Сияние сквозь тернии

                «Счастливых семей много, а мы с тобой поживем для Бога»
                Иоанн Кронштадтский

День сегодня выдался удивительный. Солнышко выглядывало из-за туч, играясь и грея детей Божьих. Из храма толпой возвращалась к своим делам и грехам толпа верующих, среди них особенно выделялась бойкая и веселая девушка. Маленькая и шустрая, она была предметом обожания группы женихов, что ходили за ней по пятам. Много среди них было семинаристов, ведь приданным с дочкой протоиерея дадут огромный храм на К** те.
— Лиса, Лисонька, ну что ты к нам такая равнодушная? — кричал самый смелый и шустрый паренек.
— Так нечего хвостом ходить. Все равно не видать вам тятиного храма, потому как не хочу замуж выходить. Буду вечно свободной и независимой девушкой, али уйду в монахини. Вот романтика. Она мечтательно посмотрела на окна монастыря.- Красивые и стройные невесты Бога склоняются в молитве, а их души летят высоко в небо…
— Красавица наша. Разве можно такие глазки, ручки заточить от нас в каменные стены. Или не люб среди нас тебе никто.
Девушка засмеялась, шибко побежала вперед, прокричав.
— Так не меня сватаете, а к приданному подбираетесь, шельмы.
Лиса смешалась с толпой подруг, что шелестя юбками. кружили в хороводе, затевая игры, дразня хлопцев тяжелыми красивыми косами и нежными манящими песнями. Все чаще задумывалась она о замужестве. Отец был уже стар, да и ключи от храма было необходимо передать приемнику. Все чаще между ними поднимался этот вопрос, и хотя души в дочери не чаял патриарх, но на все ее шалости реагировал со строгостью.
Сколько веревочке не вейся, а суженого выбирать придется. Сегодня в храме с отцом появился новый выпускник семинарии, смешнючий, неуклюжий, только глаза будто голубое пламя. Единожды лишь взглянул в ее сторону, а сердце дрогнуло. Да, говорят, чудной он какой-то, толи добрый, а толи с приветом. То с солнышком, то с птичками разговаривает, а то рядом с бродягами сядет и до вечера толкует о чем-то, словно с равными.
Разве такой станет путным мужем.
Семья — это крепость, вон как парни за мной увиваются -пригляжу еще подходящего.
Иван верил в промысел Бога, поэтому, попав к протоиерею в помощники, знал -это путь, по которому ему суждено пройти.
***
Увидел ее первый раз наяву, а не видениях. Сразу узнал, хотя и был занят в алтаре, да глаза так сияли, что мимо пройти было сложно. Да, боюсь справлюсь ли? И платье скромное только подчеркивало ее безупречную фигуру. Знаю, что лишь любовь способна помочь пройти самое сложное испытание моей жизни- испытание чувствами.
 А платье, любое, (перед его глазами опять возникла Лиса) — это всего лишь скрытый (спрятанный) грех, ведь только отпав от любви Божьей, люди стали прикрываться нарядами, и чем краше и дороже платье, тем страшнее можно спрятать оплошность. Только этим и утешаю себя, только В Евангелии и ищу ответы на все вопросы моей никчемной жизни, которую коли хотел — отнял бы у меня еще в детстве Бог.
*Давно это было. С небольшом селе С**а Пинежского уезда Архангельской губернии — на далеком севере России, в семье бедного сельского дьячка Илии и жены его Феодоры родился маленький мальчик.
— А красивый-то он какой- воскликнул отец, увидев в пеленках маленькое морщинистое создание.
— Плачет он постоянно, да так жалостливо «А -м-инь.» — засмеялась и забеспокоилась мать. Даже первого взгляда достаточно, чтобы увидеть в лице этой северной женщины, в платке, завязанном по-деревенски узлом на лбу, сильный и властный характер. Однако и сколько пришлось всего претерпеть этой женщине!
Новорожденный оказался столь слабым и болезненным, что родители поспешили тотчас же окрестить его, причем нарекли его Иваном.
— Пусть святой Иоанн сбережет нам сыночка, а мы обещаем посвятить его Богу, сынок свою жизнь свяжет со служением, да будет богоугодным мальчиком.
 Вскоре после крещения и этих слов младенец Иоанн стал заметно крепнуть и поправляться. Никто и не сомневался, что лишь обещание родителей перед Господом спасло жизнь ребенку, так и приписали это благодатному действию св. таинства крещения, да стали с особою ревностью направлять мысли и чувства Вани к Богу, приучая его к усердной домашней и церковной молитве.
 Как сложит ручки дитятко, и помолится-все на лад в семье пойдет, да ведь жизнь в бедности -не простая была, тяжелющая: то голод, то холод, то болезни, а иногда- и того хуже, как без Бога. Так и пошла слава о мальчике по всей деревне, да и дальше…
 Отец с раннего детства постоянно брал сына в церковь и тем воспитал в нем особенную любовь к богослужению. Мальчик рос послушным, да понятливым, но бывало ночами засиживался в старой церквушке, особливо, когда сильно больных было много, али каких замороченных нечистыми духами. Видать что-то мог дитятко особенное, даром каким обладал.
Все чаще ему стали во сне всякие видения чудиться, то про одно, то -другое -да он особо и не рассказывал. Только времечко пробежит вперед — они и сбудутся, родители старались на это внимание не обращать, не до этого в тяжелые времена было. А мальчонка все об одном видении твердил — о храме небывалом, да об Ангеле Черном в женском обличии, что стережет этот храм, — неугодных близко к святому месту не пускает, а может и на кусочки разорвать. Все улыбались. Дитятко фантазирует.
**Сегодня увидел ее, Ангела из видения, первый раз в живую. Сразу узнал, хотя и был занят в алтаре, да ее глаза так сияли, что мимо пройти было сложно
-Смогу ли, сдюжу ли противостоять Черному Ангелу и не сломлюсь перед похотями человеческими.
***
Девушка засмеялась, бойко побежала вперед, прокричав.
— Так не меня сватаете, а к приданному подбираетесь, шельмы.
Лиза смешалась с толпой подруг, что шелестя юбками. кружили в хороводе, затевая игры, дразня хлопцев тяжелыми красивыми косами, и нежными манящими песнями. Хороводы кружить в те времена, тоже наука особая, тут и песни и пляски, а когда рассказы всякие начинаются, так особо интересно становится. Только Лизу эти истории не сильно манили, ведь была у нее своя тайна, о которой думать даже себе не разрешала, не то, что разговаривать. Вот от того и решила она остаться одна одинешенька, да все чаще забиралась в глухую чащу, подальше от людей, и любовалась на звезды, что своим сиянием серебрили ее волосы, покрывали своим светом, а утром она оказывалась уже дома, только не помнила как.
Сегодня что-то пошло не так. Этой ночью за ней пробрался охотник за приданным. Крепкие руки сомкнулись вокруг шеи, силы оказались неравные, девушку стремительно оттаскивали в глухие заросли. Надругается — вот приданное и само в ручки упадет. Такие тогда нравы были — суровые. А иначе -девица навеки запятнана: никто на нее уже не позарится.
— Не волнуйся, по хорошему не захотела, по плохому получу тебя. Лучше не сопротивляйся, — шептал ухажер-насильник. Его дрожащие руки расстегивали, почти разрывая одежды, утаскивая жертву в глубь леса.
В зарослях их уже не было видно, когда дикие вопли огласили окрестность. Истошный визг назойливого негодяя, выползающего из зарослей с окровавленными руками, становился истерически хриплым, судорожным, скорее всего дикий страх настиг его и сознание, которое сейчас его покидало на всегда. А сквозь листья на него смотрели огненно- красные, кровавые глаза монстра, что в каждом своем движении, готов был уничтожить и растоптать уже сумасшедшее создание, беспалое, истекающее кровью. А страшная пасть грозила острыми зубами да ядовитой слюной и неистребимым желанием проглотить несчастное создание.
