Живые

        Никак не откажешь!


   Ласковый он был такой в детском доме, когда я работала там воспитателем, а потом еще и ночной. Вот и после выпуска иногда приходит: «Елена Ивановна, чем помочь вам? – Я ему и штаны зашью, смотрю, что порвались. А он: «Научите, покажите, как вы это делаете! Хочу все сам уметь!»

   Детей в детском доме надо чем-нибудь занимать, чтобы всегда какое-то полезное дело у них было… Подойдет потом, когда уже его сделает, и скажет: «Посмотрите, проверьте, - и добавит еще иногда: мама...» Или: «Елена Ивановна, можно вас попросить? Пожалуйста, подскажите, как это мне лучше осуществить?..»

   Их всех, конечно же, не усыновишь, но если тянется взрослеющий уже человек к конструктивной и доброй жизни, уверена уже давно я в нем, то такому, конечно же, никак не откажешь!





   Рассказ волонтера хосписа


   Был дождь и мы зашли в кафе. Возможно, она что-то и утрировала от выпитого тогда в слякоть и непогоду вина, но в этой невольной гиперболе было точно выверенное осмысление жизненного опыта и того самого ценного в нем, что каждый раз придавало ей порой какие-то даже и вовсе кажущиеся невероятными силы...

 

   - Я твердо это знаю. Ушедшие дети и даже уже подростки зачастую находятся рядом со мной. И даже еще помогают. Если надо идти с кем-нибудь из еще живых поиграть, принести кому-нибудь какую-то новую интересную игру, игрушку, или же очень нужное лекарство, ставший крайне необходимым электрический надувной противопролежневый матрац, то те, кто уже отошел, как будто бы будят меня, и даже еще подгоняют: «Вставай, поспеши, тебя очень ждут. Поскорей!..»

   Конечно же, я не слышу на самом деле никаких их голосов, не вижу их своим самым обычным приземленным земным зрением: все это всегда происходит каким-то невиданным, неизреченным, ведомым, наверное, только одному Творцу и тем, находящимся уже в раю, детям путем в самой глубине моего неуспокоенного сердца. И не смотря на то, что по-земному они со мной и не общаются, но я как будто бы знаю всегда какую-то центральную, важную, ключевую фразу о них, когда кто-нибудь и уходит:

   - У меня там много игрушек! – радостно как бы сообщает мне малыш, и я чувствую, что в том, другом мире ему сейчас очень комфортно и хорошо! Счастье и радость словно переполняют, даже окружают его... Или: 

   - У меня такое теперь красивое свадебное платье! – всегда мне «говорит» девочка, если я по какой-нибудь подчас веской, а порой и совсем незначительной причине о ней, которой я очень помогала более полугода, когда-либо вспоминаю, которая, когда еще на земле была жива, очень мечтала, даже уже умирая, здесь выйти замуж! А сейчас, я ощущаю, что уже в том мире все чаемое ей каким-то непостижимым, совершенно необыкновенным путем сбылось! Ее лицо там уже светится от счастья. Она все время как будто играет и примеряет всевозможные изумительной красоты неизреченные украшения. Или же после этого счастливо, даже в каком-то легком завораживающем изумительном танце все кружится и кружится в этом Царстве Небесном! В раю! И радость так же, никогда уже не оставляя, с переизбытком переполняет ее!
 
  - Спешите делать добро... - словно постоянно говорят ушедшие дети. - Даже самая маленькая его крупица очень ценна, неповторима и нужна здесь и сейчас на земле!


                Репей


   - Репей!.. Ты – репей! - говорит мне однажды один не очень хорошо мне знакомый, но, наверное, уже  наслышанный о моих "кознях" священник.

   - Папа, вытащи у меня из головы застрявший в ней колючий шарик репейника! – вспоминаю, как как-то настойчиво просил один усыновленный ребенок, когда-то, давным давно бывший, наверное, не очень, по крайней мере он так считает, счастливым "инкубатором". Всего у меня таких несколько, кроме еще троих своих детей, потому что я сам вышел в свое время, правда, как раз из очень и очень хорошего, еще даже советского детского дома. С нами там постоянно так много и разносторонне занимались, что я и до сих пор не уверен, смогу ли столько всем своим детям дать! Хотя и ходят они у меня на самые разнообразные и интересные кружки и занятия, в том числе, конечно же, и при храмах!

   Репей! Конечно же, я и есть, этот самый настырный и неотстающий репей, никогда почти не отступающий от задуманного, но как же иначе: ведь я за всех этих своих детей ответственен, прежде всего, конечно же, перед Богом!


             Исповедь грешника


    - Я согрешил. Для того, чтобы жить или, иногда, чтобы как-то элементарно в этом море всего окружающего выжить в конкретных отдельно взятых условиях на земле, порою даже помимо воли надо, приходится быть строгим, жестким, даже жестоким. «С волками жить – по волчьи выть!» - часто говорю себе эту с детства знакомую поговорку.

