Волна Хокусая, докатилась до Европы
"Большую волну" Хокусая знают, наверно, абсолютно все.
Это самая известная японская гравюра, которую до сих пор можно встретить в рекламе, в соц.сетях, на футболках и сувенирах.
Лично мне нравятся и Зимние гравюры, они тихие мягкие умиротворенные, где люди и природа как единое целое.
Но вернемся к нашей волне, где как раз все наоборот, мощь, движение, сила волны.
Изображение входит в серию "36 видов Фудзи".
И покатилась волна из Японии прямым ходом к нам в Россию.
В конце XIX века исследователь А.В. Вышеславцев привёз из кругосветного путешествия несколько японских гравюр и альбомов.
Это вызвало интерес к столь необычному искусству, и в 1898 году в Петербурге прошла первая выставка гравюр всех стилей , от Сансуй-га, Укие-э , до Сюнга.
Знакомство с ней повлияло на творчество ряда российских художников: Ивана Билибина, Константина Сомова, Анны Остроумовой-Лебедевой, Ореста Верейского и др. "После Дюрера на меня имели большое влияние японцы...
Упрощенность их стиля, краткость и стремительность художественного восприятия и его воплощения всегда поражали меня. И.Билибин.
Был и еще один поклонник Хокусая, поэт и худолжник, выдающийся представитель русского космизма и Серебряного века.
Максимилиан Волошин оказался тоже поклонником японской гравюры. По примеру японских классиков Кацусика Хокусая и Китагава Утамаро свои акварели он подписывал строками своих же стихов.
В начале века художники активно копировали японские гравюры, создавали личные коллекции произведений японского искусства.
Постепенно в русском модерне стали прослеживаться черты японской графики – отточенность рисунка, любовь к художественной детали.
В японском стиле иллюстрировали даже Льва Толстого, Тургенева и Пушкина, скажем так, писателей, в общем-то далеких от восточных традиций.
Примером может служить конечно сказка, так в «Сказке о царе Салтане» у Бибибина есть бочка плывущая по волнам, вот вам почти японец Хокусай.
Стилизация “под Японию” придавало рисункам и акварелям особую таинственность.
Японские художники совсем иначе решали проблему композиции.
Изображаемый предмет был не в центре, а словно обрезался краем листа, имитируя случайность взгляда, неповторимость мгновения.
Что возможно и в фотографии, вот я и не пойму у кого Импрессионисты увидели этот прием. Для их живописи это не суть как важно.
А наш Билибин, был крупнейшим русским “японистом”.
Он не знал японского языка, но в его квартире на Мытнинской набережной хранилась уникальная коллекция японских гравюр, в которой были работы великих мастеров Хокусаи, Хирошиге и Утамаро.
Утамаро,тоже любопытный матер, как и создатель Ширм, Маруяма Оке.
Поразительной чертой билибинского японизма было то, что он соединил лучшие достижения японского искусства с русской темой.
Его работы на темы русского фольклора по композиции и по цвету удивительно напоминают произведения японской графики.
«Большая волна» сразила импрессионистов (оттиск гравюры был в коллекции Клода Моне), Ван Гога и многих других художников.
Где европейские художники, изменившие историю живописи, черпали вдохновение для своих экспериментов?
Ответ может показаться неожиданным.
Полагаю, что на мысль транслировать собственную картину мира, а не копировать то, что видят, их натолкнула живопись Японских мастеров.
Художник Ари Ренан писал японскому мастеру Хокусаю: «Ты всегда был молод, а мы устарели еще до своего рождения”.
Гравюры с птицами и животными «Пуха и пера», стилизованные в японском духе утки мандаринки, тигры и т.д.
Гравюры Сансуй-га, или «картины гор и вод»,
И еще мало известные, у нас, если не сказать совсем не известные нам.
Японские Эротические гравюры называемые Сюнга.
Они очень нравились Анри Тулуз - Лотреку, Модильяни и видимо не только им одним.
