Книга3 Предназначение Глава4 Севильин день Часть5

                СЕВИЛЬИН ДЕНЬ
 
                Часть 5 (Отредактирован)


От взора Здорга скрывшись за кустами,
Анасис сразу шаг прибавил.
на лошадиный дух,
что в жарком воздухе ещё витал,
толстяк уверенно тропой шагал.

Так вскоре он лошадку заприметил.

Склонивши шею обречённо, низко,
жеребчик травку сочную щипал.
Стоял на месте и грустил, скучал.

Почуяв человека, шевельнул ушами
и вяло морду приподнял.

— Салют, дружок,
— Паук ему издалека шепнул.
Приблизился, огладил, осмотрел.
— Меня ты знаешь, пегий.
И, к сожаленью, я тебя узнал.

Дрожали мышцы шеи скакуна.
На ней Анасис распознал
царапины звериных лап.

Края ощупав осторожно,
нашёл, что кровь свернулась,
а раны странно быстро воспалились.

Конь вздрогнул,
нервно головой затряс,
копытом топнул, отстранился.

Паук, сочувствуя ему:
— Что? Больно, пегий? Верю, верю.
…Считай, что выжить повезло.
Стой, погоди. Не наврежу.

Сорвал он листья крапивы и череды,
до появленья сока их размял руками.
Смесь к ранам осторожно приложил,
и плотно гривою прикрыл.

Подумал, пожалел коня,
и сверху руну исцеленья
начертал перстами.

— Немного станет легче.
И ненадолго сдержит жар и воспаленье.
Тебе бы к лекарю скорей попасть.
Скажи, дружок, —
коня любовно приобнял,
взглянул в глаза, как в зеркала.
Они слезились.
— Ты почему в лесу один остался?
Неужто добрый Зэо бросил?
Так надо было? Да?
Он торопился очень?
От страха упустил поводья?
Интересно было бы узнать,
Куда и с кем теперь подался?

Да, вижу. Вторая лошадь увезла.

А вот тебе здесь на тропе опасно.
Зверь жив ещё. Ты — пища для него.
И Здорга жизнь спасать твоею жизнью
не входит в мои планы.
Ты понимаешь, пегий?
Иди куда-нибудь скорей, иди.

Взяв под узцы коня,
Паук его с тропы направил.
Уздечку снял, забросил в лес.
Сорвал пучок крапивы,
По крупу жеребца ударил.
И тот, взбрыкнув, обиженно пошёл,
куда его глаза усталые глядят.

— Пусть добрый человек тебя найдёт.
Счастливый путь, дружок.

Паук латунные часы опять достал,
раскрыл.
Тончайший сектор круга
он в диск ногтём расправил,
под солнца луч зазор с отверстием подставил,
и с тенью стрелки совместил.
Так знаки «солнечного диска» точно показали:
что за полдень ушло два с четвертью часа.

«Как быстро день сегодня тает!
Минуты – скакуны.
Лишь Хронос может их унять?
Поторопиться надо!
Ах, Зэо, Зэо… Где ты?
КТО магией, и почему ТЕБЯ спасал?»

Паук привычно аккуратно
инструмент свернул, убрал. 
И вверх по следу побежал.

В стремлении найти ответы
он даже не заметил,
как привела тропа
к укрытью — дому лесника.

   *   *   *
Лужайка ярким солнцем залита.
Златым цветением пылят древа.
Искрится знойный воздух.

Гудят над травами пушистые шмели,
скрываются в тени зелёные стрекозы.
    
  *    *    *
Анасис к дубу брюхом прислонился
и приобнял его уставшею рукой.
К коре припав вспотевшею щекой,
услышал громовые ритмы сердца.

За древом притаившись, будто вор,
туда-сюда бросая цепкий взор,
он наблюдал широкий чистый двор.

Прищурился старик, глядит:
в мерцающей тени цветущих кедров,
прильнув одной стеной к горе,
замшелый деревянный дом стоит.

Под черепичной красной крышей
он, отчего-то покренившись,
как будто старый воин спит.

Горит огнём на окнах солнца свет.
Дверь, видно — заперта,
похоже, что хозяев дома нету.      

А у просторного сарая,
покрытого овсяною стерней,
душистая копна стоит,
в копну воткнуты шест и вилы.

Жеребчик рыжий не привязан.
Он сено разнотравное жуёт.
Гоняя оводов, копытом бьёт,
мотает часто гривой.

Гуляют куры. Щиплют травку гуси.
Трещит поленьями огонь в печи.
Там на треножнике большой котёл кипит.
Разносит смачный запах ветер вездесущий.

Манит-зовёт оленьего жаркого дух
и оттого урчит, проголодавшись, брюхо.

Вдохнув тот аромат, еду учуяв,
Паук сглотнул прильнувшую слюну.
Подумал:
«Дознаньем вечно занят ум,
а тело жаждет пищи.

Умелая хозяйка!
Отведать бы жаркого,
да и воды пора уже испить.
Иссохло в горле.

Хозяин дома — где?
Скорей всего,
что бродит рядышком в лесу».

На цыпочки поднялся, ещё раз огляделся.
Хозяев и охраны Анасис не узрел.
И лишь теперь из тени на поляне показался.

Не торопясь, направился к коню, 
чтоб обнаружить свежий пот на коже,
попутно заглянуть в котёл,
а после в приоткрытое окно.

«Коль что, то поздороваюсь с хозяйкой.
Но, может, Зэофанеса увижу там…
Быть может, ту защитницу-магиню…
А, может, даже маленькую Тару!…»

Пустую амфору за горлышко держа,
Паук легенду для себя легко придумал:
«Паломник я. Родник ищу.
Случайно заблудился, потерял тропу.
По счастью к дому вывел аромат жаркого».

От солнца щурясь и прикрыв чело рукою,
Анасис только под ноги себе глядел.
Но вот пятно горелое в траве заметил.
Потом ещё… ещё… Ещё одно пятно нашёл!

В одном торчала чёрная стрела.

Паук её горелую достал
трёхгранный наконечник осмотрел.
Персты испачкал свежей сажей.

«Хм. Наконечник боевой,
Александрийский.
Недавно на Агоре я такой видал,
когда от злобной плети перса
девочка спасла неукротимого Арэса.
Помню, помню.

Тут явно совершился бой.
Сгорели стрелы – значит ночью.

Здорг, ранним утром призывая,
сказал: Мечом я ранен дважды».

Паук, минуту рассуждая,
поляну цепким взглядом прошивал.

«Трава ещё везде примята…
О. Огромные звериные следы!
А вот — от многих человечьих ног.
Что это? Кровь?!
А вот ещё застыли капли».

Паук лоскут увидел и поднял.