— Прости его. Между монстром и насильником на колени упал Иван. -Прости, он уже наказан, сохрани ему остатки жизни, дас Бог покаяние окаянному, а тебе -милость.
— Не ты ли, мальчишка, хочешь мне бросить вызов. И не таких, как ты ломал. Хлюпенький, тельце худое, а разумом бедненький. На что надеешься?
— На Бога только, пусть он будет мне защитой.
Злобный смех разнесся в глуши леса, разлетаясь над окровавленным телом, и молоденьким семинаристом, решившим противостоять злу во что бы то ни стало.
— Коли продержишься до утра, -со зверской улыбкой процедил Монстр, — верну тебе их тела, и ключи от храма твои, но и битва будет нешуточная.
гл Дневник**
Вокруг бушевало Зло. Черный рыцарь своими видениями и страхами запугивал молоденького и худого семинариста. Огромные копыта Чудища пытались расколоть череп человечка вставшего между злом и его жертвой. Только Ивану не было страшно, в голове его было лишь одно-мысли, которые не давали ему спать много лет.
«Что такое жизнь человека? Для чего она ему дана? Если все смертны, то это неизбежно.
А злобные изувеченные существа с истлевающей кожей, что обнажила кости, пытались добраться до тела семинариста.
— «Возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься.» -крутились в голове эти строки из Библии Кто же я — неблагодарная тварь, которой Господь сохранил жизнь еще в детстве, или, живя в суровых условиях бедности и запредельной нужде, разделяя страданий бедного люда, — все это сделало жизнь другой-не от мира сего, а покрова небесного.»
 Дикие вопли и стоны оглушали, страшные звуки пробирались под одежду, раздирая кожу человечка.
— «Эти трудности и вопли людей могут ли оставить человека равнодушным или, сделав вдумчивым и замкнутым в себе ребенком, научат по-настоящему глубоко сочувствовать страдающим беднякам. Не до детских тогда станет игр, когда рядом умирают люди, когда горе застилает глаза, лишь мир Божий радует глаз и его удивительная природа, что несет успокоение и отраду сердца.»
 Сейчас сквозь живую материю леса пробирались мертвяки, по приказу Черного Ангела, что жаждали крови, теплой и пульсирующей, пытаясь раздавить душу Иоанна.
А он все стоял на коленях на земле, плакал и думал, как Бог из этой бездушной материи создал живую плоть, одухотворил дивную тварь, состоящую из прекрасного тела и еще прекраснейшей души, одаренной разумом и свободою, которой человек до сих под не умеет пользоваться, совершая новые и новые грехи, не имея возможности остановиться. А все из-за гордыни и самолюбия! Каялся Иван во всех грехах человеческих и молил прощения:
— «Вместо того, чтобы жить да благословлять и благодарить Бога человек сам захотел быть Божеством, забыв о совести, а главное, забыв, что Каждый обязательно вернется в землю, от» неяже взят бысть. Что было бы с нами, если бы не восставил нас от нашего падения Господь Бог наш?»
Солнце своими розовыми лучами окрасило верхушки деревьев, а значит стояние Иоанна подошло к концу, но вот победил ли он Зло или лишь смог отодвинуть его силу станет ясным не сразу. Все видения рассыпались на мелкие искорки, и голос Черного рыцаря произнес проклятие, рухнув замертво наземь.
гл Проклятие
Теперь он нес ее на руках, окровавленную и бесчувственную девушку, будто срубленное деревце, повисшее на руках Иоанна, а в голове Ивана все звучали слова демона, будто вечное напоминание:
— Не думай, что ты победил, наша война только начинается, пусть сегодня отстоял эту жизнь, но знай — в каждом ее дыхании, любом ночном забытьи я буду возвращаться и терзать тебя и немощную плоть девицы, что не сможет противостоять мне вечно. Дрогнет — а я -тут как тут. Берегись, Иван, запомнил тебя и твои страхи. Оставить без коня -не значит победить, я все еще рядом — запомни…
…
— Вот отстоял тебя, мой Ангел, -шептал бесчувственной девушке, прижимая к себе крепко-крепко. Ты, мое видение, мой Ангел и Демон-счастье и наказание. Может последний раз, когда смогу вот так прижать тебя к моему сердцу, потому как теперь нет у нас пути обратно. Не быть нам ни вместе ни раздельно, и чашу эту мы испьем вместе.И вспомнил он опять свое видение и юность.
Учась в семинарии, Иоанн хотел было посвятить себя миссионерской работе среди дикарей Сибири и Северной Америки. Душа его жаждала принести свет Божий и облегчение многим племенам. Но Промыслу Божию угодно было другое.
Размышляя однажды о предстоящем ему служении Господу во время уединенной прогулки по летнему саду, он, вернувшись домой, заснул и во сне увидел себя священником, служащим в огромном красивом соборе, который охраняло прекрасное и ужасное существо, которое он сразу узнал в Лисе, да только Ангел оказался заколдованным. Он принял это за указание свыше, как крест, что придется ему нести вечно, до самой смерти. После этой страшной ночи сон Иоанна сбылся по словам Черного Ангела.
После окончания курса академии со степенью кандидата богословия, его вызвал протоиерей.
— Сынок, предлагаю тебе в жены дочку мою Елисавету, тайну ее ты уже знаешь, и что Бог выбрал тебя нести эту тяжкую ношу, да только пожалей ее, не говори ей об этом. Сама-то она, знать, и не догадывается о страшной напасти, что терзает ее столько лет. И прими сан священника для служения в К*** соборе.
Иоанн молча склонил колени и голову для благословения.
гл. Ноу сех
— Не бывать этому, не хочу быть женой этого олуха царя Небесного. Что ты, батюшка, надумал? За Что? Он же блаженный, какой из него хозяин храма, а мне муж.
— Все решено, Лизонька, я уже совсем стар стал, а ноша, права ты, здесь тяжелая, только этот мальчишка и сможет справиться, а что чудной он, не смотри, главное — чтобы человеком был хороший.
— Папенька, мне то с ним каждый день видеться, а я его на дух не переношу. Не подпущу его к себе. Так и Знай!
Свадьба прошла по тихому. После случая с окровавленным и сумасшедшим женихов, найденным в лесу, тот, не переставая, твердил: «Она -Демон…» Праздника делать никто не захотел, да и негоже пировать, когда люди в округе тяжело страдают, да и как им не страдать, ведь на острове, где стоял К** храм монго было немощных, каторжных и лихих людей.
Особо жалко было «посадских» бедняков, благодаря работе на коммерческих судах те еще бывали сыты, но в зимнее время, лишенные средств к существованию, они полностью становились обузой для городских обывателей. Первое свое жалование на посту своего священства в Кр*** батюшка Иван понес сразу на благое дело, чтобы излечить язву народной бедности личной благотворительности и личным примером. Он зашел в мелочную лавку, наменял на копейки большую часть своего дохода в 10 -15 рублей и раздавал их «посадским». Так, лишив свою семью на месяц пропитания, решив, что настоящий батюшка живет подношением, а коли нет его — то не заслужил и без ед, бездарный, останешься.
А невеста, теперь уже жена, все ждала своего суженого с первой получкой, и терпение ее подходило к концу:
— Смотрел на меня, как голодный, во время венчания, сосредоточиться на давал, а теперь испарился с денежками, до ночи его нет, али по Храму ходит, все приданное разглядывает. Она с силой стукнула по окну, на котором стояла свеча, ведь на улице уже давно было черно и звезды подмигивали, будто насмехаясь над нерадивой женой, когда хлопнула дверь и вошел Иоанн, заявив с порога:
— «Счастливых семей, Лизонька, и без нас много. А мы с тобою давай посвятим себя на служение Богу и до конца дней наших сохраним свое чистое девство» Развернулся, хлопнув дверью в другой комнате.
Гробовая тишина повисла над всем домом. Это было не просто молчание, а затишье перед бурей. Потому, как эту фразу он говорил каждый день со дня свадьбы.