К слову сказать, копии гравюр Укие-э делают в Японии до сих пор.
В этом стиле работают и современные мастера гравюры.
Японская философия Укиё-э европейцам мало понятна.
Во второй половине XIX века в Париже начали проводиться выставки японских гравюр.
Вырвавшись из двухсотлетней изоляции, к концу столетия японское искусство захлестнуло европейское арт-пространство.
японские формы казались художникам полными наивности, аутентичности и чистоты.
Они стали моделью для радикального обновления способов самовыражения.
Одним из первых, кто обратил внимание на искусство далекой непонятной страны, был Шарль Бодлер.
Присущая восточной живописи способность передавать только самую суть вещей, оставляя зрительскому воображению возможность додумывать, что изображено.
.
В 1854 году, когда двухвековая изоляция Японии от Запада прекратилась, гравюры, привезенные оттуда, открыли европейцам совершенно новый взгляд на эстетику.
По сравнению с западным искусством, которое тогда пребывало в кризисе, японские формы принесли новую волну.
С 1880-х выставки стали ежегодными, а в Париже появился журнал Le Japan Artistique, посвященный живописи Японии.
В 1883 году Клод Моне приобрел дом в городке Живерни в Северной Нормандии.
Купив соседний участок земли художник создал на его месте живописный сад с цветами, экзотическими деревьями, прудом с кувшинками и мостиком в японском стиле.
А докатившись до Европы, "Большая волна "сразила наповал импрессионистов оттиск гравюры был в коллекции Клода Моне.
И появились отклики на японские мотивы ." Японский мостик, (Пруд с кувшинками).
1897-1899 гг. А мостик Моне построил даже у себя на пруду.
Ван Гога «Ирисы» влияние японцев .
Эстетика стиля Арт-нуво вдохновлена дерзкой асимметрией "Волны ", мы то и дело узнаем в архитектуре, прикладном искусстве, книжной иллюстрации рубежа 19-20 веков ее упругий изгиб.
Вместе с гравюрами в Европе появились и расписные ширмы.
Меня поразила одна такая ширма, монохромная живопись по шелку.
Где на абсолютно белом фоне, разной толщины и света только линии.
И эти линии создают впечатления треснувшего льда.
Треснувший лед, оригинальная работа, поразившая меня своим лаконизмом.
Японская ширма Бебу или на японском. (стена от ветра).
Это небольшая портативная перегородка, сделанная из нескольких панелей.
С использованием росписи и каллиграфии, предназначенная для отделения части комнаты и организации интерьера.
Живопись на ширмах получила в Японии весьма широкое распространение и играет значительную роль в истории искусства Японии.
Сдержанный Кафуку — это толстый слой льда, и долго Кафуку не открывает своих истинных чувств.
Но потом этот лед трескается, и зритель как бы идет по ходу трещины.
Зритель, с одной стороны, чувствует облегчение от того, что напряжение чуть спало, а с другой, видит внизу открывшуюся ледяную воду.
Эта двустворчатая ширма из коллекции Британского музея
предназначалась для чайной церемонии.
Выдающийся японский художник 18 века Маруяма Окё ,родился в крестьянской семье в окрестностях Киото.
Еще подростком он поступил на работу в мастерскую, где расписывал лица кукол, однако киотский купец Накадзима Камбэй, на которого он работал, предлагал покупателям не только традиционные товары, но и модную новинку.
Расписные ширмы, положив начало целому жанру меганэ-э.
А меганэ-э, предположительно созданная Маруяма Окё. В своих работах он использовал западные законы перспективы:
Кроме того, Маруяма Окё стал первым японским художником, писавшим обнаженных натурщиц.
Искусство из далекой земли поразило европейских мастеров, толкнув на необходимость обновления.
Новые сочетания красок, новые принципы перспективы и симметрии, новые сюжеты во многом определили культурную революцию конца столетия, заставив критика Эдмонда де Гонкура заявить в 1888 году, что «импрессионисты лишь создают пятна и еще раз пятна, сворованные у японцев».
