Глава 3. Старые раны

Время в квартире Макара будто остановилось. Механический тик зловеще отсчитывал секунды до наступления чего-то неминуемого. Еня бегло осмотрел кухню, его взгляд задержался на оконном стекле, по которому струями стекала вода. Дробный стук дождя заглушал и так едва слышные всхлипы Юли. Еня не видел её лица, но предполагал, что она всё еще плачет. Ссутулившись, Юля неподвижно сидела за столом.
– Юлёк? Что случилось?
Ответа не последовало.
Еня хотел было подойти к сестре, но замялся. Такое поведение ему показалось подозрительным: не в характере Юли было в истерике вызваниванивать брата со службы, чтобы демонстративно отворачиваться и молчать. Еня не понимал, как подступиться и с чего начать. Он повесил своё тяжёлое пальто на угол двери. Правый манжет успел намокнуть, Еня брезгливо оттянул его, поморщился и потряс рукой. Покосившись на сестру, он тихо шагнул назад в коридор и, придерживаясь за простенок, осторожно заглянул в спальню. Не включая свет, Еня понял, что комната пустая. Искать там было некого. В два шага оказавшись около Юли, он бесшумно наклонился к её лицу и попытался приобнять за плечи. Совершенно неожиданно она дёрнулась, отшатнулась, вжавшись в стену, и сильнее завернулась во всё ещё мокрый плащ.
– Ну ты чего расклеилась? – Еня вытянул из-под стола табуретку и уселся рядом с сестрой. Он снял фуражку, смахнул с неё невысохшие капли и, устало вздохнув, шлёпнул её поверх раскрытого альбома. – Рассказывай давай, что случилось? Или мне опять Макара допрашивать?
Шутка не удалась. Попытавшись разрядить обстановку, он сделал только хуже: у Юли снова задрожали губы, из глаз брызнули слёзы. «Надо было про каталажку…» – промелькнуло у Ени в голове. Не найдя ничего умнее, он продолжил:
– Юля! Ты так ревёшь, будто он тебя бросил. Или что? Столько слёз из-за этого мероприятия? С каких пор поход в гости – это такая трагедия?
– Он ушёл! – огрызнулась Юля.
– Сейчас придёт! – Еня вскинул брови и махнул рукой. – Ты зачем мне звонила? Неужто вы поссорились?
– Нет.
– Конечно нет, – поддакнул Еня. – Макар не умеет ссориться! Ну ты посмотри на него – какой добряк!
– Он мне изменил! – яростно выплюнула Юля и спрятала лицо за воротник.
Еня вытянул лежащую между страниц фотографию и потряс ей:
– Вот он?! Хорошая шутка. – Посмеиваясь, Еня положил снимок на место. – Ладно, всё. Хватит сырость разводить. Снимай свою промокашку. Пойдём тебе какую-нибудь… фуфайку найдём. Вставай.
Он потянул к ней руку. Юля дёрнула плечом и прикрикнула:
– Не трогай меня! Что ты вообще привязался…
– Но ты сама мне позвонила…
– …зачем ты пришёл?! Ты что, не видишь, что мне плохо? Уйди! Макар ушёл, и ты уходи!
– Ну дела… – раздражённо пробормотал Еня, пока Юля гневно вытирала слёзы рукавом. Он безразлично посмотрел на сестру, встал, взял фуражку и в полный голос сказал: – Либо ты мне сейчас всё рассказываешь, либо я ухожу. Я в няньки не нанимался.
 – Я же сказала: он ушёл! – процедила Юля. – Что непонятного?
– Куда? Зачем? – Еня сел обратно, по привычке расправил плечи и сцепил руки в замок. – Когда ты видела его в последний раз?
–  Позавчера! Какая разница? И вообще, я позвонила не милиционеру, а брату!
– А зачем ты мне позвонила? Сидишь и молчишь. А я не телепат!
– А кому мне было звонить? Маме с папой? – издевательски ответила Юля. – Они-то нас всегда поддерживают!
– Так. Хватит. Замолчи.
– Молчишь – плохо! Говоришь – плохо! Здорово! Потрясающе, тебе ничем не угодить.
– Это мне-то не угодить?! Не вокруг меня на цыпочках ходят. – Еня снова встал, надел фуражку и сдёрнул пальто с двери. – Не хочешь рассказывать мне, придёшь завтра в отделение, всем расскажешь! Будем с Илюхой твоё заявление читать и смеяться! До завтра, я ушёл. Макару привет!
Еня махнул на прощанье рукой и, громко топая, вышел в коридор. Он по привычке проскользил взглядом по своему отражению в зеркале и остановился. На тумбочке лежали ключи.
– Чьи это ключи? – громко спросил Еня, прекрасно зная, что они не Юлины. Он настороженно осмотрелся. Всё указывало на то, что Макар был дома. Но его там не было. – Юля, чьи ключи?
Еня повесил пальто и фуражку на крючок. На работу он сегодня не вернётся. Застыв в дверном проёме, Еня буравил взглядом Юлину спину. Профессиональное чутьё подсказывало: никуда Макар не ушёл.
– Чьи ключики-то? – вкрадчиво повторил свой вопрос Еня.
– Его. – Юля обернулась. Она медленно встала, не зная, куда себя деть, и засунула руки в карманы.
Подойдя к сестре поближе, Еня заметил, как Юля напряглась, сжала кулаки и судорожно вдохнула. Еня выучил все её привычки с детства: от волнения она впивалась ногтями в ладони, от злости закусывала щёки, а страх отбивал ей все эмоции. Сейчас Юля была похожа на себя семилетнюю.

