Месяц на сборы. 10. Стрелки-радисты

Начало здесь:
http://proza.ru/2023/08/05/1576

  СТРЕЛКИ-РАДИСТЫ (М/С)
  * * * * * * * * * 10 *
     Стрелковый тир соорудили просто – экскаватор на глубину вылета ковша извлёк суглинок и разбросал его по краям. Получился бруствер. Бросал чуть назад, поэтому на финише образовался избыток грунта. Его потом бульдозер сгрёб в торец, сформировав отбойную стену. С другого торца организовали пологий съезд – экскаваторщик не сразу во всю дурь заглублялся, постепенно понижал горизонт, а бульдозерист спланировал.
     Стреляли недолго, больше ждали очереди. Хорошо, хоть нас поделили – два взвода на аэродром отвезли, а другие два – в тир. На следующий день поменялись.
     Как я стрелял, помню плохо. С автомата лёжа, из пистолета – стоя. Давил на курок, принимал отдачу. А результат считался положительным, если все пули летели в направлении мишени. Оценок не ставили. Порой слышали характерный свист отрекошетивших вращающихся пуль. Один раз кусок свинца свалился на брезент на огневом рубеже, на котором лежали автоматы. Горячий был, собака! Насквозь не прожёг, но подпалину оставил.
     Стрельбы проходили в два этапа. Сначала одиночными  и короткой очередью из «Калаша», потом по пять выстрелов из «Макарыча». Ожидающие в перерывах за красными флажками ловили кузнечиков.

     Позже, когда служил, стрелять из пистолета приходилось каждый год. Однажды в феврале позвонили домой – завтра, в среду, нормативы сдаём, как хочешь, мол, можешь не идти, но тогда придётся в управление ехать и там стрелять по их графику, может со второго или третьего раза только удастся.
     Стрельбище находилось в пойме реки Н;дуги в полукилометре от моего дома. По осени я на нём, бывало, шампиньоны собирал. Но была зима, я грипповал и сидел на больничном. Шёл третий день. Самый кризис: тридцать восемь, суставы ломит, голова раскалывается и от кашля изнурительного уже рёбра болят. Сплю сутками, потею зверски. Жена два раза на день постель меняет.
     Смекнув, что отстреляться на месте дешевле встанет и быстрее получится, чем пот;м в губернию ездить, весь вечер я усиленно пил тёплые малиновые морсы, а утром, втолкнув в себя варёное яйцо, съел лошадиную дозу жаропонижающего.
     На стрельбище отнеслись с пониманием – как пришёл, сразу дали ствол: «Твоя мишень вторая слева, пристрелян по центру». Мишень я различал плохо, как под водой или в тумане. Результатов ждать не стал, сразу ушёл. Кое-как поднялся на горку, вспотел, будто мешок цемента тащил. Доковылял до койки, разделся и вырубился.
     В понедельник закрыл больничный. Во вторник вышел на работу. На заводе меня встретили аплодисментами – чемпион пришёл! Выяснилось, что я показал лучший результат и об этом объявили на построении. Сказали, была одна десятка и одна восьмёрка, третий результат никто не запомнил, но по сумме – чемпион!

