Тёмные воды души моей. Продолжение 26

                Лофт. (Апрель 1953г. Норильск)

-   А всё-таки странно устроен Русский человек, - сочувственно погладила молодая подруга Галины обнимающую её руку, - почему мы плачем когда нам больно и также легко льём слёзы когда счастливы? Вот Вы, Анастасия Михайловна? Зачем Вам хочется плакать если Вы счастливы? А ведь Вы счастливы?

   Матушка Галины, задумчиво подняла голову не прекращая обнимать девчонок, её разум устремился куда-то далеко вверх, - не знаю, - ответила она с оттенком грусти в голосе, - возможно от страха?

-   Как же это? - удивилась девушка, озорно улыбнувшись ветерану школы, - при чём тут страх? Напротив, безотчётная радость и ожидание бесконечного счастья должны наполнять наше сердце. Разве не так?
-   Так, так, - кивнула головой учительница, - только радость, счастье, любовь - субстанции утончённые, эфемерные, летучие. Иногда даже призрачные. Как утренний туман. Как аромат ночной розы. Может быть поэтому мы грустим и плачем – боимся потерять? Туман рассеется, роза завянет, ночь пройдёт, а с ней и волшебство растает. Мы льём слёзы по утраченной мечте, потускневшему счастью, которые ещё не случились.
-   Мамочка!  -  Галина нежно прижалась к щеке матери, - вот теперь-то, кажется, я точно заплачу.

-   Я наверно пойду, - забеспокоился Магомед, - не буду вам мешать.
-   Нет-нет, что Вы? Вы совершенно нам не мешаете! – Анастасия Михайловна отпустила взгрустнувших девочек, - давайте продолжим. Вы уж нас простите с нашими девчачьими сантиментами. Поговорим о чём-нибудь другом, о литературе, поэзии…

-   Да я как-то не очень в этом… - засмущался юноша, - точнее даже никак…
-   Ну, ничего страшного. Иногда, чтобы познать вкус, надо сначала попробовать. А вдруг Вы тайный почитатель Эвтерпы! Просто ещё не знаете об этом.
-   Простите, я…
-   Мамочка, ты смущаешь Магомеда. Не обязательно же всем любить поэзию.  Может быть он почитатель Эриды, правда Зарочка.
-   Конечно! Вы не обижайтесь Магомед на нас, глупых девиц.  Как говорят в народе: - волос долог, да ум короток. А мы сегодня ещё и навеселе. Не сердитесь, давайте лучше я налью Вам ещё чаю, присаживайтесь. Нам с Вами очень даже хорошо. Спокойно. Мы просим не покидать нас.

-   Да-да, - поддержала Анастасия Михайловна, - Вы простите меня действительно. Я не хотела Вас обидеть. Ведь и правда мы в чем-то все разные, кто-то любит огурцы, а кто-то помидоры. Но главное же не в этом. А в том, что нас сближает. Делает людьми – добро, справедливость, любовь, милосердие…
-   Нет-нет, я вовсе не обижаюсь. Что Вы, - приободрённый юноша вновь вернулся к столу, - напротив, очень благодарен Вам и Вашей семье. Мне очень нравится быть рядом. Узнавать много нового, интересного. Я же, по правде сказать, недоучка. Больше был сосредоточен на спорте и… а кто они эти Эвте… извините не выговорю.

-   Эвтерпа, дорогой Магомед, - продолжила Зара, наливая чай повеселевшему спортсмену, - это одна из девяти муз, дочерей Зевса и титаниды Мнемосины, муза лирической поэзии и музыки, пожалуйста угощайтесь, горячий ещё, - придвинула она чашку ближе к очарованному водителю Горина, - в греческой мифологии, конечно. А Эрида…
    Девушка замерла на полуслове прислушиваясь к негромкому звуку – кто-то деликатно постукивал в входную дверь. Нежно так, тук-тук, затем длинная пауза и опять…

-   Что это? – испуганно прошептала пожилая учительница, придерживая дочь за руку. 
-   Тише, - приподнялся Магомед, выставив вверх указательный палец, - оставайтесь на месте, я сейчас.