***

– Не уезжай в ГУЛАГ!
– Доча, что ты такое говоришь! – Софья Ивановна нравоучительно погрозила Юле пальцем, а потом снисходительно начала объяснять: – Твой братик едет учиться. В Е-ла-бу-гу. Не в ГУЛАГ. У него будет очень важная и нужная профессия.
– Милиционер! – пробасил Павел Павлович. – Мужиком растёт! Вон вымахал какой Женька. Плечистый, высокий, ну… спортсмен! Вот, Юля, видишь? Равняйся на брата! Вон какой орёл. Нет – ястреб!
– Ну пап. – Еня скованно улыбнулся и поморщился, когда отец снова начал хвалиться мужиком, которого он воспитал. Не понимая, что можно ответить родителям, он неловко почесал затылок.
– Э-э-э! Ты это прекрати, Женька! Плешь прочешешь.
– Давайте присядем на дорожку. – Софья Ивановна засуетилась, куда бы им примоститься. – Павлик, ну чего ты вертихляешься? Садись давай на полку. И Юльку хватай.
Едва уместившись, родители усадили хныкающую Юлю к себе на колени. Она сильно сжимала уши игрушечного зайца, дёргала ногой и большими глазами смотрела в упор на брата, устраивающегося на потёртом коричневом чемодане. Тишина была такой тягостной, что Юля сама замерла. Отец недовольно заёрзал: сидеть ему надоело, хотелось уже поговорить и попрощаться. Он спустил Юлю на пол, медленно встал, хватаясь за поясницу и тихонечко кряхтя.
– Бывай, сынок. – Павел Павлович похлопал Еню по плечу, развернулся и ушёл в спальню.
– Женечка, сыночка, – запричитала мать. – Будь умничкой и не болей. В здоровом теле здоровый дух!
– Софа, ты чего так долго? О, о, о! – закудахтал отец. – Началось! Давай скорее, я звук погромче сделаю. И бутерброд не забудь!
Софья Ивановна смачно чмокнула сына в лоб, открыла ему дверь и засеменила на кухню.
– Еня, ты правда сейчас уедешь? – Юля с надеждой посмотрела на брата. – Ты ведь не бросишь меня?
– Конечно не брошу.
– Правда-правда?
– Правда. Я же всё-таки почти милиционер. – Еня присел на корточки и обнял сестрёнку. – Ну всё, Юлёк, пока!
– Нет! Нет! – Юля вцепилась в штанину брата. – Ты же сказал, что не бросишь!
– Я же вернусь, это не навсегда.
– Вы все, взрослые, такие! Обещаете и ничего не делаете… – Юля закусила щёку. – Уходи!
Она обиженно бросила в него своего зайца и побежала к себе в комнату. Еня поднял игрушку, повертел в руках и засунул её в чемодан. Он подхватил его, в последний раз с сожалением окинул взглядом прихожую и вышел за дверь.
Юле было обидно, что единственный человек, который по-настоящему её любил, уезжает далеко и надолго непонятно куда. Она остаётся одна с мамой и папой.
Осенью Юля пошла в первый класс, её отдали в музыкальную школу. Подружек не появилось, да и для прогулок времени у Юли особо не было: мама настаивала на том, чтобы она уделяла внимание серьёзным вещам, а не каким-то глупостям, ведь негоже такой приличной девочке всякой чушью заниматься. Из этого Юля вывела одно важное правило – не играй ни с кем, кроме скрипки. На оценки мать влияла особым образом: пятёрки поощряла, а за четвёрки уже грозилась привести домой злого дядю с мясокомбината, который делал из непослушных детей фарш. Юля не понимала, почему мама считает её непослушной, она ведь всегда помогала приготовить ужин, не отлынивала от уборки и даже выбивала ковёр на улице. Ко дню рождения отца Юля выучила его любимую песню, но исполнение «Хорошо!» на фортепиано Павла Павловича не впечатлило. «Всё бы хорошо, но ты так гадко поёшь. Слава богу, что мы тебя год назад на пение не отправили! А то одно «фо» да «фо»…» За шепелявость Юле прилетало ещё долго, даже когда она по привычке называла брата Еней, а не Женей. В общем, как бы Юля ни старалась, угодить родителям было невозможно. Идеального ребёнка из неё не вышло.