Теперь давайте посмотрим, с чем именно столкнулись художники в парижских салонах.
Вот знаменитая, «Красная Фудзи» Хокусая.
Многие люди, даже не знакомые с японским искусством, хотя бы раз видели эту картину и восхищались буйством закатного солнца на склоне горы.
Тем удивительнее, что порой Красная Фудзи бывает совсем не красной.
Первое, что приходит на ум, когда видишь этот вариант гравюры — что на ней поблекли краски.
Но нет, эта картина не пострадала от времени, гора изначально была молочно-голубого цвета.
Просто художник и печатник создавали различные цветовые вариации картин, чтобы максимально охватить запросы публики.
А саму гравюру уже вырезали из дерева в специальной мастерской.
Сам Хокусай в этом не принимал участия.
По сути, и сам конечный результат зависел от сторонних мастеров, чьи имена не сохранились.
А вот Хокусая помнят и любят до сих пор.
В книге "Смысл искусства" критика Герберта Рида из Великобритании гравюра "Большая волна в Канагава"
описывается следующим образом: "Наши чувства поглощены движением огромной волны, мы впадаем в её вздымающееся движение, мы чувствуем напряжение между её вершиной и силой тяготения, и, когда её гребень рассыпается в пену, мы чувствуем, как мы сами протягиваем яростные когти к чуждым предметам под нами".
А есть цитата из другой книги, про японские гравюры Укиё-э:
"Человечество представлено несчастными моряками в их утлых, годящихся только для прибрежного плавания лодках.
Они отчаянно за них цепляются, в то время как судёнышки бросает как спички".
Но конкретно для данной гравюры смысл передан совершенно неверно.
Рид не подумал, что японские гравюры надо читать справа налево. И движение происходит тоже справа налево.
Тогда получается, что рыбачьи лодки двигаются и устремляются через волну, а одна даже прошла её насквозь.
Тут есть асимметрия, но при этом изображена гармония мира в сочетании воды и гор.
Гармоничные, но при этом подвижно-гибкие взаимоотношения.
Японская философия Укиё-э европейцам была мало понятна.
Отсюда и моряки совсем не швыряемые спички, а естественный элемент волны на гравюре.
Рыбаки не замерли в ожидании участи, они кланяются мощи стихии.
Пытаются вписаться в ситуацию, чтобы выйти из неё победителями.
Лично меня восхищает эта мощь и сама графика мастера Хокусай,у него философски ничего лишнего все четко и ясно. Смотри и думай.
И еще раз смотри.
А так же интересно, что, если продолжить силуэт большой волны, она будет очень похожа на гору Фудзи, которая виднеется вдалеке.
А другая волна, поменьше, на переднем плане, тоже повторяет силуэт горы.
Такова философия Укие-э, Все гравюры в стиле Укиё-э объединяла общая техника их создания и ряд характерных черт, обусловливающих их самобытность и «узнаваемость»:
1. композиционная асимметрия, создающая эффект некоторой неуравновешенности и естественности;
2. плоскостное (двухмерное) изображение персонажей и предметов (объектов), наличие чёткого прорисованного контрастного контура;
3. отсутствие светотеневой моделировки;
4. декоративность;
5. пристрастие к созданию циклов или серий гравюр, посвящённых одной теме (так же как и в других видах живописи - ямато-э или суйбоку-га).
Театральные – изображения актёров классического японского театра Кабуки.
Выдающимся мастером театральных сцен (по-японски их называют «якуся-э») был Тёсюся;й Сяра;ку (между 1763 и 1820).
Но я полагаю, как европеец, нам не главное трактовка, хотя художники тоже поэты и в некотором роде еще и философы.
И думаю многие хорошо поняли, матера Хокусай и его Волну правильно.
Скажу так, у меня изображение на гравюре никогда не ассоциировалась с катастрофой.
