Глава пятьдесят восьмая

ФЕВРАЛЯ, 20-ГО ДНЯ 1917 ГОДА

ИЗ ДНЕВНИКА ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II:

«20-го февраля. Понедельник
Встал поздно. Утром был Воейков. После десятиминутной прогулки принял Григоровича и полк.[овника] Данильченко, командира запасного батальона Измайловского полка, Побыл наверху у болящих. Завтракал и обедал Сандро (деж.). В 2 1/2 принял деп[утацию] от 8-го грен[адерского] Московского полка. Погулял. В 4 ч. у меня был Шаховской. В 6 ч. кн. Голицын и затем д.[ядя] Павел. Успел прочесть нужные бумаги до обеда».

О ЧЕМ ПИСАЛИ ГАЗЕТЫ 20-ГО ФЕВРАЛЯ 1917 ГОДА.

«ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ ВЕСТНИК»:

«ВОЙНА.

ОТ ШТАБА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО.

Н а З а п а д н о м  и  Р у м ы н с к о м  ф р о н т а х.
Перестрелка и поиски разведчиков.

Д е й с т в и я  л е т ч и к о в.
Наша артиллерия сбила неприятельский аэроплан юго-западнее Луцка; самолет при падении сгорел, а летчики взяты в плен.

К а в к а з с к и й  ф р о н т.
Турки, силой свыше роты, атаковали с трех сторон наш опорный пункт северо-западнее Калкита, но были отброшены обратно в свои окопы.
На Виджарском направлении наши войска, преследуя противника, завязали бой у Сеннэ. На Хамаданском направлении наши войска овладели Асад-Абадским перевалом и заняли Кянгавер. На Довлет-Абадском направлении преследование турок продолжалось».
 
ТЕЛЕГРАММЫ:

«З а п а д н ы й  ф р о н т.
КИЕВ, 18-го февраля. В «Армейском Вестнике» напечатан приказ по армиям юго-западного фронта, от 10-го февраля:
«Я осчастливлен следующей Высокомилостивой телеграммой Государя Императора:
«Великий Князь Георгий Михайлович доложил Мне о своих отрадных впечатлениях от объезда армии вашего фронта. Поручаю вам передать всем начальствующим лицам и Моим молодецким войскам Мое глубокое удовольствие их блестящим видом и состоянием, а также уверенность, что они напрягут в свое время все силы для окончательного сокрушения наших противников».
«НИКОЛАЙ».
Счастлив объявить войскам армии вверенного мне фронта о столь Высокомилостивом внимании нашего Верховного Вождя. Глубоко уверен, что доблестные войска вполне оправдают высокое доверие к нам Нашего возлюбленного Государя в грядущих победах во славу Его Императорского Величества и на благо дорогой нашей родины.
Приказ этот прочесть во всех ротах, эскадронах, сотнях, батареях и командах».    
   
Ф р а н ц у з с к и й  ф р о н т.
ГАВР, 18 го февраля (3-го марта). Бельгийское официальное сообщение:
«На фронте слабая артиллерийская перестрелка». (ПТА).
ПАРИЖ, 18-го февраля (3-го марта). Официальное сообщение от 18-го февраля, 11 час. вечера:
«Довольно оживленная артиллерийская перестрелка происходила между Уазой и Эном, в районе к югу от Нуврона и в Эльзасе, на участке Бюрнгаупт. На остальном протяжении фронта день прошел спокойно». (ПТА).

И т а л ь я н с к и й  ф р о н т.
РИМ, 18-го февраля (3-го марта). Сообщение итальянской главной квартиры от 18 го февраля:
«Перемежающийся артиллерийский огонь по всему фронту. Наши батареи разрушили выдвинутый неприятельский пост на Мармолада на верхнем Авизио и вызвали пожар в различных пунктах неприятельского расположения.
Отряды нашей пехоты произвели успешные внезапные нападения на неприятельские позиции близ Скурелле Мазо у горного потока Брента, между Сифом и Сетсасом (у потока Индрац) и на верхнем Кордеволе, а также к востоку от Вертойбы (в районе Горицы), при чем были разрушены оборонительные сооружения неприятеля и захвачены боевые припасы и другие предметы снабжения.
Неприятельские патрули, с своей стороны, делали попытки нападения на наши позиции на Доссо-Казина к востоку от озера Гарда, близ Мрали и к западу от Луцати (Эзарсо), но были отбиты. Наши батареи сбросили бомбы на тыловые расположения неприятеля на Карсо». (ПТА).