***

– Если ключи его, то сам он где? Улетел?
– Я же сказала: он ушёл! – Юля оскорбилась и сердито топнула.
– А ты видела, как он уходил? Как давно это произошло? – Еня опёрся на холодильник. Наблюдая за сестрой, он заметил какую-то скованность, совершенно не свойственную Юле в гневе. Он ожидал, что она накричит, хорошенько его стукнет или бросит в него что-то. Её неразговорчивость казалась подозрительной. – Если я правильно помню, то ты упомянула, что в последний раз вы виделись два дня назад. Где и при каких обстоятельствах это произошло?
– Ень, ты совсем… тю-тю? Дальше бумажек ничего не видишь? Макар был у нас в гостях два дня назад…
– У кого «у нас»? – Еня решил закосить под дурака в надежде получить хоть какую-то информацию.
– У нас с тобой, тупая ты тетеря! РСФСР, город Ульяновск, улица Льва Толстого, 89, второй подъезд…
– Ого! – перебил её Еня. – И после этого вы не общались?
– Не поверишь, но и такое бывает! Я не обязана с ним каждый день разговаривать, – как будто ища оправдания, сказала Юля.
– А я думал, вы любите друг друга. – Еня поджал губы, вскинул брови и задумчиво-меланхолично посмотрел наверх.
– Это только для тебя любовь – слова! Да и то пустые в основном. То-то я смотрю, вы с «Васечкой», – издевательски протянула Юля, – разбежались. Тот из тебя ещё говорун.
– Чья бы корова мычала! – опешил Еня. –  Вижу я, как ты со своим мужем хорошо общаешься. Что ж я-то, дурак, хожу, как злая псина, Падловича к вам не подпускаю. Извини, – мягко улыбнулся Еня, – Толика. Или ты своими умными словами не смогла достучаться до его маленького мозга? А может, ты даже не пыталась?
– Да много ты понимаешь!
– Побольше, чем ты.
– Да?! В каком это месте? Что-то я у тебя обручального кольца не вижу для таких заявлений.
– Кольцо? А твоё-то где? Чего не носишь? Жмёт или соскальзывает? Аль поди мужа разлюбила…
Еня знал, как надо действовать и на что давить. На минном поле Юлиной жизни пришлось наступить на каждую мину. И хоть ему самому досталось, он смог сделать то, ради чего всё это и затеял, – её разговорить. Оставалось только повернуть диалог в нужное русло:
– Получается, от Макара ни слуху ни духу последние два дня. Он никуда не уходил, судя по всему, и не уезжал.
– Ну как не уходил? Его же здесь нет. – Юля растерялась.
– Тем не менее вещи на месте. Может, пропало чего?
– Ничего.
– Документы? Деньги?
– Нет.
– Ну, значит он здесь… где-то. Далеко босиком без денег и документов не уйдёшь.
Еня неспешно прошёлся по кухне, осмотрелся. Стол, заваленный фотографиями, сильно выделялся на фоне практически стерильной чистоты. Такой бардак Макар никогда не оставлял. Еня подошёл к окну, выглянул в него, отодвинув тюль, – дождь поутих. На подоконнике стояли фиалки и рассада. Еня попробовал пальцем землю в горшке – влажная, значит, недавно поливал. Возможно, даже сегодня. Он отошёл к плите, на дальней конфорке стояла кастрюля. У раковины лежала вымытая и высохшая посуда. На вид – ужин: тарелка плоская, вилка, ложка, разделочная доска, нож – не столовый – и стакан. Чай не пил, суп не ел, точно ужин. Значит, дома Макара не было со вчерашнего вечера. Еня взял с раковины стакан, покрутил его в руках, налил воды из-под крана и сел на Юлино место.
– На. – Еня подвинул сестре стакан. – Садись. Пей. Будем думать.
Юля поколебалась и нерешительно опустилась рядом с братом.
– Расклад неутешительный, – начал Еня. – Вчера Макар точно был дома. До вечера, возможно, ночью. Он не звонил тебе?
– Нет, – отозвалась Юля и совсем сникла.
– Так. Сразу исключаем самоубийство. Окна закрыты, ванная пустая, тела нет. Тем более следов подготовки не обнаружено. Кража… спорно. Дверь, конечно, открыта, но ничего не забрали.
– Дверь была закрыта, я своим ключом открывала, – вклинилась Юля.
– Спасибо за эту информацию. Теперь у меня ноль идей.
– Я же говорила: он меня бросил… Что тут непонятного? – обречённо вздохнула она. – Ну почему у меня не может быть нормальной жизни? Что я делаю не так?!
Юля закрыла лицо руками. В какой-то мере Еня её понимал. Сам он уже давно свыкся со своим патологическим одиночеством. Он не знал, как поддержать и успокоить, ему в своё время никто не помог. Как бы то ни было, сестра была права: опыта у неё в романтике было поболе.
Ене пришлось рано повзрослеть, научиться брать ответственность за свои поступки и решать все проблемы самостоятельно. Неудачный роман загубил ему юность. За всю жизнь серьёзных отношений у него так и не появилось. Юле же было полегче: она вышла замуж, у неё была поддержка и опора, пускай и хлипенькая, которая вскоре начала шататься, как старый колченогий табурет. Одной страсти для любви было недостаточно.
– Не знаю, Юлёк. – Еня сочувствующе посмотрел на сестру и пожал плечами. – Не тех людей мы выбираем.
– Я думала, что Макар «тот самый». –  Юля убрала руки от лица и принялась разглядывать лежащие на столе фотографии. – Он… он чуткий, внимательный, надёжный и хороший. Такой добрый, золотой! А меня угораздило за этого Толика замуж выйти! Ну не могла я подождать пару лет? Какая я дура!
