Записки гипнотизёра 22 глава

    Но когда я вышел на улицу и наконец поднял голову, чтобы сориентироваться, в какую сторону мне направиться, чтобы найти себе подходящее жильё, я остолбенел. Я находился в красивом, огромном парке, где был пруд, в котором плавали утки. По дороге ездили кареты, в которых сидели дамы в красивых нарядах, в шляпках с перьями, укрываясь прозрачными, кружевными зонтами. Рядом сидели кавалеры, во фраках, в камзолах и в цилиндрах. Я, в своих джинсах и ветровке, с кепкой на голове, совсем не вписывался в эту идиллию. В парке, прямо на земле, на зелёном газоне, сидели такие же расфуфыренные пары и любезно разговаривали. Небо было чистым, светило солнце.    
     Не зная, что делать и недоумевая, куда это я попал, я решил просто подойти и послушать, на каком языке они говорят и понять, в какое время я попал. Но увидев меня в странном для них одеянии, люди настороженно меня оглядывали, видимо тоже пытаясь понять, кто я и откуда прибыл. Вдруг ко мне подошёл мужчина, в брюках странного покроя, в изящных туфлях и в камзоле, с чёрным бантом на шее и спросил на русском языке, кто я и что здесь делаю. Я растерялся, не зная, что ответить.
     - Что же Вы молчите, сударь? Или Вы немой? - спросил мужчина.
     - Нет, я не немой. А не подскажете, что это за город и какой сейчас год? - спросил я.
     Мужчина странно на меня посмотрел, оглядев с ног до головы.
     - В смысле, какой город и какой год? Вы что, забыли? - недоумевая, спросил он, подходя ко мне вплотную.
     Видимо, я вызывал у него явный интерес и любопытство взяло вверх над осторожностью.
     - Да... видимо я ударился головой, когда вечером неудачно упал, - ответил я и в подтверждение своих слов, касаясь пальцами своей рассечённой брови.
     -  Ааа... понятно. А я то думаю... надо же! Мы в стольном граде Москве. А год сейчас, тысяча восемьсот десятый, милейший. Может Вам к доктору надобно? Так я провожу, тут недалеко, - предложил мужчина.
     - Да нет, спасибо, мне уже лучше. А скажите, милейший, это же Чистые пруды? - спросил я.
     - Ну да, Вы не ошиблись. Место для отдыха горожан. Правда... вчера здесь молодая девушка утонула, поговаривают, что сама бросилась в воду от несчастной любви. Бедняжку конечно нашли и вытащили. И как оказалось, эта девушка служила гувернанткой в почтенной семье, не буду говорить в какой именно, неприлично пятнать честь уважаемых людей, Вы же понимаете. Ну так вот... эта девушка оказалась в интересном положении, понимаете, о чём я? - спросил он, показывая почему-то на мой живот.
     - Ну да, она оказалась беременной от хозяина дома, - громко ответил я.
     - Тише! Говорите тише, сударь, нас могут услышать. Хотя... это сейчас обсуждают все. Вы правы, она понесла от хозяина дома, который... представляете? Был уже почтенного возраста. А девушка... страшно сказать, совсем ещё юна. Может быть господин До... в общем неважно, может быть отец, так сказать, этого ребёнка не признал, что является отцом и поскандалил с барышней, вот она от горя и... нырнула в самую рань в этот пруд, - рассказывал мужчина.
     - Да, дела... что ж, у бедной девушки из родных никого не оказалось? - почему-то спросил я, понимая, что вопрос этот совсем некстати.
     Мужчина с удивлением посмотрел на меня.
     - Да какая разница? Бог с ней, с этой девушкой. Ведь теперь господина До... хм, в общем, её хозяина, обсуждает почти весь город. Этот случай получил неприглядную окраску, - почти шёпотом выговорил молодой человек, чуть ли не нагибаясь к самому моему уху, так как я сел на красивую скамью, с узорами из железной ковки, окрашенную в золотисто-коричневый цвет.
     - О да, конечно. Бог с ней, с бедной девушкой, погибшей в таком юном возрасте, главное, чтобы репутация этого До... не пострадала! - с сарказмом, которого не понял мой собеседник, ответил я.
     - Конечно! Отставной генерал, понимаете ли. Ему совсем не нужны сплетни. А я вот думаю... ведь возраст у господина был таков, что навряд ли он смог бы зачать это дитя. Понимаете, о чём я? - тихо проговорил молодой человек.
