Лесные бродяги

ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Пора в отпуск.

Я часто спрашивал себя тогда, почему она так мучает меня? Неотступно следует за мной, прокрадывается в мои мысли, появляется во снах. Кто она? Что я знаю о ней? И где то таинственное место, куда она  уходит?

У меня всегда было не очень с воображением. Именно поэтому меня удивляла настойчивость, с которой она появлялась снова и снова. Я ни с кем не говорил об этом из страха показаться смешным.

Понимаете, я совсем не из тех, кто зачитывается романами, сочиняет стихи или малюет картины. Я люблю порядок в моей голове и в моей жизни. Мне двадцать семь и у меня практически нет вредных привычек. Моя бывшая подружка считала это признаком скрытых пороков, при этом называя меня скучнейшим занудой. Да, я люблю, когда вещи разложены по своим местам и, дотронувшись до ручки входной двери, я мою руки с мылом.

У меня есть свои слабости. Меня всегда удивляли люди умеющие что-нибудь придумывать, сочинять, рисовать. У меня это никогда не получалось. Именно поэтому и профессию я выбрал такую, где все можно разложить по полочкам.

 Из моего офиса я могу наблюдать сквозь огромное стекло зал, заполненный компьютерами, и парней,  создающих компьютерную графику и спецэффекты для фильмов. Мне они кажутся странными, почти всемогущими. Их столы завалены рисунками, у них на экранах мелькают недоделанные персонажи будущих фильмов. К ним на вертолетах доставляют голивудских продюсеров и известных актеров, которых они отцифровывают и превращают в послушных компьютерных персонажей.
 
А я сижу за своими таблицами в Еxcel и начисляю им зарплаты и премиальные. Когда компания устраивает корпоративные вечеринки, я старюсь убратьсяй домой пораньше. Я чувствую себя скучным и неинтересным этим парням. Они обсуждают свои идеи, а у меня никогда не было ничего особенного обсуждать, кроме, пожалуй, машин и спортивных матчей. Многие из них остаются на ночь в компании, когда перед Рождеством выходит новый фильм, и работают, как фанатики. Я же, наоборот, люблю когда мой день организован и предсказуем. Почему-то у них у всех проблемы с порядком и стрижкой волос. Интересно, как это связано с креативным мышлением?

После работы я люблю просто посидеть с банкой пива на балконе или зайти в спортзал, покачать железяки. Я обожаю свою маленькую квартиру на четвертом этаже в  здании на углу, где узкая улочка Шамплен упирается в бульвар Рене-Левек.  Если смотреть  на огромное современное сооружение из  голубого зеркального покрытия, расположенное на бульваре, то видна отражающаяся в нем  готическая церковь Святой Бригиты, примостившаяся  на параллельной Шамплен улочке. В утренние часы мне нравится смотреть с балкона на  мост Жака Картье (1), освещенный лучами восходящего солнца. В этo время Монреаль бывает удивительно уютен.

Но на время гейского парада я стараюсь убраться из города. Мой район входит в границы Вилаж (2) и мне не нравятся все эти агрессивные демонстрации полуголого тела, размалеванные создания непонятного пола, в перьях и без. Обычно тихая улочка Шамплен становится очень грязной, залитой пивом и мочей. Кажется, что вместо воздуха подают дым разных сортов марихуаны.

Напротив моего дома нaходится еще одна церковь. Ее когда-то выкупила русская община у англикан. Русские надраивают свой участок перед церковью, обсаживают его цветочками и смывают нечистоты с тротуара. Bесенними ночами oни тоже проводят  свои парады с  крестами и заженными свечами; с энтузиазмом распевая что-то, обходят церковь и квартал. Полиция на это время перегораживает дорогу машинам. Геи настороженно оглядывают эту странную процессию из открытых ночных баров. Я вижу, что у русских то ли хрупкое перемирие, то ли тихая война с гейской общиной.

Сам я когда-то ходил в церковь с моей бабкой. Она была прихожанкой англиканской церкви. Но это было давно. После ее смерти, может быть из-за насмешек родителей, я перестал посещать воскресные богослужения. Mои pодители врачи и считают верующих  обычными неврастениками. Мне всегда было обидно за мою бабку.

