Весеннее утро в тайге. Поэзия в прозе

Наступила долгожданная весна!

Снег расплавляемый солнцем стал тяжёлым и плотным, а в берёзовых распадках, в тени, отдавал синевой.
Березняки, на фоне ещё не стаявшего снега приобрели коричневый оттенок – почки на ветках набухли.  Издали, на идеально белом, составленном из берёзовых стволов вертикально поднимающихся от земли, лёгкими акварельными тёмно-коричневыми облачками парили мириады будущих зелёных листочков, по весне завёрнутые в нежно-матовые, клейкие чешуйки.
Они, лёгкие, казалось плавали в синеве разогретого воздуха поднимающегося над замороженной землёй, а высокие белые облака повисали в глубине яркого высокого неба и изредка, сыпали на землю крупяной снежок, через несколько часов стаивающий и увлажняющий проталины...

В светлых осинниках, снег в солнечные дни парил и после полудня, разморенные непривычным теплом звери, выходили на высокие берега и чистые вершины бугров погреться, подремать на благодатном солнышке.
Таёжная природа просыпалась после зимнего сна – обморока…
По утрам, с первыми синеватыми проблесками наступающего дня, на опушках, в редких березняках и на клюквенных болотах, начали бормотать и чуфыкать разгорячённые тетерева, страстно – яростные черныши – петухи.
На рассвете они демонстрировали свои вокальные способности кичась силой и красотой блестяще – чёрного оперения и «лирами» своих хвостов.
Перед солнцевосходом на тока прилетали тетёрки и тут, тетеревиная самовлюблённость, распалённая присутствием «невест», принимала формы агрессии - петухи растопорщив крылья и перья кидались в яростную драку, гонялись по земле за побеждёнными соперниками, а чуть позже, улетали на край тока вместе с «девицами»-тетёрками и там водили любовные «хороводы».
И долго ещё над перелесками, уже под высоким тёплым солнцем раздавалось тетеревиное, загадочное, угрожающее бормотание и яростное шипение – чуфыканье петухов…

… В эти яркие дни, в сосняках, ещё с вечера собирались глухари и блестя черно – зеленоватым отливом лёгких перьев на длинных, толстых шеях, прохаживались по оттаявшей земле выискивая в прошлогодней ветоши жучков и личинок, разгребая серую вымороженную подсохшую за зиму траву и папоротник, придавленный к земле стаявшим снегом…
В сумерках, перед наступлением ночи, петухи громко хлопая крыльями взлетали на деревья и повозившись там, устроившись поудобнее засыпали, чутко вслушиваясь в окружающие чащи, подмечая, где сидят их завтрашние соперники…
Назавтра, ещё в сплошной темноте, проснувшиеся петухи прохаживались по толстой ветке, слушали напряжённую тишину и вдруг главный глухарь - распорядитель, «регент» глухариного хора, нарушал предрассветную тишину и пробуя голос заводил древнюю как мир песню – угрозу. «Тэ – ке, Тэ –ке…»
Начнёт и не закончив послушает – нет ли ответа из недр ещё тёмного, настороженного леса. Затем, после паузы, вновь слышится «Тэ – ке, тэ - ке…». Потом всё громче всё быстрее, всё азартнее.
Наконец «тэканье» переходит в кастаньетный перебор и сменяется металлическим точением – шипением. И через короткую паузу, эта страшная, вовсе не птичья песня повторяется вновь.
Этой односложной песне – вызову, из глубин соснового бора, вначале отвечает один, потом второй, потом третий глухарь и вскоре, начинается соревнование голосов возбуждающее ярость. Предрассветная тишина в округе сменяется «кипением» и шипением, угрожающе непонятных и опасных звуков.
Мы словно попадаем в далёкое прошлое земли, когда вокруг ещё не было людей, но уже жили эти странные, угольно – чёрные, «бородатые» древние птицы. Действительно, иногда на фоне светлеющего неба, можно заметить у поющих глухарей трясущуюся от ярости и раздражения бородку, растущую под угловато – костистой прямоугольной головой, увенчанной криво загнутым, белой кости клювом…

Изредка, из лесной тьмы, доносится угрожающее уханье ночного разбойника филина: «У – у – х, У – х – х…», - разлетается страшным эхом на многие километры. А сам филин, чёрной, крупно неслышной тенью перелетая с дерева на дерево, выслеживает зазевавшихся, нерасторопных молодых глухарей и капалух - глухарок…

…В это время, на болотах просыпаются журавли - трубачи и начинают пронзительно и грустно трубить, оповещая мир о наступающем длинном, тёплом весеннем дне. Пока в одиночку, они расхаживают на длинных, тонких ногах – тростинках по болотам, по их закрайкам, важно и неторопливо оглядывают просторы мёрзлых ещё, кочковатых мочажин, а потом, словно на тренировке или репетиции, вдруг развернув широкие крылья- веера пускаются в грациозный пляс, маша широкими крыльями и переступая по балетному высокими ногами по кочкам!