     Честно говоря, мне был скучен этот разговор, который ничего интересного не представлял. Жаль было девушку, но если подумать... она бы и так давно уже умерла, если учитывать, с какого времени я сюда попал. Да и молодого человека, как бы давно уже не было.
     - А как насчёт французов? Не беспокоят? - спросил я, чтобы переменить тему разговора.
     - А причём тут французы? Нет, не беспокоят. Да, император Франции, Наполеон, воюет с Европой и уже захватил север и центральную часть Италии и в общем, держит в страхе многие государства и как бы мечтает завоевать мир, но я слышал... - тихо говорил мужчина, оглядываясь по сторонам, не слышит ли кто-нибудь его слова.
     Я молчал, не понимая, как этот молодой человек вдруг доверяет мне и рассказывает такие вещи, может быть являющиеся в то время секретной информацией. А он сел рядом со мной и стал говорить в самое ухо.
     - Я слышал, что наш император, государь Александр первый, состоит в тайной переписке с министром иностранных дел господином Талейраном. И будто одно письмо попало... ну ладно, это неважно. В общем, господин Талейран на тайной аудиенции высказал нашему государю, императору Александру первому следующее. Государь, говорил он, Вам предстоит спасти Европу. И Вы достигните этого, ни в чём не уступая Наполеону. Французский народ цивилизован, а Наполеон нет. Вы, государь, цивилизованы, а русский народ нет, следовательно, Вам следует быть союзником французского народа. Представляете? И потом... у нас есть прекрасные полководцы, такие как Кутузов, Багратион, Тормасов, Барклай де Толли и многие другие. Чего нам бояться? Правда сейчас не лучшие времена, страна находится не в лучшем военно-стратегическом положении и все же, мы надеемся, что Наполеон не решится напасть на Россию, - говорил молодой человек.
     Я почему-то подумал, что в СССР тоже надеялись на то, что Гитлер не посмеет напасть на нас. Но у таких людей паранойя, завоевать весь мир, как Александр Македонский. Хотя я узнал для себя много нового. Читал где-то об этом, но подзабыл.
     - Думаю, нельзя верить в то, что Наполеон не захочет напасть на Россию, - ответил я, вспомнив, что в войне тысяча восемьсот двенадцатого года, горела Москва.
     - Вы правы, от французов можно ожидать всё, что угодно. Они такой скользкий народ, - фыркнув, произнес мой собеседник.
     Потом сказал что-то на французском языке, которого я не знал и внезапно встал и ушёл в глубь парка. А я, продолжая сидеть на скамье, любовался проезжающими мимо пышными каретами, запряжёнными тройками и двойками лошадей, будто соревнуясь, у кого экипаж богаче и красивее. Красивые дамы, кокетливо разговаривали со своими кавалерами, помпезно здороваясь с людьми, проезжающими мимо в каретах.
     - Вот ведь жизнь..."сладкая", - подумал я и поднялся, чтобы пройтись.
     Правда я понимал, что своим видом наверное вызову любопытство у прохожих и недоумение, но мне было всё равно. Да и хотелось скорее вернуться домой, в своё время.
     - Старая Москва... как романтично. Интересно, а Арбат так же многолюден, как сейчас, в наше время? - подумал я, хотя не представлял, как можно туда добраться.
     Но сделав несколько шагов, я очутился у своего подъезда. Так же светило солнце и небо было чистым и голубым, как глаза моей дочурки.
     - Ну слава Богу... обошлось... - прошептал я, нащупывая в кармане ветровки кусок скалы, который я взял с собой из дома, чтобы проверить его состав в институте, куда я и направился.
     В лаборатории сидела Лидочка и под микроскопом изучала какие-то микрочастицы.
     - Привет! Ты уже на работе? А ребята тоже уже пришли? - спросил я.
     Лидочка оторвалась от микроскопа и с улыбкой взглянула на меня.
     - Привет! Да, они по своим кабинетам сидят. Ты камень принёс? - спросила девушка.
     - Принёс, - ответил я, вытаскивая из кармана кусок от скалы и отдавая Лидочке.
     Она взяла его и попыталась отколоть от него маленькую частицу, но у неё это не получалось.
     - Давай я попробую, - сказал я.
     Взяв из её рук маленький молоточек, я несколько раз ударил по куску камня, вроде от него посыпались несколько дробинок, которые Лидочка подобрала и положила на стёклышко под лупу микроскопа.
     - Ну что, что можешь сказать о нём? - нетерпеливо спросил я.