   Кошачьей поступью - быстро и бесшумно, он приблизился к входной двери, приложив ухо замер.
   С той стороны тоже затихли.
   Простояв так около минуты, медленно повернул ручку накладного замка. Раздался довольно громкий характерный щелчок, - Чёрт, - поморщился он и тихонько оттолкнув дверь, и выставив голову в образовавшийся проём, столкнулся нос к носу с белым, бескровным человеческим лицом, - чёрт повторил он громче, - что Вы тут делаете?
   Человек сделал шаг назад и виновато улыбнулся, - простите я-я, … хотел… здесь же, кажется, живёт Иван Дмитриевич?

   Магомед, оглянувшись, вышел из квартиры и оттеснив назад непрошенного гостя, прикрыл за собой дверь, - это закрытая информация, с какой целью интересуетесь?

-   Вы не беспокойтесь, я не причиню никому вреда… я тут с группой специалистов…   
-   Я знаю кто Вы, но это не повод врываться в дом без приглашения.
-   Да-да, так…, извините… просто мне надо было переговорить… срочно…
-   Знаете, что… Алексей кажется, да?
-   Так точно, Алексей Максимович Карпухин! К Вашим услугам.
-   Вот, Алексей Максимович, Вам лучше поговорить с Иваном Дмитриевичем на работе. Вы же в одной команде?
-   Да… в некоторой степени… я, вообще-то, в команде Серго, мы вместе делаем… но, собственно… - засмущался неожиданно инженер Карпухин, -  я хотел поговорить не с Иваном Дмитриевичем.

-   Да, что Вы? Удивили! И с кем же Вы хотели поговорить?
-   Мне, видите ли, необходимо поговорить с… его женой.

   Водитель Горина, отрицательно покачал головой, - невероятно!
   Вы вообще думаете…?
   У нас на Кавказе за такие слова Вас бы немедленно зарезали.
   Конечно мы не Кавказе, но все же…
   Вы ведёте себя смертельно неприлично, и я попрошу Вас немедленно удалиться, в противном случае…

-   Что случилось, Магомед? - из приоткрытой двери выглянула встревоженная Галина, - здравствуйте товарищ, Вы к нам?
-   Здравствуйте Галина Михайловна, мне очень неловко, извините что потревожил Вас, но наверно и вправду неприлично являться вот так, без приглашения и без разрешения.
 
-   Здравствуйте товарищ Карпухин, - из-за спины подруги появилась лучистая Зара, - Вы к нам с добрыми намерениями?
-   Зарочка, а вы знакомы? - Удивилась новобрачная.
-   Конечно. Это же молодые учёные и я лично по просьбе папы подбирала им одежду по размеру. У Алексея Максимовича необычные параметры: сорок шестой размер одежды и сорок четвёртый ноги. Необычно, правда?
-   Ну от чего-же, дорогая моя? Вот если бы было наоборот, тогда…  проходите в дом пожалуйста, холодно.
   Карпухин и Магомед недобро переглянулись.


-   Извините, товарищ генерал, не могу я, это же режимный объект, никак невозможно без пропуска, извините, - испуганно оправдывался рядовой вохровец преградив длинным стволом старорежимной винтовки Мосина путь к КПП шестого отряда Горлага, - ну никак нельзя, инструкция, - переминался он с ноги на ногу похрустывая свежевыпавшим снегом, - меня же хозяин, ой, просите, майор Безбородько под трибунал отдаст.

   К мелко дрожащему то ли от страха, то ли от холода охраннику подошёл вплотную Горин –старший: - вот Вы, товарищ, обуты в тёплые валенки… (молоденький стражник перестал дрожать и замер, уставившись на свою серую, бесформенную как облако, обувку) … и это хорошо, разумеется - нет лучше обуви на морозе, но посмотрите в чём вы держите боевого генерала, (юный блюститель инструкций, продолжая удерживать винтовку как шлагбаум, перевёл взгляд на провалившиеся в снег полированные туфли знатного гостя) … может хотя бы пройдём в помещение и уже там и поговорим?
   А заодно и майору вашему доложите: - здесь заместитель Министра Внутренних Дел, - вежливо предложил Иван Дмитриевич, осторожно прижимая вниз руку растерявшегося охранника.