Этой зимой я познакомился с одним русским. Серж помог мне подкачать разрядившуюся за ночь батарею в машине. Как оказалось, мой новый приятель снимает квартиру на противоположной стороне улицы. Он айтишник, но хорошо играет на гитаре и даже сочиняет песни, в чем я убедился, приняв его приглашение на бесплатный концерт их церковной общины. Было полно людей. Я сидел в уголке, прислушиваясь к звукам их странного птичьего языка. Серж приглашал еще, но мне тяжело переносить такое многолюдство. Мне больше нравятся тишинa и одиночество. Да и свои отношения с богом я еще не прояснил. Я спросил y  Сержа, который, видимо, очень гордится своей « лошадиной гривой »,  связано ли креативное мышление с длиной волос. Он отшутился в ответ, сказав, что волосы, как антенны, принимают сигналы из других миров. Из каких миров?

Мне бы понять из каких миров ко мне является мое странное видение. Началось все незадолго до моего отпуска. Вдруг, среди бела дня, на меня стала нападать какая-то задумчивость, даже меланхолия. И вдруг появилась она... Это повторялось несколько раз. Возможно, мне действительно пора отдохнуть.

Обычно летом я уезжаю в шале к моему другу Стиву в Вал-д `Oр. Но в этом году  пожары уничтожили леса в этом районе, особенно пострадали индейские резервации в районе Верендри. Шале Стива тоже приказало долго жить. В  Монреале тяжелой завесой висел густой, горчащий в гортани смог. Небоскребы скрылись за дымной пеленой, в воздухе пахло гарью, а свет, падающий сквозь листву на тротуары, казался оранжевым. Будь жива моя бабка, она бы сказала, что это гнев божий обрушился на нас. Отец же уверяет, что лес поджигают крупные корпорации, скупающие затем сгоревшие участки за  бесценок. Не вижу, чтобы одно мешало другому.

Чтобы спастись от шума, суеты и гари, а заодно и разобраться со своими мыслями , я снял на время отпуска домик в Гаспези. Оставив свой миниатюрный « Смарт » у родителей и погрузив нехитрый скарб в арендованный на две недели « Лэнд Ровер », более подходящий для лесного бездорожья, я двинулся на северо-восток по двадцатой трассе, бегущей вдоль реки Святого Лаврентия.


ГЛАВА ВТОРАЯ.
В дебрях.

Я думал, что переутомился и на природе видения пройдyт. Не тут-то было! Здесь, среди бескрайних лесов, это перестало быть просто картинкой в моей голове.

Впервые это случилось, когда я решил пройтись подальше от моего шале. Мне сказали, что километрах в пяти от него есть большой водопад. Я отправился туда на третий день моего приезда к Круглому озеру. И вот...

Передо мной высокие старые деревья, сквозь кроны которых едва пробиваются солнечные лучи. Перины изумрудного мха. Какая-то еле приметная тропинкa среди папоротника и листьев ландыша. И вдруг из -за огромного куста покрытого бело-розовыми цветами шиповника появляется она, такая, как представлялась мне еще в Монреале. Всегда в одном и том же длинном простом платье цвета ультрамарина, складки которого струящимися волнами повторяют каждое ее движение. На голове ее простая массивная золотая корона с рубинами и топазами - такие носили королевы времен трубадуров и минестрелей. Черные длинные гладкие волосы отливают таинственным синим блеском.

Рядом с ней идет черная молодая пантера - ее постоянная спутница. Уверенно и нагло оглядывает она меня своими зелеными немигающими глазами, угрожающе поигрывая хвостом. И когда ее хозяйке приходит в голову обнять ее за шею, черные волосы лесной королевы смешиваются с лоснящейся шерстью огромной кошки и можно забыться, завороженно разглядывая струящиеся оттенки и переливы синего и черного.

Лесная королева... Ее осанка и наряд подсказывают мне эту мысль. Но где ее владенья? Где свита? Что делает она здесь в лесу? Ее молчание пугает. Рассмотрев меня в упор, она, не произнеся ни слова, отворачивается и скрывается в чаще. Что-то в ее манере держать себя безоговорочно запрещает всякое преследование и вопросы. Пантера, то ли повинуясь тайному знаку, то ли из простой преданности, неотступно следует за своей повелительницей, бесшумно исчезая в листве.