– Да и он тоже молодец – под первую юбку прыгнул.
– Ты про кого? – промямлила Юля, уставившись на брата.
– Про кого про кого, про Толика твоего.
– Ах! – Юля схватилась за голову. – Он всё знает. Это он. Это он сделал! Найди его, пока ещё не поздно!
Еня оторопел: он понимал, что сейчас во всём будет виноват злосчастный Анатоль. За последние два года, что Юля живёт с братом, он успел наслушаться разных историй, в мельчайших подробностях пересказанных сестрой. А сколько раз он выпроваживал назойливого Толика из своего дома и не сосчитать. Мягко говоря, он был поразительно наглым, навязчивым и упрямым. Еня не знал, от кого он этого нахватался: от отца-тирана или от цыган, с которыми сбежал из Сызрани. При этом Анатоль выглядел довольно безобидно. Роста он был среднего, внешностью не особо примечателен, самый обычный невзрачный брюнет, немножко лохматый, но опрятный. Что Юля в нём нашла, для Ени оставалось загадкой. Наверное, глаза. Женщинам почему-то нравятся голубые.
– Ну почему сразу Анатоль? И почему Макара должны были… что-то с ним сделать?
– Ень, ты его не знаешь. Ты не понимаешь, на что он способен. Особенно со своими дружками. – Юля хлопнула себя по коленке. – Ты же сам сказал, что Макар никуда не ушёл. Правильно, потому что его увели!
– Юль. Перегибаешь. Зачем ему Макар?
– В смысле зачем? Это месть. Он пронюхал, что мы вместе. – Юля посмотрела на скептически настроенного брата. – И не прикидывайся, что не знаешь, какой Толя вспыльчивый. Он на раз-два мог сюда явиться и куда-нибудь его увезти. Какая крыса нас сдала?..
– Юля! – возмутился Еня.
– Что? Ты сам так говоришь! – вскинулась она. – Я нутром чую, это он.
– Спорить не буду, Толик тот ещё фрукт. Но разве он не смирился, что ты хочешь с ним развестись?
– Ага, смирился. А что ж он тогда под нашими окнами днюет и ночует? Спит и видит этот развод!
– Ты так говоришь, будто он за тобой сюда ходит.
– А за кем? Клумбы полить, лавочку штанами протереть, стены подержать, чтоб дом не рухнул? Очень в его характере, настоящий хозяин! Тебе-то откуда знать, что ему надо?
– А кто с ним через дверь гавкается? Кто его не пускает к дочери твоей? К его дочери? Ты не забывай, что он её отец и имеет полное право её навещать. Даже если тебе это не нравится.
– А что это ты его защищаешь? – прищурилась Юля.
– Толик никогда не был образцово-показательным мужем, но отец из него получше, чем наш. Ну согласись, – просто ответил Еня.
– Тут, конечно, не поспоришь, – стушевалась Юля.
Они с минуту посидели в тишине, прикидывая, что всё-таки могло стать причиной исчезновения Макара. Немного погодя Юля поднялась из-за стола и со словами «Я умыться» пошла в ванную. После этого разговора ей надо было остудить голову и подумать. Она включила воду и, смотрясь в зеркало, принялась оттирать засохшую тушь. Юля уже и не помнила, когда в последний раз так сильно плакала.
Холодная вода неприятными струйками стекала в рукава плаща, габардин противно лип к локтям. Юля настойчиво пыталась отмыть чёрные разводы с лица. Она то и дело наклонялась к раковине, мочила руки, стряхивала воду, тёрла глаза, смотрелась в зеркало и повторяла всё заново. «Дурацкая тушь!» Юля психанула и упёрлась ладонями в бортик раковины. Она смотрела на свое отражение: взъерошенная, с красным лицом, чумазая. Машинально обтерев руки о бёдра, Юля вспомнила о фотографии, лежащей в кармане. Она боязливо вытащила её, повертела в руках, всматриваясь в незнакомые черты. На чёрно-белом снимке была молоденькая девушка. На вид ей было лет двадцать, а может и того меньше. Фотография была немного смазанная, но это не помешало Юле разглядеть счастливое лицо незнакомки. Белое платье, рукава-фонарики, завитые волосы, фата: то-то и понятно, замуж вышла. Подумаешь, фотография. Что, у людей свадеб не бывает? Друзей и родственников нет? Всё бы ничего, да из снимка вырезали только девушку – в сердечко.
В голову некстати полезли мысли о собственной свадьбе, если её можно было так назвать. Срочная роспись, из праздничного – кольца по талону, да и всё. Юля ощутила укол сожаления в сердце. Её свадьба была далека от той идиллии, которую она видела на фотографии. Она вспомнила огромный зал в Дворце бракосочетания, где, кроме них с Толей, было ещё несколько пар. Юля, в отличие от других невест, чувства радости не испытывала. Вместо него были лишь спешка и неуверенность. Их брак стал пустой формальностью.
С рождением ребёнка послесвадебная эйфория Анатоля сошла на нет. Он стал каким-то беспокойным, постоянно раздражался из-за мелочей, мог нагрубить. Юле порой казалось, что она сидит дома, как собака на привязи. Анатоль ни на шаг не отпускал её от себя. Бывало, доходило до того, что он на пороге ловил её за руку. Хватка у Анатоля всегда была крепкой.
Эти воспоминания отозвались горечью в душе. Юля разглядывала свои запястья, где когда-то были синяки – не очень заметные, но болезненные, – которые сейчас будто заныли с новой силой. Она медленно повернула запястье. Вдруг на обороте обрезанной фотографии Юля увидела надпись:

