Тревожные вечера

Неподдельный страх чуть не схватил меня за шею. Он остановился на плечах и стал сползать вниз. Я попробовал с ним договориться, но он разрешил мне лишь описать его, а уходить не собирался. Вот и в данную минуту он шепчет мне откуда-то из ступней: "Это имело место быть. Дай себе волю и воссоздай Ее облик, ну же!"
Что ж, его совет не лишён смысла. Я и впрямь воссоздам Ее облик...
Позавчера я лежал на животе на кровати и смотрел в один очень талантливый роман. Не хотелось спать, так как в 10 часов вечера я обычно только начинаю жить. И вот, я начал перелистывать страницу и случайно, на долю секунды отвёл взгляд в сторону, а потом опять "привёл" его в книгу. Прямо за ножками стула мелькнул пушистый белоснежный хвост ласки. Я вздрогнул. Показалось, что за стулом ничего нет. Да и за коробкой возле него - тоже. Их покрывала бурая мгла. И прямо перед ней мелькнул хвост ласки. Конечно, мне померещилось, но теперь в моё лицо всовывал бликующую проволоку домашний мрак. Вся комната залита светом. За окном город притворяется добрым. Постепенно из мглы стали высовываться и другие неприятные события. Мне показалось, что около ножки стула, в том месте, где ковёр кончается, и начинается нудный линолеум, лежит монетка, наверное, 10 копеек. Через секунду её не стало. Я поводил глазами, и слева от тапка вспыхнул корявый клок осеннего шума. Он пронёсся вперёд, но меня не настиг. В ушах появились жуткие сообщники моих галлюцинаций. Звуки, которые я мог бы остановить, но всё таки воспроизводил и складывал в железные мелодии, сопровождающие мои печальную отношения с реальностью.
Я смотрел прямо в провал между коробками и ножками стула, позволяющими соединить их и сделать квадрат. Квадрат сделался сам. Он привлекал меня и ужасал тем, что мог преподнести мне любой сюрприз. Что угодно. Прямо из темноты могло вылезти любое знамя, любой крах кого-то живого, любое сообщение от кого-то из мёртвых. Все звуки разлук, все мшистые осенние шумы могли стать резкой зимней платой за попытки внести в жизнь радость.
Дверь выгнулась мостиком. На мгновение выпрямилась. И застыла на неопределённый срок. Стул стал крепостью мучения. Я подвинулся к стене. Я не хотел больше.
Хвост остался только во мне. В комнате ничего не было. Даже тьма углов стала немного ярче, и мягкость ее усилилась. Но хвост белой ласки мелькал во мне. Щекотал лёгкие, затруднял мысли, провоцировал тревогу. Он комкался и распрямлялся. Вот он сверкнул около носа, а вот он уже в глотке. Я достаю с нижней полки шкафа бутылку воды с газом. Выпиваю миллилитров 50. Хвост кружится над позвоночником. В последний раз внезапная темнота обретает немного больше плоти. Я могу за нее ухватиться. Она повторно цепляется за моё лицо проволокой. Но мне почти не страшно. Я с честью принимаю метку прожитой тревоги. Я уподобляюсь тьме и встаю перед ней. Она пускает мне навстречу новые шумы скорейшей прохлады. Я жадно жду ещё хвостов и ещё ошметков великих времен. Тьма посвящает меня в рыцари сломанных коняшек, в офицеры избитых люмпенов, в хранители напряжённости, в князья паранойи.
Я выпиваю ещё газировки и взвизгиваю. Я быстро обжигаю свою ногу царапиной и старательно не замечаю стула и коробок. Но страх заботливо щекочет стопы и брезгливо распространяет по мне видения сотен белых хвостов.
Город за окном уже не притворяется добрым. Он и впрямь подобрел. Включилась подсветка на близких домах. Стало смешнее. Я ударил пяткой в пол и выбил кусочек страха наружу. Но всё его остальное существо ненавязчиво сохранило свое место и ждало подходящего момента, чтобы вновь наброситься на меня сзади и сунуть моё лицо в темноту и власть проволоки. Ну а пока я пью газировку.