в 1920-х журналами "Аполлон" и "Золотое руно".
  Рассказ Сосинского из эпохи Гражданской войны "Ita Vita", появившийся в номере одного из пражских журналов, понравился редактору "Воли России" и автор был приглашен на работу в качестве секретаря редакции. С этого началась замечательная организаторская деятельность Сосинского. Сначала он создал Франко-славянскую типографию. При ней с помощью выступивших меценатами сестер Рахманиновых (дочерей композитора) организовал названное в их честь издательство "ТАИР" (Татьяна и Ирина), где, в частности, вышло первое издание романа Е. Замятина "Мы". Обнаружив еще и способности к рисованию, Сосинский иногда оформлял выходящие книги".
 
 
 Версия №  4
  "Сосинский Владимир Брониславович. Лютеранин. Обучался в I-м реальном училище в Петрограде, среднем учебном заведении в Боровичах и в реальном училище в Бердянске. В 16 лет со школьной скамьи ушёл в Добровольческую армию. Прошёл всю Гражданскую войну вольноопределяющимся. Окончил учебную команду Елисаветградского гусарского полка. Участвовал в боях под Бахмачем, Инчей, Конотопом. В последнем из помянутых боёв был ранен в грудь, месяц провёл в Харьковском госпитале. Затем возвратился в полк, после его распада вступил в конницу Морозова, в которой сражался 6 месяцев.
  Во время Перекопских боёв был ранен в ногу и контужен в голову. Награждён бароном Врангелем орденом Св. Николая Чудотворца.
  В 1920 году эвакуирован в Константинополь. Работал 6 месяцев на угольных шахтах возле болгарской границы. Обучался в Русском лицее, затем в Константинопольской гимназии. Окончил с золотой медалью гимназию в Шумене (Болгария), стал стипендиантом византолога Т. Уиттимора.
  Впоследствии учился на историко-филологических факультетах Софийского, Берлинского и Парижского университетов.
  С 1924 года занимался литературной деятельностью, печатался в "Звене", "Воле России", "Числах" и других периодических изданиях. Писал также под псевдонимами Вл. Семихат, Вл. Серышев, В. Санников, Олег Авдеев и др.
  В 1924 -26 годах работал в советском торгпредстве в Париже. Работал в Париже у фотографа П. Шумова, формовщиком на заводе "Рено", грузчиком в издательстве, рабочим в Новой франко-славянской типографии, где стал директором, затем работал линотипистом в собственной типографии, портовым грузчиком, землекопом.
  В 1926 году сотрудничал в издательстве "Новый Дом". С 1928 года входил в объединение писателей "Кочевье". В 1932 году секретарь журнала "Воля России".
  В 1925-26 годах разделял общую квартиру в Париже с Мариной Цветаевой.
  В 1932 году член инициативной группы Послереволюционного клуба, в 1932-33 годах входил в число старейшин данного клуба.
  С 1925 года член Союза молодых поэтов и писателей. В 1927-28 году выступал с лекциями в Объединении русских рабочих при СЖТ.
  В 1932 году жил в Кламаре, в 1933 году возглавлял там теннис-клуб, был его секретарем.
  Помогал родителям жившим в России.
  Во время Второй мировой войны вступил добровольцем в Иностранный легион. Был ранен, взят в плен.
  Затем работал на киностудии "УФА". Три с половиной года содержался в концлагере".
 
 
  Версия №  5
  "Владимир Брониславович Сосинский (Бронислав Брониславович, настоящие имя и фамилия Бронислав-Рейнгольд-Владимир Сосинский-Семихат; 1900-1987) - происходил из семьи инженера, семья часто переезжала с места на место. Рано лишился матери, воспитывался мачехой. Во время Февральской революции Сосинский учился в Бердянске. Когда Бердянск был занят белогвардейцами, он вступил в учебную команду Елизаветградского гусарского полка, храбро воевал, был ранен в грудь навылет, болел тифом. Прямо из госпиталя сводный брат Борис Семихат увез его в Константинополь.
  Там в 1921-м Сосинский познакомился и подружился с сыном писателя Леонида Андреева - Вадимом, начинающим поэтом. В 1922 Сосинский попал в Болгарию, где окончил гимназию в болгарском Шумене с золотой медалью и успел поучиться в Софийском университете. Затем он перебрался в Германию, где вновь встретился с В. Андреевым и недолго прожил и продолжил обучение в Берлине.
  В 1924 уехал в Париж, где опубликовал рассказ "Аланд", за который в 1925 получил 2-ю премию журнала "Звено". Был студентом Сорбонны. Вскоре после приезда Сосинский познакомился и подружился с Мариной Цветаевой, помог ей организовать первый творческий вечер в Париже и в дальнейшем выполнял множество поручений, связанных с ее выступлениями и публикациями. При участии Владимира Брониславовича в мастерской Петра Шумова были сделаны замечательные портретные фотографии Марины Ивановны и ее дочери Ариадны Эфрон.
 