Ника 1966
с Гагариным

Она застыла в непонимании. Эти слова, выведенные чьим-то угловатым почерком, вернули её из забытья. Из крана всё ещё лилась вода, а за дверью слышались тяжелые шаги брата. Юля наспех спрятала снимок в бюстгальтер.
– Юлёк, ты там живая? – Еня аккуратно приоткрыл дверь в ванную. – Ку-ку?
– Сейчас, – отрезала Юля, по-быстрому закрывая кран.
Еня терпеливо ждал сестру в коридоре. Когда Юля наконец вышла из ванной, она немного прижала руку к груди, чтобы убедиться, что снимок надежно спрятан.
– Пойдём? – Еня похлопал её по плечу, пропуская вперёд.
Юля шагнула в сторону спальни. Еня хотел было стянуть с сестры плащ, но не успел – она уже зашла в комнату и села на кровать. Что-то подсказывало ему, что Юля молчала неспроста. Может быть, она заметила нечто, что её напрягло. Еня заглянул в ванную: на полочке под зеркалом стакан с зубной щёткой и пастой и набор для бритья, на раковине – мыло, на крючке – полотенца. Всё выглядело довольно обычно и безобидно. Он выключил свет и закрыл дверь.
Еня прикидывал, как начать разговор. Пока Юля намывала свой шнобель, он успел обдумать ситуацию и наметить несколько вариантов развития событий, один краше другого. Ему казалось, что сейчас придётся начинать всё сначала – Юля как назло опять замолчала. Погрузившись в свои мысли, Еня не заметил лежащую на полу телефонную трубку, запнулся о провод и потянул за собой телефон. Раздался грохот. Из комнаты донёсся испуганный вскрик Юли, Еня ругнулся сквозь зубы, свирепо схватил телефон, со стуком поставил его на место и швырнул трубку на рычаг.
– Так! – Еня стремительно вошёл в спальню, уселся напротив сестры и в лоб сказал: – Сопли вытерла и слушаешь меня. Толик твой не при делах. Кишка у него тонка. Он хоть и буйный, но у него хватает ума не перегибать палку.
– О, конечно, Еня, твоя мудрость и забота о Толе просто поражают! Как здорово, что ты можешь определить длину кишки и уровень ума у других людей с такой легкостью! Не знаю, как я справлялась без твоего разума и советов раньше. Может, ты поделишься своими непревзойденными навыками с миром?
– Хватит язвить! Я о нём не забочусь, а говорю как есть. Из криминала в его жизни только дружки-маргиналы.
– Он ещё хуже! Он меня почти избил прилюдно, средь бела дня, у школы! Хорошо, что Макар рядом оказался, вступился за меня. Знатно его поколотил, нос расквасил.
Еня медленно откинулся на спинку стула, сдвинул брови и недоумённо посмотрел на Юлю. О драке он слышал впервые. Образ добряка Макара стал меркнуть, теперь уже Еня задумался, насколько хорошо он знал Макара и знал ли он его вообще.
– Что-то я такого не припомню. – Еня многозначительно помолчал, обдумывая слова Юли. – А когда это было?
– Да давно! – отмахнулась она. – Вера ещё совсем маленькая была. Зубки резались ещё, она хныкала постоянно. – И на абсолютно пустой взгляд брата добавила: – Галстук твой пожевала! Вспомнил?
– А-а. Действительно. Давно.
Еня призадумался. У него в памяти возникло смутное воспоминание о нескольких днях, когда он не мог ни нормально поспать, ни отдохнуть. Юля заявилась без предупреждения, притащила с собой ребёнка – не сказать, что Еня племянницу не любил, он её не ждал – и, считай, что поселилась у него. Причина странненькая – поругались.

***

– Анатоль Палыч, пойдём поговорим, – нарочито вежливо обратился Макар к Толе.
Он потянул его за локоть, отводя в сторону. Не сделав и шага, Анатоль дёрнулся, вырвал руку и снова подался к Юле. Он настойчиво пытался ухватить её, но Юля не давалась. Она отталкивала его коляской, невнятно ругаясь, и пятилась поближе к Макару. Тот загородил её, враждебно глядя на Анатоля.
– Товарищ Миронов, что ж ты руку на жену поднимаешь? – Макар угрожающе двинулся на Анатоля.
– Макар Константиныч, попрошу… – ответил Анатоль. – Мы сами разбёремся.
Юля суетливо укачивала дочь, чтобы та не проснулась, и тревожно поглядывала на мужчин. Макар остался стоять на месте.
– Меня плохо слышно? – грубо спросил Анатоль. – Попрошу вас!
 Макар и Анатоль стояли друг напротив друга, напряжение в воздухе было ощутимо. Поразмыслив немножко, Макар снял очки, положил их в карман рубашки и сжал кулаки, готовый преподать Анатолю урок хороших манер. Миронов шагнул на Погарского, и Макар без раздумий вмазал ему. Анатоль пошатнулся, провёл под носом – кровь? – и замахнулся для ответного удара. Он проехался кулаком по его скуле, кольцом разбил губу. Анатоль оттолкнул Макара, тот перехватил его руку и дёрнул на себя так, что он невольно согнулся и завалился вперёд. Тут же Макар, не целясь, врезал ему по лицу. Анатоль коротко взвыл, схватившись за нос. Он резко вырвал руку, левой ударил Макара в живот. Потом замахнулся правой, целясь ему в глаз, но Макар выставил локоть, защищаясь, и снова ударил Толю по челюсти. Тот покачнулся, отошёл на пару шагов назад и бешено выпалил:
– Погарский, ты что творишь?!
– А ты что творишь? – рявкнул Макар, вытирая кровь с подбородка. – Ты в своём уме?
– Куда ты лезешь? Ты что лезешь? Зачем ты лезешь вообще?! Уйди отсюда, я тебя по-человечески прошу.
Макар надел очки, подошёл к Анатолю впритык и тихо сказал:
– Толь, ты ж нормальный мужик. Ты что сцены устраиваешь?
– Кто бы говорил, – фыркнул Толя. – Это не я драку начал.
– Я бы не начинал, если бы ты на женщину руку не поднял. Я вообще домой шёл.
– Ну вот и шёл бы дальше! Мы и без тебя разберёмся. – Анатоль осмотрелся и озадаченно произнёс: – А Юля-то где?
Он окатил Макара ледяным взглядом и, толкнув его плечом, пошёл петлять по дворам в поисках жены.