Б а л к а н с к и й  ф р о н т.
ПАРИЖ, 18-го февраля (3-го марта). Официальное сообщение о действиях на Ближнем Востоке:
«Артиллерийский огонь по всему фронту, особенно интенсивный в излучине Црны. Столкновения разведывательных отрядов в районе Мажадага и Монастыря.
В районе высоты «1050» итальянские войска вели энергичное наступление, разрушили неприятельские позиции и захватило пленных. Контратаки неприятеля были отбиты с большими для неприятеля потерями.
В районе между Вардаром и озером Преспа идет сильный снег.
Летчики, начиная с 14-го февраля, проявляют особенно энергичную деятельность». (ПТА).

Т у р е ц к и й  ф р о н т.
ТЕГЕРАН, 18-го февраля (3-го марта). Хамадан взят русскими войсками в пятницу днем. Наши войска преследуют отступающих турок. (ПТА).
Война на море
РИМ, 17-го февраля (2-го марта). По вполне понятным причинам представляется невозможным сообщать о всех мерах, принятых союзниками для борьбы с германской блокадой, однако,—говорят римские газеты,—известно, что, помимо общих мер борьбы с подводными лодками, на которые неприятель возлагает все свои надежды, между союзниками достигнуто соглашение относительно маршрутов, по которым должно будет производиться обслуживание македонской армии, без риска встречи с подводными лодками. Итальянскому флоту, в силу этого соглашения, предстоит выполнить весьма ответственную задачу.
Полагают, что базы неприятельских подводных лодок находятся у берегов Испании и у греческих островов в Эгейском море. Испанское правительство выразило свою полную готовность не ослаблять надзора у берегов Испании и всячески препятствовать германским подводным лодкам располагаться в пределах этой зоны. Что касается Греции, то в отношение ее ожидается принятие целого ряда мер, долженствующих дать положительные результаты. (ПТА)».

«НОВОЕ ВРЕМЯ»:

«С о б ы т и я  д н я.
 
В Персии наши части перешли в наступление и заняли на биджарском направлении селение Хани-Кали, а на хамаданском овладели городом Хамаданом.
В районе высоты 1050 на балканском фронте итальянские войска вели энергичное наступление и разрушили неприятельские позиции, захватив пленных.
Наш осведомитель, посетивший Австрию и Германию; сообщает об отношении Баварии к планам создания Mitteleuropa.
В Лондон прибыли из России члены великобританской, французской и итальянской делегаций.
Швеция, Норвегия и Дания заключили соглашение о чеканке в Скандинавии монеты из железа.
Франция категорически опровергает заявления германского военного министра о дурном обращении во Франции с военнопленными и применении их для работ под обстрелом.
В общем собрании обеих палат шведского парламента большинство в 15 голосов высказалось за ассигнование десяти миллионов на поддержание нейтралитета, вместо 30 миллионов, чем риксдаг выразил недоверие настоящему правительству».

ИЗ ДНЕВНИКА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА:

«В 7 часов поехали втроем в Царское Село к Толстым. После обеда играли балалаечники и пел хор 1-го Железнодорожного Его Величества полка — пели и играли замечательно хорошо».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВЕЛИКОЙ КНЯЖНЫ ОЛЬГИ:

«Был Поляков. Лежу в Красной комнате. Температура 36,3 – 37,0. Мама и Папа зашли утром. Алексей сегодня лежит, со мной завтракал. Мама сидела до 4 часов. Аня пила чай со Швыбзом. Нюта читала. Папа и Мама сидели вечером. Спать как всегда, одновременно заснула со Швыбзом».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ФРЕЙЛИНЫ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА АННЫ ВЫРУБОВОЙ:

«К Государю приехал Великий князь Михаил Александрович и стал доказывать ему, что в армии растет большое неудовольствие по поводу того, что Государь живет в Царском и так долго отсутствует в Ставке. После этого разговора Государь решил уехать. Недовольство армии казалось Государю серьезным поводом спешить в Ставку, но одновременно он и Государыня узнали о других фактах, глубоко возмутивших их, и которые их сильно обеспокоили.
Государь заявил мне, что он знает из верного источника, что английский посол, сэр Бьюкенен, принимает деятельное участие в интригах против Их Величеств и что у него в посольстве чуть ли не заседания с великими князьями по этому случаю. Государь добавил, что он намерен послать телеграмму королю Георгу с просьбой воспретить английскому послу вмешиваться во внутреннюю политику России, усматривая в этом желание Англии устроить у нас революцию и тем ослабить страну ко времени мирных переговоров. Просить же об отозвании Бьюкенена Государь находил неудобным: «Это слишком резко», — как выразился Его Величество…».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ БЫВШЕГО НАЧАЛЬНИКА ОХРАНЫ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ А.И. СПИРИДОВИЧА:

«20 февраля я приехал в Петроград. Мой заместитель по должности в Царском Селе предложил мне остановиться в Петрограде на моей бывшей казенной квартире, Фонтанка № 54, недалеко от Невского, чем я, конечно, и воспользовался с большим удовольствием. Приятно было очутиться в своей старой уютной квартире, где было так много пережито, хотя и тревожного, но хорошего. Тут были и дворцовый и городской телефоны. Я протелефонировал в Царское, дабы доложили Дворцовому коменданту о моем приезде. Я поблагодарил генерала Воейкова за разрешение остановиться в их казенной квартире. Генерал поздравил меня с приездом и обещал протелефонировать, когда и где мы можем свидеться, так как он очень занят приготовлением к отъезду в Ставку. Из его слов я понял, что вызван я по повелению Его Величества и только.
Я начал мои деловые и личные визиты. Побывал в Департаменте общих дел. Бывший одесский градоначальник, милейший и симпатичный Сосновский, которого иначе и не звали как Ванечка, с которым так много приходилось встречаться и работать в Одессе, встретил меня так важно по-петербургски, что, выходя из его роскошного кабинета, я подумал, смеясь: ну, как меняет человека сразу министерский климат...
Я записался на прием к министру. Начальник первого Отделения, всё и вся личного состава, очаровательный H. H. Боборыкин встретил радушно, обаятельно любезно, но ничего о причине моего вызова не сообщил. То был отличный столичный чиновник, умный и притом большой философ.
В министерстве шла обычная спокойная работа и я условился, когда и как начнем рассматривать некоторые, касающиеся Края вопросы.
В Департаменте Полиции, где внушительно сидели когда-то такие господа, как умный Зволянский, ловкий Трусевич и всезнающий Белецкий, к которым губернаторы входили с некоторым трепетом, хотя и не были, в сущности, им подчинены, меня встретил беспомощный, жалкий Васильев, встретил сухо подозрительно. Он находил, что всё идет хорошо, в столице полный порядок, министр очаровательный человек и работать с ним одно удовольствие. О причине моего вызова он ничего не знал.
Повидав кое-кого из Охранного Отделения понял, что они смотрели на положение дел — безнадежно. Надвигается катастрофа, а министр видимо не понимает обстановки и должные меры не принимаются. Будет беда. Убийство Распутина положило начало какому-то хаосу, какой-то анархии. Все ждут какого-то переворота. Кто его сделает, где, как, когда — никто ничего не знает. А все говорят и все ждут.
Попав же на квартиру одного приятеля, серьезного информатора, знающего всё и вся, соприкасающегося и с политическими общественными кругами, и с прессой и миром охраны, получил как бы синтез об общем натиске на правительство, на Верховную Власть. Царицу ненавидят, Государя больше не хотят.
За пять месяцев моего отсутствия как бы всё переродилось. Об уходе Государя говорили как бы о смене неугодного министра. О том, что скоро убьют Царицу и Вырубову говорили так же просто, как о какой-то госпитальной операции. Называли офицеров, которые, якобы, готовы на выступление, называли некоторые полки, говорили о заговоре Великих Князей, чуть не все называли В. К. Михаила Александровича будущим Регентом.
Я был поражен несоответствием спокойного настроения нашего министерства Внутренних Дел и настроения общественных кругов.
<...>
20 числа Государь принял премьера князя Голицына, предупредил об отъезде и напомнил ему, что в его распоряжении находится подписанный Его Величеством указ о роспуске Гос. Думы, которым Государь уполномочивает Голицына воспользоваться в случае экстренной надобности, проставив лишь дату и протелеграфировав о том в Ставку».