  Первое время Владимир Брониславович работал в издательском отделе торгпредства СССР во Франции, писал рассказы, рассылая их по различным изданиям. Стилистически они были связанны с литературой, печатавшейся в 1920-х журналами "Аполлон" и "Золотое руно".
  Весной 1928-го по инициативе его друзей М. Слонима, В. Андреева было образовано литературное объединение "Кочевье", для "развития творческих сил молодых писателей и самоутверждения их в эмигрантской литературной среде". Здесь Сосинский выступал с устными рецензиями на книги Ю. Тынянова "Смерть Вазир-Мухтара", О. Мандельштама "Египетская марка", Б. Пильняка "Красное дерево" и другие.
  В это же время Владимир Брониславович познакомился со своей будущей женой Ариадной Викторовной Черновой, дочерью лидера партии эсеров, В. М. Чернова. В 1929 году они поженились. У них родились сыновья Алексей и Сергей.
  С первых дней Второй мировой войны Сосинский вступил в Иностранный легион, был ранен в бою и на три года попал в плен. Почти два из них М. Осоргин регулярно посылал ему продовольственные посылки. Освободившись в 1943, Сосинский сразу же вступил в ряды Сопротивления. Вместе с В. Андреевым он участвовал в боях под Олероном, за что после войны советское правительство наградило его медалью "За боевые заслуги".
  После войны в 1947-м году Владимир Брониславович с женой получили российское гражданство, поначалу без права проживания в СССР. В этом же году они уехали в Нью-Йорк, где Сосинский проработал до 1960 года в секретариате ООН. В 1947 в нью-йоркском журнале "Новоселье" (№ 31) был опубликован его рассказ "Срубленная ель".
  В 1960 году Сосинские переехали в Россию. С собой Владимир Брониславович привез более 100 сохраненных им писем, рукописей, фотографий М. Цветаевой, А. Ремизова, М. Осоргина и других своих парижских друзей, которые сдал в Госархив. На родине он вернулся к писательству, печатался в газетах и журналах, выступал по радио и на литературных вечерах".
 
Версия № 6
  "Родился в семье инженера, выходца из Венгрии
  В 1918 году был призван в Белую армию (семья в тот момент жила в Бердянске), воевал, был ранен в грудь навылет и награжден орденом Николая Чудотворца лично генералом Врангелем.
  В 1920 году покинул Крым и оказался в Константинополе. Там он поступил в уникальное учебное заведение Константинопольский Русский лицей. Уникальность этого лицея заключалась главным образом в том, что подавляющее число учеников уже имело как минимум среднее образование (за партами сиживали и бывшие полковники), а причина поступления на учебу была в том, что лицеистов кормили для русских эмигрантов найти пропитание в Константинополе было огромной проблемой. В лицее он сдружился с группой учеников, увлекавшихся литературой, они все числились восьмиклассниками (хотя у многих за плечами было четыре года на фронтах мировой войны и еще три гражданской), днем они сидели за партами, а ночью спали в классе на тех же партах. Среди тех, с кем он познакомился и подружился в Константинопольском лицее, был Вадим Андреев, старший сын Леонида Андреева, и Даниил Резников.
  В 1923 году он оказывается в Берлине, публикует стихи (именно тогда он знакомится с Ремизовым), входит в поэтическую группу "4+1" вместе с еще константинопольским другом Вадимом Андреевым, Семеном Либерманом, Юрием Венусом (это были "4") и Анной Присмановой ("+1")
  В 1924 году переезжает в Париж, работает жестянщиком на заводе "Рено", меняет множество других профессий и активно печатается в русских журналах. Некоторые критики в обзорах молодой эмигрантской литературы называли его среди наиболее многообещающих прозаиков наряду с Владимиром Сириным
  В 1939 году добровольцем вступает во французский Иностранный легион, получает тяжелое ранение, попадает в немецкий плен
  После войны, в 1947 году, на волне послевоенных патриотических настроений получает советский паспорт (без вида на жительство в СССР) и в том же году поступает на работу в ООН редактором стенографических отчетов
  В 1960 году переезжает из Нью-Йорка в Москву".
( По материалам Рунета)
 
  Как видим версиям в биографических комментариях о Сосинском нынче "несть числа", а тогда...
 
Кто знал об этом заброшенном родственниками и родными сыновьями старике, кроме узкого круга избранных, среди которых было немало охотников за литературными раритетами, как автографы писем Цветаевой и прочими редкостями, еще остававшимися в «недограбленном до тла» архиве бывшего эмигранта, когда автор осенью 1983 года вел затяжные, насколько это возможно, учитывая возраст собеседника, беседы с человеком по фамилии Сосинский.
В этих беседах отразилась масса деталей, противоречащих нынешним комментариями. 
Возможно, что старик многое приукрасил. Он же был литератором, черт возьми.
 
   
 (Из записок автора)
Вчера встретился с Сосинским. Старик весьма занятен, но и труден в своем сумбуре. Впрочем в его восемьдесят три года - это же не так просто соблюдать хронологию.
  Не знаю что из этого получится, но думаю что-то смастерю.
  Начнем "от печки".
  Стандартная восьмиэтажка градостроительства брежневской эпохи. Лифт на шестой этаж. Дверь открывает седой старик с вытянутым "лошадиным" лицом.
  Владимир Брониславович? Здравствуйте, я из газеты.
  Заходите, Виктор Иванович, присаживайтесь вот в это кресло...
  Квартира запущенная, чувствуется в ней какое-то сиротство. Жена старика Ариадна Викторовна Сосинская-Чернова умерла в июле 1974 года. Сыновья живут отдельно, у каждого своя семья. Навещают, конечно, но не часто. Вот он и "мыкает" свое одиночество. Квартира пропитана запахом старости и одиночества.
  С чего начнем?
  Первое детское воспоминание?
  Адмирал Макаров. "Он был моим крестным. В пять лет я сижу у него коленке и очень хочется подергать его за бороду".
  Вот это да! подумал я тогда. Сразу с адмирала Макарова! Старику просто необыкновенно везло на встречи с великими или просто замечательными людьми.
Между тем, в кратких биографических версиях, которые процитированы в предыдущей главе, этот эпизод не отмечен, впрочем как и другие о которых речь пойдет ниже.
 