-   Ладно, хорошо, то есть… так точно, пройдёмте, только Климент Афанасьевич … майор Безбородько … он сейчас … это … отсутствует… дела у него, велел не беспокоить.
-   Ну, ничего, - Горин взял под локоть смягчившегося стража, - мы и не будем беспокоить майора, - увлекая нежно его за собой, обернулся к Ясеневу, - не отставайте товарищ генерал, - так что вы говорите, юноша, за дела у майора как его?
-   Безбородько, - торопливо повторил рядовой, послушно двигаясь вперёд.
-   Да, да Безбородько. Так как он? Свирепствует? Говорят, очень строг и требователен? Особенно к непослушным блондинкам?
-   Нет, ну тут я вам не … лучше вы сами … как-нибудь.
-   Не волнуйтесь, разберёмся. А вот скажите, это происшествие сегодня, в чём там дело? Почему не задержали зачинщика?
-   Как же не задержали? Задержали как миленького, ой, - спохватился болтун прикрыв свободной рукой рот. - Товарищ майор запретил…

-   Ну, запретил, так запретил. Давно на службе, рядовой? Из каких мест сам то?
-   Да из Минусинска я, уж год почти как.
-   Ясно. Родители?
-   Матушка. Отец погиб в марте сорок третьего под Ржевом.
 
   Комната в КПП оказалась довольно просторной и тёплой. Грубо сколоченный стол, табуретка, в углу самодельный металлический сейф. Вдоль задней стены массивная скамья.
-   Присаживайтесь, пожалуйста.
 
-   Сочувствую тебе, боец, - Николай Павлович Ясенев подошёл к маленькому промороженному окну, заглянул в оттаявший круг посредине. - Да, Война! Никого не пощадила. Мы все потеряли там кого-то. Теперь они смотрят на нас оттуда, - он кивнул головой вверх, - и ждут, когда мы создадим здесь новую жизнь – справедливую, счастливую. И как тебе здесь служится?
   Солдат задумался на мгновение и выдохнул грустно, - нормально.
-   Молодец, никогда не падай духом. Стране нужны сильные и честные люди, капитан, - обернулся он к младшему коллеге, - может заберём парня к себе?
-   Почему бы и нет, товарищ генерал, нам нужны молодые, здоровые телом и духом борцы за справедливость.

-   Так где ты говоришь, солдат, этот ваш дебошир?
-   Да в карцере, вон холодном. Натворил дел. Как бы не околел там от холода.
-   А давай ка, товарищ, навестим его, а?

   Охранник растерянно завертел головой, виновато потупив глаза, - извините, я же не могу покинуть пост, а Витька… напарник мой… он скоро придёт… наверно… и тогда мы сможем пройти…
-   Ну хорошо, боец, - любезно согласился генерал и присев на скамейку у стены приподнял слегка ноги, постучал туфлями друг об друга, - эх, от валенок бы я сейчас не отказался, так где ты говоришь Витька то?

   Так я сейчас, - обрадовался рядовой, вот же у нас тут есть резервная пара, - он бросился к столу обогнув его фронтальную часть, прикрытую фанеркой и нагнувшись ловко вытащил с тыльной стороны пару почти новых серых валенок большого размера, - вот, пожалуйста, товарищ генерал, мы их почти не используем, так на всякий случай держим, возьмите согреетесь хоть... тёплые… а то конечно не по сезону обувка то у Вас… извините.

-   Вот это я понимаю! Ох, хорошо, - довольно рассматривал валенки Николай Павлович, поставив рядом свои красивые, холодные туфли, - не забыть бы потом забрать в машину, напомнишь, солдат?
-   Конечно, товарищ генерал, обязательно, - закивал часто головой юный охранник, давайте я поставлю их сюда на скамейку, что бы на виду…
-   Да, спасибо! А вот Витька твой, он отлучился не по делу, верно? – дружелюбно поинтересовался Ясенев, примеряя полезную обновку.
-   Нет, что Вы, товарищ генерал, наоборот по делу, майор приказал охранять… это… как его… клуб.
-   А у вас тут есть клуб?
-   Так точно! Здесь же у нас контингент особенный, поют иногда, спектакли играют… есть очень даже красивые…

-   Да, да, - поднялся генерал, притоптывая валенками, - а что, кажется мне подходит? А, капитан? Задержитесь здесь на пять минут, Иван Дмитриевич, пожалуйста. Присмотрите за порядком, а мы с рядовым, как Вас по батюшке?
-   Сеня я… Семён Алексеевич… Горохов.
-   Вот мы с Семёном Алексеевичем посмотрим на этого майора, ведите рядовой Горохов. Не беспокойтесь, капитан Горин офицер весьма ответственный.