УКАЗ О РОСПУСКЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ.
На основании ст. 99 основных государственных законов повелеваем: "Занятия Государственной Думы и Государственного Совета прервать 20 февраля сего года и назначить срок их возобновления не позднее апреля 1917 года, в зависимости от чрезвычайных обстоятельств.
Правительствующий Сенат не оставит к исполнению сего учинить надлежащее распоряжение.
На подлинном Собственной Его Императорского Величества рукою подписано:
"Николай".

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ПОСЛЕДНЕГО ДВОРЦОВОГО КОМЕНДАНТА ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II  В.Н. ВОЕЙКОВА :

«В этот самый и ближайшие дни многие дамы высшего общества, строго судившие в своих салонах царскую чету и членов правительства, стали усиленно выезжать на Кавказ, напоминая крыс, бегущих с корабля перед его гибелью.
Великая княгиня Мария Павловна (старшая), прощаясь перед отъездом в Кисловодск с генералом Б., получившим новое назначение в Крыму, сказала: «Вас я увижу, так как предполагаю вернуться в Петроград через Симферополь; в Петроград же вернусь только тогда, когда все здесь будет кончено». Осталось тайной, как именно она себе рисовала счастливый конец, который даст ей возможность вернуться в Петроград?
На этот вопрос отчасти дает ответ ее диалог с председателем Государственной думы.
«Т а к о е  п о л о ж е н и е  д о л ь ш е   т  е р  п  е  т  ь   н  е  в  о  з  м о ж н о,     н у ж н о  и з м е н и т ь,  у с т р а н и т ь,  у н и ч т о ж и т ь...» — сказала великая княгиня. На вопрос председателя Думы «кого?» она ответила — «императрицу».
О кругозоре великих князей можно судить по вопросам, которые они неоднократно задавали тому же М. В. Родзянко: «К о г д а  ж е  п р о и з о й д е т  р е в о л ю ц и я?» Играя в революцию совместно с представителями общественной оппозиции, некоторые великие князья широко открывали им двери своих дворцов; они в большинстве случаев совершенно не понимали, до чего доведет эта игра».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ПОДРУГИ ИМПЕРАТРИЦЫ ЮЛИИ ДЕН:

«Почти сразу после отъезда Его Величества заболел корью Цесаревич. Каждый вечер мне приходилось оставаться с Государыней, которая, естественно, была очень встревожена болезнью сына. В эти дни мы с Нею настолько сблизились, что я почти все время уделяла Императрице и редко виделась со своими друзьями и родственниками. Но моя тетушка, графиня Коцебу-Пилар, была хозяйкой светского салона, поэтому я знала обо всем, что там происходит. Однажды вечером перед обедом тетушка (которую всегда приводили в ярость сплетни, порочившие Государыню Императрицу) позвонила мне и попросила тот-час же приехать к ней. Я застала ее в чрезвычайно возбужденном состоянии.
 - Рассказывают ужасные вещи, Лили, - воскликнула она. - Вот что я должна тебе сказать. Ты должна предупредить Ее Величество.
 Затем более спокойным тоном она продолжала:
- Вчера я была у Коцебу. Среди гостей было множество офицеров, и они открыто заявляли, что Его Величество никогда не вернется из Ставки. Что ты намерена предпринять? Ты постоянно общаешься с Ее Величеством - ты не можешь допустить, чтобы Она оставалась в неведении в отношении этих обстоятельств.
 - Она им не поверит, - отвечала я.
- И тем не менее, - возразила тетушка, - это твой долг - предупредить Ее.
 Вернувшись во Дворец, я не находила себе места. Я не знала, как мне лучше всего поступить. Наконец, после внутренней борьбы, я решила передать Ее Величеству слова моей тетушки. Как я и ожидала, Государыня с недоверием отнеслась к этому известию:
- Все это чепуха, Лили. Не могу этому поверить. Это злонамеренные сплетни, больше ничего. Однако, раз Вы так взволнованы, позовите Гротена и расскажите ему все.
 Услышав мой рассказ, Гротен сердито закричал:
- Бросьте вы слушать бабьи сплетни. За версту видно, что это враки!
- Ну что же, генерал, - ответила я, досадуя на себя за то, что из мухи раздула слона. - Если то, что я узнала от тетушки, окажется бабьими сплетнями, то слава Богу!
- Не сердитесь... Я непременно свяжусь со Ставкой Его Величества, - заверил меня Гротен.
Т р и  д н я  с п у с т я  п р о и з о ш е л  г о с у д а р с т в е н н ы й  п е р е в о р о т».
 