«Да неужели!
Кусок от красного плаща!

Здорг точно ЗДЕСЬ те раны получил!
Хотелось бы узнать, каким мечом?
И в чьих руках на этот раз
Орудие возмездья оказалось?
         
На вряд ли ныне кто-то знаньем обладает,
что силы и уменья хватит только магу
срубить звериную башку долой с плеча.

А правосудие вершить лишь ясным днём,
и лучше ровно в полдень надо начинать.

Коль лошадь Зэо я нашёл…
И тропка к дому вышла…

Быть может, ножик с бычьей головою,
что за туникой парень прячет,
его к мечу заговорённому привёл?

Ведь Тэос меч у трупа гладиатора забрал.
Везде с собой носил, не расставаясь.

Кризэса меч и нож опять соединились?

Ну, да… А как иначе?
Тьма… Свет… Те – вечно спорят меж собою.
Тьма – постоянно всё, что может, разделяет.
Свет – словно капли ртути,
притяженье порождает.

Сегодня ночью звёзды встанут в Кресс.
Севильина Звезда взойдёт на небосводе в полночь.
А это значит, что Конец Времён придёт,
коль вскоре Тара малая умрёт.

И наши боги, зная это, направляют.
 
На перекрёсток из семи дорог,
невидимыми тропами ведут
всех тех, кто их призыв
Душою светлой слышит
и готов любой ценой помочь.

Предчувствую:
Сегодня мно-огое ещё произойдёт.

Санти, о Падме, когда-то милая сестра.
В погибели семьи и Рода
я виноват.
Я опоил вас и открыл врата.

Сколь лет прошло тех пор
— об этом помню, мучаюсь и каюсь.
и еженощно слышу убиенных братьев крик,
мольбы сестёр, их малых чад:
Скорей на помощь, брат!

Содеянное — не забыть!
Вину, позор — не смыть.
Теперь я проклят вечно жить.
И вот стараюсь что-нибудь исправить.

... Я даже не успел кому-то рассказать…
Так совершилось быстро.

Тем днём, Санти, я на охоте был.
Оленей выследил у скал, в заливе.

Вдруг чёрная гроза,
порывы ветра налетели.
От метивших в меня Перуна стрел
укрыться не успел.

С утёса в пропасть я нечаянно свалился.

В падении подумал:
ТАК с жизнью расставаться рано, глупо.
Представил:
ВОроны глаза склюют,
Орлы всё тело разорвут, сожрут.
А кости унесёт на дно прилив.

В Навь к Праотцам Душа не перейдёт!
Бродяжить будет в Междумирье вечно.

В тот краткий миг отчаянья,
прощаясь с жизнью уходящей,
я помощь тихим стоном призывал.

И Трагос Булл, как будто услыхал.
Он прямо с неба в ступе опустился,  (Ступа – индивидуальный летательный аппарат)
спасенье за одолженье предложил.

Не ведал я тогда, что к нам беда стучится.
Булл слово дал,
и дал с настоем маленький сосуд.
Сказал, что люди лишь уснут.
Что хочет в это время тихо
он наши храмы только осмотреть.
Что извещал о намерении этом Саама и Чанди,
но оба неучтиво отказали.

Какой-то странный трепет в теле…
И необычно громче, чаще бьётся сердце.
Отчётливей сейчас я слышу голос Совести Души,
как будто прикасаюсь к памяти ушедшей
и возвращаюсь из походов дальних – прежним Яромиром
на земли Таврики домой, к родителям, семье.
А это значит,
что к тебе – Санти,
я с каждым шагом ближе».

Отяжелев от дум, Паук споткнулся.
Под жгучим солнцем закружилась голова.
В глазах златые пятна замелькали,
потухли вдруг,
и накатила тьма.

Анасис удержался, не упал.
Солёный липкий пот утёр со лба.
Глаза сомкнул, стрелы огарок бросил,
про амфору в траве в мгновение забыл.

Паук, трясясь, немного постоял.
И зренье постепенно возвратилось.
Но ноги к месту словно приросли.

Старик качнулся, словно пьяный.
Усилием шагнуть себя заставил.
Поплёлся, с чувствами смирясь.

Преодолев полста шагов, шатаясь,          (Полста – на старорусском - пятьдесят)
он потерял сознание внезапно,
и за копною в травы камнем пал.

Конь рыжий встрепенулся, отошёл.
А гуси громко закричали.

Парнишки эти звуки услыхали,
и из подвала вышли поглядеть.

Двор оказался пуст,
спят так же воины в сарае.
Гогочут громко гуси у стожка.
Тревожно крыльями шумят, шипят.
Конь отошёл, и сено перестал жевать.

Ахилл двор снова осмотрел. 
Обтёр кровавою тряпицею ладони.

Но, всматриваясь в кромку леса,
наш Зэо тихо вопрошал:
— Кого так гуси испугались?
Быть может, зверь опять пришёл сюда?

Взял храбро вилы пастушок:
— Не думаю.
Иначе б жеребец сбежал.
Взгляни-ка, братец, за копною.
Чего-то гуси там галдят.
 
Скорей всего, там кролик,
а может быть змея…
Я за сараем посмотрю.

Ох, какой же жаркий день сегодня!
Скорее бы разделать нам оленя,
иначе мясо понапрасну пропадёт.

Он обошёл сарай, вернулся и увидел:
Растерянный послушник
над телом толстяка навис
И, пялясь на персону, ногти грыз.

А Зэо, обнаружив человека,
в нём ростовщика афинского признал.
Узнав, парнишка испугался,
что выследил его старик-хитрец.

Ахилл, увидев старика лежащим навзничь,
смекнул,
что незнакомец от жары сознание утратил.

Кивнул пастух дружку:
— Чего ты так дрожишь?
Не зверь и не змея.
Не ранен человек, не болен.

Возможно, к дяде гость,
паломник или простой прохожий. 
Скорей всего, что с тропки сбился он.
В горах в таком густом лесу не мудрено.

Давай же, Зэофанес, помоги!
В тень надо старика перенести
и окатить всего водою.
Так он в сознание быстрей придёт.

Но Зэо, раскрасневшись, отстранился:
— А может быть,
…пускай умрёт?

— Ты что такое говоришь? Подумай.

— Я — думаю!
Прежде, чем осудить меня — послушай:
Перед тобой Анасис — афинский ростовщик.
На шее, видишь, медальон златой висит,
на пальце — перстень с властным камнем.

От лекаря сатрапа — Пана
я тайное заданье получил.
За мной Анасис сразу увязался.
А в Кирияках я от него сбежал.
И вскоре от друзей моих узнал…

Ахилл, те знанья только для сатрапа.
Я должен передать их. Срочно! Понимаешь?
Иначе благословенное дитя умрёт
и вскоре к нам несчастие – Война придёт!