Итак, "адмирал Степан Осипович Макаров (27 декабря 1848 (8 января 1849), Николаев - 31 марта (13 апреля) 1904, близ Порт-Артура) - русский военно-морской деятель, океанограф, полярный исследователь, кораблестроитель, вице-адмирал. Изобретатель минного транспорта, разработчик теории непотопляемости, пионер использования ледоколов. В 1895 году разработал русскую семафорную азбуку.
  Во время русско-турецкой войны одним из первых в мире успешно применил торпедное оружие, потопив турецкое сторожевое судно "Интибах". Во время Ахал-текинской экспедиции (1880-1881) занимался организацией снабжения водным путём из Астрахани в Красноводск. Возглавлявший экспедицию генерал Скобелев обменялся с ним георгиевскими крестами (своеобразный вариант братания у георгиевских кавалеров).
  Командовал пароходом "Тамань" (1881-1882), фрегатом "Князь Пожарский" (1885), корветом "Витязь" (1886-1889), на котором совершил кругосветное плавание. Занимался океанографическими исследованиями. В 1880 г. награждён Малой золотой медалью Русского географического общества. (Золотую медаль того же общества он получит 15 лет спустя).
  В 1892-97 гг. Макаров жил в Петербурге в лицевом доме на Моховой, 7. В 1891-94 гг. исполнял должность главного инспектора морской артиллерии. С 1894 г. младший флагман Практической эскадры Балтийского моря. Командующий эскадрой в Средиземном море (1894-1895), при угрозе войны с Японией (1895) перевёл корабли на Дальний Восток. Командующий Практической эскадрой Балтийского моря (1896-98).
  Один из инициаторов использования ледоколов для освоения Северного морского пути. Руководитель комиссии по составлению технического задания для строительства ледокола "Ермак" (1897-1898). В 1901 году, командуя "Ермаком", совершил экспедицию на Землю Франца-Иосифа.
  Главный командир Кронштадтского порта и губернатор Кронштадта (с 6 декабря 1899 по 9 февраля 1904). В этом качестве составил за четыре дня до начала русско-японской войны записку с предупреждением о неизбежности начала японцами войны в ближайшие дни, равно как и о недостатках русской противоторпедной обороны, которые позже и были использованы японцами при атаке на рейд Порт-Артура 26 января 1904 года.
  После начала русско-японской войны назначен 1 (14) февраля 1904 года командующим Тихоокеанской эскадрой и 24 февраля (8 марта) прибыл в Порт-Артур. Руководил действиями кораблей при обороне Порт-Артура, но вскоре погиб на броненосце "Петропавловск", подорвавшемся на японской мине. Согласно статье "Гайдамак" в Военной энциклопедии Сытина тело адмирала Макарова было принято на борт крейсера, однако, эта информация нигде более не подтверждается и в другом, более позднем томе этого же издания говорится, что "От М. осталось одно пальто". Японский поэт Исикава Такубоку откликнулся на известие о гибели Макарова следующими строками:
  "Друзья и недруги, отбросьте прочь мечи,
  Не наносите яростных ударов,
  Замрите со склоненной головой
  При звуках имени его: Макаров.
  Его я славлю в час вражды слепой
  Сквозь грозный рев потопа и пожаров.
  В морской пучине, там где вал кипит,
  Защитник Порт-Артура ныне спит".
  В 2006 г. китайскими водолазами, обследовавшими погибшие корабли в гавани Порт-Артура были найдены останки 6 тел, на одном из которых были частично сохраненные адмиральские знаки различия. Останки были переданы китайским властям, которые захоронили их в братской могиле, на месте укреплений Литеры Б, но так как экспертиза по идентификации останков не проводилась, имя адмирала остаётся неизвестным".
  (Из современной "Википедии")
 
Тогда я верил старику "на голубом глазу"! Сейчас, когда всякой информации в Рунете пруд пруди возникают всякого рода сомнения.
 
Какая-то маленькая нестыковочка получается в воспоминаниях Владимира Брониславовича.
Что делал губернатор Кронштадта в гостях у скромного инженера? Да и старику тогда было не больше трех с половиной лет. Макаров ведь погиб 31 марта 1904 года. Мог ли трехлетний малыш помнить бороду адмирала?
Лично мои детские воспоминания относятся в лучшем случае к пятилетнему возрасту. Но возможно, Сосинский был малышом гениальным.
А борода у Макарова была воистину великолепной!
 
  Но оставим за бортом детство и отрочество нашего героя.
  Ему 17 лет. В России революция. Сосинский в это время живет в Бердянске.
  К 1917 году в Бердянске действовали морской торговый порт, завод Джона Гривза (производил сельхозмашины), завод Матиаса, Азово-Черноморский завод сельскохозяйственных машин, два кирпичных и черепичный заводы, шесть паровых мельниц, три маслодельных завода, кондитерская, галетная, макаронная фабрики, полтора десятка рыбных и около тридцати мелких кустарных предприятий, семьдесят купеческих магазинов, двести магазинов-складов, пятнадцать винных погребов, шесть гостиниц, три кофейни, два трактира, шесть ресторанов, более десятка аптек и аптекарских магазинов, пять фотоателье.
  10 (23) декабря 1917 года в городе была установлена Советская власть.
 
  А потом...
 
  Потом, в апреле 1918 года произошло вооружённое выступление против власти большевиков в Бердянске.
  Причиной восстания послужило нараставшее недовольство многих жителей Бердянска политикой подконтрольного РКП(б) городского совета, в частности - узурпацией власти большевиками, реквизициями продовольствия и материальных ценностей (согласно Брестскому миру, город должен был быть занят немецкими войсками, и большевики стремились вывезти или уничтожить максимально много перед своим уходом). Главной политической силой выступления послужили меньшевики, отодвинутые сторонниками РКП(б) от правления городом, главной военной силой - "Бердянский союз увечных воинов" (то есть ветеранов Первой мировой войны) во главе которого стояли полковник Абольянц и унтер-офицер Панасенко. Запланированное заранее, восстание началось 18 апреля. После недолгой перестрелки участники "союза увечных воинов" и присоединившиеся к ним горожане разоружили или принудили к сдаче сторонников советской власти. Члены большевизированного бердянского совета (всего 25 человек) были помещены под стражу. Власть снова была передана прежней городской думе. Однако одному из самых активных большевиков города, Рудольфу Тольмацу, удалось избежать ареста и добраться до стоявшего неподалёку от города отряда "красных" партизан во главе с Алексеем Мокроусовым. Отряд Мокроусова, располагавший баржей с установленными на ней двумя артиллерийскими орудиями, предпринял нападение на город, однако после перестрелки был вынужден отойти. Во время этого боя погибло не менее десяти участников "Союза увечных воинов", включая унтер-офицера Панасенко. Кроме того, город подвергся артиллерийскому обстрелу из установленных на барже артиллерийских орудий. Как указывает бердянский историк-краевед Иван Сенченко, разрушения и жертвы, вызванные этим обстрелом, сильно переменили отношение горожан к арестованным большевикам. Если до этого власти склонялись к общественному суду, то после нападения Мокроусова стали всё громче звучать требования немедленного расстрела. Кроме того, стало известно, что по побережью Азовского моря движется белогвардейский отряд полковника Дроздовского. Полковник Абольянц телеграфировал Дроздовскому о восстании в городе и призвал его двигаться к Бердянску скорее. После того как дроздовцы заняли город (без боя, с согласия городской власти), полковник Дроздовский отмечал в дневнике:
  "Взаимные отношения: Исполнительный Комитет и видные деятели инвалидов с нами в дружбе, помогают во всем. Город все же ведет двойную политику, желая спасти арестованных комиссаров, инвалиды настаивают на их казни."
  В итоге, часть членов "Союза увечных воинов" (которых Дроздовский, согласно принятой в начале XX века терминологии, называл "инвалидами") присоединилась к его отряду, который планировал двигаться далее на Дон, арестованных же большевиков было решено расстрелять. Некоторые из них бежали из тюрьмы ранее при помощи меньшевика Кисиленко. Двоих решено было пощадить, поскольку они ранее предотвратили избиение офицеров на Бердянском рейде. 19 человек было расстреляно в селе Куцое, в день ухода дроздовцев из Бердянска - 24 апреля 1918 года. Через день город был занят австрийцами".
  (Из "Википедии")
 
Во время бесед с Сосинским осенью 1983 года этих исторических фактов я не мог знать "по определению".
Старик говорил: " В Бердянске добровольно присоединился к белому движению. Дальше были бои и ранение. Ранило меня в грудь. Лежу я в полевом лазарете и тут появляется Антон Иванович Деникин. Пытаюсь привстать. - Лежи герой, лежи. Куда ранен? В грудь. Вот здесь, дырочка? Ну ничего, ничего! Мы ее сейчас крестиком прикроем и всё будет хорошо. И Антон Иванович положил мне на грудь "георгиевский крест".
 
  «Макаров, теперь Деникин... Старик - живая, ходячая легенда», - не переставал изумляться незадачливый журналист-незнайка.
 
Однако вернемся на минутку к разным версиям биографии Сосинского, которые мы подробно цитировали. Как там все это изложено?
 
По версии № 2, февральская революция застала 17-летнего Владимира в Бердянске. В годы Гражданской войны он был призван по набору в рядах белой армии. Во время боев получил тяжелое ранение. За проявленную отвагу принял лично из рук Врангеля орден Николая Чудотворца - высшую награду царской армии. В 1922 году вместе с другими отрядами армии Врангеля был эвакуирован в Константинополь.
 
По версии № 3 во время Февральской революции Сосинский учился в Бердянске. Когда Бердянск был занят белогвардейцами, он вступил в учебную команду Елизаветградского гусарского полка, храбро воевал, был ранен в грудь навылет, болел тифом. Прямо из госпиталя сводный брат Борис Семихат увез его в Константинополь.
 
По версии № 4 Сосинский в 16 лет (!!!) со школьной скамьи ушёл в Добровольческую армию. Прошёл всю Гражданскую войну вольноопределяющимся. Окончил учебную команду Елисаветградского гусарского полка. Участвовал в боях под Бахмачем, Инчей, Конотопом. В последнем из помянутых боёв был ранен в грудь, месяц провёл в Харьковском госпитале. Затем возвратился в полк, после его распада вступил в конницу Морозова, в которой сражался 6 месяцев.
 
По версии № 5 во время Февральской революции Сосинский учился в Бердянске. Когда Бердянск был занят белогвардейцами, он вступил в учебную команду Елизаветградского гусарского полка, храбро воевал, был ранен в грудь навылет, болел тифом. Прямо из госпиталя сводный брат Борис Семихат увез его в Константинополь.
 
По версии № 6 в 1918 году был призван в Белую армию (семья в тот момент жила в Бердянске), воевал, был ранен в грудь навылет и награжден орденом Николая Чудотворца лично генералом Врангелем.
 
  Вот так рождаются мифы. Правда смешивается с вымыслом, детали образуют причудливую волшебную амальгаму. Красиво, но насколько точно?
  Мне Сосинский говорил одно, кому-то возможно другое. Какие-то автобиографии писались им в Париже, какие-то - в Нью-Йорке, какие-то он изложил в своей многотомной "Конурке".
  А что же было на самом деле?
  С Елисаветградским гусарским полком, куда Владимир Брониславович, якобы вступил, - полная неясность.
 
  И вот почему! Полка как того к тому времени фактически не было!
 