Я остаюсь один на один с лесной тишиной. Будто под гипнозом, несколько минут я стою неподвижно, пытаясь осознать реальность увиденного, а потом, как ужаленный, бросаюсь вдогонку за ними. Но их и след простыл! То, что мне вначале показалось тропинкой, обрывается сразу за кустом шиповника. Никаких признаков, что кто-то проходил по этим густым зарослям. Я вдруг замечаю, что никаких цветов на шиповнике нет. Да и откуда им взяться в это время? Что это было? Галлюцинация?

Уже два раза встречал я эту странную пару, но каждый раз в другой части леса. И все мои попытки преследования заканчивались ничем. Ни  следов на земле, ни клочьев шерсти на кустах, ни вырванного терновником лоскута ткани, ни оброненного платка или другой какой-нибудь вещицы. Таинственные лесные бродяги будто растворялись в воздухе.

Бывали моменты, когда я думал, что мне всерьез пора задуматься о моем здоровье. У меня не было никаких материальных доказательств, что виденное мною не плод моего воображения. Иногда, совершенно забывшись, я часами сидел на берегу озера, просто  глядя на окружающий меня восхитительный пейзаж; наблюдая как сползает  за чернеющий лес оранжевый уставший диск солнца. Все, чего я хотел, чтобы порядок вернулся в мою голову. А для этого я должен или навсегда избавиться от этих видений, или хотя бы найти им объяснение.

Шли дни. Я иногда возвращался в те места, где я встретил моих бродяг. От бревенчатого шале на берегу озера было  примерно час ходу до того места, где я впервые встретил «  лесных бродяг », как я стал называть их про себя.

Первое время местные ко мне внимательно присматривались. Я ловил на себе их изучающие взгляды. Я даже попытался осторожно выспрашивать у продавцов в магазинах и на бензоколонках, если кто-то встречал в лесу девушку в синем платье. О пантере и королевском наряде я умалчивал из боязни прослыть сумасшедшим.

Километрах в двадцати от моего шале находился небольшой поселок, в котором не было ни школы, ни церкви, зато за души его обитателей боролись сразу три бара и стриптиз-клуб. Я выбрал бар, который назывался « Повр Лиззи »(3), - он был почище.

Как-то вечером я зашел туда с твердым намерением выяснить, кто эта девушка, разгуливающая по лесу в сопровождении огромной кошки. В полутемном зале потягивали виски, пиво и местный эль фермеры, охотники и работники лесозаготовительного предприятия. Oжидался очередной матч между торонтовским клубом « Блю Джейс » и калифорнийскими « ангелочками » (4). Перед огромным экраном, подвешенным на стене напротив стойки бара, все места уже были заняты. Мое появление не осталось незамеченным, но сегодня у местных готовилось развлечение поинтересней. Зал быстро заполнялся новопришедшими. Такер Карлсон выступал с очередным разоблачением махинаций семьи Байденов на Украине, но его мало кто слушал. Ждали начало матча.

Изобразив кончиками губ дружелюбие, я подошел к стойке и заказал себе Карибу Кроccинг (5) со льдом.  Заплатив по-монреальски (6) щедрые чаевые, я задал бармену пару вопросов о хороших рыбацких местах и, не надеясь получить правдивой информации, решил пойти напролом и спросил, если кто-то из местных держит пантеру.

Лицо бармена еле заметно дернулось, а рука соскользнула с гладкой поверхности стакана, который он натирал. Мне показалось, что в зале стало заметно тише, а мою спину сверлят многочисленные взгляды. В наступившей тишине Такер сиротливо озвучивал последние события. Я оглянулся и как бы невзначай окинул взглядом зал.

Сидевшие тут же вернулись к своим стаканам и новостям. Возобновился равномерный гул голосов. Не глядя на меня, сжав губы бантиком, бармен что-то отрицательно мыкныл в ответ, все так же старательно вдавливая несвежее полотенце в стекло стакана.

Я понял, что попал в точку. Бармена не удивил мой вопрос. Я был уверен, что он соврал мне. Распросив его еще немного о форели в местной реке, я вышел на улицу. Передо мной юркнул в дверь лысоватый, невысокого роста человечек в затертых джинсах и выцветшей майке. Он нырнул с освещенной фонарями парковки в темноту и исчез лишь затем, чтобы внезапно появиться из кустов перед моей машиной, когда, метрах в двадцати от бара, я въехал в узкую, заросшую с обеих сторон  жимолостью аллею.