Сей ростовщик силён, умён, хитёр.
Ты не гляди, что без сознанья, стар и толст.
Ведь как-то ж он сюда пешком один взобрался?

Ахилл задумался, взглянул на дом,
где мирно почивала Самандар,
и дом окном, как будто глазом подмигнул,
порогом деревянным улыбнулся:
— Я понял. И ему нужна Саманди.

И Зэофанес взглядом подтвердил.

Ахилл:
— Тогда и мы с тобой слукавим.
В тень старика сейчас оттянем
и ты укроешься в подвале.
Гляди, там не шуми.

Я сам в сознанье «гостя» приведу,
и покормлю, дам мех воды с собою.
Дорожку укажу и после прослежу,
чтобы ушёл лазутчик с глаз подальше.

Нет лошади твоей —
здесь незачем ему тебя искать.
Вот только б гости наши тихо
час ещё проспали.

И Зэофанес согласился:
— Пусть будет так, как ты решил.

Ахилл в ухмылке хитрой будто засветился:
— Нам мама часто говорит,
деля на всю семью еду:
коль волки будут сыты,
то и овцы будут живы.

Берём его за руки. Потащили.
 
     *   *   * 
В тени очнувшись от озноба,
Анасис приоткрыл глаза.
Мелькают перед взором пятна.
Одежда вся насквозь мокра.

Ахилл тряпицу на его челе поправил,
сочувственно погладил по плечу:
— Не беспокойтесь, незнакомец.
Вас одарило поцелуем Солнце.
Я окатил вас из ведра.

Вот родниковая вода.
Держите крепче чашу
И пейте по глоточку неспеша.

Паук едва дышал, дрожал.
В ушах он слышал свист,
на шее частый пульс стучал,
сбивалось с ритма сердце.

Рукою слабой упираясь,
пострадавший попытался приподняться.

Найдя, что тени сильно удлинились,
Паук мальчишку вопрошал:
— Сколь без сознанья я лежал?

Ахилл:
— Примерно с полчаса
от той минуты,
когда нашёл вас у стожка.

Вам повезло, что дома я остался,
что гуси дали знать:
«Пришёл сюда чужой».

Паук, моргая еле-еле,
себе на сердце руку возложил
и разминал с усердием подмышку:
— Да-а… Гуси...
Они когда-то Рим спасли.

— Что — правда?
Так и было?

— Да, юнец.
Подняться, сесть мне помоги.
Лежать — для сердца тяжело.
Скажи мне, как тебя зовут?

— Ахилл я. Здешний пастушок.
Вот дяде я помочь пришёл.

— Пришёл? Откуда?

— Из Кирияк.

— Отсюда далеко.

— На жеребце моём не долгий путь.
Привычный он тропинками бежать.
А вы, как в самой чаще оказались?

Вздохнул Анасис полной грудью
и, запинаясь, в полголоса изрёк:
— Р… родник искал и… заплутал.
Кувшин… — рукою слабой указал.

— Да, незнакомец,
я вашу амфору из-под вина в траве нашёл.
Промыл, водой её уже наполнил.

Вас покормить? Проголодались?
Оленя утром подстрелил.
Из рёбер получилось славное жаркое.

— В жару — жаркое?
Нет-нет. Благо дарю.
Простой бульон пока.

— Я вижу, вам гораздо лучше.
Как вас зовут? Куда идёте?

— Я… Ан…натолий,
— подумал и соврал Паук.

Услышав ложь,
Ахилл немножечко вспылил:
— Как, вы сказали?
Ан…настасий?!

— Анатолий.
Шёл в Итию, а далее на праздник.
Все в Дэльфы в этот день спешат.
Ждать Пифия не станет
одинокого больного старика.

Начнутся в храмах ритуалы…
Пророчить откровеньем станет дева всем.
Слов благодати, наставлений не услышу,
хоть чрезвычайно в них нуждаюсь ныне.

В неведении весь год пройдёт.
Здоровье у меня уже не то.
К началу верно опоздаю.

— Коль это очень важно — помогу.
Короткую тропинку укажу.
Коль строго вы по ней пойдёте,
паломников найдёте.
А там и на повозке кто-то подвезёт.
К мистериям есть малый шанс успеть.

— Конечно.
Ты здесь один, Ахилл?

— Пока что да.
Вот-вот и дядюшка вернётся.
За ним отец и мать — моих сестёр
с собою привезут.

Пока их нет — двор приберу.
Глядишь, созреет и в котле жаркое.

Я вам бульон сейчас же принесу.
Сегодня будет щедрый праздник.
Так много дел ещё,
А день спешит к ночи.

Ахилл его оставил, подошёл к котлу.
Глубокой чашей щедро зачерпнул бульон,
налил лжецу в широкую другую чашу.

Подумал о рассказе Зео:
«Действительно, старик — хитрит».

Тем временем Анасис разглядывал сарай,
искал ещё следы или огарки стрел у дома.
 
Не знал,
с кем в бой вступил сегодня ночью Здорг,
и что принудило его преобразиться в драко.

Подозревал и чувствовал Душой Паук,
что в этом доме пребывает дева Тара,
но доказательств не увидел, не нашёл.
Лишь те следы, что на поляне видел раньше:
лоскут от красного плаща
и наконечники александрийских стрел.

Анасис приподнялся, сел
и развернулся брюхом к дому.
Ещё плеснул воды себе в лицо.
Тряпицей влажною обтёрся
и незаметно цепким взглядом
жилище это будто насквозь прошивал.

Пытался обнаружить тень ребёнка.
Быть может, девочка мелькнёт в щели
под крышей приоткрытого оконца.
Но в доме слишком тихо, никого.

«Уехала семья с охраной,
Видно через горы — в Дэльфы.
А это значит, девочка жива
и выполнит своё предназначенье».

Паук душою засиял.
И, соглашаясь, сам себе кивал:
«О, Слава Ра! Санти благополучна!
В полночном храме средь огней
она поговорит с Дэльфинией.
Надеюсь, в этот раз
— всё будет так, как должно.

Ещё на несколько часов
я Булла задержу в лесу. Клянусь!

Поторопись, дитя. И берегись, молю.
Пусть неутомимым будет под тобой
неукротимый жеребец Арэс».

Заметив взгляд лжеца, Ахилл заволновался,
но вида не подал.
«Ишь, взглядом в окнах дома рыщет!»

И, чтобы старика отвлечь от дум,
наш пастушок приветливо спросил:
— Вам посолить бульон?
Насыпать резаные травы, Анатолий?
Лепёшек нет пока. Испечь их не успел.

Анна-атоли-ий?!