  На рубеже 1916 - 1917 годов 3-й гусарский Елисаветградский Е.И. Выс. В. Княжны Ольги Николаевны полк был отведён с фронта на отдых и в конце января 1917 года стоял в Бессарабии в селе Татар-Копчак . Здесь его и застали трагические события февраля.
  "Революция в полку была принята сдержанно, - засвидетельствовал один из офицеров-елисаветградцев полковник А. Рябинин, - отношения между офицерами и гусарами были вполне хорошими. Дисциплина сохранялась".
  Елисаветградцы были одной из очень немногих частей Русской Армии, до конца сохранивших в своих рядах относительную дисциплину, и в целом не поддавшихся революционным настроениям.
  Вслед за отречением Государя власть в России перешла в руки Временного Правительства, а вместе с Монархией умерли и Ольгины Гусары. Первые же приказы Временного Правительства (помимо пресловутого Приказа Љ 1), которые пришли в Полк, отменяли все старые наименования и обращения.
  В приказе № 72 от 12 марта 1917 года содержалось указание Военного Министра А. И.Гучкова , отменяющее все "старорежимные" наименования, титулования и обращения как к офицерам, так и к солдатам.
  22 марта 1917 года Военный Министр, "ввиду последовавшего отречения от престола Императора Николая Второго", приказывал: "Всем частям войск, шефами которых состояли как отрекшийся Император, так и прочие здравствующие члены дома Романовых, именоваться впредь без упоминания титулов и имен означенных шефов: например, 2-му Лейб-Драгунскому Псковскому Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полку именоваться 2-м Лейб-Драгунским Псковским полком...".
  Так 3-й Гусарский Елисаветградский Ея Императорского Высочества Великой Княжны Ольги Николаевны потерял наименование столь дорогого ему Шефа. Отменено было наименование в эскадроне Ея Высочества, который стал теперь просто 1-м эскадроном.
  Развал Российской Армии продолжался. 30 мая 1917 года последовал приказ снять погоны "во избежание недоразумений и конфликтов... впредь до выяснения этого вопроса Учредительным Собранием". Однако с последовавшими переменами не изменилось отношение Гусар к порядку и воинской дисциплине. Полк первым в 6-м Кавалерийском корпусе выдвигает резолюцию в поддержку Временного Правительства как противовеса откровенно разрушительной работе крайних левых элементов, в поддержку Учредительного Собрания.
  Только на Рождество 1918 года, надев свою великолепную парадную форму и так и не признав большевистскую власть, гусары большими группами стали покидать полк.
  Тогда же покинули полк и все офицеры.
  В первых числах января с фронта русско-германской воины, окончательно к этому времени разложившемуся и распавшемуся от пропаганды идей большевизма, походным порядком уходили на Кавказ остатки 3-го гусарского Елизаветградского полка во главе со своим командиром полковником Ахметом Такаевым.
  На станции Иловайской Екатерининской железной дороги, большевики задержали и разоружили эти остатки полка, причем офицеры - командир полка, три подполковника и штабс-ротмистр Манвелов - были арестованы и посажены в арестантский вагон, а солдаты-гусары рассажены в классные вагоны пассажирского поезда и отправлены по домам.
  Было как-то ужасно и дико видеть , что боевых офицеров ведут на расстрел.
  10 января офицеры в том же арестантском вагоне были отправлены на станцию Успенскую, где в ночь с 17 на 18 января, за исключением одного, расстреляны.
  Один из офицеров, следовавший на Дон с эшелоном своего полка, вспоминал: "И еще большое столкновение было в Харцызске, где была красными создана застава и вылавливание офицеров. Заранее мы были осведомлены и поэтому к станции подошли под прикрытием пулеметного огня, от которого красные банды стали разбегаться.
  Тут нам какой-то железнодорожник сказал, что всю ночь водили обнаруженных офицеров на расстрел, указав, где трупы; и теперь повели 50-60 человек, которых нам удалось спасти. Убитых там было 132 человека. Тут произошла мясорубка. Убитых мы заставили похоронить, а спасенные, все бывшие офицеры, присоединились к нам"
 
  В 1918 г. - полк был частично возрожден в рядах Добровольческой армии. Эскадрон полка был сформирован в декабре 1918 в составе Сводно-кавалерийского полка Добровольческой армии Одесского района (с 1 мая 1919 преобразованного в 3-й конный полк). Участвовал в Бредовском походе. По прибытии в Крым с 8 августа 1920 эскадрон полка входил в 7-й кавалерийский полк.
 
  Так что вполне возможно, что однажды Сосинский сталкивался с елисаветградскими гусарами. Хотя фантазии старика были безграничны.
  Но из Бердянска он уходил с белым воинством скорее всего в составе "дроздовцев".
 
  Вот как пишет об этих мальчиках командующий Дроздовской дивизией Антон Васильевич Туркул:
   "Известно, что плечом к плечу с офицером и студентом ходили в атаки в наших цепях гимназисты, реалисты, кадеты - дети Добровольческой армии. В строю вместе шли в огонь офицеры, студенты, солдаты из пленных красноармейцев и дети-добровольцы.
  Мальчики-добровольцы, о ком я пытаюсь рассказать, может быть, самое нежное, прекрасное и горестное, что есть в образе Белой армии. К таким добровольцам я всегда присматривался с чувством жалости и немого стыда. Никого не было жаль так, как их, и было стыдно за всех взрослых, что такие мальчуганы обречены вместе с нами на кровопролитие и страдание. Кромешная Россия бросила в огонь и детей. Это было как жертвоприношение.
  Подростки, дети русской интеллигенции, поголовно всюду отзывались на наш призыв. Я помню, как, например, в Мариуполе к нам в строй пришли почти полностью все старшие классы местных гимназий и училищ. Они убегали к нам от матерей и отцов. Они уходили за нами, когда мы оставляли города. Кадеты пробирались к нам со всей России.
  Русское юношество без сомнения отдало Белой армии всю свою любовь, и сама Добровольческая армия есть прекрасный образ русской юности, восставшей за Россию».
  (Туркул - "Дроздовцы в огне")

Такая вот судьба юноши в Гражданскую войну. К событиям, которой, равно как и к одиссее Сосинского мы вернемся в следующем фрагменте.