Наоборот вызывало чувство умиротворения и гармонии. Говорят, что в этой гармонии и таится причина популярности изображения.
Вот с этим я совершенно согласен.
В мире у меня
Ничего нет своего –
Только, может быть,
Эти горы и моря,
Что в картину перенёс...
Окума Котомити.
Раз «Большая волна» принадлежит к жанру укиё-э, поэтому, прежде всего вспомним, что кроется за этим экзотическим словом.
Первоначально понятие укиё (дословно – плывущий или изменчивый мир) имело в буддийской философии негативный оттенок, обозначая земной мир как обитель страданий.
Однако с начала XVII века, когда Япония после периода междоусобных войн была объединена под властью сёгуната Токугава.
В стране наступило относительное благоденствие, понимание Укиё становится более позитивным.
Для японцев XVII столетия «изменчивый мир» – источник развлечений и удовольствий, которыми нужно успеть насладиться в течение жизни.
Тогда и появились гравюры в жанре укиё-э – «картины изменчивого мира», окрашенные одновременно печалью и беззаботной радостью.
В бесчисленных графических листах запечатлена повседневная жизнь всех сословий японского общества, мирно текущая на фоне прекрасной природы Японии.
Не будем вдаваться в сложную технологию ксилографии (для создания многоцветных гравюр на дереве вместе работали художник, резчик и печатник).
И отметим лишь, что популярные гравюры Укиё-э было легко тиражировать, недорогой оттиск был доступен каждому, что делало их истинно народным искусством.
Исследователи считают, что расцвет жанра приходится на XVIII век, однако первая треть XIX столетия стала эпохой наиболее массового распространения и высших достижений укиё-э.
В это время работали великие мастера укиё-э Кацусика Хокусай (1760 -1849) и его младший современник Утагава (Андо) Хиросигэ.
Хокусаю было около 70 лет, когда он, признанный, очень плодовитый и разносторонний художник, начал, по заказу известного издательского дома «Эйдзюдо», серию гравюр «36 видов Фудзи».
Серию открывала «Большая волна в Канагаве».
Принцип серийности, вдохновил европейских импрессионистов (вспомним знаменитые серии Клода Моне Руанский собор).
Каждая гравюра такой серии – законченное самостоятельное произведение, однако полностью замысел художника становится понятен, только когда серия собрана вместе.
Какая же судьба ждет рыбаков?
Европейские искусствоведы, как правило, склоняются к трагической трактовке гравюры:
«Волна бросает лодки, как спички», «пена волн похожа на когти, готовые вцепиться в лодку», «гребцы олицетворяют терпящее бедствие человечество», «люди бессильны перед разгулом стихий»
Но не так понимают гравюру японцы.
Исследователь японского искусства Евгений Штейнер отмечает, что, согласно японской традиции, «движение в картине идет справа налево.
Рыбаки словно с почтением кланяются стихии, сгибаются перед ней, чтобы не сломаться.
Различия в понимании, сюжета подводят нас к сложному вопросу: какое послание художника считывает в гравюре европеец, и какое – японец?
На взгляд европейца, «Волна» – это исполненный драматизма (противостояние человека и могучих сил природы), философски значимый пейзаж.
Но лично мне как художнику, так не кажется, у художников свой взгляд, и замысел Хокусая нам ясен.
Гора Фудзи, символизирующая Японию, и океан, единый для всего человечества, делают этот пейзаж конкретным и в то же время обобщённым образом нашей планеты.
Напряжённый диалог изменчивой, подвижной воды и устойчивого конуса горы подчеркивается ритмическим и цветовым решением гравюры.
Огромная волна вздымается, как гора, при этом нельзя не заметить, что на переднем плане Хокусай изобразил еще одну зарождающуюся волну, по форме и цвету подобную Фудзи.
Где конус из воды с белой пеной на вершине вместо снега.
Великолепный замысел художника кажется нам совершенно ясным: вода уподобляется тверди, воплощение вечности – гора – получает двойника в непостоянной водной стихии.
