Дочка из тридесятого царства

    Владимир Илюхов (В.Коньков).

           ДОЧКА ИЗ ТРИДЕСЯТОГО ЦАРСТВА


С корзиной грибов влез я в вагон пригородного поезда.
- Билеты будем брать?
Я купил билет. Проводница села рядом: больше обилечивать было некого.
- Скучно, небось, вот так каждый день? На пригородном-то?
- Скучно, - призналась она. - А ведь я почти тридцать лет проработала на поездах дальнего следования, - вдруг начала она свой рассказ.
- Ехали мы из Москвы... Было это где-то в пятидесятых. И вот, как сейчас помню, села в  третьем купе семья: старуха-мать, муж с женой, а с ними девчонка лет пяти, дочка ихняя, значит. Аленка-постреленка, как отец ее назвал. Видно было, любил он её до самозабвения. Оно, думаю, и понятно: самому-то уже за сорок. Мать, та больше к книжке тянулась - полежать, почитать - тоже понятно: она мужа-то лет на пятнадцать-восемнадцать моложе была, сама ещё, можно сказать,  девчонка. Вот он любые их прихоти и исполнял, особенно дочкины.
И вот как-то прибираюсь я в вагоне, большую станцию собираюсь встречать, дошла до их купе. Мужчина своим и говорит:
- Пойдемте в ресторан, посидим часок, чтобы проводнику не мешать.
А бабка:
- Я, - говорит, - тут посижу. А вы идите, ваше дело молодое.
Ну, те мигом собрались, ушли. Остались мы со старухой в купе вдвоем: она в окошко смотрит, а я веником да тряпками орудую.
- Какие, говорю, - у вас дети хорошие, дружные. Сразу видно: любят друг друга… Хотя по возрасту судя да по дитю лет шесть как знакомы?
- Ан нет, - отвечает бабка, - он её еще в институте девочкой приметил. Он ведь ей педагогом был, профессором. Она уже и институт закончила, а он всё за ней ходил. Ходил-ходил, вот и выходил – поженились.
- Ну давай им Бог! – поддакиваю я старой. – Вон, какую внучку вам «смастерили».
Бабка молчит. Мне бы насторожиться, а я веником работаю и сама языком как помелом мету:
- Все, - говорю, - заметочки с отца сняла: волос в волос, голос в голос…
А бабка мне под стол шепчет:
- А ведь не отец он ей. Не родная она ему.
Я аж села от изумления:
- Значит, это выходит он её уже с дитем взял?
- Ох, кабы! – вздохнула бабка. – Тут такая история, что и грех, грех грехом называть…
И бабка зашептала мне почти скороговоркой, стараясь поскорее, до прихода молодых, всё рассказать:
- Ему уже к сорока было, а ей около двадцати пяти, когда они поженились. Год живут, другой, а детей нет. Пошли по врачам. А врачи сказали: он виноват, зять то есть. Лечение назначили – ничего не помогает. Вот тут он затосковал. Пить бы начал, да не приучен к этому делу вовсе. Почернел весь и только ходит из угла в угол. Ходит и молчит. Молчал-молчал и в один день вдруг говорит:
- Без ребенка семья – не семья.
Моя - ему: 
- Ну, давай из детдома возьмем ребеночка.
- Нет! – говорит, - Ты здоровая женщина, ты в состоянии своего завести.
Дочка и уйти от него грозилась, и плакала, и на коленях перед ним стояла, и по щекам его била: за кого, мол, он меня принимает, а он одно заладил – или ты рожаешь сама ребенка или мы расходимся.
Приехала дочка ко мне в деревню, плачет:
- Мама, посоветуй, что делать?
А что я ей посоветую? Уехала от меня в слезах. А дома-то он ей путевку на курорт вручает:
- Я, - говорит, - с тобой ехать не могу, дела. А ты поезжай, отдохни.
Она ночь навзрыд рыдала, а утром он сам собрал её чемодан, сам её на вокзал отвез и в поезд посадил.
Путевка была выписана на месяц, а дочка вернулась через недели полторы…
- Что так?
- Так, чай, не отдыхать ездила! – пристыдила меня старуха.
- Ну и как они после всего этого жили?
- Поначалу худо было. Дочка от обиды с ним год не разговаривала. И он в её сторону даже смотреть не решался. Жили как чужие. В разных комнатах спали – благо жилплощадь позволяла. Ну а там и внучка моя родилась. Имя дочке он тоже сам дал: Аленушка. Ну а как подрастать стала, как все дети, всё спрашивала: откуда я взялась? А он, знаешь, что ей отвечал? Ты, говорил, у нас из тридесятого царства-государства явилась. Ты была за горами, за морями, а мама съездила и привезла тебя.
Моя-то на дочку порой так глянет, что у меня мурашки по спине побегут: будто ребенок виноват в их беде и её невольном грехе…   
…Через сутки то ли в Томске, то ли в Перми они сошли. Носильщик багаж вез. Женщины всеми силами старались от него не отстать, а мужчина вел за ручку Алёнушку.