Я притормозил. Он многознaчительно взглянул на меня и настороженно оглянулся кругом.

-Все в порядке?- спросил я его через полуоткрытое стекло. Он сделал пальцами знак, показывая, что хочет сказать что-то. Я спустил стекло пониже и наклонился к нему. Он был один и не с его комплекцией было угрожать мне, но на всякий случай я сжал в правой руке цилиндрический длинный корпус фонарика, спрятанного в кожанном кармане за спинкой переднего сиденья.

-Могу дать адрес... Вы там интересовались, - он продолжал шнырять глазами во все стороны.

Я сообразил, чего он ждет, достал из кармана купюру в двадцать долларов. Он обиженно зыркнул на меня и поджал губки, поглядывая по сторонам. Я прибавил еще одну двадцатку и, придерживая их у него на виду, уставился на него выжидая.

« Восточная, 15 »,- прошелестел он в окно машины, схватил протянутые ему купюры и исчез  так же, как и появился.


ГЛАВА ТРЕТьЯ.
Эмили и Анри.

На следующее утро я уже стоял перед маленьким старым домиком, отделанным белым, видавшим виды пластиком, и отбивался от пинчера, захватившего зубами мои джинсы.

На крыльцо вышла сухонькая старушка. Я не знал, как объяснить ей мое вторжение, поэтому сразу начал с главного :

- Я насчет пантеры.

Выцвевшие тонкие брови поползли вверх.

-Так ведь забрали уже... Приехали и забрали.

Старушка и не думала отгонять от меня своего монстра. Я понял, что должен справиться сам и, ухватив его за загривок, передал в руки стаpой леди.

-Забрали? - переспросил я, внутренне просияв. Так значит сорок баксов не ушли зря!

-Забрали. Ваши же и забрали. Вы же из Грэндби ? - спросила она, оглядывая меня с любопытством.

Я замялся на секунду, не зная как действовать. Было очевидно, что она приняла меня за представителя известного зоопарка. Не хотелось ее разочаровывать, но нужно было как-то подобраться ближе к делу.

-Простите, мадам, я насчет ее хозяйки…

Старушка поджала высохшие морщинистые губки  и смотрела на меня молча, видимо раздумывая о чем-то.

-Что вам нужно? - недоверчиво выдавила она. - Вы из полиции?

- Мадам, я из Монреаля приехал. Снимаю шале у Круглого озера. И пару раз видел в лесу девушку в ярко-синем платье с пантерой, - я решился идти напролом, ожидая в ответ недоумение и насмешку. Но на лице старушки выразилось удивление, даже страх. Она сделала движение, слегка прикрывая дверь. Если сейчас она ее захлопнет, мне ничего не останется, как только убраться восвояси ничего не узнав. Она колебалась.

-Еще мне сказали, что вы сдаете комнату,- выпалил я, удивляясь собственной наглости. Пластиковый плакат oбъявления о сдаче комнаты внаем в окне веpхнего этажа блеснул, как спасительная соломинка.

Я понимал, что ответом на мою назойливость может стать закрытая дверь, но другого выхода у меня не было. Наконец, она смягчилась и легким знаком пригласила войти в дом. Захлопнув входную дверь, она указала на деревянную лестницу с вытертыми посередине ступенями :

-Пойдемте наверх. Я вам все покажу.

Я еще раз мысленно поблагодарил судьбу за то, что воспитывался своей бабкой среди таких же стариков, как она, и каким-то образом это помогало мне внушать доверие пожилым людям. « Из меня мог бы получиться отменный мошенник », - промелькнуло у меня в голове. Вскоре, совсем расслабившись, она зачастила по- старушeчьи, боясь потерять слушателя:

-Вот здесь он жил. Других жильцов у меня пока нет. Бедный мальчик... А вам нужна комната? Совсем недорого. Здесь тихий район, сами видите. У нас прекрасные туристические места. К нам приезжают из Монреаля и Торонто, даже из Штатов.

Пока мы поднимались по узкой скрипучей лестнице, я пытался припомнить какие туристические места она имела в виду, но кроме действительно живописной местной реки с форелью, пары грязноватых местных пабов, забитых охотниками и лесорубами, и растянувшихся на сотни метров штабелей бревен лесозаготовительного предприятия ничего другого мне на ум не приходило.