***

Толя вдавил кнопку звонка и отступил от двери, приглаживая волосы. Он одёрнул куртку, покрутил в руках три гвоздички. Он знал, что надо было немного подождать, потому что родители Юли никогда расторопностью не отличались.
– Здрасьте… – Толя замялся и выдавил: – Мама.
– Ой, Толечка, здравствуй, роднулька! – Софья Ивановна, умильно улыбаясь, высунулась из-за двери. – Цветочки принёс! Это мне? Спасибо, дорогой. Ну что ты стоишь, проходи-проходи.
Толя неловко зашёл в квартиру, отдал тёще букетик, разулся, нашёл себе тапки и пошаркал за ней на кухню. Он уже понял, что здесь Юли нет, но дороги назад не было. В доме как всегда было чисто и не очень уютно, пахло мясом и тестевым «Беломором». Софья Ивановна копошилась с вазой, умудряясь при этом ловко переворачивать котлеты на сковородке.
– Кушать хочешь? А то я тут котлетки Павлику стряпаю. Вам с Юлькой положить?
– Давайте, – ответил Толик и сел за стол. Он поёрзал на стуле, посмотрел в окно, на подоконник, где стояла куча горшков и спала трёхцветная кошка. Пауза затягивалась, надо было что-то сказать. – Как у вас дела?
– Да, Толечка, живём потихоньку, всё хорошо. Павлик вот спит, а я ему котлетки делаю. Вот Вильгельмина уже оценила. – Она кивнула на сытую кошку. – Сейчас приготовятся, попробуешь. А чего ты такой раскрашенный?
– Да это мальчишки неосторожные, мячом по носу мне… Сами знаете, ребятня шальная. Балуются.
– Не понимаю, как вы с Юлькой с этими детьми работаете. Они же шебутные, кошмар! – Софья Ивановна закрыла сковородку крышкой. – Кстати, как там Юлька? А Верочка? Что это вы к нам в гости не приходите? Деда Павлик истосковался весь по внученьке.
– Ну, сегодня хотели к братцу её зайти, а она меня не дождалась с работы, раньше ушла. А я знать не знаю, где он живёт. Вот думаю, дай к вам зайду, давно ж не виделись, а вы мне и адресок подскажете.
– Ой, Женька наш… – Она вытерла руки о фартук и села за стол. – Что-то он совсем от рук отбился. Да кто ж милиционера приструнит? Он сам себе хозяин.
– Софа! – пробасил из комнаты Павел Павлович. – Кто пришёл?
– Толечка наш с подарками!
– О-о! – Павел Павлович грузно ввалился в кухню и плюхнулся на ближайший стул. – Анатолька, приветствую! Как жизнь молодая? Вижу, не очень. Тебе кто рожицу нарисовал? – загоготал он.
– Пионеры его разукрасили! – встряла Софья Ивановна. – Уж больно ловко они мячик кидают.
– Бандиты растут. Эх, паршивцы… А подарки где? Внучку привёл? – У Павла Павловича аж загорелись глаза.
– Нет, Пал Палыч, хотели к Ене зайти… – начал было Толик, но его перебили.
– Тебе мячиком ещё и зубы выбили? Или ты такой же шепелявый, как Юлька? Кто вас таких в школу пустил, чему вы детей учите? Знаешь, как в наше время было? – Пал Палыч хлопнул ладонью по столу и гнусаво затянул: – Ах, пчёлочка златая, а что же ты жужжишь? Давай, повторяй. Ж-ж-жужж-ж-жишь!
– Жужжишь. Ж-ж? – обречённо повторил Толя.
– Молодец! Так что ты пришёл-то? Женька тебе нужён? Что ж ты к нам пришёл, этот простофиля на работе живёт, там его и ищи.
– А где он работает? – Познания Анатоля ограничивались тем, что его шурин существует, что он постарше Юли, что он высокий, светленький и работает в милиции. Немного, но всё же лучше, чем ничего. Пока что от тёщи с тестем пользы было никакой.
– Где-где? На кудыкиной горе! – гаркнул Павел Павлович.
– Павлик, не серчай. – Софья Ивановна поставила перед мужчинами тарелки с вилками. – Кушайте, пока не остыли.
Павел Павлович агрессивно потянулся вилкой к сковородке, наложил себе котлет и всухомятку принялся уплетать одну за другой вприкуску с хлебом. Софья Ивановна отламывала по чуть-чуть от котлеты, периодически подкармливая довольную Вильгельмину. Толик скромно ковырялся в своей тарелке.
– Очень вкусно, – проговорил Анатоль с набитым ртом.
– Мало того, что шепелявый, так ещё и некультурный, – огрызнулся Павел Павлович. – Когда я ем, я глух и нем!
– Извините. – Анатоль поджал губы и нервно сглотнул.
Дальше ели в тишине. Анатоль думал, что сейчас он быстренько всё разузнает и вернёт Юлю домой, но не тут-то было: он ничего не узнал, потерял время, так его ещё и унизили. Хорошо хоть, что накормили. Вообще, поведение четы Лебедевых было странным. Анатоль ещё несколько раз пытался вернуться к разговору о Ене, но те каждый раз уходили от ответа и меняли тему, будто говорить о сыне в их доме было запрещено.