ИЗ ЗАПИСОК ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМИ ПЕТРОГРАДСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА ГЕНЕРАЛА П.А. ПОЛОВЦОВА:

«Приехав в Петроград, испрашиваю аудиенцию у великого князя. Он меня принимает в понедельник, 20 февраля, на Галерной в Управлении его делами. Сначала беседуем о дивизии, о командовании которой Великий князь всегда вспоминает с горячим чувством симпатии. Он меня расспрашивает про последние боевые дела, про судьбу отдельных командиров и офицеров и т.  д. Затем я докладываю план расширения ее в корпус и говорю, что завтра еду в Ставку и хотел бы предварительно знать его взгляд на этот вопрос. Он мне отвечает, что вполне моему плану сочувствует и что если его запросят, то он, конечно, всячески нас поддержит. После разговора выхожу, очарованный, как всегда, сердечностью и теплой простотой, неизменно веявшей от Великого князя».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ МИНИСТРА ФИНАНСОВ П.Л. БАРКА:

«Я получил записку от Его Величества с просьбой прислать ему двести тысяч рублей из фонда, которые находился в его свободном распоряжении.
В бюджете всегда имелся фонд, из коего ассигновались расходы на «известные Его императорскому величеству надобности». Когда я поступил на службу в Министерство финансов, этот фонд определялся ежегодно в размере шести млн рублей. Он постепенно увеличивался и достиг десяти млн. Министерству финансов приходилось всегда воевать с другими ведомствами, у коих обычно были большие аппетиты. В Департаменте Государственного казначейства составлялась еженедельная ведомость по суммам, которые черпались из этого фонда, и представлялась Государю на утверждение. Что же касается лично Государя, то он побивал всех своей скромностью. За время моего пребывания министром финансов, в течение трех лет, это был первый случай, когда Государь поручил мне прислать ему некоторую сумму из этого фонда. В практике Министерства финансов установилась традиция заключать год всегда с известным остатком этого фонда, который причислялся к общим ресурсам казначейства» (Барк П. Л. Воспоминания последнего министра финансов Российской Империи 1914—1917: В 2 т. — М.: Кучково поле, 2017).

ИЗ ДНЕВНИКА МОСКОВСКОГО ИСТОРИКА МИХАИЛА БОГОСЛОВСКОГО:

«20 февраля. Понедельник. Поездка в Академию. Ночь плохо спал от речей и вина, да еще на беду наш кот Васька, оставшийся ночевать наверху, свалил мои любимые столовые часы в 5 часов утра. Они упали с грохотом, не разбились, но механизм, видимо, поврежден. Из дома вышел в 8 1/2 ч. утра, но на вокзал попал только в 10 час. На трамваях и с трамваями творится нечто ужасное: доехать до вокзала -- пытка. Вагоны поезда тоже переполнены. Хлеба в Посаде нет. Цены с ноября на все подняты. Мой номер вместо двух р. стоит уже 3 р. За продовольствие, обходившееся, бывало, в 1 р. 80 к. (обед из двух блюд), и ужин (из одного) я заплатил 4 р. 50 к. Это, и по сравнению с Москвой, непомерно дорого, ибо в "Праге" обед из четырех блюд стоит именно 4 р. 50 к. Студентов пока мало. В профессорской только и разговора, что о хлебе, о муке и крупе. Прочел книжку Нордмана (статистика по новгородским книгам) и статью Лукьянова о Соловьеве (Ж. М. Н. Пр., сентябрь)».

ИЗ ДНЕВНИКА МОСКВИЧА НИКИТЫ ОКУНЕВА:

«20 февраля. Наши войска заняли в Персии на Биджарском направлении селение Хана-Кали, а на Хамаданском — г. Хамадан».