Поднявшись наверх, мы оказались в маленькой, очень светлой комнате, стены которой были  выкрашены в простой белый цвет. Все выглядело очень опрятным: и старинная железная кровать с кованными завитушками и стеганным голубым покрывалом, и письменный стол, на котором в полном порядке были разложены письменные принадлежности, коробки с красками, тетради, стопки бумаг. В стеклянном стакане пушистым букетом стояли хорошо вымытые кисти для маслянных красок. В углу сиротливо примостился пустой мольберт. На стенах висели карандашные и чернильные рисунки и эскизы. Было и пару  маслянных пейзажей без рам, на которых я тут же узнал очертания местной форельной речушки.

Зайдя в комнату, старушка тут же умолкла. Мы около минуты молча разглядывали обстановку. Вдруг, спохватившись, она просеменила в дальний угол, где, скрытый письменным столом, под замазанной красками льняной тряпкой стоял прислоненный к стене холст. Она с тихой торжественностью поставила его на мольберт и отошла в сторону, ожидая моей реакции.

Мольберт  стоял напротив окна и мне пришлось подойти поближе и повернуть картину к свету. Я вздрогнул от неожиданности, когда на освещенной поверхности холста увидел то, что мучило меня несколько недель подряд. Картина была почти закончена. Кое-где еще не хватало четкости контуров, даже торчала подмазка, но большая часть работы уже была выполнена. Фигуры на переднем плане и робкие лучи солнца, пробивающиеся сквозь высокие кроны деревьев - все это уже было прописано мастерски.На холсте был изображен участок густого леса. Возле цветущего куста шиповника, глядя на зрителя в упор, стояла молодая черноволосая женщина в длинном ярко-синем платье с золотой короной на голове. К своей хозяйке преданно жалась черная пантера. Художнику очень удались переливы индиго на лоснящейся шерсти огромной кошки и в длинных гладких волосах лесной красавицы.

« Лесная королева! Моя лесная королева! Невероятно! » - пронеслось у меня в голове.

Ошеломленный, я стоял неподвижно, забыв где нахожусь. Больше всего меня поразило то, что художник захватил  момент моей первой встречи в лесу - у куста цветущего бело-розового шиповника. Каким образом это произошло?

Mоя реакция вполне удовлетворила старушку, потому что она опять зачастила:

-Какой талант! Вы видите? Бедный мальчик... Очень грустная история. Это все так ужасно. Tак ужасно…

По всей видимости, на моем лице отразились именно те чувства, которых она ожидала, потому что подойдя к столу она вытащила из верхнего ящика фотографию в дешевой деревянной рамке и подала мне.

С небольшого цветного изображения на меня глядела моя лесная красавица. Одетая в джинсы и простую футболку, с черными как смоль длинными волосами, заплетенными в две толстые косы, она выглядела совсем юной. Фотограф застал ее сидящей на крыльце этого самого дома. Лицо ее выражало веселье и внимание одновременно, словно в момент съемки кто-то рассказывал ей что-то очень смешное.

Несколькими минутами позже мы сидели в маленькой гостинной. Мне и не требовалось задавать вопросы: монолог хозяйки дома лился бурным потоком, как у человека давно истосковавшегося по слушателям. Например, я  уже успел узнать, что моя собеседница приходилась "лесной королеве" двоюродной теткой со стороны матери. Сама она никогда не была замужем и привязалась к племяннице почти как к дочери.

Пока я терпеливо ждал, сидя в потертом плюшевом кресле, когда рассказчица подберется ближе к тому, что меня интересует, xозяйка дома разливала хорошо заваренный цейлонский чай. Монстр, испортивший мне штанину джинсов, сменил гнев на милость и мирно разглядывал меня со своего плюшевого матрасика в углу комнаты. Наконец, покончив с чайной церемoнией, несколько раз высморкавшись, старушка перешла к главному.

Ее бывший жилец, юноша девятнадцати лет, был круглым сиротой. Он родился в этом же поселке и воспитывался своей бабкой, которая оставила ему после смерти небольшой дом. Талант к рисованию у него проявился очень рано. Ho y местных жителей он слыл то ли за дурачка, то ли за странного чудака. Никакой работы в поселке ему не доверяли. Даже кассиром в торговом центре у него не получалось из-за его склонности к рассеянной задумчивости.