— «Счастливых семей, Лизонька, и без нас много. А мы с тобою давай посвятим себя на служение Богу и до конца дней наших сохраним свое чистое девство"-раздалось с порога. Девушка вздрогнула и повернулась к Ивану лицом. Ее прозрачный наряд развивался от открытого настежь окна, а глаза горели все тем же пожирающим огнём адского пламени. Развернуться сил хватило с трудом, Иван хлопнув дверью, прислонился к ней спиной. Какой холодной показалась ему эта деревянная плита, что отгораживала его от своего желания и
сильных ударов в дверь.
— Я тебе дала в приданное Храм, а ты издеваешься надо мной. Какое детство, где деньги для пропитания? Сильные удары, что гремели несколько часов, стали стихать, становясь все слабее, и гробовая тишина повисла над всем домом. Это было не просто молчание, а затишье перед бурей. Потому жалобный плач несчастной женщины постучался в сердце молодого мужчины, разрывая его на маленькие кровавые кусочки, что стирали каждую слезинку ее глаз.
Будто сияли перед Иоанном слова из Святого писания:
«Если ты не любишь Бога при тех благах, кои Он даровал и дарует тебе, — беда тебе: дары Божии увеличат твое осуждение. Если же и любишь, но потому только, что Он прежде возлюбил тебя и по любви Своей осыпал тебя Своими благодеяниями, то и это не принесет тебе много пользы: если любите любящих вас… [Лк.; 6:32].
 В несчастье, трудностях каких или тебе может угрожает опасность, ты можешь забыть своего Господа, или, по крайней мере дрогнуть сердцем. Тогда служи Богу бескорыстно, за то, что Он — твой Бог, твой Творец, от которого ты в полной зависимости, как глиняный сосуд в доме горшечника; за то, что Он есть Совершенство бесконечное, которое нельзя не любить: можно ли не любить высочайшую Истину, высочайшее Добро и высочайшую Красоту, которых мы так усердно ищем и к которым стремимся всю жизнь? Это наш Первообраз: можно ли образу не иметь естественного влечения к своему прототипу?»
Мысли Иоанна уносили его далеко от этой боли, слез и нестерпимого желания утешить жену, приласкать ее несчастное тело, только нужно правильно рассчитать свои силы, а этого сделать он пока не мог. Пусть бескорыстное служение спасет души детей Божьих от искушений. Каждый день преодолевал себя Иван, уговаривая и утешая свою плоть: «Вот и еще день посвящу Богу»
**

Первый месяц служения в К** подошел к концу. Сколько всего пережить пришлось молодой семье, сколько голодных ночей стоял Иван на коленях, прося прощение за свою немощь духовную, да слабость физическую. Да только и жена оказалась не из слабеньких, добилась же, чтобы отныне зарплату Ивана, пусть и небольшую, отдавали ей в руки, ссылаясь на душевную щедрость и слабость мужа, неспособного донести до дома деньги на пропитание.
Да только по всему городу разнеслась молва о молодом батюшке, что обладает не дюжими молитвенными способностями, а было это так.

 Еще первое знакомство с своей паствой батюшка Иван увидел, что здесь ему предстоит не меньшее поле для самоотверженной и плодотворной пастырской деятельности, нежели в далеких языческих странах. Казалось, что страшный Демон Легион не всегда селился в свиней, а все больше пытался завладеть человеческими душами, особливо, в трудных житейских обстоятельствах. Безверие, иноверие и сектантство, не говоря уже о полном религиозном незнании, процветали в этом городке. К**, который был местом высылки из столицы разных порочных людей. Кроме того, там много было чернорабочих, работавших главным образом в порту. Все они ютились в жалких лачугах и землянках, попрошайничали и пьянствовали. Паства батюшки немало терпела от этих морально опустившихся людей, получивших название «посадских». Ночью не всегда безопасно было пройти по улицам, ибо был риск подвергнуться нападению грабителей.
Так однажды, возвращаясь домой с работы, после долгой молитвы заупокойной, а умирало людей здесь много, попался им под руку и молодой батюшка.
На мосту сидели попрошайки, грязные, вонючие, подходить к ним брезговали даже лихие люди, а Иван каждого обойдет, копеечкой порадует, так привыкли бедолаги каждый вечер получать милость, да еще и утешения, а иногда — расскажет тщедушный много интересного о мире Божьем, как сказка- а приятно знать, что тебя кто-то любит, пусть далеко пока от их сердец.
Сегодня что-то пошло не так Иван сразу почувствовал особое напряжение вокруг бездомных, вдруг из толпы попрошаек выделились несколько темных фигур.
— Кто это такой чистенький идет, холененький, да добренький.- сказал гнусавый голос безглазого главаря шайки лихих братков, что только и жили грабежом да убийством.
гл Лихие праведники
Сегодня что-то пошло не так. Иван сразу почувствовал особое напряжение, вдруг из толпы попрошаек выделились несколько темных фигур.
— Кто это такой чистенький идет, холененький, да добренький, — сказал гнусавый голос безглазого главаря шайки лихих братков, что только и жили грабежом да убийством.
Второй, доставая ножичек, произнес
— А не поделится хороший дяденька с нами копеечкой? Лезвие ножа засветилось прямо у лица Иоанна
— Поздно вы подошли, праведные, раздал я все копеечки, а вот едой своей могу поделиться. Батюшка развязал узелочек с съестными припасами, что подали сегодня за отпевание малого дитятки, что и годика не прожил.
— Так ты, батюшка, долго не протянешь. Луковичка, яйцо да небольшой кусок хлеба- цена твоей жизни, бедолага, а не слишком ты хорошо одет тогда-раздевайся, а заодно и вещички обшарим на наличии честности.
— Так забирайте, праведные, — Иван быстро снял теплый батничек, да ботиночки старенькие.
Жулики быстро обшарили вещи и тело батюшки.
— Не жадный ты и честный, да только взять с тебя нечего. Правильно про тебя говорят «дурак блаженный», а почему ты нас праведными называешь, мы лихой люд этим не отличаемся
Иван потуже завернулся в оставшуюся одежду-Мороз крепчал
— Да только Богу известны пути человеческие, а в таком тяжелом положении люди чаще становятся праведными и даже святыми
— Не ври, благодушный. Да чтобы убивец -святым. Не бывать этому никогда. Нож снова блеснул у самого горла. Не бреши -грех это
— Слушайте праведные: Было это давненько, когда еще люди в рабстве были.
— Так и мы сейчас не лучше — прыснул одноглазый-Болтай сказку свою, да присаживайся к огню с нами, перекусим твоим подношением, что ты праведным бандитам дал. все заржали, а Иван продолжил
— Мурин, звали этого раба, да был он огромный около 2 метров ростом, косая сажень в плечах, и сила богатырская неуемная.
— Как ты, одноглазый.Все опять засмеялись.
— То ли за пьянство и воровство, то ли и вовсе за убийство Мурина выгоняют вон от хозяев. И он находит свое место в шайке лихих людей- разбойников, да силушки свою и зверство нечеловеческое — становится их главой.
— Точно одноглазый — это про тебя- заржали бандиты. Веселая трапеза продолжалась
— Несколько лет грабежа, разбоя, насилия, убийств…затянули в свой омут мужичка, что и не заметил он, как стал матерым убийцей. И в одну из ночей, после очередного кровавого дела, прямо над телом убиенного, Мурин, весь в крови, смотрит на звездное небо, задумывается, глубоко вздыхая о своей жизни. И вдруг чувствует глупость и бесполезность такого существования: деньги, власть, сила — да нет радости в жизни, и захотелось ему чего-то чистого и …Этого было достаточно.