     Лидочка молча капала на микроэлементы какой-то раствор и внимательно рассматривала их под микроскопом. Наконец она посмотрела на меня и покачала головой.
     - Ртуть, руда, твёрдые минералы... и пока всё, - ответила она.
     - Аха... так значит в ртути дело. Вот что вызывает галлюцинацию у людей. А к туману камень отношения не имеет, - заключил я, сев на стул рядом с Лидочкой.
     - Как дома? Дочка здорова? - спросила девушка.
     - Здорова, спасибо, - коротко ответил я.
     - И что ты решил делать дальше? - спросила Лидочка.
     - Жильё себе искать. Ксения давно переехала к своему режиссёру, так что... только дочь меня и держит, - ответил я.
     - Так может пока поживёшь у меня? - с надеждой спросила Лидочка.
     - Если сегодня не найду где жить... то придётся, - ответил я, вдруг подумав, кем же была Лидочка в прошлой жизни.
     Я пододвинул свой стул поближе и внимательно посмотрел на неё. Ничего не понимая, девушка тоже смотрела на меня и от моего взгляда, закрыла глаза. Я положил руку на её лоб и внутренне сосредоточился.
     - Я дочь ремесленника, мне пятнадцать лет... я иду по пыльной дороге, много народу, все взирают на мученика, который несёт огромный, слаженный из дерева крест. Бедный! За что его так? Он весь в крови, в одной набедренной повязке, с длинными, волнистыми волосами, а лицо... Господи! Его лицо, несмотря на пыль, слипшуюся кровь, глаза такие... одухотворённые, добрые и будто принимают эти мучения во имя истины на земле. Тело человека... в кровоподтёках, кажется, будто с него по кусочкам сдирали кожу, это ужасно. Но он не ропщет, правда идти и нести этот крест очень тяжело, он многократно падает. Его бьют стражники императора, бьют нещадно, от чего бедный мученик вновь, с трудом поднимается и идёт дальше, по неровной, пыльной дороге. Ропот раздаётся ото всюду, но никто не встаёт на защиту мученика. Только слышу тихий шёпот плачущей женщины.
     - Господи, молю, помоги моему сыну выдержать это испытание...
     Я оборачиваюсь и вижу страдальческое лицо молодой ещё женщины, которую поддерживают под руки двое, молодой паренёк и совсем молоденькая девушка. Как я поняла, это был второй сын женщины и девушка... она плакала, но кто она? Я не знаю. А шествие идёт дальше, кажется, эти мучения и эта дорога никогда не закончатся. Понятно только, что они движутся в сторону холма Голгофа. Дальше смотреть нет сил, я отворачиваюсь, но мной движет сострадание к этому несчастному и повернувшись, я вижу, что ему помогает нести крест некий молодой человек.
     - Может быть его помилуют? - мелькает мысль в моей голове.
     - Столько людей, одетых в холщовые, серого и чёрного цвета одеяния, такое же и у меня, я лишь прикрываю лицо. Кто-то даже свирепо умудряется кидать камни в несчастного, который и так едва передвигает ноги. Кажется, в людях нет сострадания.
     - Как же жесток мир, - подумала я и опять мой взгляд упал на женщину...
     Слёзы текли по её щекам, она тихо что-то шептала, но такое страдание было на её лице. Я ещё молода, но уже понимаю, каково матери наблюдать весь этот ужас. Как вынести мучения сына? И от бессилия, своей беспомощности, она страдает ещё больше. Молодой человек с крестом падает от усталости, кто-то сердобольный подносит ему в глиняном кувшине воду, чтобы напоить, но стражник ногой пинает по кувшину, который выпадает из рук женщины и разбивается о мощёные камни. Раздаётся хохот. Тут к сыну подбегает мать и наклонившись над ним, вытирает лицо сына краем тёмного платка, но стражник тыльной стороной своей пики бьёт женщину, та падает, молодой паренёк и девушка помогают ей встать. Всё! Я не могу больше на это смотреть.... - вдруг прошептала Лидочка и просто зарыдала.
     Досчитав до трёх, я разрешаю ей проснуться. Она не понимает, почему так сильно плачет и с изумлением смотрит на меня. Я притянул девушку к себе и крепко обняв, поцеловал в губы, мокрые и солёные от слёз.
     - Андрей... что ты делаешь? Сюда же войти могут... - прошептала Лидочка, подставляя пухлые, красивые губы для повторного поцелуя.