Опомнился Анасис, обернулся и кивнул:
— А?! Да.
Немного соли. Трав — не надо.

Ахилл доброжелательно ему кивнул
и, отвернувшись, тайно ухмыльнулся:
«Хитрец… Ну, хорошо. И я схитрю.
Ведь ты сказал: «Спешу».
Я буду добр, учтив, подняться помогу.
Отсюда СКОРО побежишь, не солоно хлебавши!»

С дознаньем согласившись,
Паук взволнованно искал часы,
но в складках гематиона     (Гиматион — длинный плащ, его носили поверх хитона).
их не оказалось.

Увидел: развязался пояс.    
               
Анасис испугался, в мгновение вспотел.               
Он рьяно рыскал под собою,
Копался рядышком в траве…
И… снова не нашёл.

Встав на колени, полз, искал.
Заглядывал за камни, под травою.
И непослушною дрожащею рукою,
Обшарил многократно разные места.
Заглядывал под каждый маленький кусток.

Нет драгоценной вещи! — Вот таков итог.

Почувствовал Паук,
как вдруг похолодело сердце.
Земля под ним разверзлась,
уходит беспощадно из-под ног.

Он зад свой тяжко опустил,
Зажмурился, главой поник.
Стон хриплый испустил,
Зажав в кулак травы пучок.

— Ах-х, я — растяпа!
Боги, боги! Потерял!
За что такая непомерная оплата?!

Ахилл ему:
— Вы что-то обронили? 

И обречённо вымолвил Паук:
— О да-а, мой юный друг!
Старинные арийские часы.
Латунные такие,
Размером с детскую ладошку.

— Как выглядят?

— На треугольник схожи,
с двойным колечком на конце.
И с малым красным камнем в центре.
Всё, что осталось от семьи моей сгоревшей.

Ахилл из-за туники вынул и подал:
— Когда без чувств, в копне лежали
Под вами я вещицу странную нашёл.
Ваш пояс развязался,
а предмет в траве блеснул.

Анасис дрогнул, прослезился и часы схватил.
— Благо дарю, дружок!!!

Он с облегченьем выдохнул,
И в жилах снова жизни ощутил прилив.

Паук с отёкшего перста,
стянул кольцо с рубином
и пастушку в ладонь вложил.
— Держи.

Ахилл опешил, отстранился,
Едва бульон из чаши не пролил:
— За мзду не совершают добрые поступки!
Мне ничего не надо!
Лишь ваше — вам вернул!

— Нет-нет. Возьми, Ахилл, — смахнул слезу.
— Когда ты возмужаешь,
То тогда поймёшь, что злато, камни – пыль.
Нет в мире драгоценней — памяти.
Тех безделушек разных иль вещиц,
Хранящих образы семьи, живых детей.

Не мзду прими за честность.
Прими, как одолжение, перстень.
Коль будешь в затруднении,
В Афинах ростовщика Анасиса сыщи.

— А мне зачем его услуги?
В деньгах я не нуждаюсь.
Их возвращают за дьявольский процент!

— Анасис — я.
Жизнь длинная, бывает коротка.
Шалят, играют нами боги.
И всякое случается, поверь.

— Но вы назвали имя: Анатолий…

— Возможно, так сказал.
Был не в себе и смутно разумел.
Лгать, не желая, я солгал. Прости, Ахилл.
Бульон уже остыл.
Дай чашу, добрая душа.

— Ещё немного горяча.
Ой. Осторожней, не пролейте.

Ахилл присел, разглядывал мудрёное кольцо.
Всё в завитках оно, и буквицах, и рунах.

Парнишка перстнем восторгался.
И сардис подставлял под яркие лучи.        (Сардис – старое название рубина)

Анасис с благодарностью ему:
— И вот совет: побереги мой перстень.
Хоть на краю беды окажешься иль глада…
Не продавай! Ни перед кем им не хвались.
Найди меня и предъяви, как долг.
Любое пожелание с лихвой исполню.

Хорош бульон из оленины с солью!
Меня он сразу исцелил.

— Ну да. Старался я.
А если вы умрёте?

— Тогда мой сын иль внук окажут помощь.

А сам подумал и взгрустнул:
«Сынок, я многократно всех переживу.
Бессмертность — благо и расплата».

— Подсядь поближе.
Гляди, что покажу:
Сие есть древний инструмент
для точных вычислений времени
и положения любых светил на небе
хоть с моря, хоть на суше.
 
Ахилл приблизился и сел.
Паук поставил чашу в травы,
латунные часы себе на длань
благоговейно положил.

Тончайший сектор круга
Он в диск ногтём, не торопясь, расправил,
Под солнца свет зазор с отверстием подставил.
Привычно луч с отверстием
и с тенью стрелки совместил.

— Сейчас нам солнце показало…
О, боги! Пять часов!
Я опоздал к началу ритуалов!

Паук скорей часы свернул,
Бульон из чаши выпил залпом.
Поднялся лихо. Суетился.

Ахилл ему одежды расправлял.
И в руки тканый пояс подал.

На этот раз Анасис
его через кольцо часов продел.

Ахилл:
— Почти просохли одеянья.
Я б сам сказал, что пять часов уже.
Вон… анемоны, видите…
… что теперь стоят в тени дубов,
Почти закрыли все свои бутоны.

Пока не скрылось за горою солнце…
Воистину бежать пора.
В лесу застанет тьма…
Там волки, линксы…                (Линкс - ещё одно название рысей, род кошачьих)

— Да, да. Скорее в путь!

— Пойдёмте к тропке.
Коль поспешите,
то к каменной дороге
сойдете через час.
Я амфору до места поднесу.

— Куда сейчас?!
— Во-он к тому древу.

  *   *   *
У дуба Анасис обернулся,
вновь поглядел на «странный» дом.
И старику нежданно показалось,
что там… сейчас в окне…
стоит и улыбается рыжеволосая… ОНА!

Паук окаменел,
Густым румянцем закипел
…и, не сдержавшись, прослезился.

Виденью малой девы Тары
он низко в пояс поклонился.

«Пусть будет добрым путь, Санти!
За прошлое меня прости».

А для парнишки
пожелание провозгласил:
— Во все лета
пусть будут благословенны все,
кто мирно в доме сим живут.

Благо дарю, Ахилл, за помощь
и за воду.

— А вам успешного пути.
Прощайте, щедрый человек.
Желаю вам везде успеть.
С тропинки только не сходите.

Паук растрогался совсем,
немного губы подхватил
и просиял печальными очами.

Тряхнул парнишку за плечо.
Взял амфору с водой,
и по дорожке,
по которой и пришёл сюда,
Под гору резво семенил.

Ахилл поклону старца удивился.
— Он дому, словно храму, поклонился.