     На следующий после стрельб день для прохождения практики два из четырёх взводов привезли на аэродром. КДП – командно-диспетчерский пункт, ощетинившийся антеннами, похожий на витринистый магазин «Мелодия» зачем-то поставленный на стопку из четырёх хрущёвских панельных квартир, проехали без остановки. Обогнув брошенный прямо на нашем пути Ан-26-той, используемый начальством в качестве такси по стране, оба «Урала» остановились у длинного, обставленного разнокалиберными стремянками на колёсиках, одноэтажного строения с решётками на окнах. Это была ТЭЧ. Будущим техниками попасть на практику именно сюда было сверхлогично. Спрыгнув с грузовиков, мы построились в небольшом дворике. Слева от входа висела синяя табличка, на ней  жёлтыми буквами было написано: «Технико-эксплуатационная часть такого-то номера гвардейского имени Фамилии военно-транспортного авиационного полка»
     Как школьников в начале сентября по вновь открывшемуся Дворцу пионеров, через все кружки, спортивные и актовые залы, нас провели змейкой по пахнущим керосином, бензином и, непонятно почему, свежими огурцами, ремучасткам. Показали полуразобранный турбовинтовой двигатель АИ-20, установленный на оранжевой тележке. Потом завели в какое-то помещение, судя по наличию знамени и гипсового бюста Ильича, исполняющее роль Красного уголка, который также называли Ленинской комнатой.
– Здесь у нас проводятся планёрки…
     Я заглянул, понял, что ни сидячих, ни стоячих мест не осталось, и вернулся в коридор, стены которого были увешаны плакатами со схемами топливной системы, электропитания и сечениями силовых установок с компрессорами и камерами сгорания. Не поместившихся набралось человек восемь, выражаясь по-военному – отделение. Мы уставились в плакаты. Такое случалась, когда в поликлинике приходилось ждать своей очереди и, «от делать нечего» разглядывать строение уха-горла-носа в разрезе.
     В какой-то момент с вызывающим вибрацию кишечника скрежетом растворилась широкая металлическая створка по соседству. Из комнаты вышел и подпёр спиной дверь чернявый усатый мужик в синем комбинезоне и зелёной пилотке с кокардой. Он был поразительно похож на нашего Арутьяна. Создалось впечатление, будто Григорчик вышел погулять и вернулся повзрослевшим лет на десять-пятнадцать. Сходство было удивительное – та же коренастая фигура с заниженной талией, те же кудри под пилоткой, те же сросшиеся брови и те же чёрные глаза слегка навыкате с большими ресницами. У него было такое же смуглое лицо с щетиной, растущей прямо от нижних век, как у Арутьяна. Единственное отличие – виски были потрачены сединой. Одним словом – старший брат!
     Из комнаты неспешно выкатилась, проехала мимо Арутьяновского брательника и повернула в противоположную от нас сторону коридора электрокара с платформой, полностью заставленной в один уровень знакомой нам по лабораторным занятиям аппаратурой – радиостанциями, приводными комплексами, магнитными самописцами, радиокомпасами. Среди прочего выделялся оранжевый шарик термобронеконтейнера речевого регистратора МС-61, именуемый в просторечии «чёрным ящиком». Управлял карой худой и высокий, как Дон Кихот, полностью седой дяденька неопределённого вораста в фуражке-мицце с высокой, гипертрофированной в диаметре тульей. Была тогда такая мода у служивых. Сейчас, когда пожил и попригляделся, я вам скажу точнее – ему было сорок. Плюс-минус. Кара с радиотехником Ламанческим, то освещаясь напротив оконных проёмов, то превращаясь в чёрный силуэт на тёмных участках, удалялась в сторону незакрытых торцевых ворот, а пройдя их растворилась в яркости солнечного дня. Эта мицца создавала в условиях меняющейся подсветки полную иллюзию, что радиостанции и прочую лампово-транзисторную авионику увёз на электрическом Росинанте именно Дон Кихот в  широкополой шляпе. Копья ему только не хватало…
     А мне не хватало фотоаппарата!
     Лекция, которую мне пришлось задвинуть, закончилась. Из Красно-планёрского уголка вывалилась практикантская масса и равномерно распределилась по коридору в ожидании команды.
     Братья Арутьяны встретились глазами и почти одновременно произнесли какое-то армянское междометие, выражающее, как я понял, крайнюю степень удивления и радость одновременно. Они пожали руки и обнялись по-мужски – одной левой, не разнимая пожатия правых.
– Барев, сирелиз! Вортехиц эс? (Привет, дорогой! Откуда ты?)
– Барев дзез! Сумгаит иц. (Здравствуй! Из Сумгаита.)
– О, цови мот. Бахтавор!..(О, возле моря. Везучий!)...