  Адъютант Его Превосходительства

   Новая беседа с Сосинским. Сначала разговор как-то не ладится. Старик не в духе. Мне тоже как-то не по себе. Поначалу все складывалось, а теперь…

Понимаю, старик о "той единственной гражданской" и  своем участии в ней вспоминать как-то не хотел. Он был по своему лукав. Мог увильнуть от вопроса или темы с изяществом угря.
Теперь я понимаю, что старик был мудр. На дворе 1983 год. "Белая гвардия" - это вам не "комиссары в пыльных шлемах". Сомнительные социальные элементы. Кому захочется повествовать о сшибках с Красной армией? Не та тема для доверительной беседы.
И думаю не только со мной.
Историк литературы Виктор Дувакин, оставивший нам знаменитые беседы с Михаилом Бахтиным, 18 июня 1969 года, за четырнадцать лет до наших разговоров с овдовевшим стариком, застенографировал пространную беседу с Владимиром Сосинским и его супругой Ариадной Сосинской-Черновой.
Дувакин оставил очень важное свидетельство этого отрезка одиссеи Сосинского:
 
"В.С.: Так судьбе было угодно, что я оторвался от семьи, находился, где угодно, и я оказался во время Гражданской войны в Константинополе, тоже один. Вот отсюда начинается моя зарубежная жизнь.
  В.Д.: А как вас занесло в Константинополь?
  В.С.: Был такой трагический случай в моей семье, когда умерла моя сестра, и я просто ушел из дому размыкать свое горе, и по дороге встретилась какая-то воинская часть и включила меня в свой состав.
Это и была белая армия. Таким образом, я пробыл за все время и в деникинской, и во врангелевской, до Перекопа включительно. Ну, таким образом...
  В.Д.: Вы эвакуировались из Севастополя?
  В.С.: Представьте себе, даже не эвакуировался, а бежал. Брат мой сводный, с которым я вместе  учился в Боровичах, в Венёве, брат мой сводный был моряком частного флота, и он еще за шесть месяцев до разгрома Врангеля увез меня в трюме парохода в Константинополь. Но оттуда он ушел в другое плавание, а я начал вести свою бродяжническую жизнь, которая продолжалась еще полгода.
 
  (Примечание Сосинского о Борисе Григорьевиче Семихате).
"Борис был тогда матросом первого класса на пассажирском небольшом, но очень элегантном пароходе "Князь Александр Михайлович". Курсировал он между Константинополем и Севастополем. Занимался (не пароход, а Борис) контрабандой турецкого табака. Я сам ходил с ним по магазинам Севастополя, где он загонял этот табак. Будучи сыном разбойника на больших дорогах между
Ташкентом и Самаркандом, он был прирожденным авантюристом и даже, став в начале тридцатых годов ведущим архитектором Буэнос-Айреса, превращался то в миллионера, то в нищего, проигрывая все деньги на бирже или в рулетку. Поместил он меня на своем пароходе в котельной. Помню этот жуткий переход Черного моря. Жарился я два дня и две ночи, как на сковородке в аду, задыхался и терял сознание.
  А выйти на палубу нельзя было: заяц и при этом дезертир. В Константинополе, которым правили тогда победители Турции - союзники, Борис купил мне документы и, чтобы они не выдали меня обратно Врангелю, не на мое имя, а на имя Владимира Григорьевича Семихата, на этот раз единственного родного, а не сводного брата Бориса Семихата".
 
  Мне же старик рассказал об этом эпизоде из его жизни как-то мельком.
  Зато "угостил" блестящей фабулой для небольшой новеллы о вечере со Слащовым, Вертинским и юным адьютантом Сосинском".
 
  " Это было весной 20-го года. Штабной вагон. Я - вахтенный у командующего 2-м армейским корпусом Якова Слащева, который принимает дорогого друга Александра Вертинского. Тот поёт о "бананово-лимонном Сингапуре" и оба щедро балуются кокаинчиком.Виктор, а вы знаете кто такой Слащёв?".
  Признаюсь, что не очень. Точнее и вовсе не знаю.
  "Ну как же! А Рома Хлудов из фильма "Бег". Это же тот самый Слащёв".
  Я едва не упал со стула. В то время я понятия не имел о Слащёве, а Хлудов-Дворжецкий - фигура почти эпическая.
  "Вы знаете, потом по ходатайству Фрунзе он вернулся в Россию, преподавал в Академии Генштаба. Его застрелил сын одного из повешенного по его приказу железнодорожников".
  Для меня в 1983 году - это было откровением.
  Сегодня, сверяя всё с "Википедией" признаю, тогдашние фантазии Сосинского были реальны.
 
  "Яков Александрович Слащёв-Крымский (рус. дореф. Слащовъ, 29 декабря 1885 года [10 января 1886] - 11 января 1929, Москва) - русский и советский военачальник и военный педагог, генерал-лейтенант, активный участник Белого движения на юге России.
  В 1905 году окончил Павловское военное училище, откуда выпущен был подпоручиком в лейб-гвардии Финляндский полк. 6 декабря 1909 года произведен в поручики. В 1911 году окончил Николаевскую военную академию по 2-му разряду, без права причисления к Генеральному штабу из-за недостаточно высокого среднего балла. 31 марта 1914 года был переведен в Пажеский корпус с назначением младшим офицером и зачислением по гвардейской пехоте. В Пажеском корпусе преподавал тактику.
  31 декабря 1914 года был вновь определён в лейб-гвардии Финляндский полк, в рядах которого участвовал в Первой мировой войне. Был дважды контужен и пять раз ранен. Был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени: "За то, что 20-го июля 1915 года, командуя ротой в бою у деревни Кулик, оценив быстро и верно обстановку, по собственному почину с беззаветной храбростью бросился во главе роты вперед, несмотря на убийственный огонь противника, обратил части германской гвардии в бегство и овладел высотой, имевшей столь важное значение, что без овладения ею удержание всей позиции было бы невозможно".
 