Странный.
Одинокий старый человек.
Вдруг, отчего-то плакал…

Возможно, он хитёр…
Как Зэо говорил.
Но, чувствую,
что глубоко несчастен.

А если за Саманди приходил?
То и ушёл от нас ни с чем.

   *   *   *
Разглядывая перстень на ходу,
Ахилл, сияя, воротился к дому.
«Вот так подарок неожиданно пришёл!
Где спрятать с глаз его? Не знаю».

А Зэофанес у стожка дружка встречал:
— Ну что, старик убрался восвояси?

Чуть вздрогнув и зажав кольцо в кулак,
Ахилл кивнул.
— А как же?
Как я и говорил, он ничего не разузнал.

 Зэо:
— Что за спиною прячешь?
Под дубом что-нибудь нашёл?

— Так… ничего. Внимания не стоит.
— Покажи.

— Не покажу.

— Тебе Анасис что-то дал?!

— А почему я должен отвечать?
Ты гость. Я на своей земле. Себе хозяин.
Пойдём, разделать должно нам оленя.

— Не хочу!

Ахилл!
Постой!
Старик… Он не простой,
Ты понимаешь?!

Что дал — сейчас же покажи! —
И Зэо руку пастушка схватил.
— Давай! Раскрой ладонь!

Ахилл его толкнул и руку силой дёрнул.
— Ты что, на солнце перегрелся?!

Зэо в тунику паренька вцепился:
— Дай посмотреть?!

— Оставь меня! Уйди, шальной!

— Глупец!

— Я — глупый?!

Да если бы не я…
Тебя б дракон в лесу сожрал,
В мгновенье вырвав сердце!

И Зэо бросился на парня с кулаками.
— Отдай сейчас же!

— Нет! Не отдам! Моё!

— Твоё?!
Так покажи! Не отниму чужого!

Таг-Гарт и Кодр на шум и гам немедля вышли.
За ними появился на поляне рысью пёс.
Рычал, сливая жёлтую струю под куст.

Приковылял Сатир, зевнул.
Он драку безучастно лицезрея,
Направился к сараю -
Арэса вывести скорей во двор.

А из сарая, пробудившись, греки появились.
Не понимали, из-за чего здесь ссора вышла.

Глядели, вспоминали свои такие юношеские драки,
Как на проулках тёмных с ожесточеньем разбивали
Лучших будущих своих друзей носы.

Таг-Гарт:
— А ну немедля прекратите драку!
Ахилл, что здесь стряслось?
Оставь парнишку. Слышишь?
Разбил ему губу и нос.
Из-за чего вы бьётесь, будто насмерть?

Но парни в сене злобно кувыркались
и продолжали «правый» бой.

Тогда как мартовских котов
греки-воины обоих их разняли.

Хвала богам, бой справедливый,
в котором были оба парня правы,
быстро прекратили.

Ахилл, туникой утирая кровь:
— Таг-Гарт, он первый начал!
Его в лесу нашёл, от зверя спас,
А он…
Неблагодарный!
Тунику изорвал…

Зэо возмущённо:
— Ему Анасис что-то дал!
Что — просто показать не хочет!
Ведь я его предупредил: старик-хитрец!
Прошу, к сатрапу отведите, СРОЧНО!

Кодр, зевая:
— Вот я перед тобою. Говори.

И вырвавшись из цепких рук вояк,
послушник с рассеченною губою
перед правителем Афин предстал.

Поклоном низким он почтенье показал,
Молящими глазами поглядел,
И твёрдым гласом произнёс:

— Правитель мудрый наш,
Я вести нехорошие привёз.
Прошу их выслушать немедля.

Кодр, ушибленную спину потирая:
— Представься, кто ты.

— Я Зэофанес.
При храме Зевса третий год служу.
Тебя искал. Предупредить.

— И как нашёл?

— Ведут короткими путями боги.
Подсказаны дороги добрыми людьми.

К тебе направил Панифаций, лекарь ваш.
Он приказал мне тайно наблюдать,
что должен срочно передать…

— Пойди, умойся, отрок,
и потом ко мне.

— Да-да. Иду.
Ахиллу прежде прикажите
ладонь немедленно раскрыть.
Почти уверен, в ней найдёте
Златое драгоценное кольцо.

— У пастушка? Кольцо?

— Отсюда только что ушёл
афинский ростовщик.
Его давно я знаю.

От самых от Афин,
он по пятам за мной ходил.
Я в Кирияках от него сбежал.
Да, видно, выследил, хитрец. Простите.

Кодр — Ахиллу:
— А ну-ка, подойди, малец, сюда.
Ведь ты уехал утром.
Так почему вернулся? А?
Дай мне, что прячешь в кулаке.

Ахилл напрягся, словно вор.

Кровь утирая кулаком,
в душе он с Зэо ещё дрался.

Послушно руку протянув,
пастух раскрыл ладонь,
приказу Кодра подчинился.

— Сатра-ап, мне дали это в дар!
Услугой за услугу отплатили!
Я спас Анасиса,
да и ещё часы ему вернул.
Он в благодарность
перстень ПОДАРИЛ.

Кодр в руку взял и оглядел:
— Хм…
«Да, я знаю этот сардис                (Сардис - прежнее название рубина)
в золотом витом кольце».
— Что здесь искал Анасис?

— Ничего.
Его нашли мы у стожка
Лежащим навзничь.
Сегодня солнце очень жаркое с утра.

Под палящими лучами ещё б немного пролежав,
этот человек бы вскоре умер.
Мы в тень перетащили и помощь оказали.

— Чего хотел, когда пришёл в себя?

— Нет, ничего.
Я дал воды ему с собой и тропку указал.
А Зэо в это время в подвале укрывался.

Кодр строго поглядел:
— За что же перстень получил?
В глаза гляди. Не лги!

— Да он в траве вещицу обронил.
Такие странные латунные часы.
Сказал, что вещь, как память дорога,
Воспоминаньем о семье его погибшей.

Когда везде искал, его отчаянье трясло.
А я нашёл, вернул, как должно.
Вот в благодарность я услугу получил.

Кодр:
— Нет, Ахилл.
Златом осуществляют плату.

— Я тоже так подумал,
а он сказал,
что перстень — символ предъявленья долга.
Велел не продавать его, хранить.
… Что при возвращении кольца,
С лихвой любое выполнит прошенье.

А Зэофанес несдержанно вскричал:
— Не верь! Не верь, Ахилл!
Старик — хитрец!
Как он за мной сюда взобрался?!
Как тропку к дому вашему нашёл?!

Ахилл:
— Нет, не хитрец.
Он глубоко несчастный человек.
В лесу он заблудился.
А без воды в жару сознанье потерял.
Ты сам видал, когда нашёл.