     К самолётам нас вели пешим порядком. Не строем, просто гурьбой. Прошли мимо трёх серых винтовых, но ещё в те времена не винтажных, Ан-12-тых. На киле каждого горела красная звезда в белом окаймлении. У среднего не хватало одного двигателя. Видимо того, который препарировался сейчас в ТЭЧи. За пустым четвёртым капониром свернули налево. Прямо перед нами на шести стоянках – три справа, три слева и на десятке стоянок, уходивших далее под углом в сорок пять градусов до самого горизонта стояли реактивные Ил-76-тые. Какие красавцы! Из-за верхнего расположения крыла и его «горбатого» сочленения с фюзеляжем они походили на приготовившихся схватить добычу орлов. Раскраска у всех Илов была гражданская – голубая полоса вдоль борта и красный флаг Советского Союза на Т-образном киле.
     Нас подвели к третьему, вокруг него наблюдалась движуха. Были открыты аппарели в хвостовой части и дверь по левому борту. Рядом стояло две электрокары, а у второго двигателя под открытыми люками на двух высоких стремянках, воткнув головы в чрево мотогондолы возились «слоны» – техники по планеру и двигателю. Заметив нас, они отвлеклись и развернулись спинами «к лесу». Наш экскурсовод поздоровался:
– Принимайте помощников!
– Ого! И куда нам столько?
– Вот два месяца назад бы их. А то я неделю огород один пахал.
– А вы, ребята, на кого учитесь? – спросил техник лет тридцати пяти, стоявший на стремянке под поднятой створкой обтекателя.
– На радистов.
– А мотористов нет?
– Нет, все радисты.
– Андреич, это твои! – крикнул он в сторону открытой двери по левому борту.
     Андреевичем оказался Дон Кихот. Он сидел на коротковолновой радиостанции и распутывал контровку – тонкую проволоку, которую используют при пломбировании разъёмов и амортизированных точек крепления и разъёмов электрических кабелей.
– Ребятишки, – обратился он к нам, откладывая моток и вставая во весь свой каланчёвый рост, – я вам вот чего скажу. У нас работа ответственная, что-то поручить вам я не могу. За каждый шаг, за любой чих я должен расписываться. А каждая подпись – это километр к Магадану. Куда мне вас такой кучей девать? Наворочаете по неопытности, а отвечать мне. Это же авиация, не кирпичный завод! Вы лучше заканчивайте учёбу, распределяйтесь в войска, и тогда одного или двоих я потяну. Пройдёте инструктажи, подучитесь, получите допуски, выдадут вам клеймённый инструмент. А пока я бы вам посоветовал отдохнуть на полную катушку. У нас тут юг, курорт! Вон там, видите дома? – Кихот Андреевич показал на город. – Там у нас район Нюровка. На четвёртой от околицы улице каждый вечер, кроме понедельника и вторника, танцы под открытым небом. Знаете, какие у нас девчата хорошие! Огонь! Берёшь её в руки, а она вибрирует, как стиральная машина. Вот сходите лучше на танцы, с девчонками попрактикуйтесь. А гайки ещё успеете покрутить. До оскомины, до мозолей накрутитесь…
– А нас в увольнение не пускают! – пожаловался тонкий голосок из двенадцатой.
– Ну, если это для вас проблема, то каши не сварите.
– Вы нам в самоволку предлагаете?
– Ничего я вам не предлагаю! Думайте сами, – Андреевич махнул рукой и сделал шаг в грузовую кабину. Потом вернулся. – Только, если надумаете на танцы, по одному не ходите. Лучше втроём. А вчетвером – вообще надёжно. У вас же зубы не молочные? Вооот! А эти уже жалко, правда?
     Мы шутку поняли. По толпе прокатился смешок.
– И ещё, ребята, вот сейчас внимание! – знаток местных Дульсиней поднял руку, согнутую в локте, как ученик,  желающий получить халявную пятёрку, дождался тишины, и, отделяя паузами слова, маяковской стопой произнёс. – Не покупайте… у нюровских бабушек… самогонку!.. Они её гонят… из птичьего помёта! Лучше в магазине самое ординарное вино возьмите. Вон «Золотая осень» – девяносто копеек, не виноградное, но вкус приличный.

                07. 2023.

Окончание повести здесь:
http://proza.ru/2023/08/18/429
 
А полный текст повести "Месяц на сборы" можно прочесть здесь:
https://prodaman.ru/Sergej-Vasilevich-64/books/Mesyac-na-sbory