Над сумеречными ещё березняками и лесными пустошами заросшими кустарником, опустив длинноклювую головку вниз, пролетают посвистывая и хоркая лесные кулички - вальдшнепы.
Заслышав хорканье, с земли взлетают вальдшнепы - курочки и коротко, пронзительно посвистывая заставляют петушков сворачивать на свист. Так парочками, а то и троечками, вальдшнепы делают облёт знакомых урочищ…

Незаметно на востоке, тонкой, длинной полоской над горизонтом проклёвывается зорька и постепенно, завоёвывая пространства неба появляется дневной свет…
Тут, где-нибудь в кустах, первый раз пискнет безымянная пичуга. А потом, осмелится нарушить дробным стуком незамутнённую тишину рассвета «токующий» дятел…
И начинается концерт!
Птицы проснувшись, поют взахлёб, наперегонки, стараясь пересвистать, перестукать, перебормотать, перепеть друг друга. Поднимается невообразимый шум - стройная весенняя какофония - сложенная из задушевных, вдохновенных песен - любовных признаний, значительных обещаний, соблазнительных всхлипываний и вскрикиваний!

И как апофеоз весны и долгожданного ликующего утра, над темно - зелёными, насторожённо дремлющими лесами, всплёскивают из - за пико-образных вершин высоких деревьев - часовых ночи, первые солнечные лучи, лёгкие и разрозненные, а потом появляется алое, оплавленное ночными заморозками, солнце.

... Весенний шум – приветствие животворящему солнцу, достигает в эти минуты апогея и уже после, медленно идёт на убыль.
Тока заканчиваются, тетерева перестаю драться и бормотать выкрикивать озорные ругательства. Глухари спрыгивают, слетают на землю и возбуждаемые квохтаньем капалух – глухарок, уже при солнечном свете, сходятся в пары противоборствующих друг другу заядлых драчунов, и начинают яростно клеваться, биться сильными костистыми крыльями и драться когтистыми лапами.
Капалухи сидят поодаль, наблюдают за «битвой претендентов» на их ласки, или гордо подняв пёстренькие головки, прохаживаются по земле, любуясь порозовевшими под ало - красными, с золотистым оттенком солнечными лучами, молодыми белоствольными берёзками!
На болотах, сменив драчунов чернышей – тетеревов, длинноногие журавли, с маленькими длинноклювыми головками на длинных шеях, сойдясь парами стройно и грациозно «пляшут» свои загадочно – причудливые танцы, маша, в неслышный для человеческого уха такт, широкими сильными крыльями, перебирая стройными ногами, наслаждаются своим медно- голоcистым пением.
Они самозабвенно славят наступление весеннего праздника жизни, «рассказывают» о длинном перелёте из тёплых стран навстречу весеннему брачному времени, так долго и тревожно ожидаемого, в местах добровольного изгнания на время, здешней длинной и морозной зимы…

Проходит ещё час, солнце поднимается выше и выше, и ночная, рассветная сказка заканчивается, лес пустеет и вновь наливается тишиной ожидания поднимающийся над землёй, тёплый к полудню день. Вскоре, вслед за медлительным и одиноко просторным вечером придёт новая ночь, а затем и следующее, полноцветное и громогласно – торжественное утро…


В эту пору, в полдень, нагретый солнцем снег начинает таять и замеревшие на ночь ручейки, всё громче лепечут, звенят капелью по рытвинам и оврагам, журчат переливаясь через препятствия и после полудня, уже набрав силу, потоки воды несутся, рушатся, пенятся, плывут по всей земле подгоняемые жарким солнцем, отражающемся золотыми дорожками в образовавшихся разливах и омутах талой воды, заливающих прибрежные низины и луга.
Вскоре появляются первые разноцветные, лёгкие, порхающие в зигзагообразном полёте бабочки, то и дело присаживаясь на травяные былинки, словно яркие цветочки слетающие с неба.
А в загадочно и страшно тёмных ельниках, куда даже полуденное солнце не проникает, тёмными тенями затаились лесные чудовища – лешие, спрятавшиеся, замаскировавшиеся под воздетые в ярости и мольбе переплетения корневищ упавших деревьев, прикрытых тёмно-ветвистой хвоей. Здесь холодно, сыро, полутемно и пугающе громко обрушиваются пласты подтаявшего снега, усыпанного еловыми хвоинками и лесной ветошью, которой, ложась спать укрываются мохноногие лесные разбойницы ведьмы – кикиморы…

Это кусочек другого мира, остатки умирающей, мстительной зимы надолго покидающей тайгу - её арьергард и несбывшаяся угроза.
Пройдёт ещё несколько недель и зима сдавшись окончательно, исчезнет в прошлом, уступив место благодатно-свежему, зелёно-ароматному лету!


                2011-2023 год. Лондон. Владимир Кабаков


Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/  или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal