Читальный зал. поэмка. часть вторая, viii-xiii

                VIII

Мне молодая голову вскружила,
Сверкая зубками, вцепилась в жилу.
Свежа наивность, глупость так юна.
И голос, голос! Как глоток вина!

Но Боже правый! Как она похожа
На молодость чужую, с той же кожей
Нетронутой, невинной, с ртом из губ,
Ни разу не целованных, что ждут

Лишь моего размера поцелуя,
В его глубинах утонуть рискуя.
И никогда уже не выплывать
Наверх. Там сочинять, жить, умирать.

Но первая любовь - как все начала.
Всего в ней чересчур, всего в ней мало.
Цветок раскрылся – и уже завял.
Тянулся к полному – пустое взял.

Любая выдумка дороже истин.
Дурной соблазн считаешь самым чистым.
Чем дальше ищешь, тем плотней туман.
Никто не мил, лишь собственный обман.

И странным образом бодрят насмешки.
Чем неугодней рифма, тем успешней.
И вновь я молод рядом с молодой.
Чертовски здорово, что стал другой!

Из старых вод я выплыл возрождённый,
Как супер-сплав металлов закалённый.
Гудел в мозгах упругий гибкий лист,
Мечты сходили за разбойный свист.   

Строка крепка, как аварийный трал,
И стол, как в море рыщущий корабль. 

                IX

Два года миновали за бортами
Болтанки меж волнами и словами.
Куда несло мой чёлн или линкор,
Не знаю. На неведомый простор.

Мелькали сквозь мира’жи и туманы
Такие же морские графоманы.
Кто с трубкой, бородой и матерком,
Кто в юбке, с потаённым огоньком.

И как-то я на траверзе увидел
Приветные сигналы, белый китель
 И белый парус, вздутый пузырём.
Фрегат мечты! Она плыла на нём!

Нос к носу чёлн мой и фрегат столкнулись.
Иллюминаторами улыбнулись
Друг другу сквозь лини и такелаж.
Чуть трясь бортами, чуть морскую влажь

Плеща, водой играючи солёной.
Среди игры той прочитал текст новой
Радиограммы и расшифровал:
Фрегат шутницы дружбу предлагал.
 
Но китель не её, а её друга,
Морского волка, бывшего супруга.
И шлёт радиограммы автомат,
Настроенный на нежность агрегат.

Я дал сигнал, что ближе подплываю.
Как мореход по новизне скучаю.
А мне в ответ на странном языке:
«Замок закрыт, но ключ в твоей руке».

Буруны пены принял я за ин-
Тимный знак, нам поданный двоим.

                X

Какие могут быть ключи с замками
На глади моря меж двумя бортами?
Я как-то сразу не уразумел,
А может быть, от качки отупел.

Я двинулся вперёд, мигнув огнями.
Она же отплыла, чтоб между нами
Осталась видимость, но не контакт.
С тех пор дела и остаются так.

Хоть я упрямый, но она упрямей.
Морская стойкость овладела нами.
Сигналы шлём друг другу, не ленясь,
Без связи глаз поддерживая связь.

Увлёкся, чёрт дери, я этой встречей.
Я падок на случайности, беспечен.
И каждый парус встреченный, чудак,
Готов принять за неслучайный знак.

Был странен тот роман в радиограммах,
Как ложный натюрморт в фиктивной раме.
Чем дальше был фрегат, сильней кураж.
Конечно, надо брать на абордаж

Любую женщину, хоть и поэта,
Тем водоизмещеньем или этим.
Не мира ждать, а атаковать,
Стелить простынкой парус на кровать.

Всё остальное – лишь гарпуны в темя,
Обманные огни святого Эльма.

                XI

И счастье рукотворно, и несчастье.
Но мним мы, на руках победной масти
У нас всё время больше, чем пустой,
И путаем пустую с козырной.

В 2016-м я выиграл.
Сорвал весь банк! Моё везенье Ирой
Назвалось, улыбнулось, отдалось
Без слов и хитростей, и крепкий мост

Раскинуло с удобством над морями,
Между деревнями и городами
С названием того, где раньше был,
И с именем, что нынче полюбил.

Мне Ира заменяет дождь и солнце,
То каплею звенит, то колокольцем.
То полночью, то утром ворожит.
То тишиной, то смехом ум кружит.

Всё изменилось, да и сам другой я.
Был сам с собою, а теперь нас двое.
Сменилось Время вдруг на Времена.
И показалась третья сторона

Листа бумаги, тонкая, как нитка,
Где слитно всё, что Временем разлито
По белым, чистым, плоским сторонам,
По прежде недоступным Временам.

Казалось мне, где тонко, там и рвётся,
Ни сердцу, ни уму не поддаётся.
Существовать на грани – просто бред,
И никакому чуткому коррект-

Ору не уцепиться за ошиб-
Ку среди пары слов «жить» и «спешить».

                XII

Сомнение и скорлупа покоя
Несовместимы. Что ж со мной такое?
Я сомневаюсь только лишь в одном –
Покоен ли брусовый светлый дом

Наш с Ирой? Хлебосолен и приветлив?
Влюблён во всё, как мы, на белом свете?
Я стал литературный мещанин.
Худой, наверно, выбор, да бог с ним!

Хорош финал лишь у плохих романов.
Литературен мир самообманов.
Мне женщина – и жизнь, и лучший миф.
Бог добр, в Ирине их соединив.

Мне нравится в ней всё, и я ей нравлюсь.
И я ей парус, и она мой парус.
(Да, и ещё я говорил про мост -
Не врал, не сочинял, так всё сошлось)

Я слишком долго был собою занят.
С хиппами водружал на башню знамя,
С марионетками был в стороне,
С художником писал дождь на окне.

Теперь кто в США, кто в Ярославле,
Кто сторожем в Ижевске с гаражами.
Володя, Лена, Саша etc.
А классик мне с улыбкой на лице:

«Пиши стихом, что прозою не смог,
Шути про сам большой и щей горшок».

                XIII

Как много публики в читальном зале.
Кто сам пришёл, хотя не приглашали.
Зачем же приглашение на казнь,
Когда жизнь и без книги удалась?

Писатель и читатель одиноки
Над выдумкой и верою глубокой
В то, что придумано, сочинено,
Порхнуло птицей со стола в окно.

Смотри, поэт из Ада к нам вернулся.
Гляди, козлёнок братцем обернулся.
Евгении нашли своих Татьян.
Джульетт с Ромео целый океан.

Зелёны лампы, бархатисты шторы.
В курилке о дискурсе разговоры,
Который не гротеск, не симулякр,
Но явно копипаст и явно стар.

Я потерялся в сигаретном дыме.
Мне б поболтать и с теми, и с другими.
О чём? Да как-то мельком, ни о чём.
Болтая, сами что-нибудь поймём.

Любое путешествие – круженье,
В Рай тихих одиночеств возвращенье
С ожогом экваториальных слов,
С обмороженьем книжных полюсов.

Мне новый зал уже не выбирать,
Читать судьбы сюжеты и писать.

               
                *   *   *
               
               
                9.10.22-9.07.23,
                Саморядово