***

Солнце противно жарило спину. Анатоль вытер пот со лба, одёрнул воротник куртки. Из-за жары спина вся взмокла, шея вспрела, одежда прилипала к телу. Хотелось содрать с себя кожу. Он уже не знал, куда ему идти. За последние дни он, казалось, побывал во всех отделениях милиции Ульяновска, но никакого Евгения Павловича Лебедева так и не нашёл. Только за сегодня он покатался на автобусах и трамваях, порыскал по всяким подворотням в поисках участковых пунктов, но всё напрасно. Взмокший Толя устал и возненавидел весь мир, пока резво ходил по улице Гончарова в попытках отыскать Юлиного брата. От безысходности он шлялся по дворам, на удачу свернул на Островского – не прогадал. Анатоль был уже не в силах терпеть палящее солнце, так что он перешёл дорогу и с облегчением вздохнул в теньке. Постоял немного, перевёл дух и с новыми силами поплёлся мимо Авиационного института, прячась под сенью деревьев. Через пару минут он потерял всякую надежду и зашагал домой. Подфартило – прямо перед ним было здание милиции. «Была не была», – подумал Толя и взбежал по ступенькам.
– Добрый день. – Женский голос неприятно резанул Анатолю по ушам. – Вы к кому?
– Здравствуйте, – ошарашенно выпалил он. – А-а-ам… – Анатоль забегал взглядом, пытаясь подобрать уместное обращение к этой женщине. Ей было за пятьдесят, она была тощая и сухая, из-за чего на лице пролегли глубокие морщины. Но женщина молодилась: губы красила перламутровой помадой, волосы – хной, ещё и завивала их, наверно, плойкой. Видок у неё был устрашающий. Обратись к такой «женщина» – мокрого места не оставит. Она вытерла руки о рабочий халат, оперлась на швабру и выжидающе уставилась на Анатоля. – А-а-ым… Э-э…
– Алевтина.
– Алевтина, подскажите, пожалуйста, Лебедев Евгений Павлович здесь работает?
– Вам по какому поводу? – Сказать, что эти слова обрадовали Толю, – не сказать ничего. Наконец-то он его нашёл.
– По личному. – Алевтина сурово глянула на него. – Семейные обстоятельства.
– Ждите. – Она поудобнее взялась за швабру и принялась мыть пол. – Товарищ, присаживайтесь. Не стойте в дверях.
Анатоль послушался. Он примостился на ближайшую табуретку, разгладил штаны и принялся ждать. Время тянулось мучительно медленно, люди ходили туда-сюда, Толя порывался встать каждый раз, когда видел человека в форме. Ожидание изматывало. Так ещё и живот начал предательски урчать. «Надо было хоть пирожок купить», – промелькнуло у Анатоля в голове. Он грустно похлопал себя по животу в надежде приглушить чувство голода. «Может, до столовки добежать, перекусить… Хотя нет, я уйду, и он обязательно придёт. Разминёмся. Я что, зря весь день в такую жару бегал по городу, как ошпаренный? Я лучше подожду», – так он себя успокаивал битый час. А потом и ещё час. И ещё полчаса. Анатоль потерял ощущение времени, день уже клонился к концу, как – о чудо! – из-за угла вышел он.
– Евгений Палыч! – Анатоль аж подскочил и стремглав кинулся за Лебедевым. – Подождите!
– Старший лейтенант Лебедев, по какому поводу… – Еня развернулся и насторожился, остановившись на полуслове. – А, Анатолий. Какими судьбами?
– Личный разговор. Не при людях.
– Жди. – Еня кивнул в сторону выхода и хлопнул Анатоля по плечу.
Толя вышел из отделения и принялся расхаживать по крыльцу, периодически заглядывая в дверь, проверяя, ну где там его шурин. Еня разговаривал с внезапно расцветшей Алевтиной, которая стрельнула в Анатоля глазами, и тот аж отступил. С неприятным чувством он закрыл дверь. Было неловко и стыдно. Через пару минут вышел Еня. Он вздохнул, натянул улыбку и выжидающе уставился на Толю.
– Что за личное дело?
Тон у Ени был холодный, и было понятно, что тёплых чувств Анатоль у него не вызывал. Они в принципе мало общались, разговаривать им особо не приходилось, поэтому начинать разговор на такую щепетильную тему, как сбежавшая жена, Анатолю было позорно.
– По поводу Юли. – Еня свысока окинул его многозначительным взглядом и приподнял бровь. Он ждал, когда Анатоль продолжит. – Мы поругались, она с Верой куда-то ушла, и я подумал – к родителям. К ним пришёл, её нет. Она у тебя?
– Ну допустим. И что с того?
– Пойми меня как мужик мужика. Ты что, с женщиной ни разу не ссорился? Она наверняка преувеличила. Что она тебе сказала?
– Судя по твоему раскрасу – не преувеличила.
– Это? – запыхтел Анатоль. – Это… Да я подрался за неё! Не знаю, чего она там тебе наплела, но я бы никогда на неё руку не поднял. Я на это в детстве насмотрелся.
– Тш, – цыкнул Еня и повёл его вниз.
Они сошли по ступенькам, двинулись прямо, путь им предстоял долгий. Времени обсудить вопросы было предостаточно.
– Да я увидел её и испугался, она ж одна из дома вышла, а у нас на этаже нарколыги да пьянчуги. Вся коммуналка их стороной обходит, а один вообще глаз с Юли не сводит. Конечно, я за неё боюсь, кто знает, что он с ней сделает, пока меня рядом нет. Я поэтому не хочу её никуда одну отпускать. Бог знает, что у этих чертей на уме.
– Да-а, – протянул Еня. – Юля по-другому всё это видит.
– Как? – опешил Толя.
– Я, конечно, не поверил, что ты её бьёшь, – ответил Еня и как бы невзначай добавил: – Да и сам ты на изверга не похож…
– Она меня извергом назвала? – Анатоль сник и помрачнел.
– Да я не помню! – воскликнул Еня. – Но смысл был такой. Прибежала к нам домой с коляской, глаза навыкат, трясётся, орёт. Может, не совсем так было, я на работе тогда был, это мне сын уже вечером пересказывал. Юлёк шуму развела, плакала, голосила, какой ты плохой, что бьёшь её и чуть ли к батарее привязываешь. Думал, как соседи ещё милицию не вызвали, потом понял – так вот он я! – Он выдохнул и покачал головой. – Такие дела.
– Но это же всё неправда… – пробубнил, словно оправдываясь, Анатоль. – Жень, ты меня извини, но это вообще сказки какие-то. Мне нужно с ней поговорить. Я её ищу уже два дня, как неприкаянный, мотаюсь из одного конца города в другой. Весь на нервах. Тебя еле нашёл! Я ж не знал, где ты работаешь. А родители ваши меня убили! Вообще ничего не знают, ни адреса домашнего, ни рабочего. Будто у них сына и нет. – На этих словах Еня посуровел. – Мне Юля нужна и Верочка!
Анатоль потёр щёку и отвернулся. Ему показалось, что он наговорил слишком много слишком личного. Хотелось провалиться сквозь землю. Еня шагал рядом и исподтишка поглядывал на растерянного зятька, ему даже стало его по-человечески жаль. Наверное, нужно было его как-то приободрить. Мальчишка он, вроде, неплохой, даже добрый. И адекватный. За эти недолгие минут пятнадцать, что они шли от отделения, Еня успел оценить Анатоля и осознать, что описания сестры совсем не состыковывались с действительностью. Толик был максимально безобидным, в какой-то степени ранимым, и явно любил его сестру и племянницу. Еня понимал, насколько ценно такое отношение: Толя никуда не сбежал, когда узнал о беременности, женился, в очередь на квартиру встал, да и пытался её защитить всеми правдами и неправдами. У Юли была настоящая опора, она даже не догадывалась, как ей повезло. Уж Еня-то это знал.
Он остановился и обратился к Анатолю:
– Ну пойдём. – Еня кивнул в сторону дома. – Помиретесь.