   Одноэтажное здание недалеко от КПП выгодно отличалось от окружающих бараков, оштукатуренное окрашенное. Голубоватый цвет, правда, едва угадывался, поскольку стены скрывала белая изморозь.
   Внутри, тоже было вполне прилично – широкий коридор, просторный актовый зал с деревянными скамейками, выкрашенными в тёмно-коричневый, высокий известковый потолок, расписные стены.
 
-   Ну и где же твой майор Безбородько? – вопрошал укоризненно генерал, рассматривая окружающий интерьер.
-   Стой, стрелять буду! – раздался голос сзади.
   Сопровождающий Ясенева охранник вздрогнул всем телом и обернулся.
   Генерал продолжал рассматривать стены не оглядываясь, - надо же, а ведь и не подумаешь, что это лагерь. Фортепьяно не хватает, а так… неплохо.
-   Руки вверх, - продолжал упорствовать голос за спиной Ясенева.
-   Нет, Вить не надо, это я.
-   Вижу, а кто рядом? – лязгнул металл затвора.
-   Опусти винтовку, Вить.

   Генерал не спеша развернулся и доброжелательно представился -  Ясенев Николай Павлович, а Вы, очевидно, напарник Семёна Алексеевича, очень приятно.
-   Извините его, товарищ генерал, не разобрал он, темно.
-   О, что Вы, Семён Алексеевич, не извиняйтесь, рядовой проявляет бдительность и это правильно.
   Но теперь, когда мы представились друг другу, позвольте вновь полюбопытствовать: где же ваш неуловимый майор? – Высокий чин пришельца похоже парализовал стража, он словно окоченел.
   Генерал, приблизившись, приобнял его по-отечески, - ничего, ничего, не стесняйтесь, Виктор кажется, извините отчество не расслышал, винтовку то уже действительно можно опустить.
   Юноша послушно выполнил просьбу небожителя, сохраняя заторможенное состояние. Потом, позднее он шепнёт напарнику, что с генералами в своей жизни ещё не встречался.
-   Ну так, что? Проводите к майору вашему Безбородбко? Или мне самому искать? Рядовой, отомрите.
-   Так, точно, - встрепенулся наконец напарник Горохова, только… товарищ майор просил… не тревожить его… по пустякам.
-   Ну вот видите, - взял рядового под локоть заботливый генерал, - по пустякам! А мы же по срочному делу. Верно? - обернулся он к напарнику Виктора.
-   Так точно, -  приложил руку к виску Семён.
-   Пойдёмте, пойдёмте, показывайте, - благожелательно подтолкнул молодёжь к выходу, мне можно.

   Втроём они двинулись из просторного зала в противоположный конец длинного коридора, по обе стороны которого висели фотографии из театральных сцен с узницами –затейницами. Над плечами у мальчишек торчали воронённые стволы.
-   Товарищ генерал, - остановился Виктор, опустив глаза, - только он там не один.


   Горин продолжал смотреть в полуоттаявшее окно контрольно-пропускного пункта, пока странная парочка – рослый генерал и щупленький мальчишка с винтовкой на покатом плечике, резво о чём-то беседуя, почти в обнимку вошли в высокие двери симпатичного, заиндевелого терема.
   Тряхнув головой словно сбрасывая наваждение, он вновь присмотрелся вдаль - никого. Тихо и пустынно. Сквозь мелкий редкий снежок отчётливо просматриваются прямоугольники низеньких бараков, за утеплёнными шлаком стенами которых, томятся потерявшие всякую надежду представительницы лучшей половины человечества.  Но не они сейчас занимали мысли разжалованного капитана. Отринув решительно от окна, он, бодрым шагом вышел наружу, осторожно прикрыв скрипучую дверь. Осматриваясь по сторонам, уверенно и бесшумно двинулся к отдельно стоящему в сторонке бараку из шпал с маленьким квадратным окном, забранным в чугунную решётку.  Приложив ухо к холодной, обитой жестью двери, тихонько постучал. Затем по громче. И ещё.
   Не дождавшись ответа, осмотрелся вокруг.
   У задней стенки здания нашёл сваленные в кучу бывшие в употреблении материалы. Притащив пустой ящик и кусок металлической трубы, выбил стекло темницы. Встав на ящик и ухватившись за решётку, подтянулся вверх, - политрук, ты здесь? – выдохнул в окно приглушённо, - отзовись Горину.
   С той стороны послышались слабый шорох и нечленораздельная речь.
   Горин спрыгнул на снег и вернувшись к двери с размаху ударил торцом трубы в висячий замок.


