Как коала талант рассказчика закопал

                Отважной блондинке Хичкока Эжени Бушар
     Гудом гуд стоит, звоном звон звенит, не гляди и в численник : нету даты такой. Ежели уж впрямую, как штык или карандаш немецкий, в веселую полосочку разрисованный, то дата - то есть, без ее никак, коли день имеется, то и дата соответствующая красуется, хочешь - булавку втычкни, отметь хоть так, а хочешь кружочком обведи, знаменательность окажи, себе же, опять же, на память пошло, произошло в день вот такой вот нечто такое, что отметить ты порешил натвердо, жаль, конечно, что уже через пару дней, не недель даже, куда там, дней с ночами стоишь баран бараном да репу - то и чешешь, упомнить не умеешь точно с конкретно : а чем знаменито для тебя лично - то, уж ежели отметил ? Не помнишь ни х...я. Пожимаешь плечами, сморкаешься вызывающе, носом лукаво крутишь, пеняя папке с мамкой, что такой шнобель произвели генетически, и не армян ведь, и не жид, и не грызун позорный, а торчит - вытарчивает носяра, не Бержерак, разумеется, хотя и приставку ихнюю мог бы вполне носить, вправе, так сказать, потому род твой древний, от ордынцев идет - тянется, знатно, но не очень. Не Юсупов, не Урусов, даже не Чарторыйский из захудалых Гедеминовичей, но от Темуджина все же, то радует. Гордыней небольшой полнит, это вам, понимаешь, не из черты поганой выползти, где оседло кочумали дедушка Яша да бабушка Софа, пока не высрали продукт оконечной цивилизанутости - внучку жучку Кристинку. Тьфу.
     - Осерчал тогда Щелкан, вызвал до себя набольших орд их безбожных, желаю, грит, произвесть узнание.
     Тусклый голос еле доносился до их столика, Климу приходилось смешно склонять голову набок, точно пес какой приблудный, он вот так же башку тянет вбочину, когда выпрашивает чего или просто подлизывается по собачьему своему поганому свычаю, не е...т собаку, а она все одно подмахивает. Суть такова, строение ума, ничем не переделать, да и надо ли переделывать - то ? Кому - то ж и в жополизах пребывать надобно, дабы человек непредвзятый особицу имел, чтобы бабец какой сдобный да красивый из самой из Италии весело хохотал, чарующе подрагивая грудью, такой, такой, Эжени моя, что будь вот ты лесбиянкой, как Карпенко Тая, то и сама поняла бы все без слов излишних, эмоциональностью также излишней в данной ситуации излишней, что уже смешно получается, но грамота русская позволяет и не такое еще, пластична ручником, масляниста гашем добрым, терпка кукнаром стоялым до сухостойности знатной, знай вали по - русски и на русском, любя язык свой неимоверно, самому себе поражаясь, потому выходит разговор забавный, выговор коалам не совсем свойственный, хамелеонисто уподобляясь старорежимным Епанче с Кузьмой Рощиным. Данилка вот Мордовцев еще.
     - Ой, то не снежки, то не снежки, - вовсе ассоциативно затянул Самгин, тут же утробно прикрякнув, так как вдарил ему Лютов локтем острым под печень. - На, сука !
     Жарко шепчет Лютов, личиной косится, будто до того не кос пребывал, скалится и зубами - то все и скоргочет, как есть лютый, не зря в фамильность прозвище некогда оборотилось, народ зазря не обзовет. Всунет кому в пасть погремуху Митя Юродивый, так пожалуйте, Дмитрий Анатолич, голой жопой мир пугать, а прозовет Ильичом, так Ильичом и скачи всю дорогу, будь ты хоть Азраилыч или Гематогеныч какой.
    - Не мешайте слушать, уроды, - говорит вполголоса Алина, обмахивая вислую уже за годами функционирования грудь китайским веером, почтительно улыбаясь бабе Нюре Сухонской. Ее вечер сегодня в  " Етажах ", за месяц все билеты расхватали, спекулянтам нажива, хотя сам Корш настоял на лимитированной продаже, насрав на весь зарождающийся в России капитализм. На хлеб цена ? На овес - цена ? Так какого хера по три кила в одни руки - то ? Даешь Беломор - канал ! Никого не е...т способность укупить на грош пятаков, а там - разбирайся, на то и ассесоры с непонятным удвоением то ли тута, то ли тама, проезжие по служебной надобности чинуши в фуражках с кокардами и брючках со штрипками, во фраках васильковых, и подорожная у его, шельмеца, в Присутствии заверена как надо. - Я мандой четыре билетика выцыганила, Сергей Лександрыча соблазнить умудрилась, всяк ведает, что не стоит у него на бабье, а на меня вот встал.
    Торжествующе поводит Телепнева задом, и как только умудряется, сидит же ведь в креслице из соломки манильской, легкое, невесомое креслице, дунь - улетит, потому как советской привычки пришибать меблировку саморезами к полу не было покамест, старый режим, стал быть, за несколько месяцев до первой революции, как есть август пятого. Цусима, бац - бац и - мимо, а также прочие хер рувимы. Званый бенефис бабы Нюры, рассказчицы знатной, на всю Европу знаменитой, былями, небылицами, сказами беломорскими да затейками вологжанскими слово русское прославившей, к ей ведь и академики из Сен - Сира в очередь стоят, господа усатые и поджарые из Вест - Пойнта пороги обивают, не говоря о местных из Генштаба чинах, тех швейцар Сухонской прямо поленом охаживает.
     - Га ! - орет полоротый Онфим, стукотея поленом березовым прямо по каске экспериментальной какой полковнику генерального штаба господину Рыбаковскому. - Не заедайся, гнида !
     Шумит полковник Рыбаковский, огорчительно ему такое непочтение ситуацией, срут и ссут на все военные парадигмы коала с музами его грудастыми, глазастыми, ногастыми, жопастыми. Не интересно мощнейшее контрнаступление хохлов ничтожных, не слышен вой заливистый кликуш с обеих сторон, не видать страдающих гражданских, будто, б...дь, в мирное - то время все эти так называемые гражданские поголовно счастливы были и в белых штанах, не резали их семьями отморозки беспредельные, не шибались они в тачках в кровавое мясо, не дохли у хирургов на столах и в койках инфекционных бараков сопли не пускали от счастья желтушного.
     - Гаэспада, - совершенно по - московскому тянет Дуняша, - давайте слушать.
     И уж как умудряется личину - то сменять по три раза на дню - совсем непонятно. Утром она - Фифи, ни дать, не взять, жеманится перед зеркалом, хохочет заразительно, по - полтавски именуя обитель свою блудуаром, где нежится под мужественной рукой какого - то проезжего накануне вечером изюмца, попущением Божиим утянутого в омуты бездонные шалых да пьяных глаз Дуняши, даже таратайку свою на рысаках кровных, орловских, заложил лихой ротмистр, вот как понравилась затейница, портсигар с бриллиантами, от дедушки еще доставшийся, от секунд - маиора фон Тотлебена наследственный, продал в Гостином жиду сальному, на саблю вот рука не поднялась. Знатная саблюка. Он ей за свободу бился. Под Баром. За Осафата саблюкой бился ротмистр, тогда еще хорунжий юный. За Жаботинского кровь лил, Умань зорил, всю жидовню подлую в расход пускал, так как высказал Жаботинский сионизм наособицу, тута хочешь - не хочешь, а соответствуй. В обед она уже - киргизка снулая. Глаз вразнос, не видать глазу - то, зрачок бешеный вверх лезет, волосья растопырены, колодезя не хватает лишь, чтобы оттудова вылазить и пугать зрителя. Движения ломаные, япошки дерганные, визжат и верещат, непонятка полнейшая, а еще волосы отовсюду и вовсю. Зачем волосы - то ? На х...я вот у джапов фишка эта с волосьями чорными длинными женскими всю дорогу - то ? Страшно, базара нет, но смысла тоже не наблюдается. Вечером вот сегодня в  " Етажах " Дуняша барыня московская. То ли Витухновская, то ли Готфрик, то ли вообще Бабченко какой дегенерат сраный парик соорудил, у Пригожина позаимствовал, креативностью локшовой графа лошадевого урода Невзорова пропитался, гнида. Ничтожества и просто жалкие личности, ублюдки и подонки, мерзавцы скучные и заунывные пидарасы. Годами говно жуют, никак не нажуются, Пионтковский, Фейгин и прочая х...та. Тьфу.
     - Ты пошто мне все сапожнишки - то мои смазные заплевал ? - обманчиво так ласково спрашивает Лютов, демонстрируя купецкие сапоги - бутылками почтительно замершему у стола метру. По - провансальскому свычаю выписан метр из Ниццы, за большие деньги Рибопьер вывез метрдотеля в Россию да червонцами его прельстил, пока не надоело вращаться метру в столицах чопорных, развратом тайным заполненных, вот на Москве приятней дело будет : все наружу, все на продажу, будто в Штатах каких безбожных, где Машка Шарапова ( тьфу ) младенца банчит с рождения самого, в целебрити производит, реноме с паблисити достигает. Паскуда. Как есть паскудница и жонка непотребная. Тьфу.
    - Вскрой ведь захаркал ! - орет Лютов, нелепо тряся заплеванной бороденкой, но ее он уж сам заплевал - то пьяным делом. Успокоил его метр, оглоушил стаканюгой романеи пенной пополам с арманьяком выдержанным, лимончик с сахаром по рецепту Государя императора предоставил. Сидят - слушают. Это при Совдепах прозовут такой метод проведения времени творческим вечером мастера разговорного жанра, а при старом режиме достаточно было афишки блеклой да звону колокольного, чем Москва и славилась. Потому раньше народ был, а теперь - публика. Это надо понимать.