Старик за странную вещицу
без сомнения отдал
перстень с ВЛАСТНЫМ камнем…

Вот ты скажи:
Чем дорожит он больше?!
Что для тебя дороже, Зэофанес:
мама или драхмы?!

Смутился Зэо:
— Ну, ты спросил!
Как можно сравнивать такое?!

И вспомнил сам,
Как, нежно перекладывая
одежды старших братьев,
мать роняет тихую горючую слезу.
И часто просит храм оставить,
Жениться и семью
пополнить многими детьми.

Ахилл:
— Воспоминанье о семье – дороже!
Особенно погибшей! Понял?!
И этот одинокий человек…
Он просто благодарен был.

Его бульоном напоил,
Отправил сразу восвояси.
Он очень торопился в Дэльфы,
Успеть к мистериям хотя бы.

Кодр к Зэо:
— Так ли было?

Зэо:
— Точно так я видел.

Кодр:
— Спор между вами кончен?

Зэо, опустив свой взор:
— Да, кончен, мудрый Кодр.

— Пожмите руки, дети.

Ахилл, утёрши битый нос:
— И я согласен.
Я ссориться не собирался с ним.

Кодр за плечо мальчишку приобнял:
— Ахилл, ты проницателен.
И много видишь сердцем.
Ты прав.
Анасис, к сожалению, бездетен.
А те, что есть — на рынках выкупал.
Затем усыновлял, свободу даровав им.

Его с женой я уважаю,
Хоть он и крайне хитрый ростовщик,
Владеет магиею чисел, острого пера
и знаньем всяческих наречий.

Ну, Зэофанес, коль спор исчерпан,
Поди, теперь умойся и бегом ко мне.
Расскажешь вести.

Ной, выстави охрану и позаботься о еде.

Да…
И дайте лошадям немного попастись в тени.
Что с ранеными — доложишь позже.

Ной тотчас же приказ отдал:
— Посты расставить.

Другие — выводили лошадей к ручью, поили.
Сатир Арэса вывел на широкий луг.
Дал попастись ему и заодно почистил.
Рубин везде за ними семенил.

Переглянувшись с Таг-Гартом,
Кодр с Зэофанесом уединился.
Сел рядом с домом у открытого окна.

Остановив кровотеченье у Ахилла
и дав распоряжения Паки и Уиллу,
Таг-Гарт тот час вернулся в дом
и Марка тихим гласом разбудил:

— Брат мой, проснись.
Посланец из Афин к сатрапу прибыл.
Недобрых новостей, сказал, принёс.
Мы чрез окно их разговор услышим.

— Что говоришь?
Подслушивать чужие тайны?!

— В недобрый час в горах
свели разумных игроков дороги.
Три Мойры неустанно ткут Судьбы Ковёр.

Куда несёт нас Ветер Перемен,
знать должен мудрый рулевой.

Сейчас нам Кодр союзник.
Что может быть потом?
Хотя...
Нет, я почти уверен,
что он для разговора
намеренно расположился у окна.

Тем показал, что нету тайны от тебя.

Нам важно защитить Саманди, Мэхдохт
И не ввязаться снова в бой.

Санти необходим
с драконицею разговор.
Случиться должен в храме,
сегодня ровно в полночь.

И время с каждым часом тает.
Бог Гелиос спешит за горизонт.

Марк, одеваясь:
— Да, ты прав. Согласен.

   *     *     *
Кодр под окном сидит и
Задаёт вопросы Зэо:
— Ты многое уже наговорил.
Как ты попал сюда — мне ясно.
Начни теперь сначала.
Что Панифаций передал?
 
Рукой мальчишке указал: «Присядь»
И тот уселся на ступеньку ниже.

— Начало было раньше, мой правитель.
— И когда же?
— В ночь мистерий в Элевсисе.
— Вот как?
Повествованье начинай.

И Зэо ярко рассказал,
какая давка приключилась ночью,
как лошади в повозках
вдруг с ума сошли и понесли.

Как разбивались подношений чаши с маслом,
и возгорались одеянья, люди голосили.

Как Страх и Паника у храмов воцарились,
как сам в толпе, мечась, немного обгорел.

Как там какой-то всадник юный неизвестный
остановил взбешённых лошадей.
Тем спас паломников-калек,
Иначе б те разбились, обгорели.

Как знатный лекарь — Адонис Тэррий
Трёх мистов сильно пострадавших
у себя в дому всю ночь лечил, спасал.

Средь них был изувеченный храмовник.
Служитель храма Зевса – Доплен Здорг.

Как в третий день он — наш Зэофанес — прибыл
к Авроре в славный город Элевсис.

Как Здорг умом от ран немного повредился.
Разыскивал в пустом дому александрийцев.
Кипел безумием старик. И в гневном иступленьи
Приказывал их всех немедля без суда казнить.

Так он с Кризэсом — другом-силачом —
был вынужден злосчастного жреца связать, скрутить
и дать успокоительный настой пред тем,
как перевезти его и двух храмовников в Афины.

Притом, Аврора поделилась наблюденьем,
что заживленья таких тяжёлых ран от мазей
столь невероятно быстро
не видала прежде никогда.

Затем — как будто в храме Здорга подменили.

Потом — другой, тот крепкий человек, — пропал.

Что Зэо глазами собственными видел,
Как на пустыре за храмом в старой роще
сражались насмерть друг-Кризэс
и человек, с лицом на молодого Доплена похожий.

Истошный крик Кризэса вспомнил:
«Детоубийца! Зэо, берегись!»

И Дух Кризэса за спиною Зэо
мгновенно появился-встал.

А Зэо продолжал в сердцах
всё вспоминать и говорить быстрее,
Как он на пустыре очнулся,
Наослепь чей-то труп и липкий нож нашёл.

Глаза прикрыв на миг, 
послушник ту картину ясно увидал.
Похолодев от скорби, задрожал.
Слезу горючую сдержал.

А Дух ему на плечи руки возложил
и вместе с ним сопереживал.

Смятенье сердца волей обуздав,
юнец вздохнул, взор скорбный опустил,
и далее рассказ в полголоса продолжил:

— Потом охранники меня схватили…
От храма в казематы к Кату привели.

Ваш мудрый лекарь рану осмотрел…
И сделал вывод,
что от удара камнем в шею
Я не только потерял сознанье,
Но ещё и собственное имя позабыл.

Пан, расспросив меня и помощь оказав,
От страшных пыток Ката спас.
Леченье оказал и кашей накормил.
Но главное — он в мой рассказ поверил!

Чуть позже, в час вечерний тайно
мы с Паном и Медонтом — вашим сыном,
дознанье в роще проводили.