  Пожалован Георгиевским оружием
  "За то, что 22-го июля 1915 года в бою у д. Верещин, командуя батальоном и лично находясь на позиции под сильнейшим огнём противника, видя отход соседней части, по собственному почину бросился во главе своего батальона в атаку и обратил противника в бегство, чем восстановил положение и предотвратил возможность потери позиции. "
  10 октября 1916 года произведён в полковники. К 1917 году - помощник командира Финляндского полка. 14 июля 1917 года назначен командующим Московским гвардейским полком, каковую должность занимал до 1 декабря того же года.
  Декабрь 1917 - присоединился к Добровольческой армии.
  Январь 1918 - послан генералом М. В. Алексеевым на Северный Кавказ для создания офицерских организаций в районе Кавказских Минеральных Вод.
  Май 1918 - начальник штаба партизанского отряда полковника А. Г. Шкуро; затем начальник штаба 2-й Кубанской казачьей дивизии генерала С. Г. Улагая.
  6 сентября 1918 - командир Кубанской пластунской бригады в составе 2-й дивизии Добровольческой армии.
  15 ноября 1918 - командир 1-й отдельной Кубанской пластунской бригады.
  18 февраля 1919 - командир бригады в 5-й пехотной дивизии.
  8 июня 1919 - командир бригады в 4-й пехотной дивизии.
  14 мая 1919 - за боевые отличия произведён в генерал-майоры.
  2 августа 1919 - начальник 4-й пехотной дивизии ВСЮР (13-я и 34-я сводные бригады).
  6 декабря 1919 - командующий 3-го армейского корпуса (13-я и 34-я сводные бригады, развёрнутые в дивизии, численность 3,5 тыс. штыков и сабель).
  Пользовался любовью и уважением среди солдат и офицеров вверенных ему войск, за что снискал ласковое прозвище - Генерал Яша.
  27 декабря 1919 - Во главе корпуса занял укрепления на Перекопском перешейке, не допустив захвата Крыма.
  Зима 1919-1920 - Руководитель обороны Крыма.
  Февраль 1920 - Командующий Крымского корпуса (бывшего 3-го АК)
  25 марта 1920 - Произведён в генерал-лейтенанты с назначением командующим 2-м армейским корпусом (бывшим Крымским).
  5 апреля 1920 года генерал Слащёв подал главнокомандующему Русской Армии в Крыму и Польше генералу П. Н. Врангелю рапорт с указанием основных проблем на фронте и с рядом предложений.
  С 24 мая 1920 - Командир успешного белого десанта у Кирилловки на побережье Азовского моря.
  Август 1920 - После невозможности ликвидировать Каховский плацдарм красных, поддерживаемый крупнокалиберными орудиями ТАОН (тяжёлая артиллерия особого назначения) красных с правого берега Днепра, подал прошение об отставке.
  Август 1920 - В распоряжении главнокомандующего.
  18 августа 1920 - Приказом генерала Врангеля получил право именоваться "Слащёв-Крымский".
  Ноябрь 1920 - В составе Русской армии эвакуировался из Крыма в Константинополь.
 
  "Генерал Слащёв, бывший полновластный властитель Крыма, с переходом ставки в Феодосию, оставался во главе своего корпуса. Генерал Шиллинг был отчислен в распоряжение Главнокомандующего. Хороший строевой офицер, генерал Слащёв, имея сборные случайные войска, отлично справлялся со своей задачей. С горстью людей, среди общего развала, он отстоял Крым. Однако, полная, вне всякого контроля, самостоятельность, сознание безнаказанности окончательно вскружили ему голову. Неуравновешенный от природы, слабохарактерный, легко поддающийся самой низкопробной лести, плохо разбирающийся в людях, к тому же подверженный болезненному пристрастию к наркотикам и вину, он в атмосфере общего развала окончательно запутался. Не довольствуясь уже ролью строевого начальника, он стремился влиять на общую политическую работу, засыпал ставку всевозможными проектами и предположениями, одно другого сумбурнее, настаивал на смене целого ряда других начальников, требовал привлечения к работе казавшихся ему выдающимися лиц".
  (Врангель П. Н. - Записки)
 
  Из рапорта Слащёва от 5 апреля 1920 года Врангелю:
  "Интриги на маленькой территории Крыма невероятно растут. Борьба идёт с коренными защитниками фронта, до меня включительно, вторгаясь даже в мою частную жизнь (спирт, кокаин)".
 
 Слащёв был бесстрашен, постоянно личным примером водил в атаку войска. Имел девять ранений, последнее из которых - контузию в голову - получил на Каховском плацдарме в начале августа 1920 г. Многие ранения переносил практически на ногах. Чтобы уменьшить невыносимую боль от ранения в живот в 1919 году, которое не заживало более полугода, начал колоть себе обезболивающее - морфий, потом пристрастился к кокаину, отчего за ним закрепилась "слава" наркомана.
 
После эмиграции жил в Константинополе, прозябая в нищете и занимаясь огородничеством. В Константинополе Слащёв резко и публично осуждал Главнокомандующего и его штаб, за что по приговору суда чести был уволен от службы без права ношения мундира. В ответ на решение суда в январе 1921 года издал книгу "Требую суда общества и гласности. Оборона и сдача Крыма (Мемуары и документы)".
 
  3 ноября 1921 года, в годовщину взятия Крыма, ВЦИК РСФСР объявил амнистию участникам Белого движения. Слащёв в Константинополе вступил в переговоры с советскими властями, был амнистирован. 21 ноября 1921 года при помощи завербованного ЧК бывшего матроса и добровольца Баткина вместе с белыми казаками вернулся в Севастополь, откуда в личном вагоне Дзержинского выехал в Москву. Обращался к солдатам и офицерам Русской Армии с призывом возвращаться в Советскую Россию:
  "С 1918 года льется русская кровь в междоусобной войне. Все называли себя борцами за народ. Правительство белых оказалось несостоятельным и не поддержанным народом - белые были побеждены и бежали в Константинополь.
  Советская власть есть единственная власть, представляющая Россию и ее народ.
  Я, Слащёв-Крымский, зову вас, офицеры и солдаты, подчиниться советской власти и вернуться на родину, в противном случае вы окажетесь наёмниками иностранного капитала и, что ещё хуже, наёмниками против своей родины, своего родного народа. Ведь каждую минуту вас могут послать завоёвывать русские области. Конечно, платить вам за это будут, но пославшие вас получат все материальные и территориальные выгоды, сделают русский народ рабами, а вас народ проклянёт. Вас пугают тем, что возвращающихся белых подвергают различным репрессиям. Я поехал, проверил и убедился, что прошлое забыто. Со мной приехали генерал Мильковский, полковник Гильбих, несколько офицеров и моя жена. И теперь, как один из бывших высших начальников добровольческой армии, командую вам: "За мной!" Не верьте сплетням про Россию, не смейте продаваться, чтобы идти на Россию войной.
  Требую подчинения советской власти для защиты родины и своего народа".
  (Смыслов О.С. Генерал Слащев-Крымский. Победы. Эмиграция. Возвращение..)
  В 1924 году издал книгу "Крым в 1920 г. Отрывки из воспоминаний". С июня 1922 года - преподаватель тактики школы комсостава "Выстрел".
  Преподавал [Слащёв] блестяще, на лекциях народу полно, и напряжение в аудитории было порой как в бою. Многие командиры-слушатели сами сражались с врангелевцами, в том числе и на подступах к Крыму, а бывший белогвардейский генерал не жалел ни язвительности, ни насмешки, разбирая ту или иную операцию наших войск.
  (П. И. Батов. В походах и боях. - М., 1974).
 