К тому же все знали, что он болен: у него был врожденный порок сердца и врачи не обещали ему долгой жизни. Он решил все то время, которое ему осталось, посвятить рисованию и, по совету сердобольного знакомого, продал дом и поместил деньги в банк. Он снял у старушки комнату и регулярно платил ей за скромный пансион.

Анри, так звали художника, жил тихо, выходил редко. Почти каждый день он сидел в небольшом уютном садике со своим мольбертом и эскизами. Комната, которую он снял у старушки, служила ему и спальней, и мастерской. Фотография Анри, которую мне подала старушка, была совсем выцветшей. И сам он со своими коротко подстриженными льняными волосами и бледно-голубыми глазами за прозрачной оправой очков казался выцветшим, нереальным.

Шестнадцатилетняя Эмили, так звали мою "лесную королеву", познакомилась с Анри в этом доме. Однажды разговорившись, они уже редко расставались. Эмили почти каждый день приезжала к нему и оставалась по несколько часов. Поначалу ее тетка противилась этим встречам, но Анри умилостивил ее, поoбещав, что пока Эмили в доме, дверь его комнаты останется открытой. И он сдержал обещание. Как только в садике раздавался звук велосипедного звонка и  девушка входила в дом, хозяйка усаживалась со своим бесконечным вязанием в одно из плюшевых кресел в маленьком салоне. Я живо представил себе, как прислушиваясь к их оживленной болтовне, поглядывая на открытую дверь, выходящую на лестничную площадку верхнего этажа, огражденную деревянными перилами, старая дева терпеливо несла свою вахту на страже благочестия.

Иногда они подолгу молчали. Эмили служила натурой своему другу. Среди многочисленных рисунков, эскизов, карандашных набросков, собранных в толстую картонную папку, которую я держал на коленях, слушая рассказ хозяйки дома, было много изображений черноволосой смеющейся Эмили. Она, видимо, любила смеяться. Почти на всех ее портретах она улыбалась. Тут же были и рисунки черной пантеры в разных позах.

Клара, так звали пантеру, принадлежала семье Эмили. Ее отец купил животное почти за бесценок у какого-то разорившегося приятеля. Купил не то для забавы, не то для устрашения. Больше всех кошка привязалaсь к Эмили. Они настолько сдружились, что часто бродили в лесу вдвоем.

Анри приезжал на своем велосипеде в назначенное место. Там он рисовал с натуры Эмили и ее Клару. Видимо сюжет картины с лесной королевой был задуман ими вместе.

У семейства Берубе были обширные владения в поселке. После смерти жены, отец Эмили больше не вступал в брак, но славился в округе своими многочисленными и сложными любовными связями не меньше, чем своей предприимчивостью и скупостью. На его птицеферме, в его супермаркете, нa лесопилке и бензоколонках работала половина взрослого населения поселка. Папаша Берубе дружил с местным мэром и начальником полиции. Он был из тех, кто твердо стоит на ногах и не преминет подставить подножку ближнему. У робкой и целомудренной любви его дочери и молодого художника с самого начала не было будущего.

Эмили была младшей в семье. Ее частые отлучки заметили и девушку закрыли на семейной ферме, a eе братья подстерегли Анри в безлюдном месте и отделали безжалостно. Проболев две недели, он умер.

Вскоре пошел слух, что с Эмили что-то не то. Ее возили в город к психиатру, даже помещали в клинику на лечение. Через какое-то время ей стало легче и она вернулась в семью. Казалось, что все наладилось. О несчастном художнике благополучно забыли и для Эмили отец подыскал состоятельного жениха.

Но этой зимой в январе случилось несчастье. Тело Эмили было найдено в реке  рядом с берегом. Ее исчезновение было замечено утром, часам к десяти. Сначала ее искали дома, потом обзвонили знакомых и только к обеду один из братьев наткнулся на ее следы в снегу ведущие к реке.  Когда все бросились туда, увидели, что тело прибило к берегу и лишь по странной случайности не унесло течением. Tоpчащиe корни деревьев  зацепились за петли в ее джинсах.

Видимо трагедия произошла еще ночью. Тело успело вмерзнуть в прибрежный лед. Припорошенная легким утренним снежком, она слегка покачивалась от движения воды и смотрела невидящими синими глазами в серое небо. Невдалеке нашли ее следы ведущие с берега и то место, где лед проломился под ней. Полиция не нашла ни предсмертной записки, ни дневника. Версия о самоубийстве была отброшена. Решили, что это обычный несчастный случай.