Тот труп, что я нашёл на пустыре,
был мой Кризэс.
Он, оказалось, беглый гладиатор Рима.
И, будто был истерзан зверем,
Иль пал ссс горы, разбился весь.

А Пан ещё сссказал,
Что до конца Кризэс не сдался.
Сссоперника он повредил вот этим вот ннножом.
И, что убийца, вероятно, меч его с собой унёс.
Кризэса меч и нннож — как братья-близнецы.

Правитель мой! Тттаков тот меч — гггляди!

Вот Панифаций и рррешил
Что, если меч нннайти,
Нннайдётся и убийца.
По ггголосу, возможно, я б его узнал.

Мммой друг Кризэс в бою
вввозмездье сссовершал.

Как пппонял из дознанья лекарь,
Тттот неизвестный пппогубил
У гладиатора любимую жену.
Антеей, знаю, деву звали.

Кодр чёрный нож вертел в руках
и был уверен абсолютно,
что такого, запечатлённого в металле, чуда
ни разу в жизни прежде не встречал.

Рисунок тонкий на клинке, как руны-письмена.
Эфес - в мгновение застыли волны моря.
А в рукояти: выставив вперёд кручёные рога,
почти живая голова рассвирепевшего быка.

Весь нож - единая божественная мысль:
как будто из под тёмных вод морских
для мщения на сушу рвётся Апис.     (Апис первоначально был только живым символом
                Осириса, который сам называется образно
                «быком преисподней»)
Подумал Кодр, дрожь в пальцах ощутив,
что нож сей, как и меч создали боги.
И тот, кто этой парою владеет,
управляет силою двоих быков.

Кодр - Зэо:
— Так лекарь мой сказал?

Дрожит, кивая, Зэо:
— Да, Кодр. Ддднём позже.

В ттту ночь…
он дал мне тттайный кров,
чтобы убийца не нннашёл,
ннне кончил дело.
А утром…
нннам с Медонтом…
Паннн ещё одно открыл…

Словам послушника внимая,
Кодр юноше сопереживал.
Плеча коснувшись, подержал,
Чтоб тот не заикался больше:

— Не торопись,
и говори спокойней, мальчик.

А Дух Кризэса Кодру поклонился
и будто мальчика ему в опеку дал.

Зэо:
— Да, да. Дышу.
Ваш лекарь возбуждённо рассказал,
что прежде в Риме пппроживал.
Что был военным очень знатным
И на аренах в гонках часто пппобеждал.

— Об этом знаю. Дале что же?

— Тттого, кто сжёг его семью, детей…
Он, вероятно, встретил в вашем доме.

Его узнал по голосу, глазам, манерам.

Тот лжец трагедию ЕГО,
а не СВОЮ, вам рассказал.
Да и ещё представился ссстратегом.

Что гость незваный — Тэос Трагос,
Омоложенья даром обладает
И не людской его талант.

Уверен Пан на самом деле,
охотится тот Ирод за дитём,
Как Ирод-царь, что погубил
бесчисленно младенцев.

А коль дитя найдёт святое — замучает, убьёт.
Ведь иродам сие привычно дело.

Ещё предупредил:
Стратег — хитёр невероятно,
и тем опасен он,
что в сумерках и ночью
наши намерЕнья ясной мыслью слышит.

И, затуманив разум
словом, взглядом или жестом,
может повелевать легко
свободной волею людей.

Вот так он и тебя направил с войском
На поиски благословенного дитя,
Чтобы найти его, украсть
И тотчас скрыться с глаз подальше.

Злодеем — судьи сделали б тебя!
А чья была б потом Афинская корона?

Аврора в Элевсисе говорила,
Что та семья александрийцев,
Которую разыскивал наш жрец,
жила у них с сопровождением неделю.

И златокудрое дитя столь необычно.
Привычно и легко ей врачевать,
И видеть сердцем суть вещей.

Душой она добра, светла, бесстрашна.
Влас красный — словно халк на солнце.                (Греч. халк — медь)
Глаз девы цветом камня аметиста.

Спасаясь от ищеек Здорга — миста,
они на лошадях подались в горы.
И сам Адонис Тэррий в Дэльфы
их безопасными тропинками теперь ведёт.

И цель моих усилий тоже —
Спасти благословенное дитя.

Коль девочка умрёт, наступит Тьма.
Разрушат наши земли войны, глад, нужда.

Вот Пан меня послал следить за тем,
Кто рядом с вами в Дэльфы скачет,
суть зверя и убийцы прячет
под красным шерстяным плащом.

Но Пан, как бывший воин, приказал:
В бой не вступать, себя не обнаружить.

Коль ирода по голосу узнаю
Иль меч узрю с резною бычьей головою,
Немедля воротиться должен
И всё подробно рассказать.

«Немедля», к сожаленью, не смогу.
Я упустил дарованную Паном лошадь.

В лесу сейчас остался пегий жеребец.
В пути к тебе его чуть насмерть не загнал.

Там на тропе…
Ахилл меня от зверя спас
в последнее мгновенье.

Тогда перед сражением услыхал-заметил:
Как драко вдруг по имени его назвал.

Как зверь вещать по-человечьи может?!

Всю жизнь Ахиллу благодарен буду
И возвращать сей неокупный долг.

Теперь я всё сказал, что знаю Кодр.
Скажи, что Я исполнить должен?
Что Пану передать?

— Мда…

— Не верите?!

НЕ ВЕРИТЕ?!

Кодр, напрягая ноги, еле встал,
Как будто на плечах своих держал
Всю ночь небесный звёздный купол.

Утёр холодный пот со лба,
Вернул с почтением оружие мальчишке.

Правитель глубоко дышал,
На скулах желваки играли.

Сатрап сжимал и разжимал ладони, кулаки.

Чтоб признаки тревоги скрыть,
он руки прятал за спиною.

— Что исповедал — истина.
Тебе я, мальчик, верю.
Обрисовал картину.
Теперь всё стало ясно мне. Благо дарю.

Пойдём, кого-то покажу.

— Кого?

— Ту самую, которую, не видя и не зная,
любой ценой готов ты защитить
— Саманди…
и её семью.
А также смелого Сатира.

ОН - в Элевсисе
тех перепуганных коней
у храмовых ворот сдержал.

И здесь…
Разящий чёрный меч богов,
По благословению Афины,
Был именно в его руках.

НИКТО из нас — вояк
Лже-Тэоса в бою не ранил.
А парень дважды смог,
Хоть от рождения хромой.

Он сирота и бывший раб,
Теперь он человек свободный
По пожеланию маленькой Саманди.

И Зэофанес восхищённо задышал.
И, раскрасневшись, суетился.
Бросая взор туда-сюда,
Искал Саманди и отрока калеку.