   Что же, неужели добро, Бог, церковь, все хорошее, светлое, чему как таковому долго учили – это теперь не для меня? Ведь я чувствую себя для всего этого каким-то как бы чужим... Может ли это быть?

   - Никак! Святые отцы церкви сравнивали человеческую жизнь с движением колеса. Надо, одной малой точкой касаясь земли, всегда всеми силами устремляться ввысь! Беспрестанно «падая», т. е. так или иначе согрешая, что свойственно любому человеку, какой бы степени святости он не достиг. И Господь всегда окажет падшему человеку милость. Как бы к Себе позовет. Как это произойдет? Вот, например, у меня очень успешный бизнес. И я хочу новую машину, конечно же, «навороченную» с «прибамбасами» себе купить... И вдруг вижу в газете объявление, сюжет по телевизору, что какому-то ребенку можно попытаться помочь спасти жизнь... А он по какой-то роковой случайности на моего сына в раннем детстве как две капли воды очень похож. И я уже не могу пройти мимо. И сердце у меня загорелось... Нахожу телефон его мамочки, связываюсь с ней... хочу ей помочь.

   Или случайно зашел в строящуюся церковь... и в сердце словно какая-то теплая приливная волна поднялась... Все так радостно, благолепно в ней. Отстоял молебен или даже длинную ночную необычную по какому-то особому «монастырскому» чину службу – и по ощущениям не знаю, где я был: на небе, или на земле... И батюшка как-то сразу внушает доверие, не знаю, но чем-то расположил к себе. Хочется сделать щедрое пожертвование, чтобы наконец достроили такую для меня теперь настоящую святыню... И если я помогу – это будет не моя милость кому-то, а прежде всего, конечно же, Бога ко мне. Только Он мне дал возможность стать хорошо обеспеченным, с переизбытком ссудил денег – и как бы Сам после этого постучался в сердце ко мне. Это Он мне, утопающему, этим самым сейчас словно бы протянул Свою руку. Отвергну ли я Его?.. Пьяным буду валяться у себя дома с сожженной совестью, или помогу сироте?.. «Дай плоть, прими Дух!». Дай материальное – прими Радость в сердце!..

   А что же скажут мои «друзья олигархи»? Как я им объясню, что эту запланированную к самому скорейшему приобретению новую и навороченную машину так я и не купил? – Ведь деньги-то, тем более, легкие, были!

   Ну и что?!! У меня есть теперь другой Друг, Который постучался тогда Сам в сердце мне. Это Господь! Или, что одно и тоже: моя как бы ожившая на какое-то мгновение, а может быть, даже уже и вовсе надолго Совесть! И, может быть, когда-нибудь на своем брачном пире, там, в Царстве Небесном, куда я как великий грешник, если пустят меня, когда-нибудь попаду и, конечно же, сяду на самое последнее место, Он подойдет ко мне и скажет – Сам Вседержитель Вселенной! – «Друг, рад тебя видеть! – пересядь поближе!»



                Пасха



   У меня красивая могилка. В ней нет совсем ничего грустного. И фотография в монастыре на фоне природы, где я улыбаюсь. И мяч – я люблю играть в футбол, и его сделали совсем, как настоящий, только из гранита. Если проходишь рядом – всегда охватывает какое-то теплое, радостное, пасхальное чувство... Пусть и мимолетно... Может, даже остановишься на несколько мгновений, чтобы внимательней все заказанное с любовью моей дорогой любимой мамой осмотреть...





   Если живешь по совести – то не страшно... Сначала, когда я болел, мама много работала, а один человек помог мне подготовиться к крещению – и я сделал свой выбор: стал православным. Потом я много учился, пытаясь освоить будущую хорошую специальность, чтобы быть самостоятельным и уже маме помогать. Только болезнь брала свое: рак!

   Я так и лежал потом уже на кровати с учебниками, когда совсем уже почти ничего не видел: один лишь туман почти уже все время заволакивающей все пеленой стоял в глазах... Но все-равно верил: что врачи чем-то обязательно помогут, или совершит, как это много раз уже бывало, чудо Бог!  Мне же надо совсем скоро обязательно сдать экзамены, если и не, как всегда, как было до этого, «на пять», то хотя бы так, чтобы в колледж поступить...

   Сосед по палате... совсем малыш, играл на полу в машинки, так хорошо баловался, веселился...

   - Тихо, тихо, что ты шумишь? Не елозь так громко, ты разве не видишь?..

 Наверное, показывали пальцем на меня. Но он мне совсем не мешает. Это только, наоборот, хорошо, когда рядом так искренне и неподдельно непосредственно веселятся!