-   Ах не оди-ин? - нараспев повторил генерал, - и кто же там ещё? Да, ты уж не стесняйся солдат, говори, как есть, пока мы ещё снаружи. 
-   Видите ли, товарищ генерал, когда прибежал этот, как его… Седой… да, он сильно кричал на товарища майора и требовал предъявить ему женщину эту, нашу… Бельскую Станиславу Ивановну, да. Она у нас на особом положении, с привилегиями.
-   Так, так, продолжай.
-   Уважают её и спец контингент наш и начальство тоже.
   С ней, говорят, случилось несчастье, разбили голову, там, в городе. И она попала в больницу. А это ЧП. Официально же она не вольнонаёмная. Поэтому товарищ майор просил это происшествие не протоколировать, чтобы, значит, не поднимать не нужную волну.  А Седой, этот, иногда помогает нам организационно и материально, продуктами там или стройматериалами, поэтому они дружат с товарищем майором, да. Но не в этот раз.
   Они кричали друг на друга и… извините, стали драться. Мы уже тут всё прибрали… И товарищ майор всех потом проинструктировал.
-   Я понял, рядовой, спасибо. Должен сказать женщине этой не только разбили голову, но ещё и прострелили грудь.
   И прооперировали её, конечно, гражданские врачи. И скрыть этот факт не удастся. Напрасно вы её эвакуировали.
-   Это не я… я вовсе даже и не…
-   Не волнуйся, боец, конечно не ты. К тебе претензий нет. Давай ка все же посмотрим, кого инструктирует майор на этот раз.
 
   Рядовой потоптался на месте и понуро, слабым голосом попросил, - может, товарищ генерал, я здесь останусь, а Вы уж как-нибудь сами?
   Генерал понимающе покачал головой, - что ж, боец, не осуждаю. Сам так сам, - резко толкнул дверь внутрь.

   О-о! – восхитился он столом, заполненным яствами, да здесь жирно подают. Водочка ещё не нагрелась, - покрутил полупустую бутылку с бело-зелёной этикеткой.
    В соседней, смежной комнате что-то упало, - какого чёрта? Кто там влез не спросясь,- послышался раздражённый голос.

    Из мрака раздёрнутых штор бордового плюша, выглянула голова с разбросанными, лоснящимися волосами и потным, искажённым гримасой недовольства, лицом, - кто разрешил?
    Ну ка пошёл вон отсюда, - угрожающе потребовал он, прикрывая нижнюю часть тела мятыми брюками галифе, - часовой? – выкрикнул повелевающе в сторону двери, - почему на территории посторонние?

   Генерал стоял к нему боком, продолжая рассматривать тару, - ух, ты! Московская особая! Латиницей! Экспортный вариант! А Вы знаете, майор, «Московская особая» самый старый русский водочный бренд.

-   Что? Что, ты там буровишь, откуда меня знаешь? - как сюда проник? - подпрыгивая на одной ноге, пытаясь попасть в неподатливую штанину, вопрошал хозяин апартаментов, но уже без металла в голосе.

-   Да, его история начинается в четвёртой имперской винной монополии, - продолжал невозмутимый гость, - ещё в царской России, правда именовался тогда чудный напиток хлебным вином. Так что это тут у Вас, товарищ Безбородько, за лофт такой?

-   Как? – полураздетый майор замер. В его размякшем сознании зашевелился червь сомнения,- а, Вы, извиняюсь, кто будете, товарищ?