— Они все ЗДЕСЬ?!
Сейчас?!
Что — правда?!
Я их увижу?!
Чудо! Чудо!

— Ты, Зэофанес, это заслужил.
Пойдём, «дружок с кровавым глазом».
Как нам вчера Саманди провещала.

Она ждала тебя.
Ахиллу встречу утром предрекла.
ОНА - его послала,
Тем шанс на жизнь тебе дала.
Теперь вы братья с ним навечно.

— Такому братству очень рад!
У меня лишь три сестрёнки.

А, правда ль то, что у Саманди
лавендиновые очи?                (Лавендин — другое название аметиста)

Восхищенье парня ощутив,
Кодр засиял в улыбке
И по-отцовски Зэо приобнял:
— Ха-ха…
Дитя я это от рожденья знаю.
Пойдём, послушник,
и увидишь сам.

   *   *   *
И Дух Кризэса был доволен,
что Зэо Кодру всё подробно изложил.

Увидел маленькую деву
в настоящем имени и свете,
с ней отрока Сатира,
а в прошлой жизни Ставра-балия.   (балий - маг целитель)

Подумал Дух и улыбнулся им обоим:
"Теперь я всё увидел, осознал
и завершил свои дела".

Благословил крессОм детей Кризэс,             (кресс - солярный символ)
на солнца яркий луч пошёл, поплы-ыл
и сердце, больше не страдая, засветилось.

Раскрывши руки широко, сам крессом стал Кризэс.
Так окончательно вознёсся воин к Праотцам,
Ведь истекал девятый день от наступленья смерти.

  *    *    *
А Марк, за стенкой находясь,
Обоих речи слушал не дыша.

Когда послушник и правитель удалились,
Легат сидел не шелохнувшись
и рассуждал на корточках в углу.

Шептал:
— Не знаю, что и думать, Таг.

В святую ночь Деметры
Жрец храма Зевса в давке пострадал…
Для миста ведь недобрый знак.

В подвале нашем оказался после…
И на предплечиях его друзей
Олкейос чёрную печать нашёл:
Кинжал, на нём змея и роза.

Возможно, потому силач пропал,
что тайное нечаянно увидел.

Второе совпаденье, скажешь? Да?

… Здорг без врачевания Авроры
Едва от тяжкой раны не погиб…

Но, омолодившись как-то за ночь,
мист этот по дороге будто бы исчез…

…Да и Секвестра той же ночью изменилась…

Что с ней случилось? Почему?

А утром после ссоры с мамой
девица убежала в славные Афины...

Кто девушку туда послал?
Что сделать приказал?

В день третий — жрец храма Зевса
Из храма своего сбежал
и гладиатора-вдовца на пустыре поверг…
Но способом, каким
пока нам точно неизвестно.

Злодейство совершилось тайно.
Свидетель боя чудом не погиб.

Скажи, Таг-Гарт…
Выходит так, что Доплен Здорг — старик,
Став юношей, сменивши имя,
В плаще и с гладиаторским чужим мечом,
К сатрапу в дом пришёл,
Представился стратегом Рима?

— Верно, так и было.
А Панифаций ирода узнал!

Лже-Тэос Кодра словом обольстил…
В его отряде — сам себя искал!
 
— Жрец годы рядом с Кодром был,
Ни слова правды, только лгал!
Здорг в дом его входил!
Детишек на руках держал!

Сатрап его всегда к совету приглашал
и мудрым другом называл.
Сам это слышал многократно.

— Немыслимо коварство!
О, пощади всех нас, Озирис!

— И ты заметил,
каким путём пришёл к Сатиру верный меч?

Лжец и убийца сам принёс его сюда!
Видать, что очень опасался чёрной стали.
И потому, он при себе сие оружие держал.
Да упустил, когда девчушку похищал.

ОНА - ему дороже и опасней, значит?

Перстами растерев зудящий мыслью лоб,
Таг-Гарт вполголоса изрёк:
— Клубок из путанных богами нитей и дорог!

Одно могу сказать: Кодр нам не враг.
Его нам опасаться нечего в сей час.
Препятствовать отбытию не станет.

А зверь, что называл себя стратегом,
Сюда к ночи
За дочерью твоей придёт опять.

Друг мой, пора бежать.

Разящий меч Афины у Сатира  есть.
Нам нож посланника
в дороге пригодился б очень.

— Согласен.
Хоть в бегстве чести нет.

Буди александрийцев, Таг-Гарт.
Пусть Паки напоит лошадей
и даст им попастись.

Я поднимусь наверх,
Саманди, Мэхдохт разбужу.
И Ларга подниму с дочуркой.

Пока Фортуна благосклонна
И над нами ярко светит солнце,
Нам надо отправляться в путь.

— Но, до того
поесть за дружеским столом необходимо,
Чтоб дружбу с Кодром закрепить.

Быть может, даст сопровождение до Дэльф?
Трёх всадников
Хотя бы на день и на ночь.

— Разумный ход. Спрошу.
Но не уверен, даст ли.
Зверь жив и Кодру может отомстить.
 
— Конечно.
И что сейчас в его решеньи перевесит:
дружба или страх —
никто из смертных знать не может.

Вставай, пойдём…
Ахилл с дружком оленя утром подстрелили.
Уже готово мясо и наваристый бульон.

Мы за два дня опустошили все припасы.
Нет более в амбаре овсяного зерна
И потому лепёшек ожидать не стоит.

Как будет выживать семья?

Марк:
— Я понял. Ларгу заплачу.
Сатир хромает сильно?

— Да как обычно.
Похоже, рана за день зажила.
С Арэсом и Рубином
Он только что ушёл к ручью.

— Легка на врачеванье
рука моей Саманди.

Таг-Гарт:
— Да и чудесны Тэррия бальзамы.
Всё ж…
слишком быстро набирает силу дочь твоя.

Марк глубоко вздохнул и вздрогнул:
— Верно, верно.
М-м…
Что-то укололо прямо в сердце.

— Может быть…
отцовская любовь?

Смутившись, Марк сурово брови сдвинул:
— Её касания тревожат воинов умы.
Из-за неё свершаем мы ошибки.

— Но всё ж…
Любовь — источник бесконечной силы.

— Знаю, знаю.
Мне просто непривычно дочь свою любить.

— Пока мы в этом мире живы,
УмнО сей шанс не упустить.

Кто знает, Марк:
У Мойр в руках ещё большой клубок лежит
Иль тоненькая нить уже осталась?

Похолодев, Марк зыркнул, резко встал.

— Таг-Гарт! Язык свой прикуси!
Поди, займись делами.
Я поднимусь к семье.

— Да, мой легат. Прости.


Продолжение читайте в главе "Севильин день" часть 6