***

Еня вспомнил ту встречу с Анатолем и его разбитый нос. Он и представить себе не мог, что это задохлик Макар так его поколотил. Юля сгоряча ляпнула про своего якобы спасителя, и это помогло Ене расставить все точки над «и». Чем больше деталей он узнавал, тем меньше верил сестре.
– В любом случае, кто бы там кого ни бил, сейчас не об этом. – Еня пересел на кровать поближе к Юле. – Не в ту сторону смотришь, вообще не туда. И это я тебе как милиционер говорю. Есть несколько вариантов. – Он вскинул руку и начал загибать пальцы. – Версию с суицидом сразу отметаем. Тела нет, окна закрыты, следов подготовки к самоубйиству не обнаружено. Побег – маловероятно и весьма глупо с его стороны. Ни документов, ни денег с собой не взять, уйти босиком и без куртки в дождь – где это видано? Тем более, ключи его здесь лежат. Как он мог куда-то уйти, заперев дверь изнутри? Невозможно как-то.
– С чего ты взял, что он сам ушёл? – Юля фыркнула и косо посмотрела на брата.
– Верно подмечено. Отсюда идея: может, ключи были у кого-то ещё?
– У кого? У кого они могут быть, кроме меня? – вскинулась Юля. – У Риточки этой? Или ещё у какой стервы?
– Юль, кроме гипотетических любовниц, у Макара есть соседи и, что примечательно, семья. Или ты забыла, к кому ты сегодня так вырядилась?
Юля притихла, сгорбилась, сжала пальцами одеяло. Она замолчала, сникла, явно что-то обдумывая. Еня решил не дожидаться очередных выдумок сестры.
– Перед тем, как ты начнёшь называть его изменником – хотя кто из вас ещё изменник! – давай попробуем найти хоть одну женскую вещь в доме. И не твою, если они тут вообще есть. У него даже в ванной щётка одна стоит, вилка одна использована. Квартира явно холостяцкая. Тут не только женщин, тут гостей в принципе не бывает.
Юля никак не реагировала, рассматривала ковёр на полу.
– Об измене пока думать не будем. Как ещё можно было проникнуть в квартиру? Только сделать дубликат ключей. Например, без согласия хозяина, с помощью ириски. – Юля непонимающе уставилась на брата. – Ну чего ты так смотришь? Первый раз что ли слышишь? Просто слепок делают, и всё. Таким грабители промышляют. И следов никаких.
– Ну так вот, – воскликнула Юля, хлопнув по кровати. – Это всё Толя и его дружки!
– Допустим. – Еня обессиленно и шумно выдохнул. Он уже отчаялся вразумить сестру и просто сдался. Ему было неясно, почему Юля с такой силой вцепилась в Толю. Легче было просто согласиться, чем в чём-то её убедить. – Ну украл он твоего Макарку, ну где он его прячет? В коммуналке вашей? Или в Волге утопил, собакам скормил? Не знаю, или чучело из него сделал? – Юля побледнела. – Да пошутил я. Никуда твой Макарка не денется.
Еня дёрнулся от неожиданности. Зазвонил телефон.