Разбойник оставляет свою банду, уходит в пустыню, долгие размышления приводят его к храму, и вот — он уже стоит перед дверьми монастыря. Стоит на коленях под палящим солнцем, просит впустить его. Братия знала, кто к ним пришел: слава Мурина распространилась повсеместно. Знали и… приготовились к смерти: совершили Литургию, причастились. Да видно не этого от них хотел Господь, потому как перед их дверьми неотступно стоял на коленях настоящий бандит, способный, как говорит житие, в одиночку голыми руками справиться с несколькими вооруженными людьми, да безропотно ждал чего-то.
— Что струсили перед лихим мужиком? -прыснул одноглазый.
— Тут Мурин вдруг упал без сознания. Только тогда игумен начал догадываться, зачем пришел этот изверг. Разбойника внесли в помещение. Придя в себя, он сказал только: «Исповедуй меня, отче». После этого дня и начинается рождение святого Мурина.
— Да брешешь опять, кто ж его святым, убийцу, сделает-Кривой не успокаивался
— А вы ко мне в храм приходите, там узнаете
— Ты смотри, блаженная шельма, как он нас приманивает- братва засмеялась
— А может и придем, когда небо с нами заговорит-подал голос главарь
Батюшка Иван тихо по снегу босиком пошел домой, а бандиты крепко задумались, глядя на этого тщедушного юнца. И лихие люди могут силу духа в сердце добром разглядеть
гл
Утро выдалось замечательное. Мороз раскрасил маленькие окошки веселыми узорами, сквозь которые, переливаясь и искрясь, пробирались в избушку солнечные зайчики.
--Жаль, что дровишек оставалось немного. А этот нерадивый муженек вчера так и не явился. Видать все на коленях от жены избавления просит.
Лиза взяла застиранное белье и понесла вывешивать на улицу. Под окном у самого порога лежал Иван. Елисавета боязливо тронула неподвижное тело ногой. Послышался слабый стон-значит жив еще, просто замерз и обессилел.
— Да как жить с ним, -тащя его волоком на спине, кряхтела жена- Тьфу, на него, бросить бы его замерзать, опять без одежды явился, а не лето, да ботинки последние отдал. Все приданное мое растратил. Не мужик, а недоразумение.
Хорошо, что дров хватило, чтобы воды в корыто нагреть, а тело замерзшее погрузить, пока купание на травах готовилось. Лиза осторожно отдирала примерзшую одежду.
— А тело-то у него хорошее, жилистое, нормальный бы мужик был, если бы не с головой беда. Она прикрыла глаза. Стыдно на голого мужика пялиться, и начала растирать его тело на ощупь. Уже горели руки девушки, а он все не подавал признаков жизни. Вода тоже не принесла результатов. Оставалось — одно засунуть его в свою кровать, да согреть своим телом-говорят -помогает. сказано — сделано.
— Ох, ледяной совсем. Вот очнется, и скажу ему, что воспользовался мной в беспамятстве — пусть мучается.
Вдруг тело мужа изогнулась и приникло к Елисавете:
— Лизонька, любимая, где ты?
— Бредит, полоумный, меня зовет, знать нет у него никого больше. А выпендривается-все ночи ко мне не ходит. Она посмотрела в его широко распахнутые безумные глаза-знать не очнулся еще.
— Нельзя нам, Лиза, сказал он последний раз и отключился. Так горячка настигла его обмороженное тело.
И потянулись бесконечные дни. Жар у него был такой, что Лиза стала бояться его смерти, Дрова и еда закончились быстро, а отпускать болящий от себя не разрешал: кричал, метался, а в минуты прозрения-схватит за руки-целует:
— Не умру, Бог меня еще в детстве бы забрал, только не уходи. И отключится опять.
Думала, что так и встретят они смерть от голода в холодной лачужке, да вдруг на крыльце стала появляться еда. То картошка, то лучок, а то и дровишек немного. А вскоре и доктор явился.
— Ну, Лизонька, вытащила ты мужа, с Божьей помощью. Считай второе рождение. Береги ты нашего батюшку. Он такой один единственный.
Жена еще раз посмотрела на Ивана. А ведь есть что-то в этом тщедушном, словно свет на него по особенному падает али сияние какое исходит.
**
Тянулись бесконечные дни, когда жар у Ивана был такой, что Лиса стала бояться его смерти. Дрова и еда закончились быстро, а отпускать болящий от себя не разрешал: кричал, метался. Уставшая от бесконечной болезни мужа и бессонных ночей Елисавета все чаще грустила, вспоминая свое радостное детство и счастливую юность. Ну почти счастливую. Вот тут то с ней и приключилась новая беда. Черными безлунными ночами стал являться к ней непрошенный гость.
    Измучившись, устав, Елисавета прислонилась к холодной стене, когда напротив черного окна возникла фигура мужчины.
— Кто тут, зашибу — закричала она схватив корягу для топки.
— Что ты, Лисонька, разве так встречают старого друга.
Из тени вышел Он. Демон сегодня выглядел особенно красивым. Ухоженные волосы струились по шее, а голый торс скрывали черные крылья, что немного трепетали, предчувствуя страх жертвы
— Уходи, мы тебя победили. Не можешь больше тиранить мое сердце. -она закрыла глаза и отвернулась.
— Нет, душа моя, мы с тобой на веки. Прекрасное лицо озарила злобная улыбка. Разве что поцеловать тебя не смогу больше, а все остальное.
— Изыди, что же ты прилип ко мне, как банный лист
— К чему эти слова, Лизонька? -его холодные длинные пальцы пробежались по ее спине. Тебе так идут две косы. Твои волосы все такие же шелковистые, а упругое тело все также девственно
— Сгинь, ты нечисть, что лишь в моей голове существует
— Правильно. Не верь в меня. Это лишь твой сон, — сказал Демон, царапая ее руку тонким белым коготком.-
 А это полутруп твоего дохлого мужа, что отказался от плотской жизни, ради спасения души. Черная тень безжалостно пнула больного в грудь. Ни себе — ни людям. Святоша проклятый.
— Прекрати, прекрати избивать его. Он же болеет.
— Да пусть он сдохнет скорее, чем вставать на моем пути, -лицо ночного гостя менялось, как свет и тень, а от нежности ко злости он переходил, играючи.
— Да, любимая. Помнишь наши бессонные ночи под луной. Красивые черные глаза налились страстью, а движения Демона стали плавными и тягучими, готовыми настичь свою жертву.
— На колени, Лиза, встань у икон, молись со мною- прошептал пришедший в себя Иван. Пот струился с его ослабевшего тела, но он не сдавался даже в таком состоянии.
Луч пронзил тень, и наваждение исчезло будто и не было.Только на руке все еще кровила начерченная улыбка.
Хворь сгинула- будто не было. Жена еще раз посмотрела на Ивана, что собирался в храм.
-А ведь есть что-то в этом тщедушном мужчине, словно свет на него по-особенному падает, — подумала Лиса, спрятав все еще кровоточащую рану на руке. Злобная улыбка гноилась и болела, напоминая о той безумной ночи. Хотелось бы, чтобы это был лишь плохой сон из-за усталости, но…
Этим утром что-то изменилось для молодого настоятеля храма. Все на улице улыбались батюшке, а на литургии сегодня люда набилось полным полно. Все поздравляли Ивана с выздоровлением, а главное многочисленная паства с радостью делилась своим нехитрым скарбом в пользу нуждающихся. Сегодня хватило еды и беженцам, и посадским, и даже сиротам достались старые, но еще хорошие вещицы из принесенных в дар храму. Вечером опять ничего не осталось от подношений, зато счастья и радости стало много больше в этом приходе. Паства, как родная семья расходилась по домам, когда у самого порога батюшку поймала чья-то рука.
— Отец, мне хотелось бы исповедоваться, -хрупкая блондинка с ярко красными губами посмотрела прямо батюшке в глаза.
— Уже вечереет, может, завтра придете, -Иван боялся оставлять Лису одну ночью, да и сам еще не сильно окреп.
— Это срочно, завтра меня уже может и не быть.- проговорила молодая дама легкого поведения из ближайшего дома Терпимости, что был достаточно популярен в этих лихих местах. Да только их клиенты не отличались ни чистотой, ни терпимостью; изуверы встречались частенько, но последние несколько смертей поражали особой жестокостью. Так у Ивана появилось новое срочное дело, а у Лисы еще одна ночь без мужа.