   Потом:

  - Сердце еле стучит! – как сквозь туман уже слышал.

   Но все-равно, если вокруг тебя хорошие люди, которые тебе обязательно помогут, - то разве можно чего-то бояться?

  - Мы все... мы как-то справимся! Все будет хорошо...

   Теперь я уже в вечности!

   И всем Вам, помогавшим мне, от всей души так благодарен! Мы все, дорогие мои, хорошие люди, встретимся там, где нет темноты!!!



                Живые



   Она тогда еще только пришла, закончив медицинское училище, работать на недавно открывшееся совсем "сырое" еще, но весьма перспективное в будущем отделение.

   - Ничего страшного! – в первый же день почти сразу же сказали ей. – Просто отвезешь - всего каких-то сто двадцать пять метров по хорошо, между прочим, электрофицированному подвальному коридору - в общий морг умершего... Не бойся. Он же тебя вовсе  и не укусит. Тем более, не съест...

   А у нее ее собственный родной сын с огромным, каким-то искренне-восторженным удовольствием носил точно такую же пижаму, как и у этого уже совсем неживого маленького пациента, - Сама ему всего каких-то четыре месяца назад покупала! Еще помнится, долго выбирала в закрывающемся уже вечером магазине. Взялась она за холодные ручки каталки, и ее саму всю словно каким-то холодным стальным обручем сжало: « Нет! Я этого не могу.. Как же так? – ведь он же, наверное, совсем холодный... А должен... должен жить, радоваться, смеяться, играть...»

   Толкнула каталку, и ей почудилось, что как будто бы своего собственного сына, уже насовсем умершего, все эти сто двадцать пять метров по подвалу с кое-где осыпающейся штукатуркой везет. Под конец даже и не верилось уже, что свой дорогой ей ребенок остался живой: все почему-то с какой-то ужасающей отчетливостью казалось, что она больше уже никогда вовсе как будто бы и не увидит его... Он, наверное, тоже навсегда, где-то там умер...

   Вышла на воздух и еще сильнее, чем тогда в плохо освещенном подземелье сразу же от этой еще явственней прочувствованной мысли неожиданно, даже резко потемнело в глазах. Стала машинально какими-то непослушными, негнущимися, словно и не ее пальцами номер сыновьего телефона набирать. Его ничего не понимающий радостный голос совсем оглушил, показался каким-то совсем небывалым, вовсе даже и невозможным, не могущим быть в реальности каким-то совершившимся чудом...

   А она ведь в последнее время стала как-то мало-помалу отдаляться от своего плоть от плоти данного ей Богом после трудных родов и периода восстановления ребенка:

   - Надо заняться собой – говорили ей. -Дети в шестилетнем возрасте уже, как правило, вполне адекватны и самостоятельны...

   Пришла домой и только тогда окончательно поняла, какое это счастье, какое для нее поистине бесценное сокровище – ее живой, каждодневно радующийся жизни здоровый развивающийся, постоянно открывающий для себя в окружающем его разностороннем мире что-то новое ребенок. И что только от нее, от приложенных ей здесь и сейчас каких-то осмысленных усилий будет зависеть, кем он в итоге станет. Чего добьется в своей будущей, потом уже и самостоятельной жизни.

   Стала проводить с ним как можно больше времени с этого дня. Они даже время от времени вместе в свободные часы брали уроки живописи у дорогого модного в каких-то специфически узких кругах талантливого профессионального художника. Если что-то не получалось в школе, то всегда, не откладывая в долгий ящик, нанимала грамотного репетитора. Все у ее единственного, без мужа растущего сына должно быть только, как можно лучше – стала считать.

   Так совпало, что и в больнице на отделении, где она, как-то все больше втягиваясь, работала, в самое короткое время стали очень хорошо выхаживать даже трудно излечимых очень тяжелых маленьких пациентов. Малыш ни в каком случае не должен даже по малейшему нерадению или какому-то недосмотру окружающего его медицинского персонала, упускающему порой и самый призрачный, но все-таки, остающийся шанс, умереть! Ему, наоборот, претерпев все возможное и невозможное, надо научиться как можно скорее радоваться, улыбаться, смеяться. Играть. И доверять окружающим. И у него должно наконец-то продолжаться на какое-то время прерванное болезнью счастливое детство!

   Неравнодушным, внимательным, участливым, отношением к родителям детей лежащих на отделении, готовым вовремя и своевременно в трудную для них минуту всем, чем можно, поддержать надо уметь спокойно направлять всех к шаг за шагом приближающемуся выздоровлению! И ободряющим взглядом, и улыбкой, и самое важное, конечно же, - знаниями. И это для нее тоже  великая радость, когда бывшие уже на грани того, чего не должно быть, дети вдруг опять постепенно становятся счастливые, здоровые и живые.