Что делaла она на реке ночью? О чем думала ? Все это теперь невозможно было узнать.

Пантеру папаша Берубе выгодно продал  зоопарку Грэндби.

Через два дня мне нужно было возвращаться в Монреаль. Мой отпуск заканчивался. Но я не мог уехать, не побывав еще раз на том месте, где впервые  встретил лесных бродяг. Странное чувство охватило меня, когда я снова увидел это место. Я присел на поваленное дерево и застыл, погрузившись в свои мысли.

Как страшно сложилась судьба юных влюбленных. А ведь все, чего они хотели -  быть вместе, сбегая иногда от невыносимой окружающей грубости в свой выдуманный прекрасный мир. Непозволительная роскошь?

О чем говорили они? О чем мечтали? Насильственный разрыв, смерть - все это прервало их замыслы, сломало мечты. Какую силу вложили они в свою картину? И что происходит с идеями художников, поэтов, писателей, волею судьбы оставшимися нереализованными? Энергия вдохновения, раз сошедшая на человека, куда девается она, если замысел его не воплотился? Что проиcходит с его планами? Рассеиваются  в воздухе?

А если твoрящих было двое? Возможно ли, что силой их любви замысел оживает и остается в каких-то закоулках времени и пространства? И, если это так, почему именно мне выпала эта возможность повстречать в лесу ожившую картину бедного Анри? Какой силы были их чувства, если, презрев смерть, их детище, таинственно и необъяснимо, живет своей отдельной жизнью?

Я раскрыл записную книжку и прочел стихотворение, переписанное из альбома Анри. В бумагах художника старушка нашла страницу вырванную из тетради, на которой крупным полудетским почерком Эмили было написано:

В самом чудесном и сказочном сне
Ты появилась в лесной тишине.
В кронах деревьев, сквозь сети ветвей
Стрелы  танцующих робких лучей.
Гордость осанки, безмолвны уста,
Полуулыбка нежна и чиста.
Пурпур рубинов в короне твоей,
Свет неземной из печальных очей.
Дикая кошка заросшей тропой
Стражем бесшумным идет за тобой.
Ветер пронесся в траве и умолк.
Синей волною струящийся шелк
Тронул шиповник и силой мечты
Розовой пеной раскрылись цветы…

Лучи солнца робко пробивались сквозь густую листву старых, поросших мхом деревьев. Не слышно было пения птиц. Тишина в лесу была такая, что я мог различить возню насекомых под корягой.Казалось, что время остановилось и вот-вот блеснет иссиня-черная шерсть огромной кошки, выгибающей спину под рукой своей хозяйки. И я увижу смеющееся личико Эмили, позирующей своему другу. Даже на секунду показалось, что я слышу их счастливые и беззаботные голоса.

Мне предстояла обратная дорога в Монреаль. Я чувствовал себя словно пробудившимся ото сна. Mое наваждение закончилось. После разговора с теткой Эмили я стал спать спокойней. Лесные бродяги больше не тревожили меня своим появлением ни наяву, ни в моем воображении. Но я знал, что где-то в уголке моего сердца Эмили и Анри поселились навсегда. Если правда, что все мы дети божьи, то не заслуживает ли история каждого из нас трепетного отношения? Я решил написать о них, потому что больше некому было рассказать миру историю их любви.


Примечания:
 
1. Жак Картье (1491-1557) – французский мореплаватель, первооткрыватель Канады.


2. Вилаж (village – фр.деревня) - гейская « деревня », район в Монреале, где традиционно селятся представители нетрадиционной сексуальной ориентации.


3. Повр Лиззи (pauvre – фр. бедная, Lizzy - англ. уменьшительно-ласкательная форма женского имени Елизабет )- переводится примерно  как « бедная Лиза » - пример смешения французского и английского языков, характерное для канадской провинции Квебек.

4. Tоронтовский клуб« Блю Джейс » и калифорнийский клуб « Ангелы » - бейсбольные команды.

5. Карибу Кросcинг - канадский виски с медом и пряностями.

6. По-монреальски щедрые чаевые - обычно 15 процентов от суммы заказа.