  Опубликовал ряд статей по вопросам тактики. Подготовил к печати также труд "Мысли по вопросам общей тактики", опубликованный уже после его гибели.
 
  11 января 1929 года Яков Слащёв был убит в Москве, в своей комнате при школе, тремя выстрелами из револьвера. Убийца - курсант Московской пехотной школы им. Уншлихта Лазарь Львович Коленберг.
 
«11 января на своей квартире был убит Слащёв. Неизвестный, войдя в квартиру, выстрелил в Слащёва и скрылся. Слащёв, в прошлом командир одной из врангелевских армий, в последнее время был преподавателем на стрелково-тактических курсах усовершенствования комсостава».
  ("Правда", 13 января 1929 года)
  Следствие продолжалось в течение полугода. Вначале им занялось ОГПУ, поскольку не исключалась политическая подоплёка убийства. Затем все материалы были переданы в Московскую губернскую прокуратуру, которая признала убийцу невменяемым и вернула дело в ОГПУ. После проведения дополнительной проверки некоторых фактов было вынесено окончательное заключение.
  В заключении констатируется, что идея об убийстве возникла как реакция на жестокие репрессии и бесчинства по отношению к еврейскому населению и ко всем, заподозренным в сочувствии революционному движению в городе Николаеве. Одной из жертв этих репрессий стал родной брат Коленберга.
 

«11-го января, как у нас сообщалось, в Москве на своей квартире убит бывший врангелевский генерал и преподаватель военной школы Я. А. Слащёв. Убийца, по фамилии Коленберг, 24-х лет, заявил, что убийство им совершено из мести за своего брата, казнённого по распоряжению Слащёва в годы гражданской войны. <...> В связи с убийством производится следствие. Вчера в 16 ч.30 мин., в московском крематории состоялась кремация тела покойного Я. А. Слащёва».
  ("Известия", 15 января 1929 года)
 

«В Москве в своей квартире убит генерал Я. А. Слащёв, один из активных участников белого движения, снискавший весьма печальную память своей исключительной жестокостью и бесшабашностью. <...> Последние сообщения берлинских газет говорят об аресте убийцы, 24-летнего Коленберга, который заявил, что убил Слащёва за расстрел брата, совершенный Слащёвым в Крыму. В Москве утверждают, что убийство совершено было уж несколько дней назад, но не сразу о нём решились сообщить. Тело Слащёва сожжено в московском крематории. При сожжении присутствовали Уншлихт и другие представители реввоенсовета».
  ("Руль", Берлин, 16 января 1929 года).
 
Психиатрической экспертизой Коленберг признан в момент совершения преступления невменяемым. Дело было прекращено и сдано в архив, а Лазарь Коленберг был выпущен на свободу.
  Историк А. Кавтарадзе не исключает, что Слащёв мог стать одной из первых жертв репрессий против военспецов, бывших генералов и офицеров старой русской армии.
  «<...> Впоследствии выяснится, убила ли его рука, которой действительно руководило чувство мщения, или которой руководило требование целесообразности и безопасности. Ведь странно, что "мститель" более четырёх лет не мог покончить с человеком, не укрывшимся за толщей Кремлёвских стен и в лабиринте Кремлёвских дворцов, а мирно, без охраны проживавший в своей частной квартире. И в то же время понятно, если в часы заметного колебания почвы под ногами, нужно устранить человека, известного своей решительностью и беспощадностью. Тут нужно было действительно торопиться и скорее воспользоваться и каким-то орудием убийства, и печью Московского крематория, способного быстро уничтожить следы преступления.
  ("За свободу", Варшава, 18 января 1929 года).
 
 
  "В конце 1917 года Вертинский выехал на гастроли по южным городам России, где провёл почти два года, выступая в Одессе, Ростове, Екатеринославе, на Кавказе и в Крыму, к этому времени сменив костюм Пьеро на фрак. В 1919 году Вертинский уехал в Киев, оттуда перебрался в Харьков, где дал множество концертов и познакомился с актрисой Валентиной Саниной, затем оказался в Одессе. Последним городом его пребывания на родине стал Севастополь.
  Из Севастополя в ноябре 1920 года на пароходе "Великий князь Александр Михайлович" вместе с остатками армии барона Врангеля Александр Вертинский переправился в Константинополь, где начал снова давать концерты - в основном, в клубах "Стелла" и "Чёрная роза".
  О причинах, предопределивших эмиграцию, Вертинский много лет спустя писал:
  "Что толкнуло меня на это? Я ненавидел Советскую власть? О нет! Советская власть мне ничего дурного не сделала. Я был приверженцем какого-либо другого строя? Тоже нет: Очевидно, это была страсть к приключениям, путешествиям. Юношеская беспечность".
 
  Получается всё верно. Слащёв вполне мог быть с Вертинским в том штабном вагоне, где дежурил Сосинский.
  А может быть старик нафантазировал?
  У него в беседах присутствуют сплошь и рядом люди легендарные.