Мир, состоящий из противоположностей, на миг обретает в гравюре Хокусая единство.
Этот мир балансирует на контрастах, его гармония неустойчива, как волна, но тем она и драгоценна.
Попытаемся теперь взглянуть на гравюру глазами японца.
В иерархии японского искусства «Волна» – это традиционный тип пейзажа «сансуй» (в переводе «горы и воды»).
Гармоническая картина Вселенной, в которой вода представляет изменчивое, текучее начало, а гора – постоянство и незыблемость.
Однако японцу чужда трактовка гравюры в духе «единства и борьбы противоположностей».
Так как с его точки зрения, Хокусай, уподобляя малую волну на переднем плане силуэту Фудзи, не противопоставляет, а уравнивает их сущности в духе дзен-буддизма.
Ведь согласно философии дзен, оказавшей глубочайшее воздействие на японское искусство, истинная природа реальности не двойственна.
А в ней нет разделения на Бога и созданный им мир, на разум и чувства, душу и тело, прекрасное и безобразное, природу и человека, духовное и материальное, воду и земную твердь.
А что же есть? Есть единый мир, состоящий из вечно меняющихся сущностей – дхарм, и закон этого мира – постоянное круговращение дхарм, подобное движению колеса.
В 19 века японская эстетика, как известно, глубоко влияла на европейское искусство. Но и Япония, которая в это время также открылась миру, усваивала уроки европейской живописи.
«Волна», олицетворяющая для нас японское искусство, на самом деле не совсем характерная работа.
Хокусай внимательно изучал произведения европейской живописи, был в восхищении от неведомой традиционному японскому искусству линейной перспективы и использовал ее в своих работах, в том числе и в «Волне»:
Именно резкие перспективные сокращения обусловили эффектное сопоставление огромной волны на переднем плане и маленькой Фудзи вдалеке.
Изысканное цветовое решение, которое подсказывает сама природа, – сочетание белого и нескольких оттенков синего, сближает гравюру с голландским искусством.
«Волна» была очень популярна в Японии, поэтому постоянно печатались новые оттиски, их было сделано около 5-8 тысяч.
При этом ранние оттиски «Волны» ценятся чрезвычайно высоко, за ними идет настоящая охота.
Оттисками гравюры гордятся Нью-Йоркский «Метрополитен», художественный институт Чикаго, Британский музей в Лондоне, Национальная галерея Мельбурна.
Копия «Волны» имеется у каждого из нас:
поинтересуйтесь, какой набор «эмодзи» (от японского «картинка-символ», мы их называем «смайликами») имеется в вашей электронной почте, в скайпе или в социальной сети.
Почти наверняка среди набора круглых физиономий, зверушек, сердечек и прочих символов будет голубая «Волна» Хокусая, крошечная картинка изменчивого мира.
Современное искусство почти никогда не отражает мир таким, каким мы его обычно видим.
Художникам давно уже не интересно добиваться фотореалистичности в своих полотнах, напротив: цель искусства сегодня — передать уникальное видение художника.
И очень жаль что именно так обстоят дела ы живописи.
Эта тенденция берет начало в середине XIX века — эпохе зарождения импрессионизма, за которым последовал экспрессионизм, примитивизм, кубизм и прочие авангардные течения
. Их объединяло одно: принцип «мы так видим».
Борясь с академизмом, художники-авангардисты защищали идею, что художник воспринимает мир не глазом, а сердцем или разумом, и поэтому один и тот же объект можно изобразить десятками возможных способов.
Характерный пример — «Подсолнухи» Ван Гога и «Ван Гог, пишущий подсолнухи» Гогена.
Одинаковые цветы, разные взгляды.
Но мне ближе однако, классическое искусство Живописи.
А гравюры в стиле Сюнга сохранились и до наших дней.
как сам мой рассказ? жду ответа.
Свидетельство о публикации №223081500673