Она тихонько спряталась за угол церквушки, наблюдая за тем, как молодая куртизанка уводила ее мужа все дальше и дальше в полную кромешную темноту.
— Я смогу, справлюсь сама, — она крепко сжала кулаки и вскрикнула от боли, улыбка хихикнула, сверкнув маленькими капельками крови.
— Спасение утопающего-дело рук самого утопающего- подумала Лиса, медленно направляясь к дому, будто на эшафот. Ночь ей предстояла не простая, а значит — нужно быть сильной.
***
Этой лунной ночью он взял себе не одну, а две девушки из борделя. В его тесной лачужки все было оборудовано к приходу гостей: цепи устрашающе звенели, щипцы были разложены по размеру и практической надобности для кровавой игры. Последний раз девушка оказалась довольно крепенькой. Целую ночь она жила, дышала, несмотря на шипы и иголки, что были тщательно ввернуты в кожу, мясо и даже кости. Ему хотелось создать женщину-ежа. Убить бесцельно — считал глупостью. Он создавал свой мир — землю новых существ. И эти две хрупкие маленькие женщины должны реализовать новый небывалый проект- «Два в одном». Наконец, мечты многих мужчин сбудутся и появится женщина мечта. Его целью- не было убийство, но местью глупому миру, в котором тесно переплетались удовольствие от боли другого человека с мнимым состраданием, это его возбуждало, рождая кровавые идеи и методы их реализации.
Крики о помощи уже смолкли и в глазах жертв появилось желание смерти, но рано.Им еще много придется вытерпеть, когда в заброшенном доме послышались шаги. Кто-то шел уверенным шагом прямо к месту эксперимента. Он вскочил, рванулся к запасному выходу, напротив которого стоял в небывалом сиянии на коленях молящийся, такой мощной энергии, что разрывал сердце убийцы. Маньяк не ожидал, что его мир может задрожать от такой глупости-молитвы. Он рванулся обратно, но словно крепкие руки вырывали черную душу, заставляя дергаться от боли, возвращая съеденные страдания. Теперь паук, что сплел паутину боли и питался соками жертв, сам оказался растянутым на своей же паутине и многочисленные уродливые тела ринулись на него со всех сторон. Он видел их трупы, но никогда не верил ни в совесть, ни в потусторонние силы.
 — И все же Бог есть — если он разбудил такую черную совесть. — закричал ополоумевший маньяк.Я вижу вас, мои мертвые девочки, творения всей моей жизни. С диким ревом он бросился бежать по темному переулку своего несуществующего мира, падая, вставая- словно кто-то невидимый клевал мозг этого безумного создания.
Иван все молился на коленях, взывая к Богу всей своей душей, чистым и бескорыстным сердцем, прорываясь сквозь грехи мира и людей все выше и выше:
«Плотская, беззаконная любовь есть искоренение истинной любви и насаждение вражды и нечистоты в сердце»[2]. «Исторгай из сердца нещадно жало плотской любви, враждебной святой любви к Богу и ближнему, оскверняющее, насилующее и омрачающее душу»[3].
«Плоть моя беснуется, то есть диавол стоит за жизнь, за законы свои беззаконные во плоти моей, чтоб творить во мне волю свою, противную Богу и моему вечному благу; плоть беснуется, жить хочет беззаконною своею жизнию, жизнию страстей, которые надо отсекать; плоть, которую нужно распять, умертвить, то есть гнездо греха в ней совсем разорить»[4].
«Там, где начинается плотская любовь, кончается истинная духовная любовь, и начинается действительная вражда на Бога и людей, даже самых близких.
Муж, полюбивший другую женщину, делается врагом и неприятелем своей семьи, да и преступницу любит только по-скотски, ради наслаждения гнусного»[5].
«Плотская любовь подрывает уважение к нравственному достоинству человека и разрушает священную связь сердец, святое сродство души с душою, уничтожает все, чем красится и услаждается жизнь человека в его отношениях к подобным себе»[6].
Душа молящегося горела этими словами, но рот его был открыт лишь для молитвы, ибо сюда он пришел не осуждать, не корить и изобличать, а помочь всем сердцем людям, что находились в отчаянии, которые были поглощены страхом.
 Девушки в доме терпимости стояли рядом. Они плакали о своей тяжелой судьбе, о жизни, которую выбрали сами и теперь наказаны страшной карой, когда дверь отворилась, на пороге появились две, кровавые и обессиленные, подруги, рухнув у входа и всхлипывая, рассказывали о невероятном избавлении от смерти и помощи святого.
Что случилось -они не знали, но скоро весть о чуде разнеслась по всему городу. И как бы не отказывался батюшка от своей роли в этом деле, ссылаясь на Бога, все понимали, что до небес достучаться может только он.

Обессилев от мучений и долгого бега, тело маньяка рухнуло без сил и сознания. Где он был и как попал сюда- не известно его умершему мозгу, зато отлично было понятно Демону, который будто одежду напялил на себя тело этого неумелого болвана, направившись на встречу со своей мечтой. Он облизнул губы и привел себя в порядок.
— Хорошо, что этот недоносок, достаточно хорош, иначе тело неудачника уже горело бы в аду. Ведь Зло любит только победителей. И Невероятно милая улыбка расползлась по лицу маньяка.
— Помогите, помогите, добрые люди. Слабые звуки доносились из обочины дороги, по которой не шла, а почти бежала расстроенная и испуганная Лиса.
— Девочка, я истекаю кровью-умру же- голос принадлежал молодому мужчине, что действительно напоминал кусок мяса от ссадин. Разве она могла знать, что это кровь его жертв, а не результат несчастного случая при падении.
Лиса помогла подняться, посадив на дороге мужчину, аккуратно очистив от кровавых следов лицо, которое оказалось удивительно милым, а глаза смотрели с такой нежной беспомощностью ребенка, о котором все чаще задумывалась одинокая женщина, от которой каждую ночь отворачивается ее муж, а желание обычной семейной жизни становится все дальше, и отчаяние -все ближе.
— Чем я могу Вам помочь,
— Проводите меня до дома,
Лиза со страхом отшатнулась.
— Понимаю, что ставлю вас в затруднительное положение.Тем более такая красавица ночью одна, может быть ваш муж поможет мне добраться, я не настаиваю.
Лиса тяжело вздохнула, вспоминая спину уходящего с женщиной мужа, помогла приподняться беспомощному человеку, однако каждое прикосновение и каждый шаг давался ему с невероятным трудом, а стоны мужчины становились все отчаяннее. Так одни по безлюдной улице они добрались до покосившегося домика на окраине улицы. Черное небо поглотило все звезды, только полная лула все еще сопротивлялась, и ее мутное поблескивание осветило лицо мужчины рядом с лисой. Ни грязь, ни лохмотья не могли спрятать красивые черты лица: прямой нос, яркий взгляд и небывалую осторожность в каждом его движении, казалось, что ему невероятно стыдно за помощь, которую ему вынуждена была оказать эта молодая женщина.
— Я благодарен вам, дальше разберусь сам, не хочу больше злоупотреблять вашим добрым сердцем, да и боюсь, люди не поверят, что я мог остаться равнодушним к такой красивой женщине. На мгновение он задержал ее руку в своих пальцах.
А Лиса вдруг увидела любящие глаза и маленьких детей в них: девочки и мальчика, что смотрели на нее, называя мамой и обнимая своими маленькими теплыми ручками. Ей чудилось, что она вдыхает их нежный кисловатый аромат, и ласковое чувство медленно разжигало огонь в ее сердце и надежду на материнское счастье.
Елисавета вырвала руку и рванула изо всех сил к своему дому, сопротивляясь невероятно заманчивому видению, бежала не замечая ног под собой, казалось, что даже ветер ласкает ее тело руками этого незнакомца. Только платок, которым она перевязывала раны, остался в руках Демона
— А теперь только ждать. Времени у меня много- прошептал он и зловеще улыбнулся.
  Этой ночью так никто и не пришел. Лиса спокойно устроилась в теплом кресле мужа, который все еще не вернулся домой. Главное —демон отступил, а остальное все решаемо.
— Я еще смогу быть счастлива, — сегодня ночью в глазах незнакомца она это четко видела или ей только казалось.

        В старом заброшенном доме стояла тишина. Труп спившегося пьяницы, прежнего жильца, был тщательно спрятан в сараюшке, а новый хозяин, слегка обустроившись, начал чудовищную беседу. Со стороны казалось, что этот человек не в своем уме, разговаривая с собой, но, может, смысл в его словах все же был.
— Давай убьем ее и напьемся крови до отвала, зальем эту лачугу живительной влагой, разорвем тело на маленькие кусочки и напитаем нашу жажду вдоволь живой водицей.
— Рано, мой поверженный друг, ты хочешь быстрой мести и твои глаза застилает глупость и нерадивость.Нужно ждать и терпеть. Она придет сама, кинется в наши объятия и тогда, управляя ею, мы убьем двоих: ее и мужа, так руками девицы мы отомстим за нас, а пока…
В одной руке появился острый нож.
— Нам с тобой нужны раны. Язык демона облизнул губы
— Я боюсь боли. Нет, пощади.-кричал маньяк
Рука беспощадно рассекла кожу на торсе. И дикий рев маньяка разнесся по нежилой улочке.
— Наказание дает тебе, мой друг, второй шанс. И рука снова полоснула ножом, теперь по лицу.А непрекращающийся рев, летел все выше, переходя в вой волка.
— Как приятна боль для Ангела ночи, твои страдания станут моей едой, пока мы не доберемся до этой парочки.
Со стороны было страшно смотреть, как одна половина человека кромсала вторую, мучая и истязая, упиваясь блаженством, почти экстазом. Но это раздвоение приносило новую, иную, жизнь в мертвое сознание.
— Однако, придется остановиться. Твое тело все еще необходимо мне для важной миссии, мой бедный друг. — пробурчал Демон, вновь облизываясь.
В дверь постучали, и на лице с ужасной маской появилось нежная и добрая улыбка, приправленная страданиями израненного тела маньяка, который был снова полностью подавлен, будто марионетку его доставали из уголков разума для мучений и убирали, наигравшись всласть. Такова участь любого, продавшего свою душу демону, на этом и другом свете.
Лиса тихонечко отворила старую скрипучую дверь лачуги. Темнота закрыла глаза, а резкий запах не давал возможности дышать.
На лавке у стола лежал Он, весь окровавленный, из ран сочилась кровь, а страдания на лице, только придавали его аристократическому лицу невероятной привлекательности. Особое притяжение, магнетизм взгляда сковали неопытную девушку, и она провалилась куда-то на дно своих желаний, наблюдая, как бережно ее платком промакивали кровь на обнаженном стройном теле.
— Давай помогу тебе. Я принесла травы и чистое белье, -сказала, заглядевшись, девушка.
— Спасибо Лиса, ты мое спасение.
Елисавета отшатнулась и взяла себя в руки
— Откуда ты знаешь меня, я не называла своего имени.
— Ты даже не помнишь своих ухажеров, что волочились за тобой. Я был среди них.
Она посмотрела на него с недоверием.
— Подходить-то к тебе я боялся, ведь бедный совсем. Сама видишь. Демон аккуратно взял ее пальчики и поцеловал. У тебя самое доброе сердце в мире.
Лиса отдернула руку, отвернулась и продолжила обрабатывать раны травами и лекарствами.
Демон молчал, наблюдая, как осторожно прикасается она к его телу, но каждое движение выдавали ее трепет, а боль, что приносили ее руки, только распыляли его жажду. Огонь в глазах уже невозможно было скрыть, когда открылась дверь. На пороге стоял Иван.
— Лиса, я сам обработаю его раны. Иди домой скорее.Она схватила свой платок и попятилась к двери.
Демон не мог пошевелиться. В руках батюшка держал Библию. Эта книга не принесет много вреда в руках безбожника, но молитвенник может здорово испортить жизнь зла. Тень, что появилась на столе, была мгновенно пригвождена золотым крестом, а Иван, открыв книгу, произнес
— «Упорное неверие в злых духов есть настоящее беснование»Несчастны люди, что запутались в сетях вражьих! Как Евангельский бесноватый, прибегают они к огню, воде, огнестрельному оружию. Каждый день люди стреляются, топятся, вешаются или убивают других.
Жаль рода человеческого, что обижает сатана и лукавое воинство. Нет числа болезням и потерям от злых духов. Благодарение Богу — не оставил нас без заступления, искупления от этих невидимых гадов.
Бог обуздывает их устремления на людей. Дарует нам Ангелов Хранителей, что спасают и просвещают нас по воле Его. Почитаем же Евангелие вместе. Так началось это открытое противостояние добра и зла.
Лиса бежала вперед, прижимая кровавый платок к груди. Нет больше терпения в ее сердце. Почему она, красивая и молодая девушка, должна терпеть это унижение, и нелюбимого мужа. Быстро собрав свои вещи, вылетела за околицу.
— К батюшке, в ноги его брошусь, вымолю освобождение от ненавистных уз, да и можно ли это назвать союзом двух сердец, когда нет права даже на продолжение рода, возможности родить деток.
Протоиерей слушал с особым вниманием, разглядывая с любовью свою кровиночку. Ее голубые глаза горели огнем- этот взгляд так напоминал покойную жену, сколько лет прошло, а сердце все помнит, разве можно отказаться от своих внуков, которые сразу возникли перед его глазами: с рыжеватыми завитками волос, и теплыми голубыми глазами, как у дочери, да и разве не гордыня движет неопытным мальчишкой, что возомнил из себя великого святого, невесть что задумал.
Разговор получился непростым и долгим.Трудно было Лисе открыть отцу свое сердце, рассказывая об нехватке еды, одежды, а главное -, теребя подол платья, поведать об интимных отношениях, скорее об их отсутствии. С каждым словом брови протоиерея сходились все ближе, а лицо мрачнело. Вот тут то, неожиданно для всех, уставший и худой, зашел в горницу Иван.
Он сразу догадался, куда пойдет его жена и кого ей искать защиты, понимал, что этот разговор рано или поздно возникнет в их семье, а вот как объяснить это любящему отцу — не знал, только сердце его пламенно горело небывалой верой — все будет хорошо.
Однако слова протоиерея о гордыне, себялюбии, помрачнении разума били в самое сердце, пришлось призвать на помощь Бога. Иван долго слушал и молчал, пока слова обиженного отца не иссякли, а потом сказал:
— Если мы вступаем в брак, то все должны делать для Бога. Не с тем должны мы брать жену, чтобы от неё получить богатое имение, но чтоб найти в ней благородство души; мы не должны иметь в виду большие деньги, знаменитость предков, но добродетель и кротость нравов; мы должны брать спутницу в жизни, а не участницу в пиршествах.Чем чище наши сердца и тела, тем просторнее, тем более вмещают в себе любимых; чем грешнее, тем они теснее, тем менее они способны вмещать в себе любимых — до того, что ограничиваются люди лишь любовью только к себе, и то ложной; любим себя в предметах, недостойных бессмертной души: в серебре и злате, в любодеянии, в пьянстве и прочем подобном. Мы с Лисой должны отказаться и от детей — ради служения Богу.
Гнев затмил разум протоиерея, замахнулся он на Ивана, и вдруг день сменился ночью. Потух свет в глазах отца-он ослеп. Вот тут то и прозрело его сердце, что увидело истину в словах не мальчика, но мужа верного Богу, и не было больше повода препятствовать этому человеку, если за ним правда.
Быстро выставив супружескую пару за порог, прозревший отец крепко задумался о своей жизни, грехах и о всемогущем промысле Господнем.
Иван и Лиса шли всю дорогу домой молча. Снег слегка покрывал землю крупными пушистыми снежинками, осторожно падая на землю, стараясь не потревожить ее зимний сон. Выпрошенная у соседа лошадка с санями шла рядышком без поклажи, а муж с женой первый раз за все совместно проведенное время пытались понять друг друга — решить: как жить дальше.
 Вспыльчивый характер женщины не мог стерпеть всех нанесенных обид, даже отец не дал ей своего покровительства — быстро выпроводив их за дверь, дав наказ, самим решать свои проблемы, и теперь Лиса вылила всю накопившуюся боль на Ивана.
— Ты отказываешься спать со мной, но каждый вечер ходишь в дом терпимости. Как это может объяснить православный священник.
— Лиса, разве могу я стать предателем своей семьи, ведь изменяющий мужчина становится убийцей любви Божьей. Посмотри мне в глаза. Иван прижал ее замерзшие руки к своей груди. Ведь для меня предать тебя-значит предать Господа. Он бережно подул на ее пальчики, согревая своим горячим дыханием душу девушки. Лиса снова посмотрела в его глаза, пожалуй, такого взгляда не найти во всем мире: будто ангелы в белоснежных одеяниях пели хвалебные песни, словно голубая синева несла благую весть, -эти глаза являлись порталом в другой мир, а для нее приносили покой и утешение, но не спасение от бесконечного одиночества. Лиса потянулась на цыпочках к его лицу, притянула к себе близко, так, что дыхание их смешалось, и прошептала
— А как же наши дети, маленькое продолжение большой жизни, радость и забота родителей? Как же плодитесь и размножайтесь? Или ты готов преступить заповедь?
— Разве я имею права так обидеть тебя, смогу дать тебе все…
Глаза Лисы вспыхнули ярким пламенем, а Иван продолжил — Кроме одного, но разве настоящая любовь не стоит этой малости.
— А ты сможешь разжечь в моем сердце настоящую любовь без близости
— Буду стараться изо всех сил, только не ходи к нему больше. Иван не назвал имени, не уточнил, но они отлично понимали: о чем идет речь. Только муж заметил, как при этих словах, украдкой Лиса спрятала платок с темными разводами за спину. Больно стегнул Ивана этот жест, но он понимал, что путь, который он выбрал очень сложный. Сможет ли она отказаться от своих плотских желаний? Способен ли один человек понять другого?
Но с этого дня все нужно начинать снова и по-другому. Белые снежинки все серебрили дорогу к дому.
Раннее утро пением птиц разбудило молодую пару, Иван и Лиса так и заснули в санях, тихо бегущих к дому, хрустя белоснежными хлопьями. Прижавшись друг к другу, они спрятавшись от холода под теплой соломой и благополучно добрались до своей улицы. Открыв глаза, Лиса думала о горячем теле мужа, о ласковых руках, что согревали ее всю дорогу, заботились и укрывали, но она понимала, что этого слишком мало, чтобы стать счастливыми. Девушка не заметила, что муж давно ждет ее пробуждения, следит за каждым движением ее лица.
— Ну что Лиса, пойдешь со мной в храм, сегодня мне понадобится твоя помощь.
Она пристально посмотрела ему в глаза, все также крепко сжимая кровавый платок в одной руке.
— Контролировать меня хочешь? Не доверяешь? Боишься, что снова побегу в заброшенный дом, -она с вызовом смотрела ему в лицо.
— Сегодня детишек учу Закону Божьему, их собирают со всех окрестных деревенек сирот, беспризорников и безобразников, а класс для обучения я не успел приготовить. Поможешь?
Иван будто не слышал ни вызова в голосе жены, ни угрозы. Просто теперь он знал, что нужно делать.
    Быстро подготовив, парты, разложив листочки и карандашики, Лиса тихонько сидела в нише со старыми книгами, интересными старыми предметами, которые, казалось, копились здесь тысячу лет, когда в класс стали входить маленькие ребятки. Одежда на них была плохенькая, но чистая, сразу видно уважение к предмету, да только сгрудившись в кучку, как воробьишки, они шептались, решая сложную задачу, как рассказать батюшке, что уроки то сегодня не выучили.
Рыжий лохматый мальчишка нарочито говорил
— Да простит и поймет-он добрый у нас
— Добрый, да строгий, во как к Закону относится- все наизусть рассказывает, да еще с выражением, по-нашенски перескажет-ворчал мелкий конопатый сосед
— Будя вам-встал прилизанный очкарик-Главное будем говорить правду
Отец Иван зашел быстро, с книгами в руках
— Какую правду, Боря? Что у вас опять случилось.
Гробовая тишина воцарилась в классе. Разговоры разговорами, а правду то сказать стыдно, как в лицо посмотреть человеку, что так о них заботится: накормит, все расспросит, а они так поступили скверно.
Боря дрожащим голосом пробормотал
— Так это, не выучили мы. не сподобились
— Все не смогли? Иван посмотрел на опущенные головы учеников и …заплакал.- Я виноват, ребятки, знать плохо рассказал вам прошлый урок. Крупные слезы покаяния текли из его глаз. Ученики бросились толпой к батюшке, наперебой, утешая, рассказывая, перебивая друг друга, что запомнили с прошлого урока. Так прошло все занятие со слезами на глазах. Каждый вынес с него свои уроки и знания, а Лиса все смотрела на этих маленьких детишек, что так жмутся к Ивану, словно птенчики в гнездышке, всем своим сердцем угождая ему, а он им. Что-то в этом было, какое-то особое ощущение или внутренний свет. Не дождавшись окончания всех занятий, Лиса встала и пошла к дому. Ей нужно слишком многое обдумать.
 Этот день был бесконечно длинным. Ивану в радость были его занятия с детьми, рядом с ними он чувствовал себя счастливым. Преподавал «Закон Божий» с удовольствием и многому у ребяток учился сам: бесконечной радости жизни, гибкости ума и состоянию покоя. Колючие веточки ели искрились и переливались белоснежными звездами, переглядываясь острыми головками друг с другом, заглядывая своими нежно-голубыми глазками в душу, утешая и подбадривая.
Конечно же он видел, как ушла Лиса, понимая необходимость свободы выбора и принятия такой непростой судьбы.
Опустив голову, он прошелся по старому мостику, где одинокая фигура девушки привлекла его внимание. Словно черные тучи блеснули в ее ясном взоре, обычно, такой взгляд бывает у людей сильно больных, почти при смерти, но она не казалась слабой — значит одно — девушка прощается с жизнью.
На этом мостике часто бывали отчаявшиеся люди, но с такой силой боли первый раз.
— Девушка, не поможете мне с котенком. В руках батюшки появился, маленький ободранный пушистик, что давно мешался под ногами, а значит- поможет выручить друга. Возьмите рыжика себе — он — сирота бездомный.
— Взяла бы, да теперь нет смысла. В этой жизни лучше умереть, чем мучится от боли и унижения. Его же бросили жестокие люди, и злобе их нет ни конца и ни края.
— Что ты, котенок такой милый, он встретит в своей жизни еще много интересного и прекрасного, и добрых людей.
— А потом его бросят, когда вырастит и им наиграются и — все равно смерть, да еще и сердечко разобьют. Станет ненавидеть всех людей и считать их предателями.
— Ну во-первых, одни бросили, а другим — он сильно нужен, без него — смерть, а во-вторых, кот и сам не промах- смотри, какой сильный и смелый, так и лезет к тебе в шубку. Такой не пропадет, не оставит его бог без помощи, да и хозяйку его тоже. Котенок преданно прижался к щеке девушки, у которой слезы полились ручьем.
Разговор, где два человека решают судьбу котика, оказался значительно глубже, сейчас шоры девушки, что не видела после предательства друга ничего вокруг, — спали. Она нежно гладила котика, заботясь о его замерзших лапках, а тот, в знак благодарности, лизал ее мокрые от слез щечки. Разве можно оторваться от этой мурчащей таблетки. А когда поток слез иссяк, полилась лавина слов, из которых стало ясно, что беременной девушке некуда идти, чтобы вырастить свое, еще не родившееся чадо, которое отец уже бросил, испугавшись ответственности и сложностей семейной жизни.
Так в церквушке появилась послушница Настя, преданная и верная помощница батюшки.
Бежали зимние денечки быстро, словно снежинки с неба, кружась в небе и тая на ладошке. Лиса каждый день ходила помогать в воскресную школу. Занимаясь с детишками, она все чаще замечала, что день пролетел не заметно, а ей так и не захотелось бежать в заброшенный дом, а значит — не нужно прятать смущенный взгляд от мужа, да и платок она давно убрала в сундук, на самое дно, так и в своей памяти навела порядок.
Ребятишек всех знала поименно, помнила- кого покормить, кого причесать нужно, а кого и пожурить чуть- чуть, чтобы не баловались. Все они стали ей как родные и близкие. Робко поглядывая за шумными малышами, девушка часто представляла, как воспитывает своего маленького ребеночка, лучше девочку, чтобы заплетать косички, болтать о своей женской доле, да гладить по головке крошечку. Но дальше размышлений ничего не шло.
Муж все также был нежен и ласков, но не более… а она все чаще, возвращаясь домой, чувствовала себя одинокой. Понимала, что забота о людях отнимает много сил и времени, что благое это дело- нести радость и счастье людям, а тем более деткам, только мало было такой любви, хотелось материнства — да как без детей.
Она почти была у дома, когда чья-то сильная рука схватила ее за шею и подняла, пытаясь придушить.
— Те же красивые руки, что когда-то обнимали ее -сейчас пытались убить. Противно знакомый голос бурчал:
— Вот говорил я хозяину: прибьем ее сразу. Погоди, не спеши. Так и погиб олух. помолчав, добавил маньяк, доставая огромный нож.
— Не играются с едой. Я за свою жизнь это уяснил хорошо.
Вдруг тяжелое полено обрушилось на голову убийцы, тащущего свою добычу.Это пузатая Настя, так называли ее ребятки, что следила за храмом, да топила печь в воскресной школе, огрела со всей своей силушкой «изувера проклятого». Так назвала она его, когда две девушки оправились от произошедшего.
 Паук обмяк, так и не получив желаемого. Зато черная бездонная пропасть разверзлась, она не дремала, а ждала последней ошибки маньяка, и поверженный слуга был навсегда выхвачен из этого мира кровавыми руками своего хозяина Бездны. Пропасть исчезла так же стремительно, как и появилась.Там, где лежало тело маньяка, спокойно и безмятежно бежала дорога к дому. Вспомнив маньяка, Лиса отвернулась с отвращением-других чувств у нее не осталось к этому чудовищу.
Две женщины молча уставились друг на друга. Одна тяжело дышала после удушения, вторая — потому, что начала рожать.
— Кажется, я рожаю-сказала Настя обнаружив под собой большую теплую лужицу. Воды отошли.
— Угу, — все еще не в состоянии прийти в себя, пробурчала Лиса
Так начались трудные и долгие часы рождения нового человека.
Иван стоял в избе, держа за руку маленькую девочку.
— Этого ребенка придется взять нам на воспитание. Во —первых, мы крестные родители, — а значит обязаны воспитать ребенка. А во-вторых, не об этом ли ты мечтала все время, укоряя меня за бездетность и несостоятельность нашей семьи. Вот Бог и подарил нам радость.
    Лиса посмотрела на годовалую девчушку в беленькой косыночке и с широко раскрытыми голубыми глазками-звездочками. Иван и Лиса только похоронили, неожиданно захворавшую Настю, болезнь развивалась слишком стремительно, не давая возможности врачам на излечение молодой матери, а вот Руфочку спасти удалось. Еще худенькая и тихая девочка, будто почувствовав, что разговор о ней, быстро заморгала и посмотрела на Лису, дитя без хлопот нашла путь к сердцу новых родителей, доброты и тепла у которых хватало на весь приход и даже больше. Теперь сияние Ивана проникло и в душу жены.
— Возьмем Руфину к себе и воспитаем ее как дочь, теперь мы станем по-настоящему счастливы, — подытожила Лиса.
Так и начался новый этап в жизни семьи священника Иоанна.
С этого времени девочка оказалась на попечении дяди и тети (так она называла отца и матушку)
Они очень любили Руфу, заботились, пеклись о ней, берегли ее, души в ней не чаяли, относились к ней как к любимой дитяти.
Матушка Елизавета была с дочкой необыкновенно ласковой, но вместе с тем требовательной и строгой в воспитании Руфы- характер брал свое. Каждое утро они бодро шагали на службу в Собор к мужу. Песнопения и молитвы радовали девочку. Сам Отец Иоанн начал вести с Руфой обстоятельные беседы о Боге, хотя ей и было на тот период только три годика, да как не заботиться о воспитании души дочки, приучал ее к молитвам и к церковному богослужению, а Закон Божий отец Иоанн рассказывал ей с особой душевной теплотой и щедростью. Девочка оказалась любознательной, пылкой и способной.
 Руфа тянулась к знаниям была понятливой и усидчивой. Любила рисовать петь, а когда научилась читать книжки — то ее нельзя было оторвать от них. Долгими вечерами, дожидаясь батюшку, они вместе вырезали из бумаги фигурки животных, которых видели в прочитанных книжках.
Так счастливо и незаметно летели денечки, принося особый свет в жизнь этой невероятной семьи.
 Скоро пришло время поступления в гимназию, тут Дядя сам отвел Руфу на вступительный экзамен, который она выдержала успешно. Результатом трудов тети, дяди и стараний Руфы стало блистательное окончание ею гимназии с золотой медалью.
Только главным уроком в жизни для нее были ее приемные родители.
**
Лиса стала сердечной, заботливой и внимательной супругой. Много внимания получал от нее прежде всего отец Иоанн. Руфина вспоминала «К своему великому супругу-молитвеннику тетя всегда относилась с благоговейной любовью и почтительностью.
Когда он усталый приезжает домой с треб или из храма, она торопилась снять с него сапоги, помочь раздеться и заботливо укрывала его, укладывала отдохнуть в постель. Тогда мертвая тишина водворялась в квартире, так ревниво оберегала тетя кратковременный отдых труженика-пастыря». Часто сидели вечерами вместе, склонив головы друг к другу, и наблюдая за дочкою — и будто сияние исходило от этой пары. Свет, что готов согреть не только это маленькое дитя, но и всех людей в мире, положив на жертвенник любви свое девство, но создав чистую семью — храм Божий.
Супруги до последних дней относитесь к своей семье как к особой святыне, которую самоотверженно, заботливо и бережно охраняли.Помогая своим сиянием больным и немощным, прокаженным и разбойничкам… Иван до сих пор освящает путь людей к Богу. А матушка Лиса является доказательством великой и сильной любви, которая смогла родиться, вырасти и расцвести без интимной близости. Такими их и запомнила Руфа:
— Матушка Елисавета была очень подвижна — вечная хлопотунья с добрым благообразным лицом, , она любила всех обласкать, пригреть и накормить «Как сейчас смотрю на нее, — рассказывала Руфа — подвязанную белым передником, делающей сладкий пирог на кухне, любила она постряпать, сама покупала провизию, сама за всем присматривала, чтобы все было чисто и вкусно Сколько раз помню, дядя, отведывая любимый яблочный пирог, приговаривал: «Мастерица ты у меня стряпать пироги». Приветливая, всегда ровная и ласковая в поведении, Елизавета Константиновна любила, когда кто-то из знакомых навещал ее, тогда она прямо закармливала гостя или гостью, а дядя, видя ее гостеприимство и искренность, не раз говорил про нее:
 «Настоящая она матушка».
Вот какое сияние они вырастили в своих душах.